***
Прошлое… Пэйрис часто мучили головные боли, но обычно они носили кратковременный характер. В этот же раз приступ мигрени продолжался уже неделю. Женщина выходила из комнаты разве что в туалет или выпить воды. Есть она не могла — тошнило. И всё это время Найт очень беспокоился за свою маму. Он прибегал из школы, тут же заваривал её любимый чай с ванилью, а затем весь вечер бегал к ней по первому зову, готовый исполнить любое её желание. Пэйрис то просила включить телевизор, то выключить его, то сделать ещё чаю, то принести холодный компресс, то просто посидеть с ней. — Мне так больно… — иногда шептала она и заливалась слезами от бесконечной жалости к себе. В такие моменты у Пэйрис появлялось жгучее желание обнять своего сына, как это делала любая нормальная мать, погладить его по голове и сказать о том, как она его любит. И она обнимала и говорила, только счастливее от этого Найт не становился. Он-то понимал, что его мать способна на проявление подобных тёплых чувств исключительно в болезненном бреду, и от этого становилось лишь обиднее. — Найтарусс. Мой Найтарусс, — прошептала женщина, из-под одеяла наблюдая за тем, как сын ставит у её кровати тазик со свежей прохладной водой, обмакивает в него компресс, а затем кладёт его на лоб матери, чтобы чуточку уменьшить её боль. Существование мигрени до сих пор оставалось под вопросом. Тогда как одни врачи пытались разработать лекарство от головной боли, другие утверждали, что всё это симуляции и инсинуации. Но с каждым поколением страдающих этими инсинуациями становилось всё больше, как и лекарств от них. Вот только каждый новый препарат вызывал скорое привыкание, и больные, стараясь справиться с мигренью, глотали таблетки пачками. Иногда доходило и до летальных исходов. Пэйрис во время приступов принимала по восемь-десять таблеток, после чего боль уходила. И приходило безумие. Порой женщина часами сидела в своём кресле и смотрела в одну точку или начинала качаться из стороны в сторону и напевать какую-нибудь странную песню на не менее странном языке. Пару раз женщина и вовсе залезала под кровать и кричала Найту, чтобы тот спасался от землетрясения. Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Два с половиной часа тогда потребовалось Найту, чтобы вытащить мать из-под кровати, и ещё час на то, чтобы убедить её в том, что стены дома не шатаются и земля не дрожит. Найт очень боялся, что подобные приступы вновь повторятся, из-за чего в последнее время часть таблеток Пэйрис заменял на обыкновенные витамины. Женщине, в любом случае, легче не становилось, но она хотя бы не бредила. Почти. — Где мой сын?! — внезапно воскликнула больная, схватив Найта за руку и притянув к себе ближе. — Куда вы дели моего мальчика?! — Мама, я же здесь! — возразил было Найт, но Пэйрис лишь отрицательно замотала головой. — Нет-нет-нет! — шептала она, смотря на сына как на чужого. — Нет-нет-нет-нет, это не ты. Ты не мой сын! Мой Найт маленький! Ему всего год или два или… я не помню, — нахмурилась Пэйрис, — но это не ты! — уверенно заявила она, отпуская Найта и закутываясь в одеяло. — Принесите мне моего сына! Сейчас же! Сейчас же… — бормотала она себе под нос. — Это всё из-за таблеток, — взяв себя в руки и сдерживая слёзы, проговорил Найт, забираясь на кровать к матери и обнимая её за плечи, — сейчас всё пройдёт, — заверил женщину мальчик, сам не веря ни единому своему слову. — Папа? — Внезапно взгляд Пэйрис потеплел. — Папа, это ты?! Как же давно я тебя не видела! — повернулась она к Найту и обняла его так крепко, как никогда раньше не обнимала. — Папочка, мне так тяжело! — Женщина захныкала, как маленькая. — И так больно. Пусть боль уйдёт. Пусть уйдёт! Возьми её, как делал это раньше? — Глаза Пэйрис заблестели, и, прежде чем Найт понял, чего от него хотят, женщина навалилась на сына и поцеловала его. Горячие влажные губы матери обожгли Найта. Мальчика затрясло. Он вцепился в её плечи, пытаясь оттолкнуть женщину от себя, но она для Найта была слишком тяжёлой. Он не мог сделать и лишнего движения. Тем временем язык Пэйрис скользнул по ровному ряду зубов сына. Найт забрыкался больше прежнего. Он уже знал, что такое французский поцелуй, но никогда раньше не испытывал его и не особенно хотел отдавать свой первый поцелуй собственной матери. Мальчик, безусловно, любил Пэйрис как никого другого в этом мире, но целоваться с ней казалось неправильным! Найт был ещё мал, но уже прекрасно понимал границы, за которые заходить не следовало. — Отпусти! — процедил сквозь зубы мальчик, уклоняясь от новых попыток матери поцеловать его. — Папочка, почему ты меня отвергаешь?! Ты же говорил, что я лучше! Лучше, чем мама, так почему? — Прекрати!!! — в отчаянии выкрикнул мальчик, каким-то чудом выбрался из-под женщины, упал с кровати на пол и уполз в дальний угол, где, наконец, позволил себе отдышаться. Мать за ним не последовала. — Предатель! — выкрикнула она, начиная реветь в голос. — Как ты мог со мной так поступить! Я же была невинна! А ты, чёртов ублюдок, воспользовался мной, как резиновой куклой! Ты обещал, что будешь только моим, но так и продолжал жить с матерью! Ты дурачил нас обеих! — кричала Пэйрис, колотя кулаками по постели. — Я ненавижу тебя! Отдай моего сына! И больше никогда не… — Пэйрис продолжала кричать, но Найту слушать всё это было невыносимо, поэтому мальчик, стараясь не обращать внимания на кидаемые ему в спину проклятья, выбежал из комнаты матери, закрыл за собой дверь и, привалившись к ней, тяжело вздохнул. — Кажется, вы были очень заняты. — Внезапно раздавшийся голос заставил Найта вздрогнуть. В полумраке коридора различалась знакомая фигура. — Лари? Как давно ты…? — Достаточно, — ухмыльнулся мужчина. — Но я же сказал, что мама болеет! — нахмурился Найт. — Болеет ли? Или удерживается практически в полном одиночестве из-за похотливого сына, не желающего делиться столь прекрасным телом с кем-то ещё, помимо себя самого? — Мама не тело! Мама — это… это мама! — зло выдохнул мальчик. — И она болеет! Она не может встретиться с тобой! — Позволь ей самой решать, — хмыкнул Лари, отталкивая Найта от двери и заходя в комнату. — Нет! Не трогай ее! — Мальчик набросился на мужчину со спины, буквально повиснув на его шее и тем самым стараясь остановить его. — Так хочешь поприсутствовать? — Изобразил наигранное удивление Лари. — Как хочешь. — С этими словами он без труда сбросил с себя Найта, протащил его по полу к креслу, что стояло как раз напротив кровати Пэйрис, буквально бросил его на мягкие подушки, а затем направился к женщине. Найт хотел было вновь кинуться на Лари, но мужчина остудил его пыл: — Если ты пошевелишься, я ударю её. Пошевелишься ещё раз — ударю снова. Убежишь или закроешь глаза — буду избивать до тех пор, пока она не потеряет сознание. Правила несложные, не правда ли? — Я убью тебя… — тихо прошептал Найт, вцепившись пальцами в мягкую обивку кресла и прожигая мужчину взглядом. — Попробуй, — равнодушно пожал тот плечами, забираясь на кровать. — Пэйрис, дорогая, как ты? — обратился он к больной. — Лари? — вздрогнула женщина. — Лари, это ты? Ах, конечно же! Конечно же, это ты! Я так скучала! — воскликнула она, притягивая мужчину к себе и обнимая его не только руками, но и ногами. — Скучала, говоришь? — улыбнулся блондин, запуская руку под халат женщины. — Это заметно, — хмыкнул он, рассматривая свои пальцы, что стали влажными после проникновения в Пэйрис. — Найтарусс, — внезапно позвал он мальчика, заставив того вздрогнуть, — подойди. — Зачем? — Подойди, или я ударю её. Найт смиренно поднялся с кресла и сделал шаг к кровати. — Ближе. Мальчик судорожно вздохнул и подошёл к постели вплотную. — Открой рот, — продолжал давать распоряжения Лари. — Зачем? — плаксиво захныкал Найт. — Открой, я сказал, — нахмурился мужчина. Найт и это исполнил. Два пальца, что до того были в его матери и теперь, влажные, блестели в свете электрических ламп, грубо впихнули ему в рот. — Облизывай. — Мальчик подчинился. Солоноватый привкус ему не понравился, равно как и насыщенный запах, что исходил от пальцев Лари, и затем мерещился Найту в собственном дыхании ещё несколько дней кряду. Всё тело мальчика забил лёгкий озноб. На лбу появилась испарина, футболка прилипла к спине. Дышать Найту отчего-то стало тяжело, если не больно, к горлу подкатил рвотный комок, внутри всё сжалось и будто бы приготовилось вырваться наружу, вывернув тем самым мальчика наизнанку. В ушах зашумело, перед глазами же всё поплыло. Лицо Лари вытянулось и забавно перекосилось, а вместе с ним начали плавиться и изгибаться силуэты всей комнаты. — Понравилось? — Голос Лари вывел Найта из странного состояния. — Нет, — честно признался он. — Вот как? Ты ещё слишком мал, чтобы понять всю прелесть вкуса женского тела, — фыркнул мужчина разочарованно. — Хотя… одна часть твоего тела явно не прочь продолжить, — гадко ухмыльнулся он. Найт, вздрогнув, посмотрел вниз и заметил бугорок на своих шортах. Волна страха захлестнула мальчика с головой. Опять! Это случилось опять! — Лари-Лари-Лари, помоги мне, ну же, давай, помоги, вставь его, давай же… — тем временем в полубредовом состоянии извивалась Пэйрис на кровати. — Слышишь, чего хочет твоя мама? Отнюдь не твоих таблеток и холодных компрессов, — заметил он. — Лечить её надо иначе. Хочешь, чтобы твоя мать была здорова? Способен ли ты на это? Последние слова Найт уже не слышал, потому что, позабыв об угрозах Лари, выбежал из комнаты раньше, чем мужчина закончил говорить. Он вернулся в свою комнату, забрался в шкаф и просидел там до утра.***
Прошлое… — Представьтесь, — просипел невысокий мужчина средних лет, страдающий ожирением, но совсем не расстраивающийся по этому поводу. По крайней мере, восемь бутербродов с колбасой и сыром, что образовывали своеобразный цветок на большой неглубокой тарелке, мягко намекали на нелюбовь мужчины к каким-либо диетам. — Ксин Койне, сэр! Двадцать два года, выпускница Майбургской Полицейской Академии, сэр! Лучшая на потоке и… — Лучшая на потоке? — прервал девушку мужчина. — Лучшая из женщин, вы хотели сказать? — мягко поправил её толстяк. — Прошу прощения за фривольность, но нет, сэр, когда я говорила, что была лучшей на потоке, я имела в виду, что была лучшей на потоке среди и женщин, и мужчин, сэр! — отрапортовала девушка, еле сдерживая дрожь в голосе. Как-никак, перед ней сидел глава аналитического отдела полиции, и именно от него зависела дальнейшая судьба молоденькой сотрудницы. В ответ на замечание Ксин мужчина брезгливо поморщился, взял со стола документы девушки и повертел их в руках с таким видом, словно держал рулон туалетной бумаги: — Знаете ли вы, насколько незначительными являются эти документы? — приподнял брови толстяк. — Ведь нас не интересуют оценки. Куда важнее навыки и опыт, которыми, как я понимаю, вы пока не обладаете, — одарил он девушку снисходительной улыбкой. — Да, я понимаю, — тут же потупила взгляд Ксин, поняв, что ляпнула лишнего. Знала же, что Тайкрофт ужасный женоненавистник и лишний раз демонстрировать своё превосходство над мужчинами не следовало. Но Ксин так гордилась своими достижениями и так хотела ими поделиться с человеком, на которого всегда равнялась! В конце концов, её не интересовало, что он был пузатым стариком с кошмарным характером! Его признание было для Ксин бесценным, и ради того, чтобы получить его, девушка была готова работать и днём, и ночью! Это при условии, если бы её взяли на стажировку. Потому как в противном случае девушке грозило не признание, а касса в каком-нибудь супермаркете. — Это хорошо. Понимание — это всегда хорошо. Тогда попридержите свои бахвальства, юная леди. Я буду к вам так же строг, как и к остальным сотрудникам, — предупредил он. — Так же, как… Так это означает… Вы берёте меня?! — счастливо взвизгнула Ксин, но тут же взяла себя в руки и нацепила на лицо серьёзное выражение лица, из последних сил сдерживая счастливую улыбку. Наконец-то её мечта сбылась! Но лучше бы не сбывалась…***
Настоящее… Ксин разлепила глаза и сощурилась от яркой полоски света, что падала прямо на девушку. Недовольно буркнув себе под нос что-то нечленораздельное, девушка, пошатываясь, поднялась с холодного пола и попыталась понять, откуда исходит свет. В первую секунду Ксин показалось, что она всё ещё спит, из-за чего девушка даже сильно ущипнула себя за щёку. Боль взбодрила её, но дурмана, что, как она посчитала, мерещился ей, не развеяла. Дверь в её темницу по-прежнему была распахнута настежь. Мало того, на щиколотках и запястьях чувствовалась непривычная лёгкость от того, что на них больше не было кандалов. — Что здесь… — Происходит? — закончил за Ксин предложение высокий парень, что стоял неподалёку от двери, опершись на влажную стену. Его светло-жёлтые, почти белые глаза словно полыхали в полумраке камеры, волосы же были настолько чёрными, что выделялись даже в темноте. Они доходили парню до колен, несмотря на то, что были собраны в высокий хвост на макушке. — Именно, — тихо выдохнула Ксин, хмурясь. — Всё-таки довели до нервного истощения, — вздохнула она угрюмо. — Всё-таки довели! — хихикнул второй парень, выглядывая из-за двери. В отличие от первого незнакомца, у этого волосы были белые, словно снег, и подстрижены очень коротко. Длиной отличалась лишь чёлка, что закрывала левый глаз блондина. Глаза же его были чёрные, с пронзительным, безумным взглядом. — Давно не виделись, — проговорил брюнет, подходя к Ксин ближе и всматриваясь в неё, — на твоём лице появилось несколько новых морщин, — улыбнулся он. — Сомнительный комплимент, — фыркнула девушка, стараясь взять себя в руки. «Это лишь галлюцинации! Их нет! Нет и не было! Ксин Койне! Не смей сходить с ума! Возьми себя в руки!» — мысленно подбадривала себя девушка, но незнакомцы не исчезали. — Ну вот, она опять за своё, — тем временем вздохнул блондин. — Остался на этой планете хоть один человек, который всё ещё верит в наше существование?! — воскликнул он, возмущённо разводя руками. — Мы тут на них пашем, значит, как негры на техноплантациях, их разумы стабилизировать пытаемся, к гармонии привести, а они нас называют глюками и… — Вайдэ, будь добр, помолчи, — нарочито медленно растягивая слова, попросил брюнет. — Но Тэгион! Эти людишки совсем обнаглели! Вчера мне пришлось два часа кряду выслушивать рассуждения какой-то девчонки о том, как ей надоели родители, которые запрещают ей пить и курить, и какой козёл парень, что отшил её, а ведь ей уже двенадцать и пора становиться женщиной! — Таково наше предназначение, — пожал плечами брюнет. — Таково наше проклятье! — воскликнул Вайдэ. — Любое событие становится для тебя тем, чем ты хочешь его видеть. Ты называешь это проклятьем лишь потому, что уверен, что должен страдать. Тебя что-то гложет, брат мой? — Ты… ты издеваешься! Это с девчонкой надо говорить, а не со мной! У неё крендельки за пазуху вот-вот завалятся! А не у меня! — Крендельки? — удивился Тэгион. — Ну да, твои крендельки давно затесались где-то на просторах псевдовселенной, отчего помочь тебе возможности, увы, нет. — Не думала, что ещё когда-нибудь увижу вас, — простонала Ксин, закатывая глаза. Она действительно надеялась, что до такого не дойдёт. Хотя чего ещё она могла ожидать после всего, что с ней произошло. — Мама, я видела двух дядь! Они так прикольно ругаются! — Началось всё с этой обыкновенной фразы, сказанной одной маленькой девочкой своей матери. Тогда ещё никто и подумать не мог, предвестником чего она оказалась. Девочка стала первым, но далеко не последним ребёнком третьего поколения, который рассказывал о двух молодых мужчинах, что якобы разговаривали с ней в самые стрессовые для ребёнка ситуации. Психологи ликовали — работы было завались. Но в скором времени и они заподозрили неладное. Совершенно незнакомые друг с другом дети рассказывали об одних и тех же двух мужчинах. И со взрослением видеть эти галлюцинации люди не переставали. В конце концов так и не объяснив, в чём же причина данного явления, психологи просто окрестили его «Синдромом двух ипостасей», или сокращённо «Д.И.», утверждая, что в стрессовых ситуациях люди третьего поколения, обладающие крайне шатким психическим состоянием, дабы спасти себя от полного отрыва от реальности, создавали в голове две ипостаси, два образа, один из которых символизировал добро, а другой — зло. Как ангелочек и чертёнок, что рисовались сидящими на плечах у мультяшных персонажей или приходили к героям кино, так и здесь — блондин и брюнет, пребывающие в постоянных спорах и являющиеся противоположностями друг друга. То, что ни первый, ни второй не тянули ни на чистое зло, ни, тем более, на чистое добро, никого не волновало. Людям было необходимо объяснение! И, не получив его, они его придумали. Ксин уже переживала синдром двух ипостасей, но старалась не вспоминать о том моменте, когда вся её жизнь покатилась под откос.***
Прошлое… — …Из-за вашего неверного анализа погибло восемь полицейских! — Но… — Как вы смели после этого появиться на пороге моего кабинета? — Но… — Я всегда знал, что женщинам следует проводить дни у плиты, а не за компьютером! — Но позвольте… — И не смейте меня перебивать! — МОИ РАСЧЁТЫ БЫЛИ ВЕРНЫ! — не выдержав, взорвалась Ксин. — ЭТО ВЫ, ЧЁРТ ВАС ДЕРИ, ЗАСТАВИЛИ МЕНЯ ИЗМЕНИТЬ ИХ! СКАЗАЛИ, ЧТО Я СОВЕРШИЛА ОШИБКУ! И НЕ ДЕЛАЙТЕ ВИД, ЧТО НЕ ПОМНИТЕ ЭТОГО! — ЧТО-О-О-О?! — взорвался и толстяк. Руки его задрожали, к лицу прилила кровь, и его голова начала походить на большой помидор. — ЧТО СЛЫШАЛИ! — Ксин впервые за всё то время, что стажировалась, а затем и работала в аналитическом отделе, перечила Тайкрофту, и, конечно же, этому были веские причины. — Это из-за вас погибли все те люди, и вы сами это знаете. Вы уже не тот. Вы сделали ошибку. Так имейте гордость, признайте это, возьмите на себя ответственность! А не сваливайте свой косяк на молодого сотрудника! — выдохнула Ксин, наивно веря в то, что Тайкрафт ещё возьмётся за ум и поступит по чести. — Ах ты, маленькая дрянь! — Мужчина не оправдал ожиданий девушки. — Да как ты смеешь! — Смею! Ведь это правда! — Оскорбление должностного лица! Койне, ещё одно слово, и вы выйдете из моего кабинета не без помощи полицейских! — Ну и пусть! Вы думаете, я так просто смирюсь с этим? Дело даже не в том, что вы клевещете на меня! А в том, что человек, из-за которого погибли люди, останется на своём посту! А если вы ошибётесь вновь?! И в следующий раз погибнет больше?! Вы хоть на секунду задумались о том, к каким последствиям это может привести?! К каким уже привело?! — Мне больше не о чем с вами говорить! — прохрипел старик и нажал кнопку вызова охраны. — Если бы вы сидели как мышка, я бы оставил вас в нашем отделе, но теперь… — Оставили где?! На задворках? Решать задачки за детей ваших друзей?! Не смешите меня! Ксин кричала и кричала, правдолюбивая, слишком правильная, слишком упрямая, не понимающая, какой жестокой и несправедливой зачастую бывает жизнь. Даже два полицейских, подхвативших девушку под руки и силком выволокшие её из кабинета бывшего босса на глазах у остальных сотрудников отдела, не заставили её замолчать. Она кричала: «Лжец! Ничтожество!» Она беспомощно смотрела на своих бывших коллег. Она умоляла их рассказать правду, ведь все они слышали, как Тайкрофт в тот день отдал приказ изменить расчёты Ксин на его собственные. Но люди молчали. Одни активно рассматривали обувь, другие нагло заглядывали девушке в глаза с лёгкой снисходительной усмешкой превосходства, были и те, кто и вовсе продолжал жевать свой ланч. Никто не заступился за Ксин, даже те, кто ранее были с ней так близки. Даже те, кого она была готова назвать друзьями. Даже та, с которой она была готова прожить остаток жизни. В тот момент все эти люди внезапно показались чужими, погрязшими в болоте бюрократии и держащимися за свои рабочие места вопреки всему. Вопреки дружбе, любви… вопреки собственной гордости. — А ты чего ожидала? Что они побегут спасать тебя? — Злая усмешка заставила Ксин вздрогнуть. В тот вечер она увидела блондина и брюнета в первый раз. — Что вы здесь делаете? Это женская камера! — прошептала девушка, оглядываясь по сторонам на спящих проституток и бомжиху. После скандала с боссом её заперли в камере на пятнадцать суток, якобы за хулиганство. — На воображаемых друзей это не распространяется, — пожал плечами брюнет, размещаясь всего в метре от девушки. — У меня нет воображаемых друзей! — нахмурилась Ксин. — Но могли бы быть! — заискивающе ухмыльнулся блондин. — Что за бред?! Не знаю, кто вы, как вы сюда попали и что вам нужно, но посоветую вам уйти до того, как придёт охрана! И, между прочим, здесь камеры! — предупредила девушка. — Тем хуже для тебя, — с наигранно расстроенным видом вздохнул блондин. — В каком это смысле? — Эй, Койне, ты там помешалась от горя, что ли, — заглянул в окошко в двери камеры один из охранников, — или пытаешься сымитировать сумасшествие? Это тебе не поможет, — ухмыльнулся парень. «О чём он говорит? Он… не видит их?» — Естественно не видит! Он же спокоен, как танк на дне океана, мы к таким не приходим, — зевнул блондин. — Погодите-ка… — забормотала себе под нос Ксин. — О господи, нет! Нет-нет-нет! Только не говорите, что у меня синдром! — Ну вот… Нашли нам названьице, ничего не скажешь. Спасибо, что обозвали не острой формой диареи, я бы этого не пережил! — фыркнул блондин. — Вайдэ, будь добр, помолчи, — зевнул брюнет. — Но Тэгион! Эти тупые людишки называют нас болезнью! Как они смеют, ведь если уж кто из нас и болячка, так это они! Всё ломают, всё разрушают, а после всего этого синдром — это мы! А они Люди?! Нет, ты представляешь! Ты представляешь, Тэгион? Тэгион?! Тэгион, не игнорируй меня! — Так, что же мне делать? Надо успокоиться! Да, это всё от нервов! Все болезни от нервов. Вздохну поглубже, и всё исчезнет! — Вряд ли мы исчезнем лишь из-за того, что ты начнёшь дышать через нос, — спокойно заметил брюнет. — Вдох-выдох, вдох-выдох. — Упорная девица! — хмыкнул блондин. — Ну и ладно. Быстрее спятишь, быстрее уйдём… — Вайдэ, будь добр… — Нет, я не замолчу! Я ненавижу эту чёртову работёнку! И почему мы обязаны проделывать это снова и снова! Я, может, свободы хочу! На трамвае покататься, испить божественного вина или, скажем, погреться в горячем источнике Сэнтовского сада, а я сижу в камере рядом с вонючей бабой и сворой путанок и должен привести на путь истинный девку, которая вдыхает и выдыхает, веря, что из-за этого я растворюсь в воздухе! — Ты слишком много говоришь… — А ты слишком много молчишь, и меня это бесит-бесит-бесит! Ненавижу чёртовых людишек! — взвился Вайдэ, вскочил на ноги, ударился головой о стену и только затем утих. — С ним всё будет в порядке? — спохватилась Ксин. — Когда-нибудь, — пожал плечами брюнет, украдкой улыбаясь. — Эх… с работы выгнали, а теперь ещё и синдром… Что же мне делать дальше?! — захныкала Ксин, прижимая колени к груди и утыкаясь в них носом. — Жить, конечно же, — вздохнул Тэгион. — Ты знаешь, как я тебя ненавижу? Даже не представляешь! Была бы моя воля, я бы схватил тебя за волосы и начал бить головой об стену до тех пор, пока она не превратилась бы в кровавую кашу! Слышишь! — усевшись на корточки, нашёптывал Вайдэ на ухо ничего не подозревающей бомжихе. — Я бы и бил, и бил, и бил, и бил тебя, пока от твоей головы не остались бы одни ошмётки, пока… — Вайдэ, будь добр, замолчи. — Но Тэгион!!! Она грязная свинья, пропившая свою квартиру, нарожала детей, которые теперь ютятся в сиротских домах! Она украла последние деньги у своей соседки, что была к ней так добра, и… — Вайдэ, — чуть повысил голос Тэгион, и блондин, хмыкнув, отполз от бомжихи и вновь разместился рядом с Ксин. — Твой босс ещё та мразь, — выдал он и внимательно уставился на Тэгиона, ожидая очередной просьбы замолчать. Но её не последовало, что было воспринято Вайдэ как сигнал к действиям, — поверь мне, ты далеко не первая, на кого он сбрасывает свои ошибки. Не ты первая, не ты последняя. Дело не в том, что ты дура, а в том, что он скотина, каких свет не видывал, лишь в чертогах адского сада Бадэльгейна. — Я не понимаю, о чём ты, — нахмурилась Ксин. — Ай, люди… Что с вас взять! Подонок он, одним словом! — Это я и без тебя знаю, — фыркнула девушка, — лучше бы сказали, как мне от вас избавиться! — Просто успокойся, — улыбнулся Тэгион, — как только мы убедимся, что безумие ушло, мы последуем вслед за ним. Через неделю, в то время как Ксин играла в камере с проститутками в покер на раздевание, Тайкрафт совершил очередную ошибку в расчётах, из-за чего погибли тридцать восемь школьников.***
Настоящее… — Так, Ксин, будь умницей, поменьше обращай внимание на галлюцинации и больше думай о том, в какую ситуацию ты попала, — выдохнула девушка, выходя из камеры и оглядываясь по сторонам. Вряд ли Шут забыл запереть эту дверь, да и кандалы по волшебству бы не исчезли, наличие же третьего лица, которое бы помогло девушке, Ксин также отмела. Вывод напрашивался сам собой: Шут Сам выпустил Ксин. Но зачем? Вряд ли психопат внезапно задумался о своей бессмертной душе, решил вести праведный образ жизни, есть листья салата по утрам, а перво-наперво выпустил свою пленницу. Значит, Шут от Ксин чего-то ждал. Или, быть может, это была его очередная игра и впереди девушку ждала вовсе не свобода, а куча испытаний и пуля в лоб в конце пройденного пути? Гадать можно было до бесконечности. Одно Ксин знала точно: оставаться в этой промёрзшей камере ей не следовало. — В бой, девица! — воскликнул блондин, изображая из себя полководца, ведущего за собой огромное войско. — Вайдэ, будь добр, умолкни. — Но Тэгион!!! Я поддерживаю дух юной воительницы, да не будет она таким же ничтожеством, как тысячи тех, с кем мы разговаривали ранее! Вспомни ту же Эстафу! Она должна была выйти против своего отца и отмудохать его чем потяжелее, а вместо этого она спряталась в шкафу и сгорела в подожжённом этим психом доме! — Но ей было четыре года… — Какая разница, сколько ей было! Это всё отмазки! — Как же от вас шумно! — выдохнула Ксин, зажимая ладонями уши. С одной стороны, она была даже рада приходу Синдрома, ведь когда ты видишь пусть в действительности и не существующих людей, которые ещё и не затыкаются ни на секунду, невольно чувствуешь себя уверенней. И красться по коридору было уже не так уж и страшно. Тёмный коридор освещался лишь тлеющими факелами. Девушка прошла к большой тяжёлой двери, коснулась пальцами холодной ручки и, чуть помедлив, потянула её на себя. Несмотря на грузный вид, дверь легко поддалась и без скрипа распахнулась перед девушкой, открывая вид на небольшой холл, показавшийся впереди. Ксин медленно зашла в просторное помещение и прислушалась, готовясь к нападению. — Да нет здесь никого, расслабься, — хмыкнул Вайдэ, похлопывая девушку по плечу. — Но не могли же меня просто… СТОП! — Девушка шарахнулась от блондина, как от огня. — Что… что… — Что? — ЧТО ВСЁ ЭТО ЗНАЧИТ?! — выдохнула Ксин, всматриваясь в двух парней. — Почему я почувствовала твоё прикосновение?! Раньше такого не было! — Ах, ты об этом, — вздохнул Тэгион, — неужели ещё сама не поняла? — улыбнулся он. — Не поняла чего?! — Ксин казалось, что ещё чуть-чуть, и у неё начнется истерика. — Этого… — выдохнул Тэгион, подошёл к противоположной двери и распахнул её перед девушкой.***
— Я хочу побыть один, — хмуро заявил Найт и захлопнул входную дверь перед носом Дэя. — А я хочу выпить, но двери при этом перед тобой не закрываю! — возмутился Бренди, уверенный, что его довод заставит Найта устыдиться содеянного, вернуться, открыть дверь и пригласить Дэя внутрь, где бы детектива уже ожидала бутылочка старого доброго бренди. Но, как ни странно, Найт не торопился исполнять сокровенных желаний Дэя. — Ну… Ну ладно! Если что понадобится, я здесь! В холодном коридоре! Совсем один! — попробовал надавить на жалость Дэй, но результат остался нулевым. Тогда детектив сел прямо на пол, закрыл глаза и уже почти заснул, ибо игра его очень вымотала, когда дверь внезапно распахнулась, из-за чего детектив, опершийся на неё спиной, выпал в квартиру. — Ты передумал? — ухмыльнулся было он, но замолчал, заметив, как бледен Макк. Молча выпнув Дэя за дверь, Найт захлопнул её и поспешил к лестнице. — Эй! Ты куда! — Найт, проигнорировав детектива, уже спускался вниз. Нагнать его Дэй умудрился уже на улице. — Не молчи! Объясни, какая муха тебя укусила! — Звонили из Святой Эмили… — выдавил из себя брюнет, — моя мать исчезла.