Телешоу «Научи меня любить»

Прошлое… Испокон веков самые разные культуры восхваляли, поклонялись, даже обожествляли или боялись её. Из-за неё разрушали города, развязывали войны, сжигали на костре и убивали из ревности. Из-за неё в пищу родным подсыпали яд, грабили банки или шли на верную смерть. Из-за неё искажались души, обезображенные глубокими ранами, разрушался разум, не способный и дальше терпеть бесконечную пытку, умирало тело, истекая кровью, сочащейся из тонких запястий. Из-за неё сотрясались миры, страны стирались с лица планеты и восставали из мёртвых сильнейшие воины. И виновницей всему была она — Красота. Являлась ли она ценнейшим даром или убивающим проклятьем для обладающего ею? Ответить на этот вопрос могли лишь носители сомнительного качества. Такие, как ты. Каждое утро ты поднималась с постели и первым делом шла к зеркалу, чтобы вновь осмотреть себя с головы до ног и удостовериться, что твоя красота столь же пленительна и безупречна, как и днём ранее. Ты касалась густых пушистых каштановых волос, волнами ниспадающих до торчащих лопаток, проводила пальцами по вырисовывающимся скулам, аккуратному носику, пухлым обворожительным губам, тонким ключицам и острым плечам. Взгляд больших тёмно-карих глаз, пленивших не один десяток мужчин, блуждал по идеальной упругой груди со вставшими розовыми сосками, плоскому животу, по широким бёдрам и длинным стройным ногам. А молочная ровная кожа без единого изъяна на миг заставляла задержать дыхание даже тебя саму. — Я идеальна, — шептала ты в сладком благоговении перед собой и широко улыбалась отражению, точно зная, что красота не проклятие и не дар. Она являлась и тем, и другим одновременно, обрекая её обладателя на страшные страдания и роскошную жизнь. Но в первую очередь, для тебя красота несла за собой Безусловную Власть. Осознание собственной красоты пришло к тебе ещё в школе. И произошло это не самым приятным способом. Два старшеклассника попросили тебя помочь им с уборкой подсобки, и ты, тогда ещё наивное и отзывчивое дитя, с радостью согласилась, размечтавшись, что затем расскажешь своим подружкам о том, как помогала двум красивым мальчикам из выпускного класса. Одноклассницы, услышав о таком, обзавидовались бы! Но всё произошло иначе, чем ты думала. За твоей спиной послышался щелчок замка, и на пару часов ты осталась один на один со своими кошмарами. Это были самые страшные часы в твоей жизни. Ты сопротивлялась, кричала, звала на помощь, умоляла и ревела в голос, но всё оказалось тщетно. Никого не волновало, что ты испытывала нестерпимую боль и безграничный страх, главное, что твои насильники получали наслаждение. В тот вечер, еле добравшись до дома, ты закрылась в своей комнате, схватила ножницы, подбежала к зеркалу и… Сперва, ты хотела состричь волосы и оставить пару шрамов на лице, настолько красивом, что твои насильники постоянно напоминали тебе об этом. «Какая же ты красивая!» «Твои волосы так классно пахнут…» «Не бей её по лицу!» «Теперь моя очередь…» Их слова настойчиво звенели у тебя в ушах, вызывая ненависть к собственному телу, красота которого заставила тебя пережить весь этот ужас! Но стоило ли её разрушать? Лезвие тогда остановилось всего в миллиметре от щеки. Твоё дыхание сбилось, рука, державшая ножницы, дрожала, а взгляд бегал по бледному отражению. Ещё никогда ты не казалась себе настолько красивой. Раньше ты не замечала, какие большие у тебя глаза, как идеальны черты лица, как безупречна фигура. Сегодня ты словно впервые столкнулась с собой настоящей и до беспамятства влюбилась в то прекрасное создание в зеркале, которое не портили ни опухшие от слёз глаза, ни потрескавшиеся губы, ни даже синяк на левой скуле, который ты получила, укусив одного из насильников за палец. Это казалось странным, ведь люди, подвергшиеся насилию, обычно начинали себя ненавидеть, как ненавидела себя и ты всего секунду назад. Но вот ты уже буквально любовалась своим отражением, жадно пожирая его взглядом и от этого… возбуждаясь. Внизу живота всё ещё неприятно саднило, и кровотечение после общения со старшеклассниками никак не хотело прекращаться, но в ту секунду ты забыла обо всём. Подойдя к зеркалу совсем близко, ты осторожно коснулась его глади, мимолётно погладив отражение по щеке, но почти сразу отдёрнула руку и звонко захихикала. Отражение, будто бы одобряя твои действия, улыбнулось в ответ. Тогда ты вновь коснулась его холодной кожи, провела пальцами по скулам, спустилась по шее, положила руку на грудь, а затем нагнулась к зеркальной глади совсем близко и припала губами к губам отражения. От холодного поцелуя ты на миг оцепенела, а затем прижалась к зеркалу всем телом, дрожа от до того неизведанных ощущений и млея перед собственной красотой. На следующий день, придя в школу, ты тут же направилась в корпус старшеклассников. Увидев тебя, твои насильники перепугались не хуже диких зверьков, впервые столкнувшихся с человеком. Они и не предполагали, что тебе хватит духа даже просто появиться в школе, что уж говорить о посещении их корпуса. Твоя самоуверенность внушила в них панику, а в глубине души поселила дикий страх перед тобой. Но и сбежать они не могли, заворожённо смотря на тебя, как кролики на удава. Всё оттого, что они уже давно стали пленниками твоей красоты, и, что бы они ни делали, избавиться от невидимых сетей им бы уже не удалось. Ты очаровала их, свела с ума и буквально Заставила накинуться на тебя. Во всём произошедшем была виновата только ты — они внушали себе эту идею до посинения, пока искренне не поверили в неё. Поймав на себе их затравленные взгляды, ты и сама усомнилась в своей непричастности. Самую малость. Ведь оба мальчика были из благополучных семей, слыли добрыми и отзывчивыми, кроме того у обоих имелись подружки. Никому бы никогда и в голову не пришло, что они способны на изнасилование. «Виновата только я», — пронеслась у тебя в голове свежая мысль. Если бы парни, что стояли перед тобой, услышали её, они бы наверняка вздохнули с облегчением и решили бы, что их проблемы закончились. Вот только в действительности они лишь начинались. Ведь в этот самый момент ты окончательно поняла, на что способна твоя красота. А вместе с пониманием появился интерес по поводу того, что ещё она может. Что ещё можешь ты? — Ч… чего тебе надо? — выдавил тогда один из насильников, пятясь от тебя, словно от чумной. — Тебе всё равно никто не поверит! — прошипел второй. Но в голосе его чётко прослеживались нотки страха, заставившие тебя улыбнуться. Заметив это, оба парня вздрогнули, но не ушли. Ты видела, как их взгляды блуждают по твоему телу. Наверняка прямо сейчас они вспоминали, как сутками ранее прижимались к нему, лаская ещё не полностью сформировавшуюся грудь, раздвигали длинные ноги и… — Я и не собираюсь рассказывать, — тихо проговорила ты, возвращая парней из мира фантазий. Если бы не свидетели, они бы наверняка уже вновь тащили тебя в подсобку. — Тогда чего ты хочешь? — прошипел тот из парней, что был поагрессивнее. — Давайте встречаться, — улыбнулась ты. — Встреч… чего? — выдохнули оба. — Я же нравлюсь вам? Тогда давайте встречаться, — спокойно повторила ты. Парни переглянулись. — С нами обоими? — недоверчиво переспросил один из них. — Да, — с готовностью кивнула ты. — Вот ещё, встречаться со шлюхой! — фыркнул агрессивный, стараясь за подобным поведением скрыть свою заинтересованность в предложении. — Я не шлюха, ещё вчера я была девственницей, и вы знаете об этом, — наигранно нахмурилась ты. — Вы стали моими первыми мужчинами и должны взять за это ответственность! — То есть встречаться с тобой, — пришёл к озвученному ранее выводу тот, что был поспокойнее. — Именно, — согласилась ты. — Что ж… Парни немного помялись, вновь переглянулись, обменялись парой кивков и пожатиями плеч, после чего согласились. Ты же ни на секунду не сомневалась, что всё будет именно так, как ты хочешь. Мучимые грызущим чувством вины, твои новоявленные парни стали отличными марионетками в твоих руках, которыми ты вертела, как тебе заблагорассудится, не гнушаясь устраивать истерики, давить на самое больное и постоянно припоминать парням о том, что они с тобой в своё время сотворили. Но не забывала ты и о «пряниках», даря несчастным такие ночи, после которых мучающие их мысли по поводу разрыва с тобой на какое-то время бесследно исчезали. Когда же парни тебе надоели, ты натравила их друг на друга, в результате чего один попал в больницу, обречённый остаток дней просуществовать овощем, тогда как второй переехал в тюрьму строгого режима с пожизненным сроком и без возможности выйти досрочно. К тому времени ты уже училась в университете, и помимо этих двоих у тебя насчитывалось ещё с десяток любовников, одним из которых стал твой собственный отец. Ты сама его и соблазнила. В отличие от раздражительной матери, он всегда был к тебе очень добр и внимателен, поэтому именно у него ты попросила красивое, но жутко дорогое платье на выпускной. Когда же мать узнала о твоей просьбе, она устроила настоящий скандал. — Эгоистка! — кричала она, размахивая руками. — Как ты можешь требовать от нас подобного?! Ты же знаешь, в каком финансовом положении мы находимся! Ты знала, но не понимала, с какой это стати должна была довольствоваться дешёвкой лишь потому, что родители не в состоянии приобрести дорогую вещь. Ведь это они были виноваты в том, что зарабатывали так мало, а вовсе не ты. Отец в этом скандале не участвовал, просто тихо наблюдая за своей женой и дочерью. Позже, когда мать, вымотанная тяжёлым рабочим днём и скандалом, ушла спать, ты села к отцу на колени и мягко поинтересовалась, почему он за тебя не заступился. — Потому что твоя мать права, — улыбнулся тогда мужчина, — я так люблю тебя, что готов выполнить любой твой каприз, не задумываясь о последствиях. — Правда любишь? — кокетливо поинтересовалась ты. — Правда люблю. — Сильнее, чем маму? — последовал провокационный вопрос. Мужчина пару секунд помолчал, обдумывая свой ответ. — Куда больше, — наконец произнёс он, улыбнувшись. — Тогда возьми меня, — разрешила ты, усаживаясь на отца так, чтобы обнять его торс ногами. В его взгляде прочитался страх. Он хотел отказаться, наверное, даже поругать тебя за такое отвратительное поведение. Но твоя красота не позволила ему этого. Искушение оказалось слишком сильным, и ему не удалось с ним справиться. Через неделю ты, напоив мать, соблазнила и её. Но если ночь с отцом была лишь твоим капризом, коих позже насчитывалось ещё несколько десятков, то от матери тебе было необходимо только платье, которое ты, конечно же, после всего случившегося легко получила. Выпускной прошёл, а гнетущее чувство вины, которое мучило не только твою мать, но и отца, не уходило. Первой сгорела мама. Не выдержав твоих насмешек, постоянных подтруниваний и напоминаний, она как-то вечером привычно ушла в ванну. Вы с отцом спохватились только спустя час. Пока выбивали дверь, прошло ещё некоторое время, поэтому на помощь женщине вы пришли слишком поздно. Она так и умерла, лёжа в кроваво-красной воде бледная как мел. Отец тогда в ужасе выбежал из ванны, борясь с рвотными позывами, и поспешил вызвать скорую помощь. Ты же с безразличием провела пальчиками по водной красной глади, затем наклонилась к бездыханному телу матери и поцеловала её в лоб. — Спасибо за платье, мам, — прошептала ты сухо, таким образом попрощавшись с усопшей. Пускай твой отец и говорил, что любил тебя куда больше матери, после смерти жены он был сам не свой. Если ты приставала к нему, он становился неистовым и очень резким, а на пике удовольствия называл её, а вовсе не твоё имя. Тебя это ужасно злило, поэтому ты всё меньше времени проводила дома, тогда как мужчина, не справляющийся со своим горем, взялся за бутылку, через месяц потерял работу, а ещё через год его нашли в канализационном люке. Пьяный, он упал в люк и сломал себе позвоночник. Нашли его только через пару месяцев, врачи заключили, что мужчина умер далеко не сразу, пролежав в канализационном люке пару недель, мучаясь от боли, голода, холода и жажды. Кроме того, его начали есть крысы ещё до того, как он испустил дух. На похоронах стояла мёртвая тишина, потому что к тому времени твой отец успел растерять всех своих друзей, ты же и не думала лить по нему слёзы. Он был заботливым отцом, который всегда баловал тебя, играл с тобой в настольные игры, учил кататься на лыжах, помогал с уроками и даже жарил гренки на завтрак, но ты ничего не чувствовала. В постели он был самым нежным любовником из всех, которые у тебя были, чутким и внимательным, раскаивающимся и искренне любящим тебя, но ты ничего не чувствовала. Его жизнь пошла под откос лишь потому, что ты захотела новое платье, но ты ничего не чувствовала. Ты являлась его убийцей, но тебе было всё равно. Конечно, где-то глубоко внутри раздражающее сожаление о его смерти мучило тебя, но ты легко с этим справилась. Тебе было достаточно привычно закрыться в комнате, надеть любимое нижнее белье и сесть перед зеркалом. И растекающееся по телу жгучее удовольствие заставляло забыть обо всех проблемах. На последнем курсе тебя внезапно одолело чувство одиночества, которое не могли заглушить даже все твои любовники. Тебе захотелось полноценной семьи. И ты довольно быстро ею обзавелась. Найти нейтрального доброго паренька труда не составило. Соблазнить его — тем более. Через три месяца после знакомства он уже надевал обручальное кольцо на твой длинный тонкий пальчик, улыбаясь так счастливо, что даже тебе казалось, что жизнь твоя изменится и вы действительно будете счастливы. Какое-то время так и было. Ты даже забеременела и даже была этому рада. Правда, чем больше рос твой живот, тем противнее тебе становилось. Ребёнок портил твою фигуру, твою безупречную красоту, и отражение уже не казалось таким соблазнительным. Жаль, что поняла ты это слишком поздно, когда аборт сделать было уже нельзя. Пришлось рожать. Мучительная боль пугала тебя не так сильно, как мысль о том, что тебе уже никогда не стать прежней. Но восстановилась ты быстро: с растяжками расправились дорогие мази, с лишним весом, коего в принципе почти не было, ты рассталась посредством диет и вскоре засияла лучше прежнего. Всё то время, пока ты занималась собой, твой муж заботился о ребёнке. Это он кормил его, он успокаивал младенца по ночам, он менял ему подгузники и водил на прогулки. Правда, чем взрослее становился мальчик, тем больше у мужчины появлялись сомнения по поводу того, что он его сын. Периодически вы скандалили по этому поводу, и ты мастерски изображала из себя жертву, страдающую от жестокой клеветы. Но как-то раз муж особенно сильно разозлил тебя, и тогда ты в порыве гнева впервые сообщила ему, что аристократка и что от такой грязнокровной свиньи, как он, ребёнка бы никогда не родила. Упоминать о том, что забеременеть ты могла лишь от аристократа, ты не стала, ибо это считалось аристократической тайной, раскрытие которой могло повлечь за собой не самые приятные последствия. Узнав правду, муж практически сразу от тебя ушёл. Если бы ты захотела, то наверняка смогла бы удержать его рядом с собой: пара истерик, слёз раскаяния и нежные слова, нашёптанные на ушко, и он простил бы тебе всё и даже больше, но к тому времени необходимость в нём отпала: играть в семью тебе надоело. Жизнь же твою могли обеспечить и твои любовники. Единственной проблемой оставался маленький сын. Даже по истечении пяти лет после его появления ты всё ещё не могла понять, что же к нему чувствуешь. Иногда он жутко тебя раздражал, тогда как в другое время ты еле справлялась с желанием схватить мальчика и задушить его в объятьях. В это время у тебя появляется маленькая проблема. Точнее, она присутствовала уже давно, но ты старалась этого не замечать. Провалы в памяти. Они мучили тебя ещё со школы с того самого дня, когда тебя сделали женщиной. Сначала из памяти твоей стирались минуты и часы, в которые твои действия становились необъяснимыми даже для тебя самой. Одна знакомая, к примеру, заявляла, что ты целый час просидела в библиотеке, хотя ты ненавидела это место и никогда его не посещала, а однокурсница в университете уверяла, что вы вдвоём переспали с преподавателем философии. Но и этого ты не помнила. Теперь же игнорировать провалы тебе не удавалось, потому что они заметно участились, а их длительность увеличилась. Ты даже подумывала сходить к врачу, но настолько боялась диагноза, что так и не решилась на это. Да и кому нужно лечение, когда есть красота? Как только в душе твоей зарождалась тревога, ты тут же бежала в свою комнату, запиралась там, поудобнее располагалась перед десятками зеркал и расслаблялась, наслаждаясь обществом безупречных отражений. Каждое из них к этому времени уже приобрело своё имя. Да-да, все они были разные. Из каждого зеркала на тебя смотрела иная личность с неповторимым характером, со своими фантазиями, желаниями и чувствами. Одни боготворили тебя, другие ненавидели, при этом жгуче желая тобой обладать, третьи скромничали, четвёртым было почти всё равно. Все отражения объединяло лишь одно: они любили тебя. А ты любила их. Их всех. Шли годы, и твой сын рос. В нём всё чётче проявлялась твоя красота. Безупречная, неиссякаемая и будоражащая кровь. Та самая, которой было невозможно противиться. Даже ты попала под его очарование. И внезапно захотела сделать для сына что-нибудь значимое. Тогда ты и повстречала Лари — аристократа до мозга костей, который предложил тебе довольно пикантную сделку: тебе всего лишь следовало участвовать в аристократических развлечениях, а за это, после истечения определённого периода, твой сын получил бы право переехать на этаж аристократов. Тогда бы он получил аристократическое образование и их всеобщую поддержку, а это означало бесспорное яркое будущее для твоего сына. Недолго думая, ты согласилась. Перед вашей первой оргией Лари подробнее рассказал, что тебе предстояло. Ты лишь равнодушно пожала плечами, и такое поведение с твоей стороны удивило и не понравилось твоему спутнику: — Пэйрис, ты должна проявить эмоции, иначе быстро им наскучишь, — заявил он. — Как же мне себя повести? — удивилась ты. — Как жертва изнасилования, — ухмыльнулся мужчина, проводя пальцами по твоему подбородку. — Кричи что есть мочи, плачь и сопротивляйся. — Без проблем, — ухмыльнулась ты, тут же морщась и заливаясь слезами. — Мы так не договаривались! — Комната наполнилась твоими криками и всхлипами. — Я разрываю наш договор! Я не хочу! Аристократам действительно понравилась красивая «необъезженная» сучка, что ревела в голос, пытаясь вырваться из их объятий. Никто из них ни разу не усомнился в том, что тебе действительно страшно. Но это было далеко не так. Пока твоё тело оскверняли, ты отстранённо размышляла о будущем. Будущем своего сына. По-настоящему ты испугалась в тот момент, когда узнала, что Найт, твой дорогой, возлюбленный сын, видел развернувшееся для аристократов представление. Мысль о том, что ты запомнишься ему слабой, никчёмной женщиной, убивала тебя. В тот день ты избила Лари тяжёлой железной вазой, а затем заставила его облизывать твои туфли. Мужчина не сопротивлялся, потому что, несмотря на наигранное превосходство над тобой, в действительности он был таким же жалким человечишкой, как и сотни падавших к твоим ногам ранее. Его пленила твоя красота, она же его сломала и лишила возможности сопротивляться. Провалы в памяти тем временем стали уже само собой разумеющимся. Как минимум один день в неделю выпадал из твоей жизни, и вскоре ты поняла почему. Отражения. Они воровали твою жизнь, по очереди вселяясь в твоё тело, как по очереди его насиловали те два старшеклассника. Они пользовались тобой, они обладали тобой без остатка, потому что даже отражения преклонялись перед твоей красотой. За первой аристократической оргией последовали другие. Ты уже не плакала и не сопротивлялась, но поражала своих любовников откровенностью, наглостью, раскованностью и познаниями в удовлетворении как мужчин, так и женщин. Только вот они, в свою очередь, тебя не удовлетворяли, тогда как сладкое желание распаляло тебя и требовало разрядки. В понимании того, кто же сможет обуздать эту жажду, тебе помог Лари, который как-то раз привёл сына к тебе в комнату и овладел тобой у него на глазах. Тебе стоило разозлиться, как обычно ударить его и показать жалкому глупцу его место, но ты предпочла украдкой смотреть на Найта, осознавая, что красота его расцветает и заполняет тебя изнутри, возбуждая и доводя до экстаза. Тогда ты чётко осознала, чего, а точнее кого хочешь. Но мальчик был ещё мал. Стоило подождать. Время шло. Лари сделал тебе предложение, подарив кольцо с большим камнем фиолетового пламени. Безумно дорогая и опасная вещица. Украшение тебе очень понравилось: оно обладало той же пленяющей и разрушительной силой, что и твоя красота. А ещё в прозрачном камне, внутри которого и таилось пламя, ты обнаружила очередное отражение. Оно отличалось от тех, что жили в комнате в твоих зеркалах. Было совсем иным, не злым и не добрым, но высокомерным и совсем не живым. Отражение в камне наблюдало за тобой, но не любовалось, как все остальные. Оно желало другого: вырваться на свободу. Провалы в памяти превратились в череду дней и недель, с каждым днём камень забирал всё больше твоей жизни. Тогда ты не на шутку испугалась и, чтобы избавиться от этого кошмарного чувства, перестала носить кольцо, спрятав его в ящике с нижним бельём. Сын твой к тому времени уже превратился в молодого юношу — привлекательного и харизматичного. Ты была уверена, что соблазнить его не составит труда, но всё оказалось не так просто. Нет, у тебя всё получилось. В одну из ночей, когда Лари уехал на очередное «собрание» аристократов, ты пришла к сыну в комнату, забралась к нему в кровать, поцеловала… парень дрожал, но не сопротивлялся твоим порывам. Ты делала что хотела, но, когда притянула его к себе, в глазах нависшего над тобой не мальчика, но мужчины ты прочитала совсем не ту любовь, на которую рассчитывала. Несмотря на твой характер, постоянные провалы в памяти, отвратительное поведение и во многом равнодушие, сын всё равно любил тебя, и любил не за твою красоту и не за то, что ты спала с ним, а потому что ты была его матерью. И во взгляде его не нашлось вожделеющей похоти, лишь жалость, скорбь, боль и смирение: «Если тебе станет от этого легче, я сделаю всё, что ты захочешь…» — читалось в каждом его движении, в его робких ещё детских ласках. Омерзение — то, что ты к себе в тот момент ощутила. Ты прервала Найта на середине, выскользнула из кровати и убежала в туалет. Тебя вывернуло наизнанку от той мерзости, что копилась в тебе все эти годы. Ты смердела и гнила изнутри, но почему-то почувствовала это лишь теперь. Больше ты к сыну не приставала. Но не твои отражения. Им нравился Найт, его красота. И они ложились к нему в кровать, обнимали его шею, оставляли засосы на светлой коже и заставляли его кончать в твоё тело. Но отражения не устраивало, что Найт любил тебя, а не их, из-за чего они стремились сделать ему больно. Именно поэтому в стоне удовольствия они шептали чужие имена, желая, чтобы твой сын возненавидел тебя и наконец-то полюбил их. Любовь твоих отражений обернулась в фанатичное желание стать тобой, тогда как ты сама превратилась для них в раздражающую помеху. А Найт не видел разницы, не понимал, что это не ты, а кто-то другой. Кто-то гадкий, фальшивый, грязный и сошедший с ума. Сломленный дух, прячущийся за наигранной бравадой и шальным безумием. Хотя… именно поэтому разницы видно и не было. Ведь ты была точно такой же. — В следующий раз, когда я приду к тебе, отвергни меня, — почти умоляла ты сына, но он никогда не отказывал отражениям. Скорбь же и жалость к тебе в его взгляде росли. — Мама, ты больна, — иногда шептал он тебе на ухо после очередной бурной ночи, — тебе надо показаться врачу. «Надо!» — кричала ты. — С нами всё в порядке, — шептали отражения. — Не бойся, мы никогда тебя не оставим, — улыбались они. Твоя жизнь превратилась в настоящий ад. А может быть, таковой она всегда и являлась, просто ты не хотела этого замечать? Ты жила как хотела, делала что хотела и в конце концов превратилась в одно из десятков собственных отражений, что были заточены в зеркала. Теперь они терзали твоё тело, тогда как ты наблюдала за всем этим с зеркальных гладей автомобилей, окон и чашек. И ты ненавидела их за это, боролась с ними, сопротивлялась и беззвучно кричала. В те недолгие моменты, когда ты оставалась самой собой, ты наполняла ванну горячей водой, бросала туда кубики растворимой искусственной крови, которую продавали в магазине «Фокусы и чудеса», забиралась в ванну и представляла на своём месте мать в тот момент, когда она перерезала себе вены. Тебя это почему-то успокаивало и давало возможность мыслить трезво. — Мне нужен пистолет, — вслух произносила ты, боясь не расслышать своих мыслей за тьмой чужих, что уже некоторое время без устали теснились у тебя в голове, — мне нужен пистолет, чтобы освободить моего сына. Через какое-то время ты действительно приобрела огнестрельное оружие и спрятала его всё в тот же ящик с нижним бельём, где уже покоилось кольцо с фиолетовым пламенем. Следующим шагом в освобождении себя и Найта от плена отражений было полное уничтожение твоих дорогих зеркал. — Вам только кажется, что я порабощена вами. Но в действительности всегда рабами были только вы, — шептала ты, стоя в комнате перед зеркалами и держа в руках молоток. Отражения в ответ перешёптывались и перемигивались. «Ты не сможешь!» — шипели они. «Кроме нас, у тебя больше никого нет!» — Ошибаетесь, у меня есть сын. — С этими словами ты размахнулась и обрушила на зеркала череду сильнейших ударов. Тени, овладевавшие тобой столько лет, рассыпались на осколки, растворились в твоей ярости и исчезли без возможности вернуться. Тогда, сжимая в руках молоток, тяжело дыша и разглядывая зияющие на местах зеркал дыры, ты была уверена, что теперь всё изменится и твоя жизнь наконец-то потечет по правильному пути. Всего-то и надо было выбрать лучший момент и заставить Найта Уйти вместе с тобой. Пистолет предназначался именно для этого. Но вот незадача, в этот самый период ты узнала, что беременна. Лари был бесплодным, о чём сообщил тебе ещё в самом начале вашего знакомства, а в последние полгода, так как твой муж почему-то отказывался брать тебя на аристократические мероприятия, кроме него, у тебя был лишь один любовник. Найт. Новые волны ужаса захлестнули тебя с головой. «Этого не может быть… просто не может… Этот ребёнок не мой… Дитя отражений!» — Жгучая мысль не давала тебе покоя. Тебе снились кошмары, посещали галлюцинации. На любой зеркальной поверхности за своей спиной ты видела маленький окровавленный комочек, испещрённый острыми зеркальными осколками. Иногда он поднимался на маленькие ножки и, раскачиваясь, приближался к тебе или даже забирался к тебе на руки, и тогда ты могла разглядеть осколки, что торчали из его глаз. Ты с воплями ужаса подскакивала со стула в кафе или разбивала зеркала в примерочных магазинов. С каждым днём тебе становилось всё хуже, и ты понимала, что если не выговоришься кому-нибудь, то окончательно сойдёшь с ума. Единственным человеком, который бы понял тебя, оставался Найт. В тот день ты наконец-то решилась поговорить с сыном, прибежала домой, без предупреждений ворвалась в его комнату и застыла на месте, обнаружив его в компании Лари. И без того ослабший разум получил последний толчок к падению в бездну безумия…

***

Настоящее… — То есть как это? — после недолгого молчания наконец выдавил из себя Дэй. — Вот так, — нахмурился Найт, тут же пожалев о том, что проболтался. Он не любил говорить о своём прошлом, а делиться им с рыжим придурком ему тем более не хотелось. — Разве ты не читал моё досье? Как ты мог пропустить такую значимую галочку в моём прошлом? — Я задался этим вопросом ещё в тот день, когда мы пошли к твоей матери. Ни то, что ты аристократ, ни то, что твоя мать находится в психиатрической больнице, в документах не упоминалось, — пожаловался он. — А, это, видимо, Они постарались. — Кто это — Они? — Аристократическая братия, конечно же, — фыркнул Найт с явным презрением. — Ты думаешь, они могли?.. — усомнился Дэй. — Их влияние куда сильнее, чем тебе кажется, — вздохнул брюнет. — Пусть так… но что же произошло? — Это долгая история… — Я похож на человека, который куда-то спешит? — Я думал, что ты спешишь отыскать мою мать, — огрызнулся Найт. — Но согласись, чем больше информации я соберу, тем легче станут поиски! — вывернулся рыжий. — Ну же… расскажи, что тогда случилось? — Я не собираюсь удовлетворять твоё болезненное любопытство, — сказал как отрезал брюнет. — Но это не просто любопытство! — возмутился детектив. — Тогда что же? — Я… хочу узнать о тебе больше, — пробормотал Бренди, краснея, и тут же сам подивился тому, что смог произнести это вслух. — Зачем? — не оценил потуг детектива Макк. «Зачем-зачем! Нравишься ты мне, тупое рыло!» — Ну, так… для дела всё пригодится, — промямлил рыжий, скромно ковыряясь носком кроссовка в земле. — Ага, конечно, — хмыкнул Найт и бесстрашно зашёл в одно из полыхающих зданий. Дэй, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться от страха, последовал за ним. — Я спал со своим отчимом. — Откровение брюнета прозвучало словно гром среди ясного неба, отразившись от стен лестничной площадки, на которую ступили парни. — Ого, — только и выдохнул детектив. — С матерью тоже спал, кстати. — Второе откровение и вовсе выбило землю из-под ног Бренди. — Продолжать? — осведомился Макк, издевательски приподняв брови. — Д-да… — почти прошептал Дэй, пытаясь скрыть дрожь в ногах. — Считаешь меня извращенцем? — Нет. — Вот это Бренди сказал с удивительным спокойствием и непробиваемой верой. — Почему? — искренне удивился Найт, даже оглянувшись на детектива. — Вот ты мне и объясни почему… — выдавил из себя улыбку рыжий. — Моя мать нимфоманка, поэтому наша близость была предрешена. Я знал об этом задолго до того, как она в первый раз пришла в мою комнату. Понимаешь, я был тогда совсем ребёнком, и мне казалось, что я ей помогаю. Думал, что лучше со мной, чем с каким-нибудь очередным толстым потным уродом или тварью по типу моего отчима. Ты не представляешь, на что он её обрёк и в чём заставлял участвовать. Он — яркий представитель грязной и насквозь прогнившей аристократии — гадости, с которой я никогда бы больше не захотел соприкасаться. И я стыжусь того, что фактически являюсь одним из них. — Голос Найта был спокойным, а на лице покоилась маска равнодушия, но Дэй всё равно чувствовал невидимое напряжение. — Через какое-то время Лари начал проявлять ко мне интерес. И я согласился быть с ним при условии, что он перестанет забирать мать на их оргии. Так продолжалось чуть больше полугода. А потом мать застала нас. Дэй уже не шёл, а плёлся за Макком, чувствуя, как с каждым новым сказанным Найтом словом груз, свалившийся на его плечи, тяжелеет. Дышать становилось сложнее, а тело так и клонилось к земле. — Я смутно помню, что тогда произошло. — Парень наморщил нос. — Она кричала, плакала. Лари тоже кричал. Она ударила его, он ответил тем же. Скандал как-то странно перешёл на кухню, мама схватила нож. Я полез разнимать их, боясь, что закончится всё трагедией, и тогда мама пришпилила меня ножом к стене. Пронзила мою руку насквозь и вбила до самой рукояти. Не представляю, откуда у неё в тот момент появилось столько сил. Видимо, сказалось состояние аффекта, — пробормотал парень, задирая левый рукав и демонстрируя Дэю толстый шрам на запястье. — Вечное мне напоминание… Затем мама побежала в свою комнату. Послышался выстрел. На кухню она вернулась одна. В руках её был пистолет, на палец надето кольцо с фиолетовым пламенем. Я знал, что и пистолет, и кольцо она хранила в своих вещах. Она сама мне об этом рассказывала. Бредила про то, что мы должны уйти вместе, а ещё о том, что в её кольце живёт страшная женщина, желающая овладеть её телом. — Найт, державший в себе это столько лет, говорил и говорил, не в силах остановиться. — Тогда она вытащила нож, вцепилась в мою руку, проникнув пальцами в свежую рану, и потащила меня в комнату. Там у её кровати лежал Лари с пулевым ранением во лбу. Мама сняла кольцо, положила ему на грудь и выстрелила по нему. Не знаю, где она успела научиться стрелять, но камень разлетелся вдребезги вместе с пламенем. Оно охватило всю комнату, включая Лари. Но моей матери этого было мало. Она схватила свою шляпу, на которой как раз обосновался один из языков этого странного пламени. Ты же знаешь, что само по себе оно не распространяется и разрастается крайне медленно, кроме того вредно только живым организмам. Мать схватила эту шляпу и побежала на улицу. То, что произошло дальше, ты можешь лицезреть во всей красе, — ухмыльнулся брюнет, разводя руками. — Да уж… — выдохнул Дэй. — Да уж… — вторил ему Найт. — А что было потом? — Психиатрическая больница, вот что… А меня забрала скорая. — А аристократы? Они не захотели взять тебя под своё крыло? — Шутишь? Мать убила одного из них, после такого переезд на их этаж был заказан. И слава ТехноБогам. Ни за что бы не захотел жить в этом дерьме! — фыркнул парень. — Ну да, дерьмо обычного люда куда симпатичнее! — Не к месту пошутил рыжий, но Найт среагировал неожиданно весело. — Не поверишь насколько! — рассмеялся он. — А знаешь, я рад… — не сводя взгляда с улыбки Найта, пробормотал Дэй. — Рад чему? — всё ещё веселился брюнет. — Что ты остался здесь, а не попал на этаж аристократов, — честно признался детектив. — А я вот смотрю на твою рожу и начинаю жалеть, — тут же съехидничал брюнет, разворачиваясь и собираясь продолжить свой нелёгкий путь по лестничным пролётам. Но детектив не позволил ему сделать этого. Поймав парня за руку, он резко толкнул его на себя, заставив не только повернуться к себе, но и сделать шаг навстречу. Подобному манёвру было суждено закончиться столкновением лбов, но губы их столкнулись раньше.