Телешоу «Научи меня любить»

Глава писалась под песню "А perfect circle — go back to sleep" «…Горизонт превращается в линию цвета красного золота, Ты выходишь на охоту, на окраину мёртвого города. Пыль, грязь, лужи под кедами, в руках бутылка виски. Ты охотник, и жертва твоя совсем близко…» Приходишь в себя от хлёсткого удара по лицу. Щуришь глаза от слишком яркого света, ощущая, как к горлу подкатывает рвотный комок, а голову раздирает тупая настойчивая боль. Силишься вспомнить, что произошло: ты подошёл к дому, почувствовал что-то неладное, а затем… Вспышка боли и темнота. Судя по ощущениям, одарили тебя сотрясением мозга. Замечательно. Мало-помалу привыкаешь к свету и открываешь глаза окончательно, стараясь рассмотреть помещение, в котором находишься. Но первым, на чём замирает взгляд, оказывается вовсе не темница, а два человека, что сидят перед тобой на корявых, явно неудобных табуретах. Они связаны, руки их завёрнуты за спину, одежда разодрана и испачкана в грязи и крови, лица опухли от многочисленных гематом, но, несмотря на всё это, ты всё равно без труда узнаёшь в них своих родителей. Даже после многочисленных пыток. «…Вот из бара выходит шикарная брюнеточка, Совсем ещё деточка, Конфеточка, Сладкая…» — Ма… — против воли срывается с твоих губ. — Наконец-то очнулся, щенок! — слышится в ответ на это где-то сбоку, после чего на тебя обрушивается череда ударов. — Кто тебя нанял, а? Говори! Немедленно! «…Ночь с ней стала бы жаркой похотью, извращённой нежностью. Ночь с тобой будет стоить ей жизни, с болью, беспощадностью. Ты медленно движешься к цели, касаешься девушки. Она кричит, а затем замолкает…» Ты упорно переводишь взгляд обратно на родителей. Несмотря на их состояние, в глазах не видишь ни страха, ни паники, ни даже гнева, лишь спокойствие. Конечно же, вы обыгрывали подобное раньше. В первый раз родители устроили тебе проверку в одиннадцать — поздней ночью кто-то пробрался к тебе в комнату, схватил и вырубил. Пришёл же в себя ты уже в полуподвальном помещении, в котором следующие несколько дней тебя топили в ледяной воде, морили голодом, вынуждали справлять нужду под себя, не давали спать и постоянно требовали выдать определённую информацию. Тогда ты провалил проверку, расколовшись на третьи сутки невыносимых пыток. Каково же было твоё удивление, когда жестокими мучителями оказались собственные родители. Сначала ты злился, не хотел их больше видеть, кричал о том, насколько их ненавидишь, но вскоре понял, для чего проделывали весь этот спектакль. У снайперов вашего уровня существовал особый кодекс, в котором честь и репутация стояли превыше собственной жизни. А раскрытие имени заказчика влекло за собой утрату достоинства и уважения. Потому, несмотря на все пытки, ты был обязан молчать. Во что бы то ни стало — молчать. Как бы над тобой ни измывались — молчать. Понял ты это далеко не сразу. Но понял. Точнее, в тебя это в буквальном смысле Вбили. Иногда подобные тренировки проходили и твои родители. Либо вы с матерью скручивали отца в самый неожиданный для него момент, либо вы с отцом — мать. Они утверждали, что это закаляет характер для молодых и проверяет, не пора ли уходить на покой старикам. Ты каждый раз уверял, что твои отец и мать вовсе не старые, и они на ваших семейных «мероприятиях» доказывали это. Их выдержка восхищала тебя, и хотя ты понимал, что подобные вещи ненормальны, в каком-то смысле соглашался абсолютно с каждым их действием. Но одно дело — проверка, совсем другое — реальные пытки. Тебя готовили к боли и психологическому натиску. Но ты оказался бессилен перед ужасом, который ощутил, увидев родителей в таком состоянии. Тело начинает бить озноб, на лбу выступают капельки холодного пота. «…Он идёт за тобой, Ты глумишься над телом. Он идёт за тобой, Надругаешься всласть. Он идёт за тобой, Жизнь начертана мелом. Он идёт за тобой, Жертва в этот раз Ты…» — Только не говори, что такой же молчун, как и твои дорогие мамочка и папочка! — шипит тебе в самые губы некто в маске, и запах виски у него изо рта заставляет тебя поморщиться. — Маленький гадёныш! — хрипит мужчина и вновь бьёт тебя по лицу. Ты сплёвываешь кровавый сгусток вместе с несколькими зубами и, несмотря на всё происходящее, не можешь оторвать взгляда от родителей. «Молчи», — одними губами шепчет мать, и человек в маске каким-то образом замечает это, несмотря на то, что смотрит, кажется, на тебя. Он резко разворачивается и бьёт женщину по лицу. Ты вздрагиваешь и морщишься так, будто ударили не её, а тебя. «…Твои руки в крови, под ногтями чужая плоть. Запах смерти пьянит, заставляя шипеть, стонать, Будоражится кровь, ты вбиваешься в женский труп И хрипишь, нависая над ней, любя…» — Старая шлюха! Ещё слово — и я оттрахаю тебя на глазах у твоей семьи! — угрожает мужчина, и у тебя не остаётся сомнений, что он действительно способен на это. — Ну, мелкий? Не передумал? Почему бы тебе не назвать человека, заказавшего Джинго?! Ты же помнишь? Верно? Точно помнишь! Не помнил. Не мог помнить, ведь вы же, в конце концов, профессионалы и предпочитаете вовсе не видеться с клиентами. Они оплачивают заказ через нелегальные счета, затем вы находите в указанном месте папку с фотографиями и выполняете заказ. Всё. Единственная ниточка к заказчику — имя посредника между ним и киллером, через которого, при большом желании, вычислить человека возможность всё-таки была. Имя каждого посредника вносилось в специальные списки, которые киллеры вели в качестве защиты, ведь посредники, в отличие от заказчиков, киллеров знали в лицо, а значит, опасность какую-никакую, а представляли. «…Позже куришь, смотря прямо ей в глаза, Улыбаешься, делаешь фото. Смех. Твой улов, твоя жертва — однозначно успех…» — Кодекс не позволяет им знать заказчиков, я уже говорил тебе об этом, — подаёт голос некто из самого тёмного угла. Голос незнакомца спокоен, а движения плавные. Он кардинально отличается от психа в маске. Но именно он несёт реальную опасность. Ты понимаешь это мгновенно, наверняка это же почувствовали и родители. — Ах да, как я мог забыть, простите, босс, — сипло смеётся мучитель в маске, — ведь нам нужен какой-то там список! Где тетрадь, мелкий?! — Ещё один хлёсткий удар. «…К остальным своим жертвам, закопаешь словно клад В ад. Спрячешь прядку волос в кошелёк, Трофей — он бесценен, хранит её аромат. Ты давно уже понял: им тебя не найти. В безнаказанность веришь, но тебе от него не уйти…» Чёртова песня, что заполняет комнату и явно стоит на повторе, с каждым ударом врезается в память лишь сильнее. Слова, будто молитва, заполняют твой разум и мешаются с мыслями, вытесняя часть безумного страха, что сотрясает тебя и буквально выворачивает наизнанку. — Посмотрите-ка на него, он же обоссался! — внезапно восклицает мучитель в маске и разражается громким смехом. Ты, вздрогнув, невольно кидаешь взгляд на свою ширинку и действительно обнаруживаешь лужу под собой. Слёзы унижения и злости на себя против воли катятся по щекам. Ты смотришь на разноцветные из-за синяков лица родителей и беззвучно молишь о прощении. На разбитых губах отца появляется успокаивающая улыбка. Он словно говорит: «Ничего, сынок, бывает всякое, в следующий раз получится лучше!» Вот только следующего раза не будет. Из этой комнаты вас уже не выпустят. Это понимают твои родители и ваши мучители, и только теперь осознаёшь ты сам. «…Он идёт за тобой, Ты копаешь могилу. Он идёт за тобой, Прячешь тело в земле. Он идёт за тобой, Возвращаешься в город. Он идёт за тобой, Нет, тебе не уйти…» — Ну что, зассыха. Ты будешь говорить, где эта грёбаная тетрадь, или нет?! «Молчи», — на этот раз шепчет отец. Они волнуются о тебе, но ещё больше волнуются о том, что ты расколешься. И на секунду у тебя в голове действительно возникает предательская мысль всё рассказать. Но повторная просьба о молчании заставляет тебя плотнее сжать губы. — Мальчишка воспитан по кодексу киллеров, его словесными угрозами не расколоть, — говорит некто из темноты, заставляя тебя вздрогнуть. — Что ж, так даже лучше! — ухмыляется мучитель в маске. «…А с утра на работу ты идёшь, улыбаешься. От вчерашней охоты всё ещё в эйфории, еле держишься, Чтобы всем не кричать, что ты Бог, что всесилен ты, Искусав губы в кровь, терпишь и задыхаешься…» Всё, произошедшее в следующие несколько часов, для тебя как в тумане. Это больно. Невыносимо больно и страшно. Беззвучно кричишь, морщишься, дрожишь, выгибаешься и, наконец, просто плачешь навзрыд. Но молчишь. Иногда ты слышишь, как тихо всхлипывает видящая всё это мать или начинает рычать в бешеном бессилии отец. Наблюдать за тем, как измываются над их ребёнком, наверняка не менее болезненно, чем испытывать всё это на себе. Вырванные ногти, воткнутые в нервные окончания спицы, вывихнутые суставы, переломанные кости, выбитые зубы. И ты уже ждёшь, когда же наступит тот заключительный удар, после которого ты испустишь дух, но организм твой сильный и умирать не собирается. А лишь сознание начинает уплывать, как под нос тебе суют промоченную нашатырём ватку, резкий запах которой не только приводит тебя в чувство, но и на секунду обостряет и без того ужасающую боль, пульсирующую в висках то ли от сотрясения мозга, то ли, быть может, от перелома черепа. — Смотрите-ка, какой выносливый, — смеётся мучитель, которого совсем не расстраивает твоя стойкость. Наоборот! Всё происходящее вызывает у него неописуемое удовольствие. А чёртова песня продолжает и продолжает играть… «…Ты беспечен, не видишь его, не чувствуешь Плотоядного взгляда садиста, ухмылки дьявола, Что кривит его губы, уродует Удивительный лик красоты безумия…» — Может, уже прекратишь играть и возьмёшься за них всерьёз? — со скукой предлагает некто, и мучитель в маске пожимает плечами. — Если вы правда хотите этого, Босс, — улыбается он, после чего вытаскивает из-за пазухи большой тесак, подходит к твоей матери и приставляет острое лезвие к её горлу. — Скажи мамочке «бай-бай»! — Но ты не успеваешь вымолвить и слова, как лезвие перерезает тонкую кожу, и из глубокой раны начинает хлестать кровь. Внешне женщина остаётся совершенно спокойной. Она в последний раз шепчет, как заклинание: «Молчи, ничего не говори им!» — а затем взгляд её стекленеет и голова падает на грудь. — Вы видели! Шикарно! — восклицает мучитель, крутя тесаком из стороны в сторону, отчего капли крови, оставшиеся на нём, попадают тебе на лицо. — Что? Не ожидал? Ха! Если не хочешь потерять ещё и отца, пора начинать говорить! — кричит он, подходя к мужчине и играя перед ним тесаком. Ты в ступоре. Затаив дыхание, смотришь на мать, уверенный, что прямо сейчас она внезапно поднимет голову и выдаст что-нибудь вроде: «Сюрприз! Это всего лишь очередная проверка! И ты справился с ней безупречно! Мы гордимся тобой, сынок!» Но кровь пропитывает её футболку, проливается на штаны и табурет, а оттуда капает на пол, образовывая кровавую лужу. Голову мать так и не поднимает. «…Всего несколько метров меж вами. Костлявая Держит руку его, а меж тем…» — Эй, парень, ты видишь это?! — выводит тебя из ступора голос мучителя, который в этот самый момент вытирает тесак о рубашку отца, а затем приставляет уже чистое, блестящее в тусклом свете лезвие к горлу мужчины. — Наверняка теперь ты ужас как хочешь поделиться с нами информацией о вашем драгоценном списке, не так ли?! — смеётся он, вперив в тебя безумный взгляд. Ты знаешь, что живыми вам не уйти, и лишь ты поделишься с ними необходимой информацией, как вас обоих убьют. Но в данном случае лучше раньше, чем позже. Ведь и дальше терпеть этих мук ты уже не способен. Мать наверняка ещё тёплая. А если к ней присоединится ещё и отец… Ты открываешь рот, но сказать ничего не успеваешь. Твой отец не так прост. Всё то время, пока над вами измывались, он мерно растягивал тугие узлы, что сковывали его руки за спиной. Всё происходит в мгновение ока. Ударом ноги он отбрасывает от себя мужчину с тесаком, хватает выпавшее из рук мучителя холодное оружие, в два счёта преодолевает расстояние, что разделяет вас, и парой ловких движений разрубает верёвки, что стягивают твои запястья и щиколотки. — Беги! — ревёт он, но ты не двигаешься с места, как заворожённый глядя на мать. Если бы только мучитель подождал ещё чуть-чуть, она бы наверняка осталась жива. Не обращая внимания на суматоху, происходящую вокруг, ты обходишь стул и замечаешь, что женщина, равно как и её муж, всё это время пыталась освободить руки, оттого запястья её истерлись в мясо. Она могла спастись. Толика везения — и мать сейчас стояла бы рядом с тобой, обнимая или поглаживая по голове. Но чуда не случилось. И она умерла. От его руки. «…Он идёт за тобой, Ты не чувствуешь страха. Он идёт за тобой, Тебя уже не спасти. Он идёт за тобой, Слышишь, он приближается?..» Ты переводишь помутневший взгляд на мучителя, что как раз вскакивает на ноги и бесстрашно идёт на тебя. Адреналин стучит в висках, и ты уверен, что, несмотря на многочисленные повреждения, ты обязательно победишь! За маму! Но удар мужчины в маске принимает отец. — Беги!!! — кричит он громче прежнего. — Немедленно! Сию секунду! Но… Тебе хочется возразить, но слова застревают в горле, и ты, не смея не подчиниться приказу отца, срываешься с места, выбегаешь из комнаты и проносишься по старому каменистому, покрывшемуся плесенью и изредка освещаемому тусклыми лампочками коридору. Не успеваешь преодолеть и сотни метров, как за спиной раздаётся два выстрела, раскатистые звуки которых эхом отражаются от стен коридора и на мгновение оглушают тебя. «…Он идёт за тобой, Он тебя не простит. И он схватит тебя, Ты лишь снова усни…» — За ним! — слышится за спиной, и ты понимаешь, для кого предназначались пули. Твой отец мёртв, но перед смертью он успел забрать с собой мразь, что убила маму. Однозначно. Прижимая сломанную в четырёх местах левую руку к груди и придерживая её правой, у которой сломано лишь запястье, хромая и стараясь не обращать внимания на иглы, что всё ещё торчат из твоих бёдер и приносят невыносимую боль, ты двигаешься дальше, окропляя грязный пол собственными кровью и слезами, что, смешиваясь с обильными кровавыми соплями, капают с подбородка. Дыхание твоё то прерывается, то срывается на хрип. На секунду ты останавливаешься из-за раздирающего тебя болезненного кашля, который подгоняет к горлу кровавый комок. Отхаркнув его, ты продолжаешь свой, как тебе кажется, бесконечный путь к отступлению. Потому почти не веришь своему счастью, когда после очередного поворота поднимаешься по крутой лестнице и оказываешься в обшарпанном проулке. В нос ударяет несвежий городской воздух, который, по сравнению со спёртым, пропитанным запахом крови и мочи воздухом в комнате, в которой вас мучили, кажется истинно райским. Несколько глубоких жадных вдохов заставляют тебя вновь закашляться и отхаркнуть очередную порцию крови. Голоса за спиной стремительно приближаются. Любой другой на твоём месте давно бы отчаялся, но не ты. Теперь, когда терять, кроме собственной жизни, нечего, мыслишь ты удивительно трезво и быстро. Недолго думая, зарываешься в бак с мусором, что стоит прямо около входа в странный коридор. Нагло? Самонадеянно? Быть может, но спрятаться в твоём состоянии кажется куда лучшей идеей, чем продолжать бежать. Через пару секунд в тёмную подворотню выбегает несколько мужчин. Они ругаются, матерятся, затем рассредоточиваются по территории. Никому из них и в голову не приходит искать тебя в баке с мусором. Ты наблюдаешь не только за тем, как они уходят, но и за тем, как возвращаются. Требуется отдых, потому ты не двигаешься. Но, что важнее, тебе надо увидеть лицо того, кто всё это время сидел в тени. Узнать и отомстить. Ожидания не напрасны. Через несколько часов с рассветом выходит он — статный брюнет, ещё совсем молодой, но уже обезображенный обществом. Его движения по-прежнему плавные, голос спокойный. Ты запоминаешь всё. И всех. Его окружение, его охрану. До последней шестёрки. Зачем? Им ещё предстоит познакомиться с тобой поближе. Молодой мужчина уезжает, часть охраны забирая с собой, как и два окровавленных трупа, что уже сегодня утопят в болоте или сожгут за городом. Оставшиеся возвращаются в тёмное помещение. Ты выбираешься из своего укрытия и ковыляешь подальше от этого проклятого места. Куда идти? Как жить дальше? У кого попросить помощи? Есть один странный тип. Нет, вы не друзья, но за деньги поможет. Главное, эти деньги раздобыть. Карточка на чёрный день спрятана в укромном месте. Сначала помощь, потом деньги. День ты проводишь в какой-то заброшке, закутавшись в грязное одеяло. Но лишь прохлада ночи накрывает Майбург — и ты ковыляешь по знакомому адресу. В последний раз ты был здесь лет восемь назад, но дорогу помнишь до сих пор. Обычный жилой дом, ничем не примечательная квартира. Главное, никому не попасться на глаза. Последние метры даются тебе с особым трудом, но ты всё же добираешься до двери и настойчиво жмёшь на звонок до тех пор, пока она, наконец, не распахивается. Но на пороге вместо облезлого старика встречает тебя длинноволосый молодой парень. Он пару секунд недоуменно разглядывает тебя, побитого, грязного, со сломанными руками, опухшим от синяков лицом и с запёкшейся кровавой коркой на голове, а ты вглядываешься в абсолютно незнакомое тебе лицо, и отчаяние заполняет тебя до основания. Последние силы уходят из ослабшего тела, и ты проваливаешься в темноту. Приходишь в себя ты на мягком диване, вперив взгляд в ослепительно-белый потолок. В первую секунду предполагаешь, что попал в больницу, и даже готовишься к разговору с полицией. Но вместо врача или полицейского склоняется к тебе тот самый молодой парень, пряди волос которого чуть щекочут тебе нос. — Пришёл в себя, — вздыхает он с облегчением, — наконец-то! Ты недоуменно оглядываешь незнакомца, и в ответ на немой вопрос в твоих глазах он представляется. Тридл? Бьёшься об заклад, что именно так звали старика, к которому ты, собственно, и шёл. — Я его внук, — объясняет парень, — а дед умер ещё полгода назад, — спокойно оповещает он, меняя тебе перевязки на руках и груди. Ты пытаешься поблагодарить его, но он зажимает тебе рот руками: — Молчи, не трать силы. «Молчи, сынок, ничего не говори…» — Воспоминания обрушиваются на тебя в мгновение ока, и ты, сгибаясь пополам и пряча лицо в коленях, содрогаешься от беззвучных отчаянных рыданий. Тридл присаживается рядом и гладит тебя по голове, нашёптывая что-то успокаивающее. Он знает тебя и твоих родителей. Он даже уже в курсе произошедшего — слухи о смерти Бэртингирэйнов расползлись среди криминального общества в считаные часы. Следующие несколько месяцев Тридл приводит тебя в порядок: он ухаживает за твоими ранами, первое время даже кормит тебя с ложечки, а по ночам прибегает на твои вопли и успокаивает. Ты понимаешь, что за всё это затем придётся платить, но тебе всё равно приятна его забота. Хоть кто-то. Когда руки восстанавливаются полностью, первое, чего ты требуешь, это листы бумаги и карандаш. Ты хорошо рисуешь, и у тебя отменная память на лица. После переломов пальцы некоторое время держать карандаш отказываются, но упорство берёт своё. Ты чертишь линии, штрихуешь, рисуешь всех тех, кого видел в тот день, лица тех, кого забывать тебе никак нельзя. Нарисовав портреты, ты развешиваешь их на стене, а затем уже привычно собираешь информацию о каждой из намеченных целей. Начинаешь «чистку» с наблюдателей. Ты просишь Тридла раздобыть тебе оружие и уже на следующее утро у постели находишь самый обыкновенный пистолет и месячный запас пуль, а ещё через неделю в руках держишь свою любимую винтовку. Твой спаситель не спрашивает, зачем тебе всё это. По украшающим твою комнату «постерам» и без слов ясно, что ты задумал. — К ужину тебя ждать? — интересуется Тридл как ни в чём не бывало, ты лишь пожимаешь плечами и в левое ухо вставляешь наушник, в котором играет одна-единственная песня. «…Он идёт за тобой…» Вслушиваясь в заученные наизусть слова, ты приближаешься к намеченному дому, без труда преодолеваешь охранную систему. На тебя тявкает противная собачка, но пуля мгновенно затыкает её. Твоя цель — один из охранников, тот, кто наблюдал за тем, как резали твою мать, за тем, как измывались над тобой. Он женат. И у него есть дочь. Подросток. Чуть младше тебя. Заходишь в дом… «…Он идёт за тобой, Ты глумишься над телом…» Спокойно проходишь на кухню, где заботливая супруга готовит ужин, целишься и, не задумываясь, стреляешь. В ногу, чтобы не убежала. Затем, храня непоколебимое спокойствие и не обращая внимания на болезненные вопли со стороны кухни, поднимаешься на второй этаж в комнату дочери твоей цели. Когда через сорок минут мужчина заходит в дом, в коридоре он находит два заботливо усаженных на стулья трупа: жену с перерезанным горлом и дочь, замученную до смерти. Он кричит. Плачет. А ты наблюдаешь за ним через прицел винтовки. Ты производишь два выстрела в бёдра мужчины, чтобы умер он не сразу, чтобы ещё полюбовался на своих близких в таком состоянии и помучился как физически, так и морально. А затем наблюдаешь, как он умирает от потери крови. Когда он прекращает шевелиться, ты делаешь контрольный выстрел в голову и только затем уходишь. «…Он идёт за тобой, Надругаешься всласть…» Приходишь ровно к ужину. Курица Тридла потрясающа. Особенно после убийства одного из десятка тех ублюдков, которые по твоему личному приговору должны в скором времени уйти на тот свет, прихватив с собой свои семьи. «…Он идёт за тобой, Жизнь начертана мелом…» С этой песней ты выходишь на охоту и вершишь своё личное правосудие. Человек за человеком. Семья за семьёй. Не щадишь никого. «…Он идёт за тобой, Жертва в этот раз Ты…» Ты пересекаешь новые и новые комнаты, расстреливаешь женщин, детей, братьев, сестёр, родителей. Всех их близких, что попадаются тебе на глаза. Но ничего не чувствуешь. Ни сожаления. Ни страха. Ни удовлетворения. Абсолютно ничего. «…Он идёт за тобой…» — Прекрати это! — кричит на тебя Тридл, до которого запоздало доходит информация о том, что ты делаешь. — Убивать обидчиков — куда ни шло, но их семьи! Как ты можешь?! Молчишь. — Ты слушаешь меня?! Так нельзя! У киллеров есть свой кодекс! Убивать детей запрещено! Это… это бесчеловечно! Молчишь. — Скажи хоть что-нибудь! — Но ты продолжаешь молчать, а Тридл, взбешенный, сбрасывает со стола тарелки с едой и уходит в свою комнату. Он беспокоится о тебе. Интересно, почему? Усмешка. Поднимаешься со стула и следуешь за парнем, хватаешь его за руку и прижимаешь к стене. Ты знаешь, чего он В Действительности хочет, начал замечать некоторое время назад этот полный желания взгляд, еле заметные намёки и тихое дыхание по ночам за стеной. — Отпусти! — Тридл пытается вырваться, но ты грубо разворачиваешь его лицом к стене, прижимаешься к нему и впиваешься губами в шею. Тебе кажется, что это лучший способ заткнуть его. Кроме того, твоё тело уже давно требует разрядки, а родители всегда учили тебя совмещать приятное с полезным. Тридл быстро сдаётся, вскоре стонет в голос, разворачивается к тебе и жадными поцелуями забирает инициативу на себя. Он не знает об этом, но он твой первый. «…Он идёт за тобой, Ты копаешь могилу…» — Не смей класть трубку! Он убивает нас одного за другим! За четыре месяца застрелено семь семей! Семь, слышишь! Мы не можем и дальше игнорировать это! — кричит мужчина в трубку, не подозревая о том, что его сестра в соседней комнате сидит в кресле с перерезанным горлом. «…Он идёт за тобой, Прячешь тело в земле…» — Что? Не думай, что ты всесилен! Если он доберётся до меня, значит, и тебе… — ты толкаешь дверь, и она медленно распахивается. «…Он идёт за тобой, Возвращаешься в город…» — Не будь столь самоуверен! Ты же… — Мужчина замолкает, наконец поднимая глаза и видя приготовленный тобой сюрприз. «…Он идёт за тобой, Нет, тебе не уйти…» — Он уже здесь… — хрипит он и роняет трубку на пол. Твой список быстро уменьшается, пока и вовсе не сужается до одного-единственного имени — того самого статного молодого брюнета, что из темноты управляет процессом. — Не иди, — просит Тридл, сидя напротив тебя, — это ловушка, они убьют тебя. Прошу, не делай этого, — почти умоляет он, но ты не реагируешь. Отложив вилку, ты встаёшь из-за стола, взваливаешь на спину винтовку и уходишь. Пробраться в дом этого подонка действительно оказывается сложно, но не невозможно. Надо действовать очень аккуратно и тихо, потому ты пробираешься внутрь под видом прислуги. Тут же взмываешь вверх на несколько этажей к детской — расправиться с братом мужчины будет проще всего. Ты заходишь в комнату и аккуратно запираешь за собой дверь, натянув на лицо доброжелательную улыбку. Встречает тебя мальчик. На вид ему не больше восьми. Увидев тебя, он улыбается в ответ. Вскакивает на ноги, подходит ближе, сжимая под мышкой бурого плюшевого мишку. — А я знаю, кто вы, — доверительно сообщает он. — Вы тот дядя, что всех убивает, да? — Ты на секунду давишься воздухом. — Братик говорил, что вы придёте. И убьёте меня, — бормочет мальчик уже тише. — Правда убьёте? — В ответ ты нацеливаешь на мальчугана пистолет. Рука твоя дрожит. Взгляд больших голубых глаз кажется ненормально спокойным, если не смиренным. Жертва не поднимает шума, не просит о помощи. Мальчик продолжает стоять напротив тебя, даже не стараясь уйти из-под прицела пистолета. — Братик сказал, что умирать — это весело! — тем временем улыбается ребёнок, и ты, наверное, впервые за все те месяцы, что прошли после гибели твоих родителей, осознаёшь, что ты натворил и сколько крови невинных людей теперь покрывает твои руки. Роняешь пистолет, пятишься к выходу, не слыша, как к комнате стремительно приближаются. Ты всё-таки попал в ловушку. Этот человек использовал своего маленького брата как приманку, не заботясь о его жизни. Ему действительно плевать! В комнату вламывается орава охранников, но в маленьком помещении детской им не развернуться, ты же, юркий и гибкий, без труда отбиваешь их удары, прорываясь к выходу. Поняв, что последнее дело провалено, собираешься сбежать, когда твой взгляд падает на мальчика. Посадив мишку на свою кровать, ребёнок, подняв выроненный тобой пистолет, вертит его дуло перед лицом. Для него это нечто восхитительное — взрослая игрушка — будто сокровище, по счастливому стечению обстоятельств попавшее ему в руки. Ты хочешь что-то сказать, предупредить, указать тупоголовым головорезам, что, пока они пытаются схватить тебя, произойти может непоправимое. Но сквозь зубы слышишь лишь своё отчаянное шипение. Глухой хлопок на миг заставляет всех замереть. Мальчик всё же нажимает на курок — и это оказывается последним, что он делает в своей недолгой жизни. И эта смерть тоже на твоей совести. Воспользовавшись секундной заминкой, ты убегаешь почти целым. Пуля в плече не в счёт. Тридл не скрывает радости, когда обнаруживает тебя на пороге своего дома. Он извлекает пулю, делает перевязку и лишь затем задаёт давно мучающий его вопрос: — Убил его? Ты отрицательно качаешь головой. — Ещё одна попытка? Но, к удивлению Тридла, ты вновь отрицательно качаешь головой. Хватит. У тебя нет возможности убить его. Не сейчас. Потому надо вдохнуть поглубже и вспомнить о терпении, присущем каждому снайперу. Всему своё время. — Ты сделал правильный выбор, — улыбается Тридл, хлопая тебя по плечу, но ты ловишь его руку и притягиваешь парня ближе. Впервые за долгое время, придя в себя и проанализировав все свои поступки, ты в тихой панике, потерянный и будто находящийся в прострации. — Эй, ты чего? — удивляется Тридл, когда ты, обняв его, начинаешь реветь в голос. Сначала он неуклюже сопротивляется, но вскоре сам приобнимает тебя и гладит по спине. Ты шепчешь про то, какое ты чудовище, о том, что тебе никогда не заслужить прощения, и что твои родители пришли бы в ужас, узнай они, что ты натворил. А Тридл в ответ говорит что-то приятное и успокаивающее, и, сколько бы ты ни ругал себя, он находит новые и новые доводы о том, что ты не настолько плох, как тебе кажется. Ты не замечаешь, как слова перетекают в поцелуи, как ты прижимаешь Тридла к полу, стягиваешь с него штаны. Всё как в тумане. Это ничего не значит. Тебе плохо и нужно чьё-то тепло, а Тридл? Тридлу просто одиноко, и он позволяет тебе делать то, что тебе в данный момент так необходимо. На следующее утро ты просыпаешься другим человеком. — Нам нужно сделать тебе новые документы, — говорил Тридл, убирая со лба длиннющую чёлку. Ты киваешь, но сперва… Похороны твоих родителей провели без тебя, но ты давно уже разузнал номера погребальных шкатулок, в которых хранится их прах. Если там действительно он. Всё это время появляться на кладбище ты не решался, сейчас же, всматриваясь в табличку «Марли и Тинбер Бэртингирэйн», ты касаешься каждой буквы пальцами, прижимаешься к ним лбом. Тебе хочется извиниться, и ты открываешь для этого рот, но… «Молчи…» Тебе необходимо придумать новое имя. Вытаскиваешь из кармана блокнот. Пишешь имя матери, точнее первые три буквы. Затем имя отца. Фамилию сокращаешь всего до пары букв, так проще. — Ты скоро? — окликает тебя Тридл, переминаясь с ноги на ногу. Сегодня на кладбище очень холодно и промозгло. Киваешь в ответ и стремительно спускаешься. — Что это? — удивляется парень, когда ты протягиваешь ему блокнот. — Мартин Бэйн, твоё новое имя? — Киваешь. — Я могу называть тебя просто Мартином? — Ещё кивок. — Круто! — улыбается Тридл. — Тогда и ты можешь называть меня просто Козу. Хотя что это я, ты же за всё время нашего знакомства так и не обронил ни слова… — Ты пожимаешь плечами. Новое имя. Новая личность. Новая жизнь. — Не беспокойся, твоя прошлая жизнь останется нашей маленькой тайной, — улыбается Козу, и ты, коснувшись его лба своим, киваешь в очередной раз. «Спасибо…»