***
Ты когда-нибудь замечал эти окна? Задавал себе вопрос, что может крыться по ту сторону? Я, будучи ребёнком, только об этом и думал. Первое же чердачное окно, увиденное с балкона высотного здания, поразило меня настолько, что я решил непременно когда-нибудь побывать на чердаке и взглянуть на мир через его толстое старое стекло. Я был уверен, что оно однозначно всё в этом мире преобразит. Покажет его в истинном свете. Для ребёнка семи лет истинным светом являлось, конечно же, волшебство, драконы и тому подобная чушь, которую крутят по детским каналам для малышей и одиноких сорокалетних мужчин. Я помню тот день. Мы только-только переехали с родителями в новую квартиру, из окна которой и открывался вид на старинное здание с чердаком. Я годами любовался им, представляя, что произойдёт, когда я до него наконец доберусь. Это была моя детская мечта. Которую я исполнил в уже достаточно сознательном возрасте. Мне тогда только исполнилось шестнадцать. И я к этому моменту уже утратил веру в магию, потерял моральную и физическую девственность и напрочь лишился детской наивности. Зато приобрёл преждевременную чёрствость, недоверчивость, подозрительность и… отличную предрасположенность к алкоголизму. Ты не ослышался, проблемы с алкоголем у меня начались задолго до знакомства с Ним. Очень странно, если учесть, что я имел все возможности для того, чтобы вырасти абсолютно счастливым, правильным, лишённым пагубных привычек человеком: понимающие родители, готовые ради меня на очень многое, отдельная квартира, средства на развлечения и перспектива обучения в элитном институте «Закона и Порядка», откуда прямая дорога вела в высшие полицейские чины. У меня было всё. И в этом крылась главная проблема. В этом, если подумать, кроется главная проблема всего человечества. Нельзя иметь всё. Это лишает наше существование хоть какого-то смысла. Обладатели всего необходимого, не имея возможности отвести взор на насущные проблемы, обречены оглядываться по сторонам и в ужасе осознавать собственную бесполезность в огромном мироздании. Собственную незначимость. Если бы ты оказался немного в иной ситуации, ты хоть раз да наткнулся бы на истории о богачах, что кончали с жизнью в квартирах, обставленных золотом, в бассейнах, наполненных шампанским, выбрасывались из окон дорогущих номеров в элитных отелях. Читая статьи о новых великих мертвецах, люди недоумевают, почему же такие вроде бы счастливые индивиды творят подобное. Они — без лишнего веса, без задолженностей по счетам, без кредитов, безумных родственников, признанные, красивые, богатые. Почему они уходят из этого мира так рано? Куда они спешат? Но я раскрою тебе тайну. Они не спешат. На самом деле они убегают. Убегают от собственной идеальности, а точнее от того, чему они должны соответствовать. Убегают от бессмысленного существования красивой оболочки, которая рано или поздно увянет, сгниёт, не оставив после себя ни кусочка. Убегают от неидеальных счастливчиков, которые никогда не понимали и не поймут их. В свои шестнадцать мне тоже очень хотелось убежать от себя. К тому моменту от семилетнего мальчишки не осталось и следа. Даже мечта посетить чердак видоизменилась: мне больше не хотелось, заглянув в его окно, увидеть волшебника по ту сторону стекла. Мне хотелось это окно открыть и вывалиться из него в мир, который, как мне тогда казалось, я уже изучил вдоль и поперёк. Старое здание к тому времени окружили высоким забором, а на единственные ворота, что вели к нему, повесили табличку: «Вход строго воспрещён». Сперва здание хотели снести, но один из рабочих погиб, нечаянно наткнувшись на фиолетовый огонь. Работы приостановили. Снос переносили несколько десятков раз. Строительная компания, что собиралась на месте старого дома возвести очередной небоскреб, потратила кучу времени на поиск источника фиолетового пламени. Огонь они так и не нашли. Но, потеряв три десятка рабочих, сдались и оставили здание в покое. К моему глубочайшему облегчению. Фиолетового огня я не боялся. Мне же было шестнадцать. В этом возрасте кажется, что умереть может абсолютно каждый, но не ты. Кто угодно, но никак не ты. Нет, сам ты мог умереть лишь при одном-единственном условии: если бы сам того захотел. А я тогда желал этого даже больше, чем секса. Не пойми неправильно, я не страдал депрессией, не считал свою жизнь кошмарным дерьмом и не проклинал окружение. Для меня смерть казалась лишь ещё одним развлечением. Золотой мальчик, всю жизнь обладавший всем, чего бы он ни захотел, был уверен, что и смерть станет лишь ещё одним его трофеем и не больше. Понятия не имею, о чём я тогда думал. Наверное, о скуке и о том, как бы поскорее развеять её, но в один дождливый вечер я, самоуверенный и слишком смелый отчасти из-за пары глотков отцовского виски, перелез через забор к вожделенному зданию, пробрался в его старые, обветшалые комнаты, в которых жили люди за двести лет до моего рождения, забрался на чердак и пережил один из самых ярких моментов в моей жизни. Только представь: вокруг меня клубилась тьма, хоть глаз выколи, и лишь одинокое круглое окно позволяло свету городских фонарей и реклам пробиваться сквозь его стекло толстым лучом холодного света. Он не рассеивался, а был чётко очерчен. И я видел, как внутри него вьются светящиеся точки — вековые пылинки. Я тогда простоял во тьме чердака, кажется, целую вечность, заворожённо наблюдая за тем, как мощные сквозняки гоняют пылинки в этом пучке света, будто маленьких рыбок в аквариуме. В тот момент мне вновь захотелось поверить в магию, в волшебство. Но подойти к чердачному окну я так и не решился. Отчего-то вид мира через его стёкла приобрёл для меня ещё большее значение, чем в давнем детстве. Будто я никогда не забывал о своей мечте, будто ею только и грезил все эти годы. Только не смейся надо мной, хорошо? И не спрашивай, почему я, оказавшись в каком-то метре от воплощения своей главной мечты, остановился. Причину понять не так уж и сложно. Мне не хотелось терять то последнее, что действительно имело для меня значение. А, знаешь ли, в шестнадцать лет очень трудно ценить хоть что-то. Даже своя собственная жизнь кажется куском торта, который можно съесть, выбросить в помойное ведро или просто покромсать на маленькие кусочки. Шестнадцать лет — страшный возраст. В это время мы совершаем слишком много ошибок, за которые расплачиваемся затем всю оставшуюся жизнь. Тогда и я совершил свою ошибку, так и не заглянув в окно, ещё не зная, к чему всё это приведёт. Если бы в тот день сквозь чердачное стекло я ничего не увидел, я бы окончательно разочаровался в жизни и… Никогда бы больше не вернулся в это место. Но я не заглянул. И я вернулся. И тогда вторая ключевая фигура помимо окна ворвалась в мою жизнь. Тогда мне повстречался Он. И мне уже тогда было суждено разрушить Его жизнь. Но я об этом ещё не подозревал. Он — тем более. Знаешь, теперешний мир очень отличается от того, каким он был прежде, каким его рисовали писатели прошлых лет. Несмотря на капризность и пагубные привычки, я с детства приучил себя к старой литературе. Зачитывался фантастическими романами, тяжёлой прозой и лёгкими романтическими комедиями только так. Зачитывался и завидовал персонажам этих произведений. Ах, какие это были миры. Ах, какие это были люди! Совсем не та скукота, что окружала меня. Но какие бы книги я ни читал, все они были незримо похожи определённой атмосферой, описаниями, чувствами, которые авторы черпали из своего времени. Наверное, поэтому нынешняя проза такая сухая и бездушная. Быть может, дело во времени или в людях, быть может, всему виной окружающий нас прогресс. Но всё меньше мечтателей ходит по нашей планете. Всё меньше романтиков. В судьбу и вовсе верят единицы. А ведь когда-то мир был другим. Люди умели верить. Во что угодно. В карму. В удачу. В ТехноБогов. Теперь же каждый из нас — лишь наполненный кровью и мясом сосуд, думающий лишь о том, как бы поскорее удовлетворить мучающие нас потребности. Но, анализируя всё, что в конце концов произошло, я могу уверить тебя в том, что судьба существует. Она настолько же реальна, как ты или я. Да, я во всеуслышание утверждаю, что каждому в этом мире уготована своя судьба. Думаешь, я сошёл с ума? Не торопись делать выводы. Выслушай меня. Выслушай внимательно, чтобы осознать, сколько всего могло не произойти, если бы я заглянул в это чёртово окно. Если бы только. Но я не заглянул. И эта недосказанность обрекла меня на уничтожение двух жизней. Мысли о чердаке не давали мне покоя всю следующую неделю. Я думал о нём в школе, в постели со своей девушкой, в душе. Не поверишь, но его окно мне даже снилось. Оно настолько замучило меня, что я вернулся в старое здание ровно через неделю. Но в ту ночь свет, бьющий из круглого окна, подсвечивал не пылинки. О нет, в нём стоял парень. Высокий худой парень. И его образ вклинился мне в голову хуже грёбаного окна. Он стоял там и взирал на то, на что мне посмотреть духу так и не хватило. Ты всё правильно понял. Я говорю о Нём. Это Он тогда стоял в луче света. И наша встреча у этого чердачного окна была судьбоносной, как бы пафосно теперь это ни звучало. Наше знакомство оказалось крайне неловким. Заворожённый образом, я невольно шагнул к нему, споткнулся о валявшуюся на грязном полу деревяшку и перепугал Его настолько, что Он огрел меня по спине попавшейся под руку палкой, а затем ещё бегал от меня по всем этажам здания, не давая возможности объясниться. Помню, как я настиг Его уже у выхода на улицу, схватил за руку и выпалил что-то несуразное. Нечто вроде «Я не привидение!» или «Прекрати называть меня упырём!». Сейчас вспомнить этот момент, к сожалению, я уже не смогу, столько лет прошло. Столько времени утекло. Даже не верится. В ту ночь мы проболтали до рассвета. Говорили обо всём, о чём только было возможно. Чего ещё ожидать от двух людей, катастрофически нуждавшихся в ком-то более важном, чем компании, с которыми мы проводили свободное время. Мне был необходим лучший друг. Ему тоже. И мы нашли желаемое друг в друге. Я смотрел на Него, слушал, как Он взахлёб рассказывает о книгах, которые нравились и мне, перечисляет компьютерные игры, которые были и моими любимыми тоже. И с каждым мгновением всё больше убеждался, что сама судьба свела нас вместе. А проживание в соседних кварталах и учёба в параллельных классах в одной школе лишь укрепили мою веру в это. Конечно, одной судьбой сыт не будешь. Далеко не сразу мы доверились друг другу, далеко не сразу открылись. Мы знакомились постепенно, за раз выдавая по мизерной капле информации. Выуживали важные моменты из невзначай брошенных фраз, нечаянно увиденных этикеток, секундных заинтересованных взглядов на те или иные предметы. Мы постоянно удивляли друг друга, восполняли друг друга, присматривались друг к другу. Шаг за шагом. Будто до самого последнего момента не могли поверить, что судьба преподнесла двум одиноким душам столь щедрый подарок. И правильно делали, что не верили. Ведь мне была уготована иная роль в Его жизни. Мне следовало стать Его проклятьем. И, чёрт возьми, я справился с этой задачей на все сто процентов. Вместе мы перепробовали всё: лёгкие наркотики, экстремальные прогулки по крышам высотных зданий Майбурга, играли с фиолетовым огнем, а как-то раз даже развели одну пьяную девчонку на секс втроём. Тогда мне впервые в голову пришла мысль о том, что я бы не отказался заняться с Ним сексом и без девушки между нами. Более того, в ту ночь я представлял, что трахаю Его, а не её. Вслушивался в Его стоны, воображая, будто именно я их причина. Помню, Он затем ещё удивлялся проворству этой девушки, якобы она насаживалась на Него с такой силой, что Он кончил в неё трижды. На самом деле насаживал её на Него я, думая о том, что хочу обладать Им, а не ею. Лишь мимолётная пьяная мысль, впоследствии разросшаяся в раковую опухоль моей души. Когда нам исполнилось по восемнадцать, отец отправил меня в институт «Закона и Порядка». И Он последовал вслед за мной. У Его семьи не было связей, а потому Ему пришлось сдавать кучу вступительных экзаменов. Я приходил к Нему каждый вечер, усаживался в метре от Его рабочего стола и наблюдал за тем, как Он старается для того, чтобы учиться со мной в одном месте. Никто и никогда не делал ради меня ничего подобного, а потому я был заворожён его упорством. Конечно же Он поступил. Мы стали лучшими на потоке. Друзья — не разлей вода. Всюду нас видели вместе: в кафе, на парах, на тренировочном стадионе. Мы даже жили в одной комнате в общежитии. Не стоит надеяться, что та треклятая мысль об обладании Им больше меня не посещала. Отнюдь: стоило мне выпить пару бутылок пива, как все желания вылезали наружу. Он, в отличие от меня, пил редко. Говорил, что алкоголь не его стезя. Нет, только подумай. Алкоголь — не его стезя. И как Он только додумался до подобного?! Но я не знал, как ещё подступиться к Нему на трезвую голову, так что старательно спаивал своего вожделенного друга несколько лет. А делом это было ох каким нелёгким. Алкоголь Его практически не брал, а потому он мог за раз выпить столько, сколько мне и не снилось. И всё-таки золотой мальчик добился своего. Я напоил его до состояния нестояния, после чего притащил в нашу комнату и отодрал так, как не драл ни единую девушку в моей постели. В тот момент я будто разумом помутился. Я не соображал, что творю. О последствиях не думал вовсе. Я даже не осознавал, почему так хочу Его. А когда осознал, было уже слишком поздно. Не буду скрывать, иногда я уставал от Его постоянного присутствия. От этого Его чрезмерного внимания, безграничной заботы и определённой предсказуемости. Слишком много Его было в моей жизни До того, как я осознал, как он мне нужен, и недостаточно — После. Никогда не забуду день, когда Он признался мне в любви. Мы перешли на четвёртый курс. Только закрыли сессию и решили отпраздновать это в местном баре. В тот вечер Он налегал на алкоголь как никогда прежде. Помню, я даже похлопал Его по плечу, назвав бездонной бочкой, и попросил притормозить. — Так ради тебя же стараюсь, — заявил Он с грустной усмешкой. — В смысле? — удивился я. — Даю тебе возможность вновь меня трахнуть. — Мы же уже говорили об этом. О той ночи на самом деле мы не смели обмолвиться и словом. Утром, когда Он проснулся в моих объятьях, Он ничего не сказал. И я не сказал ни единого слова. Пару дней мы хранили взаимное молчание, а затем сами собой продолжили общение, которое у нас было до той ночи. Я был искренне рад этому, потому что тогда ещё не желал нести ответственность за свои действия. И вот, спустя полгода, Он таки затронул запретную тему. — Мы ни о чём не говорили, — напомнил мне мой друг, явно опьянев достаточно для того, чтобы высказать всё, что думает обо мне. — Потому что говорить не о чем, — беспечно пожал я плечами. — Мы слишком много выпили. Бывает. — Меня действительно не особенно волновало то, что произошло между нами. Я утолил своё желание и тогда ещё не подозревал, насколько оно было глубоким. — Есть о чём, — возразил он, наклоняясь ко мне ближе. — Есть о чём, ведь я люблю тебя, — прошептал он, взирая на меня с таким умоляющим видом, будто знал наперёд, что я ему отвечу. — Ты слишком пьян, — улыбнулся я тогда, не восприняв его слова всерьёз. — Нет. Я слишком трезв, — выдохнул он, поворачиваясь к стойке бара и вперивая взгляд в столешницу. — Я был уверен, что, если напьюсь, мне станет легче. Надеялся, что все эти глупые мысли, что мучают меня в последнее время, отступят, дадут временный покой. Но я не могу так. Даже теперь, потеряв возможность мыслить трезво и говорить внятно, — пробормотал он заплетающимся языком, — я чётко уверен лишь в одном. В том, что люблю тебя, — проговорил он, опрокидывая стакан с бренди. Моим любимым бренди. — Не дури. — Как же я был тогда беспечен. — Не рушь то, что уже есть между нами. Ведь это куда ценней отношений! — В тот момент я искренне верил в это. — И что же между нами Есть? — с надрывом поинтересовался Он. — Дружба! Между мной и тобой настоящая дружба! — Слова ребёнка, слова идиота. Не могу понять, как Он тогда стерпел. Как выслушал все мои бредни про дружбу. Как снёс всю ту боль, которую я ему уже причинил и которую причинить лишь собирался. Он проглотил это. Смирился, чтобы остаться рядом со мной. С того вечера между нами появилась незримая стена. Он возвёл её, притворившись, будто не было между нами ни жаркой ночи, ни безответных чувств. Но они были. И мы оба помнили об этом. Закончив институт, мы вместе поступили на службу и вполне ожидаемо стали напарниками. Сколько всего нам пришлось пережить вместе! Сколько раз я прикрывал Его спину, а Он — мою. Мы были лучшими. На вершине этого мира. Всеми любимые, уважаемые, перспективные. Нам пророчили Большое будущее. Никто не подозревал, какое будущее уготовила нам Судьба. А её планы кардинально отличались от того, что рисовало мне моё воображение. Хотя уже тогда я был достойным её планов чудовищем. Из детского эгоизма я держал Его рядом с собой, обрекая наблюдать за тем, как любовь всей Его жизни крутит романы, трахает дамочек прямо у него под носом, делится с ним интимными подробностями, а иногда, по пьяни, даже вваливается с одной из своих пассий к нему домой. Он терпел всё. Прощал всё. И что бы я ни натворил, утром Он как ни в чём не бывало приветствовал меня, принося мои любимые пирожные, шоколад или бутерброды. Его любовь ко мне была всепоглощающей, безграничной, почти сумасшедшей. И мне казалось, что так будет вечно. Я на полном серьёзе был уверен в том, что в старости, когда я заведу семью и детей, Он всё так же по утрам будет приходить ко мне в дом с каким-нибудь угощением. Одинокий, никому не нужный старик. Да, я искренне желал ему такого будущего рядом со мной. Но, привязывая его к себе, я не понимал, что таким образом привязываю себя к нему. Я бы, наверное, никогда этого и не понял, если бы в мои представления о нашем с Ним будущем не вклинилась Она. Джессика. Молодая, подтянутая, стройная, не красивая, но харизматичная настолько, что вскружила мне голову всего парой фраз. А её голову неожиданно для меня вскружил Он. Помнится, я тогда чертовски разозлился. Как она могла променять меня на Него? Никогда ещё не случалось, чтобы предпочтение отдавали не мне. Меня это взбесило настолько, что я не отвечал на Его звонки неделю. Тогда я ещё не знал, что Джессика станет последним штрихом на картине, нарисованной самой Судьбой. Все ключевые фигуры расставлены по местам, все странные, удивительные и неправдоподобные стечения обстоятельств создали между нами троими необходимую атмосферу. Дело было за малым. Дело было за мной. За трагедией, которую мне предстояло развернуть через каких-то два года. Он никогда не отличался особой общительностью, предпочитая прятаться в моей тени, потому и Джессику подпустил к себе далеко не сразу. Я всё надеялся, что она опустит руки, забудет про Него и переключится на кого-то другого. Но эта молодая женщина поражала своим упорством. Он стал её целью, и она не собиралась отступать так просто. Даже мой бесконечный флирт не приносил успеха. Она не сводила взгляда с него, полностью игнорируя меня. — Что ты в нём нашла? — не выдержав, как-то поинтересовался я невзначай, когда Его не было рядом. — Почему ты так хочешь заполучить Его? — А ты? — ответила она мне вопросом на вопрос. Тогда я не понял значения её слов. Я ещё не осознавал то, что Джессика увидела ещё в первый день нашего знакомства. То, из-за чего я сломал Его жизнь. Как бы ни была уязвлена моя гордость, я достаточно легко воспринял появление Джессики в нашей компании. Мне даже нравилось наблюдать за тем, как она безрезультатно пытается достучаться до Него, не понимая, что его голова забита мыслями обо мне и ни о ком больше. Моя самоуверенность меня и сгубила. Джессика добилась своего, и они начали встречаться. Сперва я полагал, что для Него это лишь бесплатный секс, ни к чему не обязывающая интрижка. Но у меня на глазах Он менялся. Теперь Его пристальный взор был обращён не только в мою сторону. Теперь ему был нужен не только я. В баре, на прогулке или в кино я всё чаще замечал, как он украдкой касается руки Джессики или заботливо убирает прядь её волос за ухо. Я видел, с какой нежностью он целует её. Я видел всё это и чувствовал себя преданным, покинутым, обманутым. Но Я хотел обладать Им. Раковая опухоль моей души спустя долгое время дала о себе знать болью в груди. Когда же они объявили о намерении пожениться, опухоль начала стремительно расти и пожирать меня изнутри. — Друг! — кричал я в трубку, узнав о невероятной новости. «Он должен быть моим!» — Боже, не представляешь, как я рад за вас обоих! — врал я. «Она отняла Его у меня!» — Конечно же я приду! Конечно я буду твоим шафером, даже не сомневайся! «Эта тварь посмела забрать Его!» На их свадьбе я напился до такого свинского состояния, на которое только был способен. На мгновение мне даже показалось, что я пытаюсь упиться на смерть, но умереть в тот день у меня не вышло. А вот заблевать свадебный торт и оттрахать всех подружек невесты, включая пятнадцатилетнюю племянницу Джессики, у меня получилось на Ура. Я сделал всё, чтобы испортить им этот день, а знаешь, как Он мне за это отплатил? Вместо того, чтобы пойти к молодой жене, Он переодел меня в свою одежду (моя была заляпана рвотой и спермой), посадил в свою машину и отвёз меня домой. Он дотащил меня до моей квартиры, сам открыл дверь, уложил меня в постель. А когда Он собирался уйти, я схватил его за рукав и притянул к себе: — Не уходи! — взмолился я. — Прошу тебя, останься со мной! — Я не могу, друг. У меня же, в конце концов, сегодня свадьба, — улыбнулся он мне удивительно добро. — Нет! — взвыл я не хуже раненого зверя. — Нет, не иди к ней! Будь со мной! Будь моим! — Ты слишком пьян. — Нет. Я слишком трезв, — намеренно повторил я когда-то произнесенные Им слова, пытаясь таким образом подчеркнуть серьёзность моих намерений. — Прошу, прекрати. — Я люблю тебя! — тогда я сказал это, чтобы оставить его рядом с собой, а не потому, что действительно осознавал это. — Не дури, — сказал он тихо. — Не рушь то, что уже есть между нами. И он ушёл. Я остался один на один с собственными словами, застывшими в воздухе. Когда-то мне хватило духу произнести их, теперь я получил возможность стать тем, кто их слушал. Но если Он эти слова выдержал, то меня они сломали. Что-то в ту ночь во мне безвозвратно умерло. Возможно, это был я сам. Я сам, настоящий, тот самый золотой мальчик, что познакомился с Ним на чердаке, испарился, будто его и не было. Осталась лишь пустая оболочка. Сгусток желаний и ненависти. Пища утратила для меня вкус, мир потерял прежние краски, и лишь выпивка всё ещё горчила во рту. Вся моя жизнь в одно мгновение потеряла смысл. А осознав это, я ушёл в такой запой, каких у меня ещё никогда не было. Я не просыхал пару месяцев. Не появлялся на работе. Не отвечал на звонки друзей. Он не раз приходил ко мне, барабанил в дверь, просил, требовал, умолял меня открыть Ему. А я, каждый раз приходя в себя в луже собственной мочи, добираясь до ванной и взирая в зеркало на жуткое подобие себя самого, погибал от осознания того, насколько я любил Его и как глупо потерял. Мне следовало во всем винить себя. Ведь именно я не ответил на его чувства, сам отпустил его в свободный полёт. А теперь получалось, что отпускал тогда я не его. А себя. Я настолько боялся отношений, рутины, оков, которые бы ограничили мою свободу, что пустил на самотёк то, что должен был оберегать. Этим открытием я был сломлен настолько, что собственное существование стало для меня невыносимым. И каждый вечер я снова пил, рассчитывая на то, что утром уже не смогу прийти в себя, подняться с пола и увидеть в зеркале омерзительного мне человека. Но я не умирал. Я сходил с ума. И в одно прекрасное утро, очнувшись от пьяной дремы, я внезапно нашёл причину всех моих бед. Ею стала Джессика. В тот день я возненавидел её по-настоящему. «Я хочу обладать Им!» — мысль, отравлявшая меня столько времени, поглотила мою душу, выжгла её изнутри. И когда это произошло, она видоизменилась. «Я буду обладать им…» — новая мысль, не просто опухоль, но единственная цель моей новой жизни. — Третье поколение, — помню, читал нам лекцию преподаватель ещё в институте. — Его представители по психологическим показателям самые нестабильные. Процент сошедших с ума людей уже приблизился к отметке в шестьдесят пять процентов, — проговорил он с нотками драматизма в голосе. — А понимает ли кто-нибудь, что это означает? — Это означает, что больше половины людей, присутствующих сегодня на лекции, закончат свои дни в дурдоме! — выкрикнул я тогда, уверенный, что я-то в эти шестьдесят пять процентов однозначно не войду. Я, золотой мальчик, обладающий всем, чем только можно, не могу сойти с ума. И откуда во мне столько самонадеянности? Поставив перед собой цель, я взял себя в руки. Побрился. Убрался. Постирал вещи. Вернулся на работу с таким видом, будто ничего и не было. Начальство, конечно, от моей выходки осталось не в восторге, но и выговаривать мне лишний раз своё недовольство не решилось. Никогда не забуду Его взгляда, когда Он зашёл в наш общий кабинет и увидел меня. — Ты вернулся, — выговорил он тихо. — Да, вернулся, — кивнул я украдкой, и Он бросился ко мне и заключил в крепкие объятья. — Я безумно рад тебя видеть! — выдохнул он мне куда-то в район шеи. «Я буду обладать им…» — Я тоже рад тебя видеть! Как ты? Как Джессика? Гонимый своей целью, я вновь стал Ему другом. Более того. Я стал другом Джессике. Иногда мы даже отдельно от Него ходили в кафе выпить кофе и обсудить интересные новости. Я стал им поддержкой и опорой, лучшим другом на всём белом свете. Я помогал им переезжать в их новую квартиру, приглашал их в свой загородный домик. Некоторые подшучивали, что из нас бы вышла отличная шведская семья. Я улыбался, мысленно замечая, что без Джессики между нами было бы куда интереснее. Но я не торопился. Я уделял Ему столько внимания, сколько только мог. Я больше не ходил на свидания, не экспериментировал с ни к чему не обязывающими связями. Я делал всё, только бы он вновь полюбил меня. И мне казалось, что у меня получается. Когда-то возведённая им стена дала трещину. Я чувствовал это. С каждым днём я ощущал, как мы становимся друг к другу всё ближе. И ничто не могло остановить меня. Так мне казалось. — Привет, ты можешь говорить? — Привет, Джесс. Могу. А что случилось? — Последнее время Джессика выглядела нервной, и я совсем не удивился её звонку. — Мне надо поговорить с тобой. — Поговорить о чём? — Расскажу при встрече. Где мы можем увидеться? Меня тогда будто холодной водой окатило. Он признался ей. Признался, что всё ещё любит меня, и теперь она хочет поговорить об этом со мной? Возможно, она хотела умолять меня, чтобы я не принимал Его. Но я больше не собирался отдавать Его кому-либо. Даже ей. Тем более ей. Будучи в хорошем расположении духа, я пригласил Джессику туда, где мы когда-то познакомились с Ним. На тот самый чердак с тем самым окном, в которое я так и не решился заглянуть. — Здесь не опасно? — удивлённо оглядывалась она по сторонам. — На табличке было написано, что в этом здании есть фиолетовое пламя. — Может, и есть. Хотя я ни разу его не видел. Не беспокойся, мы часто бывали тут с твоим мужем! И, как видишь, целы и невредимы. — Так это то самое место, о котором он мне рассказывал? Тот самый чердак, на котором вы познакомились?! — воскликнула Джессика, подбегая к окну и заглядывая в него. — Лучшее место для моей новости! — Новости? — напрягся я, не уверенный, что о расставании можно говорить так весело. — Да, о новости, — кивнула Джессика, улыбаясь мне. — Ему я ещё не говорила. Не пойми неправильно, хочу сделать сюрприз, и мне не обойтись без твоей помощи! А затем она всё мне рассказала. Она уничтожила меня своими словами. Размазала по стенке, понимаешь? В буквальном смысле поставила на колени. И моя раковая опухоль, моя злоба, моя обида на Джессику вырвалась на свободу. Проклятье Третьего поколения. Оно настигло меня.***
— Ты когда-нибудь замечал эти окна? — спросил Дэй, вводя Найта подобным вопросом в ступор. — Честно говоря, окна — это последнее, что меня волнует, — тихо рассмеялся брюнет, затягиваясь. — А я вот терпеть их не могу. — Какая категоричность. — Потому что напротив одного из них я пережил самые ужасные моменты моей жизни, — выдохнул он. Ехидная улыбка с губ Найта моментально сползла. — И что же произошло? — Я убил человека.***
Моё тело двигалось само собой. Я схватил с пола камень и ударил Джессику по голове. Она взвизгнула, потеряв равновесие и упав на пол, но оставшись в сознании. — Ты сдурел?! — воскликнула она, дрожащей рукой касаясь кровоточащей раны на голове. — Что на тебя нашло?! Неужели ты… неужели ты до сих пор влюблён в него?! Я не ответил, лишь размахнулся и попробовал ударить её вновь. Но Джесс всё-таки из полиции и о единоборствах знала не понаслышке. Вскочив на ноги, она выбила камень из моих рук и даже попробовала произвести контрудар. Но не успела. Я ударил её коленом в живот, а когда она упала на пол, навалился на неё сверху, схватил кусок старой доски и начал бить им её по голове до тех пор, пока она не прекратила дышать. — Он будет моим! — кричал я каждый раз, опуская острый конец доски ей на лицо. — Только моим, слышишь! Я выбил все её зубы. Выколол глаза. Выковырял их голыми пальцами. А нос парой ударов ногой вдавил внутрь черепа. Я оставил на её теле столько дыр, что она начала напоминать мне швейцарский сыр. С Джессикой было покончено. И ещё никогда я не ощущал такого воодушевления. Впервые в жизни я чувствовал, что нахожусь именно там, где и должен, и делаю то, что было предназначено мне судьбой. Я убил Джессику. Но этого мне было мало. И тогда я разорвал её одежду, я надругался над ней. Изуродовал её. Переломал все кости в её теле. А затем я позвонил Ему и позвал на чердак, потому что хотел, чтобы последним Его воспоминанием о дорогой жене, о сучке, посмевшей встать между нами, стал её изувеченный труп с вытекающей из задницы и пустых глазниц чужой спермой. А пока Он, не подозревая о моём подарке, ехал к нашему чердаку, я сделал последнее, чего от меня требовала Судьба. Я вспорол Джессике живот. Потому что мне было необходимо поговорить с тобой. Понимаешь, я не мог уйти, не объяснив тебе, что к чему.***
— Убил, говоришь, — протянул Найт с лёгким разочарованием. — И кем же он был? — Любовью всей моей жизни. Но дело не в том, что я убил его. Лучше спроси, почему я это сделал. — И почему же? — Потому что он изнасиловал и убил мою жену. И моего не родившегося ребёнка.***
— А вот и он! Я слышу его шаги! — воскликнул парень, обращаясь к маленькому кусочку плоти. — Папочка пришёл! Пора мне тебя с ним познакомить! Через мгновение на чердаке появилась худощавая фигура. Рыжеволосый неказистый парень остановился как вкопанный у самого входа, уставившись на раскуроченный труп, лежащий прямо в луче света, падавшего из чердачного окна. — Добро пожаловать! — воскликнул блондин, широко улыбаясь. — Что… Это… Это же… — Рыжеволосый парень медленно приблизился к мёртвому телу. — Это что же… Джессика? — выдохнул он, падая перед девушкой на колени и украдкой касаясь её холодной ноги. — Она больше не будет нам мешать, — весело выдохнул блондин. — Больше никаких Джессик, дружище! — проговорил он, крепко обнимая рыжего со спины. — Мне пришлось сделать это. Ведь ты вот-вот собирался уйти от неё ко мне! А тут она со своей новостью! Якобы беременна! Якобы от тебя! Сам посмотри! — воскликнул блондин, протягивая Рыжему выковырянный из живота Джессики эмбрион. — Боже, да она просто хотела удержать тебя рядом с собой! Но я ей этого не позволил. Теперь мы всегда будем вместе. Только ты и я. — Ты… — выдохнул рыжий. — Это сделал ты? — По щекам его покатились слёзы. Дрожащими руками он закрыл рот, пытаясь подавить вопль ужаса. Рыжий смотрел на свою мёртвую жену, содрогаясь от рыданий и не веря в реальность всего происходящего. — Я уже присмотрел нам дом! Но в первое время, думаю, можешь пожить и у меня! — продолжал бубнить себе под нос блондин, туда-сюда гуляя по чердаку. — Думаю, переехать тебе стоит ко мне сегодня же! Уж поверь, я позабочусь о том, чтобы всё было в лучшем виде! Теперь, когда Джессики нет! — Доро, — тихо выдохнул рыжий, поднимаясь на ноги. — Да? — Подойди, — позвал он еле слышно. — Что такое? Не можешь унять слёз счастья? Не стоит благодарности, моё чудо. Правда, не стоит благодарности, — улыбнулся парень, обнимая рыжего и целуя его в шею. — Зря я затеял идею с семьей, — тихо проговорил парень, обнимая блондина в ответ. — Кстати, я купил новое постельное бельё. Уверен, тебе понравится! — На что я рассчитывал? — Холодильник пустой. Но мы можем заскочить в небольшой ресторанчик. Он здесь, совсем неподалёку. Там готовят просто обалденные отбивные! — Мы же третье поколение. Как бомбы замедленного действия. Все мы. И ты. И я. — И по дороге домой неплохо бы ещё заглянуть в магазин, прикупить шоколада и бренди. Нет, я не собираюсь вновь уходить в запой. Но наше воссоединение отпраздновать необходимо! — Да, — кивнул Рыжий, отстраняясь от блондина. — Ты прав, Доро. Мы должны отпраздновать это. Но сперва могу я попросить тебя об одолжении? — Всё что угодно! — Посмотри в окно, — выговорил парень, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы. Но тихие рыдания продолжали рваться из него, мешая изображать счастье. Впрочем, блондин будто не замечал состояния парня. — Конечно, Ди. Ты прав. С этим чердаком пора кончать! — кивнул блондин, переступая через труп молодой женщины и приближаясь к окну. — Ну что? Дошёл? — тихо спросил рыжий. — Да, Ди! Я сделал это! — И что ты видишь? — Боже мой, ты не поверишь! Ты не пов… Слова блондина прервал громкий выстрел. А за ним последовало ещё девятнадцать.***
— Ты был женат? Это… это не укладывается у меня в голове, — выдохнул Найт, докуривая сигарету. — У меня тоже. — Но постой, если всё действительно так, как ты рассказываешь, почему я ничего об этом не знаю? Уж СМИ-то обсосали бы эту историю со всех сторон! — Обсосали бы, если бы им позволили. Доро был сыном очень влиятельных людей. Они замяли историю. Обставили всё так, будто бы не Доро, а я сорвался. Будто я убил обоих в приступе ревности. Родственники моей жены до сих пор шлют мне письма с угрозами. Никто не усомнился в истории, которую представили родители Доро. В мгновение ока я потерял жену, ребёнка, друга и работу. Если бы в тот период не Маслоу, мой нынешний начальник, не представляю, что бы со мной было. Он в буквальном смысле спас меня. Так я и оказался в ГОР. — Ого, — только выдохнул Найт, смотря на Дэя совсем другими глазами. — Кто бы мог подумать, что ты хранишь в себе подобное. Доро и является твоим камнем, что я видел в Тэхоните? — Не совсем, — сглотнул рыжий, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — Но что может быть хуже уже рассказанного тобой? Дэй медленно перевернулся на бок, впервые за разговор посмотрев Найту прямо в глаза. — Мой камень заключается в том, что Доро был прав. — В чём прав? — Я действительно собирался уйти от Джессики к нему. — То есть ты… — Да, я слишком сильно любил его. — И, несмотря на это, убил. — Да, несмотря на это… — И кого же ты любишь теперь? — задал Найт провокационный вопрос. — Не его.