Ороборо: Рэй-мала

3

Бэкхён сосредоточенно лил в стакан воду. От прикосновений и объятий уклонился, отставив бутылку и шагнув в сторону, чтобы между ним и Чанёлем оказался стул. — Никак не привыкну. Кажется, что время обратилось вспять, — интимно понизив голос, признался Чанёль. — Всё чаще думаю, что это не глаза меня подводят, а врут документы. — Какие у тебя отношения с министром До? — нанёс первый пробный удар Бэкхён, пока Чанёль умащивал зад в кресле. — Больше не зовёшь его по имени? — Я не знал его десять лет. И это именно он после Клео получил кресло министра. Наводит на размышления, знаешь ли. — Верно. Только его отец сдох не на Клео, а позднее. — Но слёг — после Клео. Ты можешь просто ответить на вопрос? — Почему тебя это так интересует? Лучше бы спросил о его булочках. Они, кстати, всё такие же сладкие хотя бы на вид. Самая идеальная пышная задница, которую я только видел. — Видел, но не лапал. Иди к чёрту. Мне вообще интересно, какого чёрта ты и министр До продолжаете поддерживать Корону даже сейчас, когда в глазах большинства такая политика невыгодна. Я бы предположил, что у Императора какой-то волшебный член, если б половина его любовниц не держала камни за пазухой. Но факт есть факт. Половина его пассий чуть ли не молится на него, а другая половина — ненавидит. Ну так что же заставляет тебя хранить верность? — Служба Короне, Бэкки. За свою некороткую жизнь я не раз видел, чем и как расплачивались те, кто Корону предавал. — Чанёль невесело улыбнулся. — Можешь считать, что я боюсь. — Чего? Власть десять лет как не у Короны, а сейчас и вовсе... — На первый взгляд, Бэкки. На первый взгляд. Ты знаешь об Императоре много, очень много, но ты не знал его. А я — знал. Даже сейчас, мёртвый, он многих держит за горло. И уж ты-то не станешь отрицать, что корпус чистильщиков остался нетронутым. Мы знаем десяток капитанов. Их верхушку. Якобы. И мы не знаем, кто их «голова». Но всех чистильщиков знал только Император. И чистильщики правительству не подчиняются. Сказать «фас!» им всегда могла только Корона. Даже смерть Императора создаёт уйму проблем, а вычислить всех чистильщиков невозможно — эту сеть если кто и знал, то только Император. Боюсь, реальный расклад сил существенно отличается от того, какой мы в силах представить. Десять лет Император сидел в золотой клетке, но неужели ты думаешь, что всё, что происходило в Империи, обходилось без него? Если да, то зачем вообще потребовалось его убивать? Если нет, то его смерть вполне объяснима. — Моя тоже была объяснима, но мне от этого не легче. Ты не ответил на вопрос. Мне вообще любопытно узнать, как ты поладил с министром До при том, что вы оба побывали в постели Императора. — Император постель не делил ни с кем. Даже с Чунмён. Туда попадала, наверное, только Госпожа Цзытао. Остальных он предпочитал трахать на ходу и об удобствах не особо беспокоился. Хотя не могу не признать, что к сексу он относился серьёзно, но и интерес к партнёрам терял очень быстро. — И именно тогда ты понял, что секс далеко не всегда может быть средством манипулирования? — Всегда. Просто этот мерзавец отлично сам манипулировал другими. Вертел на члене и заставлял делать именно то, что надо было ему. — В твоих словах прямо-таки осязаемо ощущается бесконечная любовь и преданность Короне, — не скрывая сарказма, подколол Бэкхён. — Мой вопрос о преданности в твоём случае всё актуальнее и актуальнее. — Если мне не нравится метод, это не значит... — Чёрт возьми, заткнись, вдохни и выдохни, и просто ответь на грёбаный вопрос: в каких ты отношениях с министром До? Просто ответь как есть, а не вертись ужом на сковородке. Или я тоже должен повертеть тебя на члене, чтобы добиться желаемого? — Это было бы увлекательно, но я сомневаюсь, что в силах тебя на такое вдохновить в моём почтенном возрасте. — Чанёль устало вытянул ноги и поёрзал в кресле, чтобы немного сползти вниз и устроить спину поудобнее. — Смотрю на тебя и прям завидую. Каким бы я был сейчас, если б мне тоже приказали пополнить ряды имперских чудовищ... — Мило. Не знал, что нас так называют. — А ты посмотри на себя в зеркало. Твою мать, Бэкки, в сорок люди выглядят не так! Если б не генная модификация, был бы ты чудищем. Я ещё помню, как ты выглядел после восстановления. И человеком-то назвать сложно... Бэкхён промолчал, чтобы не вдаваться в детали и не раскрывать карты. Чанёлю следовало бы знать о компенсационном механизме генных модификаций, но он, как видно, не знал. Если учесть недоверчивость Императора, то логично. И Бэкхён молчал тоже. Ни к чему кому-то знать, во что выливалась интуиция Бэкхёна, и что за молодость и чутьё он расплачивался ознобом, спазмами, голодом и обмороками. Генные модификации работали по-разному и давали разные способности, но всегда брали в уплату что-нибудь. Даже молодость Бэкхёна была джокером в колоде — никто и не предполагал, что восстановительная операция вызовет такой побочный эффект. — Хорошо. Побуду чудовищем. А теперь будь хорошим мальчиком и расскажи чудовищу всё, что его интересует. — Как будто ты сам не знаешь. Мы с Кёнсу в одной лодке после Клео. Нравится нам это или нет, но мы оба знали о тебе правду и торчали в проклятой клинике. Если раскроет рот один, сдохнут оба. Император, может, и мёртв, но чистильщики никуда не делись. — Так вы с Кёнсу их боитесь и потому остаётесь на службе? Эх, а я почти восхитился вашим патриотизмом... — Патриотизм есть тоже. Госпожа Цзытао вполне жива, как и наследник. — Ух ты! — Бэкхён присел на край стола и сложил руки перед собой в молитвенном жесте. — Сейчас переведу... Вы с Кёнсу планируете добиться доверия Госпожи Цзытао и маленького принца, а потом управлять ими сами. Как марионетками. И приказать чистильщикам не трогать вас. Очаровательно. Как всегда, вокруг одно дерьмо. — Посмотрел бы я на тебя, когда б ты сам оказался в такой заднице. — Я в ней не оказался бы. Не имею привычки служить двум сюзеренам и не жажду власти. — Ещё бы. Тебе мозги прополоскали не только в детстве, а и в пробирке уже. Ты всего лишь заказ Короны, Бэкки. Таких, как ты, пачками поставляли в имперские ясли. Что заказали, то и получите. С пёсьей преданностью до гроба. Не надоело ещё быть цепным псом? — Помнится, ты никогда не давал мне об этом забыть. Наверное, неспроста? А ты не думал, что так и должно быть? Что это правильно — быть верным? Или тебе не хватает лицемерия и предательств вокруг? А может, ты и был тем, кто щедро подлил каустик в кофе Императору, а? Чанёль шумно выдохнул, потом потёр щёки ладонями и покачал головой. — Давай успокоимся. Так нельзя. Тут чёрт знает что творится. В правительстве согласием и не пахнет, все друг другу враги... Не стоит делать этот мир ещё безумнее, чем он есть. По поводу меня и Кёнсу... Мы считаем, что выражение недоверия к правительству будет так или иначе. И сейчас наша поддержка Короне необходима. Правительство доживает последние дни, а мы отлично помним, как всё было при Императоре. Мы полезны для восстановления утраченного порядка, Бэкки. Мы полезны для Короны. Мы здесь живём. Это наш дом, и мы хотим о нём позаботиться. Всего-то. — Чудно. Ваш главный противник — министр Сухо? — Она — одна из многих, но её положение наиболее устойчивое. Отчасти именно потому, что она бывшая супруга Императора. И она выгодно пользуется отблеском Короны, что ложится на её образ. Умело манипулирует массами и поддерживает их веру, что с её помощью Корона сделала бы больше для всех. Есть те, кто считает, что в качестве Госпожи министр Сухо справилась бы лучше, чем Цзытао. Другое дело, что Император всегда знал, каковы истинные цели Сухо. Он знал, что её интересует только власть. — Ага, только мы так возвращаемся к началу. — Бэкхён сплёл пальцы и сжал руки коленями, зорко наблюдая за Чанёлем. — Сухо — тётка умная, хитрая и расчётливая. А убить Императора сейчас могла либо полная дура, либо вконец отчаявшаяся особа, у которой не осталось иного выхода. Ты меня извини, но Сухо на дуру не тянет. Ей меньше всего надо подставлять правительство и возвращать власть Короне. Если рассматривать второй вариант, то... не представляю, что могло ввергнуть Сухо в такое отчаяние. Есть идеи? — Нет, — мрачно буркнул Чанёль. — Но мы просто можем не знать чего-то. — Я тоже так подумал. Мне нужны все данные о последнем месяце жизни Императора. Отчёты, записи, расписание, доклады дежурных гвардейцев, чеки, информация по картам... всё. Мне надо вообще всё, даже если это какие-то пустяковые мелочи. К слову, если получится, то все данные я хотел бы получить и по министру Сухо за последний месяц. — Бэкки, ты не хуже меня знаешь, что Император запрещал вести наблюдение в той части Дворца, что отведена для императорской семьи... — А ты не хуже меня знаешь, что в течение десяти лет этот вопрос решало правительство. Неужели ты думаешь, будто я поверю в полное отсутствие наблюдения? Даже если министры не пришли к согласию в этом вопросе, кто-то всё равно озаботился оставить глаза или уши. Вот и выясни личности этих озабоченных да надыбай нам эти материалы. Или ты зря свой пост занимаешь? — Я постараюсь всё достать, Бэкки. Хотя бы то, что есть. Не знаю, в курсе ты или нет, но финансирование урезали. Старая система теперь работает не так, как прежде. Мы вынуждены экономить на всём. Все мы. И министры — тоже. Поэтому я и сомневаюсь, что наблюдение было. — Сейчас расплачусь от жалости. Достань всё, что есть. А ещё мне нужно встретиться с Госпожой Цзытао. Чем скорее, тем лучше. — Но ты же понимаешь... — Нет. Я эмиссар государственной комиссии и расследую убийство первостепенной важности. И это при том, что волей Короны дело поручено мне, а значит, я в полном праве отдавать приказы и распоряжения и тебе, и всем прочим высокопоставленным чиновникам, относящимся к Коронному департаменту и подшефным ему отделам и организациям, исключая правительственные силы, министров и чистильщиков. По нынешним законам. По Коронному Кодексу мне вообще никто не может чинить препятствия. Только лично Император, а в данный момент — Госпожа Цзытао и Его Высочество наследный принц Крис. Мне в любом случае необходимо допросить всех причастных. Вот и устрой. Меня не волнует как. От Чанёля Бэкхён уходил раздражённым и злым. И ему всё больше не нравилось происходящее. С учётом поведения Чанёля — вдвойне не нравилось. Попытки зажать сведенья и вовсе на грустные мысли наводили. Эдак в скором времени Бэкхён повторит судьбу Императора и заделается параноиком, которому всюду заговоры станут мерещиться. — Желаете ужин в ваши комнаты? — предупредительно поинтересовался дворцовый служащий, выполняющий в общежитии функции консьержа и администратора. — Э... Леон. — Бэкхён упёрся взглядом в бэйджик на груди консьержа и изобразил улыбку. — А что нынче на ужин? — Вариант номер пять. — Леон протянул брошюру, где на тонких страницах красовались семь вариантов меню для завтрака, обеда и ужина. Бэкхён с неподдельным интересом изучил перечисленные под номером пять блюда. — Запеканку, йогурт с ананасом и фруктовое молоко, пожалуйста. Остальное не нужно. Если можно, пришлите кого-нибудь с ужином прямо сейчас. Устал и собираюсь залечь в спячку, — добавил Бэкхён с доверительными интонациями. Леон не подкачал. Бэкхён только и успел зайти в прихожую, а в дверь уже постучали. Оставалось надеяться, что кое-кто не решил снова побегать в форме официанта. Обошлось. Официанта Бэкхён видел впервые в жизни. Аккуратно забрал у паренька поднос и кивнул на прощание. Перекусывал Бэкхён голодным волком. Даже не переоделся. Вот когда опустошил кувшин с молоком, тогда и унялся, разделся и ополоснулся под душем. Сбросив с плеч пушистый халат, Бэкхён сладко зевнул, почесал бок и шмыгнул под одеяло, чтобы растянуться на большой кровати. Он блаженно зажмурился и поправил подушку под головой, а потом окаменел. По животу скользнула горячая ладонь. Причём явно не Бэкхёна ладонь. И Бэкхён пикнуть не успел, как между ног ему втолкнули пушистое колено, чтобы потом вдавить его в матрас жёстким телом. Поцелуй — завершающим аккордом. Надо признать, чертовски приятным аккордом. Через минуту Бэкхён любовался знакомыми резкими чертами в обрамлении белокурых волос и наслаждался осторожным дыханием Кая. Любой постарается быть осторожным, когда к его животу прижимают острый нож. Правда, Бэкхён через секунду тоже задышал предельно осторожно, выкинув из головы любые мысли о движении. Кончик узкого клинка ощутимо покалывал нежную шкурку на мошонке, прямо между яйцами, угрожая целостности весьма важной детали в анатомии Бэкхёна. — Не люблю, когда с моими шариками играются, — просипел Бэкхён. — Мне тоже не нравится, когда мне пытаются выпустить кишки, — не остался в долгу Кай. Змеёныш. Когда успел только? — На счёт «три». Раз... два... три! — Бэкхён спихнул с себя Кая и скатился с кровати, чтобы тут же дёрнуть за одеяло от души. Кай мелькнул в ворохе складок и бесшумно исчез за краем кровати, чтобы выпрямиться через миг. Теперь между ними была кровать, и Бэкхён чувствовал себя увереннее. Насколько вообще можно чувствовать себя уверенно в голом виде и с наметившимся стояком. — Какого чёрта ты тут делаешь? — Пытаюсь узнать тебя получше, — ответил Кай без заминки и обаятельно улыбнулся. Картина маслом: голый, опасный, с ножом в руке и с ослепительной улыбкой на губах. Умереть не встать. — Ты уже был у меня в заднице, если помнишь. Найди отмазку получше. — В прошлый раз с тобой что-то было не так. Ну и вообще, может, мне понравилось? — Да ладно, я не вчера родился. В прошлый раз я прятался, поэтому просто позволил тебе меня трахнуть. Сам я успешно отыгрывал бревно. Поэтому хватит нести чушь. — По-моему, чушь сейчас только ты и несёшь. — Ну и хорошо! — Бэкхён подхватил халат, скомкал, залепил пушистым снарядом Каю в лицо, обогнул кровать, чтобы сцапать наглеца за руку и поволочь к двери. Так и выставил в коридор. — Теперь работает правило «не спать с детьми»? — уточнил насмешливым голосом Кай, деловито натягивая халат и завязывая пояс. — Мы одинаковые, придурок. Найди себе любовника посимпатичнее, а не собаку Короны. Я всего лишь игрушка для ребёнка, который уже вырос и даже умер. Игрушка подогнана под чужие запросы. Как и ты, между прочим. — У тебя так плохо с точными науками? — ошарашил его внезапным вопросом Кай. Глаза его вновь знакомо затянуло морозной дымкой. — Или нет, с точными науками хорошо, а вот с мозгами... — Да чтоб тебя... — Сколько тебе лет? А сколько Императору было? Спокойной ночи, эмиссар Доэрти. — Кай отвесил безупречный поклон и направился к лестнице, сунув руки в карманы халата. Бэкхён смотрел ему в спину, пока Кай не скрылся с глаз. И до него медленно доходило то, о чём он не думал никогда прежде. О чужом наследии. У Бэкхёна и Императора разница в возрасте и впрямь была не так велика, чтобы Император мог сам контролировать имперские ясли и как-то влиять на конечный продукт. Этим занимались другие люди. По сути, Император обрёл реальную власть только в двадцать с небольшим. Власть и ворох проблем в наследство вместе с несколькими мятежами, ещё длящейся войной и прочими сюрпризами помельче. При Императоре со всем этим и покончили как раз. И майор Бён приложил к этому руку тоже. Благополучие в Империи — заслуга правления Императора. Бэкхён знал это лучше, чем кто-либо ещё. Да и во время власти правительства первые пять лет жадные ублюдки жировали, почивая на чужих лаврах. Вторые пять лет правительство пыталось сохранить баланс, но выходило у них не очень хорошо. Доломать всё не успели, но доломали достаточно, чтобы народ накалился. И ведь полыхнёт, если требования масс не будут удовлетворены. Коронации принца Криса недостаточно, но и её нельзя откладывать. Коронация принца хотя бы даст время, чтобы как-то сгладить острые углы и не довести дело до восстания. Бэкхён изнывал от необходимости встретиться с Госпожой Цзытао и поговорить. Она была не просто пешкой на доске. В её силах надавить на правительство и вынудить провести церемонию как можно быстрее. Вновь обретённый символ государства успокоит немного народ, сдержит мятежные настроения. Принц Крис ещё ребёнок, но люди любят детей — на этом тоже можно сыграть. Уснуть после вторжения Кая у Бэкхёна не вышло, в итоге он коротал время под одеялом и листал дворцовую периодику, пытаясь вникнуть в перемены, что произошли за время его отсутствия, и заодно справиться с лёгким возбуждением. Даже просматривал колонку дворцовых сплетен — она лучше всего действовала на потенцию, на счёт раз превращая её в импотенцию. Кое-что он знал и так — следил за обстановкой во время вынужденной ссылки и смотрел новости. Имя Сухо редко мелькало в колонке дворцовых сплетен, и теперь Бэкхён понимал причину. Чанёль невольно раскрыл её, когда брякнул ту фразу о любовниках Сухо. Общественность не вникала в нюансы и жрала то, что было на виду: разведённая женщина предпочитала любовников, напоминавших ей о венценосном супруге, и это трактовалось как верность и преданность, и безответная любовь. Ага, сейчас, но проще поверить в банальность, чем копнуть глубже и отрыть желание самоутвердиться вкупе с настоявшейся ревностью и тлеющей ненавистью. Сплетни о министре До оказались поинтереснее: детей у него не было, супруга годами жила на курорте и «поправляла» здоровье, пока сам министр развлекался с помощниками. Помощники менялись со строгой периодичностью в три месяца, и Бэкхён выложил бы платёжную карту из личного запаса, чтобы узнать, сколько министр До платил помощникам за эротический массаж министерской простаты членом или пальцами. Бэкхён делал это бесплатно. Десять лет назад. Как он помнил, у Кёнсу была непередаваемо восхитительная, самая идеальная пышная задница, которую Бэкхёну хотелось именно брать. Дружба с привилегиями, кажется, так это называли. Бэкхёну и хотелось с Кёнсу встретиться, и не хотелось. Отчасти он скучал по старой дружбе, но и боялся, что Кёнсу изменился необратимо, что обрёл те самые черты, которые Кёнсу так ненавидел когда-то в собственном отце. Неизбежность. Теперь ведь именно Кёнсу был министром и сидел в кресле своего отца. Эти игры честными не бывали. Зато репутация Госпожи Цзытао оставалась незапятнанной. Она не выходила в свет без положенной свиты и не пропадала из виду. Наверняка она тоже прекрасно знала о неверности Императора, но как к этому относилась — чёрт её знает. Все эти годы Госпожа Цзытао занималась сыном и демонстрировала полное равнодушие ко всем политическим группировкам. Она всегда подвизалась на арене благотворительности, экологии и моды и никуда больше не лезла. Если же во время интервью ей задавали каверзные вопросы, она отвечала нейтрально или же садилась в лужу и превращалась в причину для насмешек. Отчасти это объяснялось её происхождением. Император решил добавить династии свежей крови и заключил брак с представительницей отдалённого захудалого княжества. Госпожу Цзытао попрекать этим не уставали. «Дикарка», «простушка», «нищенка» — не самые лестные эпитеты, но и далеко не самые худшие из тех, которыми её награждали. Император пресекал такие настроения, до переворота. После никого и ничто уже не сдерживало. Почти. При этом, как ни странно, сына Цзытао искренне любили. Рейтинг принца Криса оставался высоким в течение всего этого времени. Мальчик рано научился держать лицо, выглядел замкнутым и эталонно аристократичным, и отлично умел проявлять эмоции именно тогда, когда это было выигрышнее всего. В остальном Бэкхёну приходилось пока строить догадки относительно потенциала принца. Впрочем, если он хоть наполовину такой, каким был его отец, мальчик далеко пойдёт, только бы пережил нынешнюю смуту. Единственное яркое воспоминание Бэкхёна о Крисе — операция незадолго до Клео. Тогда ему поручили вывезти младенца из резиденции Комато и доставить на Харон, во Дворец. Тайно. И не позволить никому перехватить ценный груз в пелёнках с эмблемой Короны. Желающих заполучить этот груз хватало. Бэкхён помнил те рулады, что выводил голодный малыш под грохот перестрелки. И помнил, как мчался по кварталам на окраине столицы, прижимая к груди ранец с сопящим младенцем. Хорошее было время. Тогда так не казалось, но сейчас Бэкхён даже скучал немного по той насыщенности, с которой проходил каждый новый день. И скучал по пуле в плече — её из Бэкхёна выковыривал Чанёль во Дворце после того, как отнёс ребёнка Императору. Бэкхён тогда сжимал в кулаке пропахшую копотью пелёнку, ругался как сапожник и требовал дополнительную дозу обезболивающего, пока Чанёль рассказывал ему, как в академии в студенческие время зашивал куриц и лягушек, оттачивая свой хреновый навык по оказанию первой помощи. Отточить не удалось — Бэкхён в жизни бы больше не доверил Чанёлю свои раны. Он клялся, что женится на хорошей милой девушке, и она непременно будет портнихой, а Чанёль раскатисто ржал над такой перспективой. Ещё бы, в то время Бэкхён предпочитал спать с ним или с Кёнсу, а уж точно не с девушками. Колонку, посвящённую искусству, Бэкхён пролистывал почти торопливо. Он не рассчитывал найти там хоть что-то стоящее, но помедлил. На миг показалось, что… Бэкхён отмотал обратно и уставился на видеозаставку статьи о Дворцовом балете. Видео было довольно старым, года четыре уж точно. И там Император присутствовал на весенней постановке. Взгляд Бэкхёна остановился на имени ведущего танцовщика. Кай Эртэн. Там же упоминалось о награде Короны за вклад в искусство — Император лично выделил достижения Кая. Довольно смело с учётом их внешнего сходства. Это неумолимо вызвало волну сплетен и слухов. И Бэкхён стал не первым, кто заподозрил в Кае незаконного сына Императора. Деловито подняв архивные данные периодики, Бэкхён выяснил, что Император и ведущий танцовщик Дворцового балета нигде и никогда не пересекались. Они виделись исключительно во время постановок и на тематических мероприятиях. Официально и при свидетелях. И Император присутствовал на всех постановках, в которых участвовал Кай. «Имперский Премьер» — так называли Кая журналисты, быстро позабыв его имя. А в Театре Балета при Дворце каждая собака знала, что имя Кая в программке — гарантия визита самого Императора. Заинтригованный Бэкхён загрузил запись первой же попавшейся постановки из архива, завернулся в одеяло и жадно уставился на экран. На белокурого Кая в чёрном трико с россыпью блёсток на широкой груди. Кай играл демона-искусителя и поразительно перевоплощался на сцене. Образ очень ему подходил, а сама постановка учила трезвому самоконтролю и осторожности в желаниях, иначе люди становились по доброй воле игрушками в руках демона. Кай танцевал с той же лёгкостью, с какой люди обычно дышат. В движениях и мимике он передавал малейшие эмоциональные нюансы происходящего на сцене — страстно и бурно. И талантливо. Бэкхён не знал, когда Кая завербовали в чистильщики, но с этим никто не прогадал. Истоком любых боевых искусств был танец. С такой подготовкой получить мастерского убийцу ничего не стоило. И между Императором и мальчиком на сцене наверняка существовала куда более глубокая связь, чем все подозревали. Ради поиска доказательств этого Бэкхён пересмотрел несколько трансляций, стараясь следить уже за лоджией Императора. И не зря. Бэкхён окончательно уверился в том, что хотя бы четыре года Кай Эртэн точно прослужил в корпусе чистильщиков и поддерживал с Императором тесный контакт. И коль уж Император Кая видел и знал о его существовании, то точно уж понимал, что Кай неспроста похож на него. Знал или подозревал, что Кай — его сын. И Каю тоже следовало до этого додуматься, а то и знать наверняка. От матери хотя бы. Была же у него мать… Смущало тут Бэкхёна всё то же самое — как это Император позволил сыну служить в корпусе чистильщиков, пусть и капитаном? Это казалось странным. Закусив край одеяла, Бэкхён зажмурился, потому что в полной мере осознал, что не просто провёл ночь с сыном Императора, а ещё и выставил недавно этого наглеца из собственной постели и собственных комнат. Прямо за дверь выставил. В одном халате на голое тело. Впрочем, яблоко от яблони недалеко падает. Кай пошёл в отца и тоже отлично манипулировал другими при желании. Столь же неординарно и оригинально, как Император. Но стоило помнить о главном — Кай был, возможно, единственным союзником Бэкхёна в этой игре. Вопрос — насколько надёжным, но союзником. И Бэкхён мог это использовать в личных интересах, чтобы распутать последнее дело в его тайной карьере. И чтобы избавиться от той же угрозы, что так мучила Чанёля, потому что чистильщики никогда Бэкхёна не теряли из виду, в отличие от прочих. И это Бэкхён просто жил десять лет в иллюзии, что его не найдут. А его и не искали, потому что точно знали, где он, кто он и что делает. Бэкхён всегда принадлежал Короне, но только теперь он знал до какой степени. Даже сейчас поводок Бэкхёна оставался в твёрдой руке покойного Императора. Освободить Бэкхёна мог лишь новый Император, если таковой вообще в этой стране приключится. Свобода — привилегия. А привилегии давали только за заслуги. Весомые для Короны заслуги. И Бэкхёну предстояло постараться не в себя, чтобы обеспечить Корону заслугой и обрести свободу.