Ороборо: Рэй-мала

4

Я различаю и ложь, и правду твоих слов, Мне надоели слова - в них нет больше силы. Этот тихий голос - и я иду вперёд, об усталости забыв. Тик-так, когда ты рядом, не нужно ничего сочинять. Неважно, каким будет конец нашей истории - мы всё равно победим. Знаешь, кто ты для меня? Знать хочу, кто я для тебя, И знать хочу, почему схожу с ума. Ты для меня - всё. Знаешь, кто ты для меня? Знать хочу, кто я для тебя. Ты хочешь знать, почему сходишь с ума. Я для тебя - всё. ♫ Black M - Tic-Tac ♫ Бэкхён расхаживал вдоль окон одного из дворцовых кабинетов. В центральной части здания все эти кабинеты были одинаковыми, и кабинеты различали исключительно по цвету интерьера. Сегодня Бэкхёна пригласили в Жёлтый на втором этаже. От напоминавшей о лимонах обстановки он мог отвлечься видом из окон — на Малый сад. В Малом саду круглый год персики или цвели, или пестрели плодами под тихое журчание сотни фонтанов — больших и маленьких. Это стало одним из свадебных даров Госпоже Цзытао, и королевские персики в саду посадили в её честь, ведь её имя означало «цветок персика». Именно в этот сад никому не разрешалось заходить без дозволения Госпожи. Единственный клочок земли в Империи, который принадлежал исключительно супруге Императора и находился в полной её власти. Малый сад вряд ли оставил бы хоть кого-нибудь равнодушным, только прямо сейчас голову Бэкхёна забивали мысли о расписании Императора за последний месяц. На рассвете он просмотрел всё, что Чанёлю пока удалось добыть, но не обнаружил ничего примечательного. За месяц до смерти Император жил тихо и спокойно, и во Дворце ничего выдающегося не приключалось. Единственным выдающимся событием стала внезапная гибель Императора. Более того, в этот месяц Император дворцовый комплекс не покидал, неукоснительно следовал расписанию, а значительную часть свободного времени проводил с принцем и даже появлялся на занятиях наследника, чем изрядно смущал придворных наставников. В отличие от Императора, его супруга дважды покидала Дворец, чтобы посетить крупные благотворительные мероприятия. Бэкхён старался себя не накручивать, но выходило плохо. Впрочем, это был его стиль. За какое бы дело он ни брался, его всегда гнали вперёд азарт и неудержимое желание докопаться до истины. Вот и сейчас он напряжённо искал ответ на вопрос — кому вообще выгодна смерть Императора? Правительство спало и видело, как избавится от Императора, но они понимали, насколько это рискованно. Все эти люди, ошивавшиеся при дворе, видели куда более чёткую картину, чем простые обыватели. Они лучше понимали все тонкости работы государственного механизма. Император даже сейчас оставался символом и значимой персоной в глазах народа, и не считаться с этим... никак. Потому что устранение такой фигуры с политической доски приводило к резким и стремительным переменам, которые плохо поддавались и продуманному контролю. Проще говоря, смерть Императора — сейчас — приносила правительству только ненужные проблемы и ухудшала ситуацию, угрожала их власти. Кому же смерть Императора на руку? Кому-то, кто имел все шансы сменить правительство и взять власть в свои руки? Такой кандидатуры Бэкхён не находил. Ну вот только если заподозрить Госпожу Цзытао в желании стать старшим соправителем принца и править от его имени до совершеннолетия последнего. Сомнительно, ещё как сомнительно, но на безрыбье, как говорится... Впрочем, Госпожа Цзытао никогда не пыталась обременить себя властью — она откровенно отбрыкивалась от любых властных полномочий и избегала ответственности. А если дело в министре Сухо? Что, если это она планировала стать соправителем до совершеннолетия принца как бывшая супруга, обладающая доверием народа? С одной стороны, Сухо жизнь положила ради возвышения правительства и его способности влиять на происходящее в стране, лишь бы ограничить власть Короны, власть одного человека. С другой стороны, у Сухо хватало амбиций, да и она с большей лёгкостью, как женщинам свойственно, могла сменить курс и решить, что уж теперь-то она сможет править единолично и союзники нынче ей ни к чему, так что долой правительство, где надо со всеми договариваться, а иногда и спорить до хрипоты или уступать. Но точно такие же цели по перехвату власти могли преследовать и министр До вместе с Чанёлем. Им даже легче было осуществить подобное, потому что по всему Дворцу они передвигались без помех. Это у Сухо хватало ограничений, и приблизиться к Императору так просто она не могла даже при окрепшем положении правительства и статусе Императора, который приравнивался практически к статусу заключённого в последние пять лет. Прямо сейчас наиболее привлекательно в качестве возможных преступников смотрелись именно Кёнсу и Чанёль. Бэкхён без особого труда мог развить эту версию и преподнести в убедительном свете. В самом деле. Чанёль — приближенный к Императору чиновник. В его преданности никто не сомневался. Чанёль дослужился до нынешнего места и фактически возглавлял всю разведывательную сеть Дворца. Подчинённые Императору тайные и полутайные службы Короны работали под непосредственным присмотром Чанёля. Достаточно весомо. Это позволяло Чанёлю быть в курсе многих планов Императора и даже влиять на их осуществление. Министр До входил в состав правительства и формально принадлежал к вражескому лагерю, но многие помнили, что начинал Кёнсу в коронном отделе внешних связей, принимал обвинения в связи с Императором и не одобрял политику поспешных реформ. Купленные Сухо журналисты рисовали непристойные карикатуры и твердили, что в правительстве всегда найдётся хотя бы один министр, готовый дать Императору по первому требованию. Прозрачный намёк в комментариях не нуждался — Кёнсу открыто признавал, что он гей, и этого совершенно не стеснялся, поэтому выходки Сухо и её подпевал выглядели детской вознёй в песочнице. Кроме того, Кёнсу уважали за его сознательность — он женился и дал добро супруге на евгенические программы, вручив ей во время свадебного обряда контейнер с собственным генетическим материалом. Она могла родить ребёнка в любое время, когда бы этого пожелала. За её личной жизнью Кёнсу не следил и держал помощников-любовников. Всё честно. И обо всём все знали с самого начала. Супругу Кёнсу привлекали положение и возможности министра, и он ей их дал в обмен на свободу и признание его ориентации. Собственно, позиции Кёнсу на политической арене выглядели внушительно, хоть он и уступал министру Сухо в популярности. Бэкхён сказал бы даже, что Кёнсу уступал Сухо исключительно из-за перевеса традиционалистов среди населения. Будь он женщиной, чёрт бы знает, как всё сложилось. Равноправие и терпимость помогали Кёнсу делать карьеру, но природное соотношение давало Сухо преимущества хоть как — для традиционалистов пара из мужчины и женщины выглядела привлекательнее и естественнее, да и позволяла избежать юридических сложностей в плане продуктивности и порядка наследования. Однополая пара тоже могла дать жизнь ребёнку, но с помощью сложных технологий, и тут неизменно возникали юридические проблемы, потому что к процессу привлекалось куда больше народа, чем просто два родителя. В общем, с точки зрения закона в отношении наследного принца у Сухо тем более хватало преимуществ. История помнила случаи раннего перехода короны к наследникам, но соправителями всегда выступали матери или тётки. По закону. Любой мужчина императорского рода сам становился наследником и обходил младших — без права отречения. Поэтому мужчина в роли соправителя смотрелся непривычно. Даже Кёнсу, которого в силу его сексуальных убеждений самые бесцеремонные противники могли обозвать не просто «женщиной», а и как похуже. Женщин при наследовании права отречения не лишали, и они им обычно пользовались. И всё же — возможность добиться власти и места соправителя у Кёнсу была. Они с Чанёлем вполне могли рассудить, что Император уже никого не устроит на прежнем месте и с прежней властью. Бэкхён с ними бы поспорил, но даже он признавал, что вернуть былое без огромного труда не выйдет. Намного проще выходило надеть корону на принца Криса и заправлять делами до его совершеннолетия. И если бы сам принц тоже высказался по поводу кандидатуры соправителя, народ, скорее всего, поддержал бы Кёнсу или Чанёля — любого из них в обход Сухо. И тогда Сухо могла сколько угодно кричать, что она бывшая супруга Императора. Кёнсу и Чанёль не преминули бы ей напомнить, что с ними Император тоже спал, и при таком раскладе «бывшая супруга» ничем не лучше «бывшей любовницы», и уж коль судить по чести, то больше всего прав у супруги законной — Госпожи Цзытао. Вполне рабочая схема. Поэтому отказываться от этой версии Бэкхён не спешил. Он всяких предательств навидался за свою жизнь, и «умер» он тоже из-за предательства, поэтому играть в мягкость больше смысла не видел. Чанёль и Кёнсу были прежде его друзьями, но десять лет — срок немалый, а умирать ещё раз Бэкхён не собирался. Предавать Корону — тем более. Плоха или хороша была Корона — неважно. Бэкхён просто знал наверняка, что Корона при его жизни сделать успела. И это в его глазах выглядело правильным и достойным. Он давал слово. Клятву. И, как часто говорил Чанёль, жизнью обязан он тоже был именно Короне. Даже собака умеет быть благодарной. Император Бэкхёну не лгал, не предавал и, когда все опустили руки, спас. Десять лет недожизни с оглядкой не походили на рай, но Бэкхён смог вернуться. Он остановился у окна, поднял перед собой руки и сжал кулаки. Впервые за десять лет он чувствовал в собственных руках силу. И он старался не думать, как ему этого не хватало. — Майор Бён, рада видеть вас в здравии, — негромко проронили от двери, и Бэкхён повернул голову, чтобы встретить напряжённый взгляд покрасневших от слёз глаз. Госпожа Цзытао в длинном траурном платье замерла в двух шагах от плотно сомкнутых дверных створок. Замерла в нерешительности. Правой рукой она держалась за ладошку наследного принца. Пожалуй, лишь он мог похвастать в этот миг выдающейся внешней невозмутимостью. — Моя Госпожа... — Бэкхён машинально преклонил колено и опустил голову в почтительном поклоне. — Ваше Высочество. Ситуация до абсурда напоминала встречу в Комато, только тогда Цзытао была юной цветущей красавицей и не стеснялась реветь в присутствии посторонних, а принц Крис копошился в люльке и считал всё игрой. Бэкхён помнил, как стоял в Комато точно так же — преклонив колено. Он едва сдерживал внутренний трепет, потому что по воле Короны ему доверили спасение самого ценного — наследника Императора. Огромная честь, воистину. И тот трепет Бэкхён так и не забыл. Подобный он испытывал прямо сейчас. И снова задание Короны, только Императора больше нет. Жаль. — Не нужно церемоний, майор Бён. Теперь их почти никто не соблюдает. Для них я всего лишь вдова Императора, которую он откопал себе в захолустье и на которой женился из прихоти. — Из прихоти Император женился на Сухо. В дальнейшем таких оплошностей он не допускал. Госпожа Цзытао, я хочу попросить вас помочь расследованию. Если вам известно хоть что-нибудь, расскажите. Мне нужны подсказки и зацепки, чтобы знать, в какую сторону двигаться. Кроме того, я хочу попросить вас использовать ваше положение ради Его Высочества и настаивать на скорейшей церемонии. Чем скорее Его Высочество официально получит статус Императора, тем меньше будет риск, что подданные устроят мятеж. Бэкхён вскинул голову и невольно нахмурился — Госпожа Цзытао взволнованно покусывала нижнюю губу и, кажется, собиралась разрыдаться в голос. — Если честно, майор Бён... я предпочла бы тянуть с церемонией до последнего. — Простите, но я не совсем... — Бэкхён действительно не понимал. Цзытао любила сына — ни для кого это не было секретом. Она мало что смыслила в политике, только круглой дурой уж точно не являлась. Цзытао знала наверняка, что без короны на голове её сыну грозит опасность. Оттягивать церемонию — играть жизнью принца Криса. — Вы сами всё поймёте. Мне нужно просто кое-что вам показать. Сейчас. Следуйте за мной. — Цзытао изысканным движением руки приподняла немного подол длинного платья и направилась в сторону больших картин с пейзажами. Принц молча зашагал за ней. Бэкхёну пришлось подняться и последовать за парочкой. Как он и предполагал, Цзытао собиралась воспользоваться потайным ходом. Знать бы ещё, куда этот ход вёл. — Он мне его показал, — на ходу негромко пояснила Цзытао, коротко глянув на Бэкхёна поверх плеча. — Нас заставали пару раз в Большом Кабинете, а ему никогда не нравилось, что придворные сплетничали обо мне. Сплетни о себе он даже любил, а обо мне — ненавидел. Супруге Императора полагается быть безупречной... — Тихий смешок пропитала горечь. — Я уверена, что и Крисом он меня наградил на том самом столе... Стол, однако, впечатлял. Громадный столище в центре Большого Императорского Кабинета. Ручная работа. Мало того, что стол изготовили из редчайшего материала, так ещё и украсили резными панелями, над которыми трудились десятки мастеров. Громадный стол выглядел не просто надёжным, а непоколебимым монолитом, и Бэкхён не представлял, сколько человек требовалось, чтобы хоть с места сдвинуть это сооружение. Зато он представлял, насколько офигенно было заниматься неуместными вещами на тёплой деревянной поверхности. А поверхность и впрямь была тёплой — Бэкхён не отказал себе в удовольствии провести ладонью по столешнице. — Хранилище Короны, — Цзытао указала на полдесятка ящичков над камином. — Здесь держат печати, первый Кодекс, коронную грамоту и... кое-что ещё. Не так давно я обнаружила, что кое-чего не хватает. Сначала было не до того — обстоятельства Его смерти всех взбудоражили, а меня — оглушили. Слишком уж внезапно. Ничто не предвещало. Когда же я немного взяла себя в руки и подумала о Крисе... я пришла сюда. И не нашла самое главное, майор Бён. Я никому не сказала. Не хотела, чтобы меня подозревали, ведь меня так удобно заподозрить. Уж министры заподозрят точно — им так выгодно. Но вы должны знать. Госпожа Цзытао поколдовала над замком одного из ящиков стола, достала связку ключей и открыла центральный ящичек над камином. Оттуда она осторожно достала увесистую шкатулку, отнесла к столу и поставила перед Бэкхёном. — Откройте. Бэкхён послушно сбросил петельку и приподнял крышку. Внутри на бархатной подкладке он увидел лишь округлые вмятины. Шкатулка пустовала. Форма вмятин подсказала Бэкхёну, что именно находилось внутри шкатулки прежде. — Рэй-мала... — Их нет, майор Бён. Понимаете? Их нет! Кто-то украл их. А без них провести церемонию невозможно. Я уже думала заказать копию, но я не могу сделать это сама, от своего имени. И только представьте, что начнётся, когда об этом узнают? Без Рэй-мала ни одна церемония попросту не состоится и... — Стоп! Моя Госпожа, — говорить Бэкхён старался размеренно и спокойно, чтобы не спровоцировать истерику Цзытао, — церемония похорон Императора без Рэй-мала тоже состояться не могла, но состоялась, а значит... — Их украли после похорон, — продолжила за Бэкхёна Цзытао. — Я тоже так подумала. Но как узнать, кто именно это сделал? И зачем? — Тут, мне кажется, ответ очевиден. — Бэкхён присел на край стола и переплёл пальцы под внимательным взглядом продолжавшего хранить молчание наследника. — Кто бы ни взял Рэй-мала, он хотел, чтобы правда о смерти Императора всплыла. Мы с вами рассуждаем как придворные — мы знаем всю эту кухню, мы знаем, что правительство будет в растерянности, в сложном положении. Но если рассуждать как обычные подданные... они решат, что Рэй-мала похищены правительством, что это заговор с целью избавиться от Короны раз и навсегда, что это диверсия против наследника. Если народ узнает о пропаже Рэй-мала, придётся сказать всю правду и о смерти Императора, и что тогда будет, лишь одному небу известно. Зато можно сказать точно — правительство распустят по воле народа. Цзытао притянула к себе сына и обняла его за плечи. — А мы? Что будет с нами? — Не знаю, моя Госпожа. Всё зависит от личности вора. Но не стану вам врать — очень может быть, что это происки кого-нибудь из министров. Единоличные. Если это так, то один из министров желает избавиться от противников и так всех подставляет. Чтобы не осталось никого на его пути к власти. Но, возможно, в деле замешан некто, кто наоборот желает вернуть власть Короне. Только на это шансов меньше — ни один преданный Короне человек не стал бы убивать Императора, тем более, с помощью яда. Разве только... — Что? — Цзытао крепче обняла сына, словно искала у него поддержки. — Разве только смерть Императора и кража Рэй-мала никак друг с другом не связаны. Либо кража Рэй-мала — ответ на убийство Императора. Много ли надо, чтобы сочинить сказку об отвращении небес к происходящему? Император мёртв, и небеса сами забрали у людей благословение, вот Рэй-мала и исчезли. — Кто же в такое поверит? — Народ. Который захочет в это поверить. Они пять лет живут хуже, чем жили при Императоре. Как по-вашему, народу это по вкусу? Вряд ли. Они и в чёрта с вилами поверят, если это даст надежду на перемены к лучшему. И даст повод для священной войны. В истории масса таких случаев, когда народ вешал только так тех, на кого прежде мог смотреть только снизу вверх. Пропажа Рэй-мала — это повод. Повод, который нельзя игнорировать. — Бэкхён протянул шкатулку Цзытао. — Верните на место. Если вас кто-либо спросит — даже я, говорите, что видели Рэй-мала в последний раз только на церемонии похорон Его Величества. И ни слова больше. Подозрения вам и впрямь ни к чему. Пусть пропажу обнаружит кто-то другой. И в свете такого поворота я тем более настаиваю, чтобы вы потребовали у правительства немедленной церемонии для принца. Это спасёт вас и отведёт от вас все подозрения наверняка. — А вам это поможет? — Ещё как. Правительство будет в панике, как только правда о Рэй-мала всплывёт. Когда люди мечутся в панике, они совершают ошибки. А ошибки министров Короне сейчас на руку. Спасать Императора уже поздно, моя Госпожа, но он хотел бы, чтобы вы и Его Высочество были в здравии и удержали Корону, дабы продолжить его дело. И даже если я узнаю всю правду о случившемся, этой правдой я распоряжусь по собственному усмотрению в пользу принца Криса. Верните шкатулку на место, а ключи — в стол. Вы никогда их не брали и ничего не знаете. На сей раз Цзытао послушалась, а после провела Криса и Бэкхёна обратно в Жёлтый кабинет по потайному ходу. Ничем больше она помочь Бэкхёну не могла, потому что ничего и не знала. — Он взял бедную девушку из захудалого рода, привёз из захолустья и позволил делать всё, что этой девушке нравилось. Он дал мне свободу, майор Бён. Вряд ли вы меня поймёте, потому что не знаете, как я жила прежде. Этот брак и мой сын — лучшее, что со мной случалось. И вся плата — исполнять супружеские обязанности и быть безупречной. Для меня эта плата ничтожна. Люди разные, у них разные ожидания и мечты, и вы можете считать его расчётливым, потому что он нашёл меня, и я идеально ему подходила. Для меня наша с ним сделка стала благословением. Я никогда не ждала от него любви и верности как женщина, как супруга, но я всегда могла рассчитывать на его любовь и верность как друг. И он ни разу не причинил мне боли. Хотя нет... один раз. Когда так внезапно оставил меня одну. Я же и верить никому не могла, пока не появились вы. Всё это Бэкхён знал и так, но до последнего надеялся на лучшее. Зря. Цзытао никогда не лезла в дела мужа, так что и рассказать могла лишь то, что Бэкхёну уже было известно. По сути, Бэкхён уже знал неизмеримо больше, чем Цзытао. Он отвернулся к окну, едва створки кабинета сомкнулись за спинами Цзытао и Криса. Бэкхёну полагалось уйти позднее, чтобы никто не знал наверняка о тайной встрече. Тихий звук заставил Бэкхёна насторожиться и оглянуться. Принц Крис осторожно прикрыл створку, двинулся прямо к Бэкхёну и остановился всего в одном шаге. Бэкхён смотрел на мальчика в полнейшей растерянности и натужно соображал, должен он преклонить колено и вновь поприветствовать принца, с которым попрощался минуту назад, или... Принц Крис поднял руку и поманил его пальцем, вынуждая наклониться вперёд, чем и избавил от размышлений. — Я должен кое-что передать. Выучил наизусть. Слушайте. «Бэкки, никто не должен знать, что ты выжил. Если всё сложится хуже некуда, ты не должен попасть в руки врагов. Ты сам — ценность Короны тоже. Даже после твоей смерти твоё тело — собственность Короны. Помни об этом». Выждав немного и не услышав продолжения, Бэкхён чуть отстранился и смерил принца пытливым взглядом. — Кто сказал вам передать мне эти слова? — Вы знаете. — Но почему? — Потому что вы другой. Не такой, как остальные. Особенный. И вы поклялись, что будете меня защищать, пока я не стану Императором. Сказать ещё хоть что-то Бэкхён не успел — Крис двинулся к двери и выскользнул в коридор почти так же тихо, как пришёл. И оставил Бэкхёна в одиночестве ломать голову над очередной загадкой. Потому что вряд ли Император имел в виду службу Бэкхёна или его мнимую смерть. И вряд ли намекал, что Бэкхён остался единственным ныне действующим агентом Короны. У Бэкхёна от мыслей и предположений голова едва не взрывалась, зато на фоне этого десять лет «смерти» казались затяжным сном, от которого Бэкхён наконец пробудился. Проще говоря, Бэкхёну теперь полагалось найти убийцу Императора и Рэй-мала, императорские чётки из освящённого нефрита, ведь без них Крис никогда новым Императором не станет. С другой стороны... С другой стороны, без Рэй-мала уже никто новым Императором не станет, как и соправителем. Без Рэй-мала право на титул было только у мертвеца — у него и останется, если Рэй-мала не найдут. И будет Император Императором вечно, даже на том свете. Любопытный, однако, прецедент. Утреннее заседание правительства Бэкхён, конечно же, пропустил, но не жалел об этом — встреча с Госпожой Цзытао всё равно оказалась значимой. И Бэкхён умудрился появиться в общем зале с чашечкой кофе аккурат за минуту до торжественного открытия дверей. — Я думал, ты сегодня уже не придёшь, — пробормотал случившийся рядом Чанёль. — Давно тут трёшься? Бэкхён неопределённо пожал плечами и устремил взгляд сначала на левый выход, потом на правый. Заметил чем-то озабоченного Кёнсу в сопровождении высокого темноволосого помощника и чуть нахмурился — припомнил записи, добытые Чанёлем, те, что просматривал на рассвете. Среди них попадались порой пикантные — даже за неделю до смерти Император темперамент не растерял и хулиганил напропалую, заодно освободив помощника Кёнсу от оказания интимных услуг в туалете неподалёку как раз после утреннего собрания. Бэкхён теперь вряд ли посещал бы это помещение без непристойных мыслей в голове. Как раз — очень уж некстати — перед глазами замаячила картинка с Кёнсу, у которого задралась рубашка, и потому стало отлично видно, как подрагивал от резких толчков округлившийся от кабинетной работы животик, и как потом широкой императорской ладонью этот животик придерживали, оглаживали и на ощупь искали под ним стоящий член. Бэкхён торопливо припал к чашке с кофе, чтобы не взвыть в голос. Невинной овечкой он не был никогда, но даже порно, чёрт возьми, отдыхало. И Бэкхён понятия не имел, как называлось то, что Император вытворял со своими любовниками. Трахаться он умел, тут не поспоришь, но дело было даже не в этом... В другом. В том, как любовники себя вели с Императором. Они не просто отдавались с искренним желанием, забывая о любых условностях и реальности, а, как будто... как будто испытывали неподдельное счастье. Удовольствие тоже, но именно счастье поражало. Это вот как с Кёнсу, подрастерявшим форму. На записи Кёнсу об этом даже не думал и ничуть не волновался — он излучал счастье. Чистое и ничем не замутнённое. Неподдельное. И уверенность, что Император от него без ума. От него любого. С Сухо — та же история. Её на записях Бэкхён тоже видел. И с Императором, и с Чанёлем, а потом — всё время с Каем. Бэкхён даже даты сверил: Кай появился с Сухо рядом за две с половиной недели до смерти Императора, но с ним Сухо выглядела такой же счастливой, как с бывшим супругом, и позволяла ему всё — во время секса. В остальное время ладили они неважно, и это мягко сказано. Бэкхён рискнул предположить, что Сухо ценила профессионализм Кая так же высоко, как и его умение трахать, и только поэтому продолжала держать его на месте фаворита, несмотря на напряжённые отношения. А Кай нагло этим пользовался в личных целях и продолжал с Сухо собачиться, если считал повод достойным этого. В конце концов, большого выбора у Сухо не было — она вдвое старше мальчишки, а далеко не каждый мальчишка мог похвастать сходством с Императором и желанием заниматься сексом с женщиной, которой недалеко до полтинника. Разбаловал Император свою бывшую вниманием, а ведь и он был младше Сухо, пусть и не вдвое, конечно. Кофе Бэкхён допил, тогда и приметил в потоке чиновников неизбежную Сухо. Кай шёл за ней с бесстрастным лицом. Форма вновь сидела на нём идеально, а на гладко зачёсанных назад белокурых волосах шаловливо плясали серебристые блики. Бэкхён выждал, когда парочка пройдёт мимо, и тогда только чётко произнёс: — Капитан Эртэн, уделите мне минуту вашего времени. Кай остановился, помедлил и неохотно повернулся, чтобы обжечь Бэкхёна сердитым взглядом. Министр Сухо тоже обернулась и уставилась на Бэкхёна с откровенным неудовольствием. — Эмиссар Доэрти, мадам, — чинно представился Бэкхён и галантно склонился над ручкой Сухо, но целовать не стал, лишь изобразил поцелуй по всем правилам этикета. Сухо и не пыталась скрыть лёгкое презрение, с каким осматривала простую форму Бэкхёна. Десять лет назад она вела бы себя иначе и проявляла куда больше любезности, но за столь немалый срок успела подзабыть, какой властью обладали неприметные и невзрачные коронные чиновники императорской комиссии. — Ищейка, — едва слышно проронила она с тонким расчётом, чтобы услышал её только Бэкхён. — Всё верно, мадам. Капитан Эртэн, мы можем... гм... побеседовать... наедине? — Бэкхён нарочно позволил себе добавить в голос томности. Пускай Сухо включит воображение и побесится от ревности — ей не привыкать. — Дворец не маленький, укромный уголок найдётся. И не один. — Кай подыграл без заминки и так обольстительно Бэкхёну улыбнулся, как умел лишь он один. Скотина. Очаровательная и очень милая скотина, непринуждённо отыгрывающая плюшевого мишку — пушистого и душевного со всех сторон. Вот прямо обнимай и тискай, и игнорируй нашивки чистильщика и лёд в глубине карих глаз. И, возможно, это будет последним и самым приятным воспоминанием в жизни, которая оборвётся в один миг. Потому что под плюшем прятали острые и смертельно опасные когти, и без колебаний распороли бы этими когтями жертву от паха до горла, чтобы выпустить кишки. Кай двинулся в противоположную туалетам сторону — к Большому саду, и Бэкхён поплёлся следом. Кай шагал неторопливо, на ступенях парадного крыльца позволил себе расстегнуть пуговицы кителя и сунуть руки в карманы брюк. Бэкхён смотрел ему в спину и осторожно наблюдал за гордым разворотом широких плеч, пытаясь предугадать действия Кая. С похвальной невозмутимостью Кай свернул на узкую аллею, ведущую к «зелёному лабиринту». — Почему ты не сказал, что уже несколько лет как премьер Дворцового Балета? Кай безмятежно пожал плечами на ходу, заставив Бэкхёна понервничать лишний раз. — Балет — это старинное искусство. У него не так много поклонников. И если ты меня не узнал, то это значит, что балетом ты не интересуешься. Зачем тебе бесполезная информация? Или любишь засорять голову лишним? — Я интересуюсь. Просто не так плотно, как хотелось бы. Возможностей не было. На окраинах балетные труппы — экзотика. Ты до сих пор премьер? Или уже не выступаешь? — Выступаю. Просто немного реже, чем хотелось бы, — передразнил Кай Бэкхёна и теперь улыбнулся честно — криво, показав острый клык и не скрывая хищную натуру. Как волк. — Хорошо. У меня есть к тебе вопрос по твоей части. Ты же у нас чистильщик, который следит за благополучием Короны. — Какой вопрос? — Кай остановился и устремил Бэкхёну в лицо цепкий тяжёлый взгляд. Бэкхёну живо стало неуютно и как-то боязно за родную шкурку. — Насколько реально в ближайшее время провести церемонию для наследника? — Нереально. — Кай ответил без раздумий. — Правительство будет тянуть до последнего. В идеале — максимальный срок по Кодексу. Полгода, не меньше. А может, и дольше. — Но дольше нельзя, — возмутился Бэкхён, продолжая про себя гадать, знает ли Кай о пропаже Рэй-мала. Знать вообще-то должен, потому что чистильщики отвечали за сохранность всех коронных регалий и ценностей вместе с их непосредственными хранителями из числа придворных слуг. — Можно, если, к примеру, накануне церемонии наследник серьёзно заболеет. Или ты думаешь, что министров хоть что-то остановит, если им это будет выгодно? Ничто не помешает им запереть наследника хоть в камере под Дворцом и официально объявить о его болезни. И «болеть» наследник будет до тех пор, пока министры не решат, что церемония им ничем не угрожает. — И ты так просто об этом говоришь? — Формально я не имею права говорить об этом иначе. Пока жизни наследника это не угрожает, у меня связаны руки. Вот если его болезнь министры попытаются сделать настоящей, я начну убивать министров. Ты это хотел услышать? — Кай смотрел на него сверху вниз, не улыбался и не скрывал ледяной холод в глазах. — Тебе напомнить? Я — это закон Короны. А закон действует по факту. Дай мне неопровержимые доказательства злого умысла или личный приказ Императора, который приравнивается к неопровержимому доказательству по умолчанию, — я накажу виновных. Ради фантомных домыслов я и пальцем не пошевелю. Просто уясни это как следует, чтобы понимать, как работают чистильщики. Можешь считать чистильщиков простыми убийцами, как все делают, но мы не убийцы и действуем по конкретной схеме. И если ты будешь помнить об этом, тебе сразу станет легче уживаться со мной. — С какой стати мне вообще надо с тобой уживаться? — Потому что я так хочу, — отрезал Кай, развернулся и зашагал по аллее дальше. — Ну уж нет! — Бэкхён кинулся хвостом за Каем. — Будь добр, объяснись! — Это выходит за рамки дела. У тебя больше нет вопросов? — Есть. Что предпримут министры, если Госпожа Цзытао настоит на церемонии для Криса? — То же самое. Будут приводить доводы для отсрочки, пока доводы не кончатся. — А если грянет новость, что Рэй-мала похищены? Что они будут делать тогда? На фоне требований Госпожи? Кай остановился так резко, что Бэкхён едва не влип ему в спину носом. — Тогда церемония будет их спасением. — Без Рэй-мала? — Они сделают копию. Тайно. И проведут церемонию быстро, чтобы никто не заметил подделку. Кража Рэй-мала некоронным чиновником или любым простым подданным — серьёзное обвинение в государственной измене. Карается смертью на месте. Если Рэй-мала украдут, это ударит в первую очередь по правительству. И именно министров будут подозревать в преступлении. — Тогда что, чёрт возьми, вообще происходит? Императора отравили, Рэй-мала украли... В правительстве не идиоты сидят — они не пошли бы на такое, верно? Кто-то пытается их подставить, Кай. — Всех или только некоторых? — помолчав минуту, уточнил Кай. — Или ты веришь в существование ярых фанатиков Короны? Но даже если веришь, то в самом деле считаешь, что они пошли бы на убийство Императора? Ты вообще веришь, что хоть один верноподданный Короны пошёл бы на убийство Императора даже ради того, чтобы свергнуть правительство? — Нет. Это единственное, что не укладывается ни в какую схему, если предполагать, что преступники на стороне Короны. — Но если преступники не на стороне Короны, то всё выглядит логичным? — Пожалуй. Хотя я пока плохо представляю, как можно разыграть такие карты без риска. Допустим, если один из министров пытается сам сесть на трон и избавляется от всех возможных конкурентов... где гарантии, что именно он останется чист в глазах народа и достоин трона? Да и принц... Если с принцем что-то случится... — Для начала будет неплохой победой занять место соправителя при принце. С принцем можно и позже покончить. — Госпожа Цзытао, я так понимаю, в роли соправителя выглядит бледно? — Она выглядит нормально, если учесть, что в соправителе принц вряд ли нуждается. — Но он ещё ребёнок. — Ребёнок, которого учили править и готовили на место Императора в будущем. Насколько мне известно, в учёбе он делал успехи. — Ладно, но прямо сейчас это не столь важно. Ты скажешь Сухо о Рэй-мала? — Предпочитаю, чтобы она обнаружила это самостоятельно. Пусть правительство принимает красивые позы — больше будет поводов для смеха, когда запахнет жареным. — Кай внезапно вытянул руку, дёрнул Бэкхёна к себе и прижался губами к приоткрытым от возмущения губам Бэкхёна. Целовал неторопливо и со вкусом, будто наслаждаясь выдержанным вином. Коротко толкался языком Бэкхёну в рот, дразняще касался кончиком нёба, заставлял Бэкхёна вздрагивать от острой чувственности касаний и снова сминал губы, слегка покусывая их, чтобы через миг опять заполнить рот Бэкхёна языком, смутить теснотой и убедить, что два языка всё-таки там поместятся — до приятного чувства лёгкого головокружения. Бэкхён ухватился за широкие плечи, смял жёсткую ткань кителя пальцами, запрокинул голову и приоткрыл рот, невольно подставляясь под новые поцелуи. Забыл, как дышать. Глухо замычал от неудобства в паху. Мычание сменилось долгим стоном — Кай прижал к его паху ладонь с точно рассчитанной силой. — Ты хочешь... — От хриплых ноток в шёпоте Бэкхёну за шиворот посыпались колкие мурашки, пробежали по спине и затлели угольками в районе копчика. Там сразу стало невыносимо жарко. Этот жар напомнил об уроках Чанёля. О сексе и манипулировании. И если Кай недалеко ушёл от отца, это не значило, что в такие игры не могут играть двое. Бэкхён уверенно пробрался ладонями под расстёгнутый китель, разгладил тонкую рубашку на груди Кая и кончиком носа потёрся именно там, где под светлой тканью проступало маленькое тёмное пятнышко соска. Непослушными пальцами в спешке выдёргивали пуговицы из прорезей и шире распахивал рубашку, чтобы лучше видеть гибкие и жёсткие мышцы под смуглой кожей. С пряжкой ремня и пуговицей на брюках пришлось повозиться чуть дольше, но Бэкхён справился, а спустя минуту любовался крепко стоящим членом и едва касался подушечками чётко проступивших на стволе венок. Кай отпрянул, сбросил с плеч китель прямо на траву, туда же отправил рубашку и подхватил сбитого с толку Бэкхёна, чтобы мягко уложить сверху на импровизированное ложе. Густая сочная трава под кителем была столь же мягкой, как матрас на кровати Бэкхёна. Он жадно смотрел Каю в лицо и бездействовал, позволяя снимать с себя одежду до последней нитки. Дёрнулся от неожиданности, когда живот опалило холодом от скользнувшей по нему пряжки. Бэкхён медленно развёл ноги, подчинившись нажиму горячих ладоней, и Кай склонился над ним, обжигая живот и грудь короткими прикосновениями губ. Иногда пряжка напоминала о себе холодом, но Бэкхён не находил в себе сил остановить Кая и избавить его от расстёгнутых брюк и ремня. Свежесть впечатлений Бэкхёна несколько ошеломляла. Он давно не ощущал собственного возбуждения в полной мере. И даже в ту ночь, когда прятался от преследователей за счёт Кая, он чувствовал всё совсем не так. Точнее, он не чувствовал ничего, и это Кай заставил его испытать удовольствие, наплевав на мешающее делу состояние. Сейчас же Бэкхёну ничто не мешало, и чувствительность не отключалась. И всё равно всё было по-другому. Бэкхён не просто предоставлял партнёру своё тело — он льнул навстречу и дрожал от необходимости поделиться ощущениями. Хотел показать, что Кай всё делает правильно и, чёрт возьми, очень здорово. Бэкхён обнимал Кая за шею и притягивал к себе, чтобы всласть целовать твёрдые губы, облизывать их, тереться о них собственными. Заодно облизывал и смуглые узловатые пальцы, а после прерывисто дышал Каю в подбородок и мелко вздрагивал, поддаваясь и раскрываясь, впуская пальцы в себя. Прикрыв глаза, Бэкхён хриплым шёпотом повторял имя, пока чувствовал, как шире раздвигают пальцами края и как его распирает внутри недостаточной пока наполненностью. Чуть позднее Бэкхён нетерпеливо вылизывал собственную ладонь, которой сжимал и оглаживал горячий твёрдый ствол, увлажнял проступившей смазкой, смешанной с его слюной, ощупывал крупную округлую головку и слабо улыбался, когда хриплое дыхание Кая переходило в тихое заводящее рычание. Бэкхён впился ногтями в гибкую спину и зажмурился на резком выдохе — пытался расслабиться и лучше ощутить, как в него вталкивают сначала головку, раздвигая стенки внутри как будто до предела, а потом — плавным движением — Кай наполняет его собой до отказа, вжимается бёдрами и сминает ладонями ягодицы, точно так же впиваясь ногтями, как Бэкхён — в его спину. Неторопливый толчок сменился новым, ещё одним и ещё. Член проходил между стенками туго, и Бэкхён слегка зажимался от непривычки, немного вскидывался и блаженно жмурился, когда Кай оглаживал его грудь или живот одной рукой, продолжая второй стискивать ягодицу. На прикосновении к шее Бэкхён приоткрыл глаза, встретил жгучий взгляд и рванулся Каю навстречу, чтобы поцеловать. Пока целовал, сумел расслабиться как надо. С коротким стоном раскинулся на одежде Кая, раскрыл рот для вдоха и вздрогнул всем телом — горячими ладонями жёстко накрыли ягодицы, уверенно приподняли и позволили Бэкхёну сгореть в быстром движении. Частые толчки пронзили его всего нарастающим жаром. Огонь в жилах и огонь в лёгких. Судорожные вдохи и выдохи царапали горло. Бэкхён старался обхватить Кая ногами, скрестить их в лодыжках и ногами же притягивать Кая к себе ещё ближе, заставляя входить резче и твёрже, глубже. А Кай отвлекал его, проводя ладонями по ягодицам, бёдрам, спине. То дразнил, то поддерживал на идеальном уровне, чтобы беспрепятственно в Бэкхёна проникать и дарить смешанное с пламенем удовольствие. Бэкхён честно собирался кончить, но возмущённо замычал — Кай отпустил его, почти уронил и отпрянул, оставив пустым и ошеломлённым. Бэкхён глупо смотрел на облака в небе сквозь узоры из веток и листьев, дрожал от ещё живущего в нём предвкушения, подыхал от бешеного стука сердца в груди, задыхался и не верил, что переживёт контраст между пожаром в паху и животе и наползающей на плечи утренней прохладой. Под пальцами обнаружил клок смятой, мокрой от росы, травы. Кай почти лёг на него, чтобы коснуться губами раскрытого рта в уголке. Поцеловал невесомо, а после провёл языком по нижней губе за миг до того, как заполнил языком рот. Бэкхён слабо поскуливал, принимая глубокий поцелуй. Кай членом задевал его живот, прижимался влажной головкой, сдвигался и касался членом столь же крепко стоявшего члена Бэкхёна. Иногда Кай нахально проталкивал член между ног Бэкхёна, тёрся головкой о мошонку, позволял себе сдвигаться дальше, приподнимать бёдра Бэкхёна и пачкать смазкой приоткрытое отверстие между ягодицами. Изощрённо пытал и убивал. Ну или как это называлось? Бэкхён не знал, потому что с ним вот так сексом ещё никто и никогда не занимался. Ему вообще не всегда удавалось кончить с чужим членом в заднице, куда чаще до оргазма его доводили банальной дрочкой или минетом, но прямо сейчас в таких средствах точно необходимости не возникало. Бэкхён мог кончить в любой миг, если бы ему Кай это позволил. Кай не позволял. Кай играл с его телом, словно ребёнок с любимой игрушкой. Или играл на его теле, как музыкант на любимом инструменте. Кай искал и находил всё, что Бэкхёну нравилось особенно сильно. Жадно ловил дрожь, заглядывал в глаза, оценивал реакции и каждый раз по-детски радовался, если видел искреннее удовольствие Бэкхёна. И Кая заметно вело всякий раз, когда Бэкхён порывался поделиться своим удовольствием через неловкие прикосновения и ласки: гладил по широким плечам, твёрдой груди, целовал в шею или ключицы, ладонями водил по влажной от пота спине, слегка сжимал пальцами жёсткие бока и тёрся бёдрами, сводил ноги, чтобы удержать Кая ближе к себе. Не было слов. Вообще ничего не было, потому что ни на что сил не хватало. Все силы Бэкхёна уходили лишь на одно — удержать Кая рядом и заставить вновь вставить член, чтобы унять ревущее пламя, хлещущее Бэкхёна от затылка до копчика невидимой плетью. Он всхлипывал и непроизвольно подёргивал ногами, пока Кай мучительно медленно водил пальцами в паху, задевая член и яички. Не дышал вообще, пока Кай целовал его и мягко поглаживал подушечками слегка саднящие края, иногда вставляя пальцы в Бэкхёна, но издевательски неглубоко. Бэкхён рывками выгибался в бесплодных попытках самостоятельно насадиться на пальцы до упора и добраться наконец до необходимого освобождения от всего разом. И ему казалось стойко, что задний проход у него огнём горит вполне по-настоящему. Кай твёрдо придержал его одной рукой. Шершавыми пальцами другой погладил по щеке, облизнулся, соблазняя Бэкхёна розовым кончиком языка. Смотрел пытливо и не двигался, не разрешая двигаться и Бэкхёну. Смотрел в глаза и ждал чего-то. Ещё бы Бэкхён знал, чего именно. Но он не знал и просто хотел Кая себе. На всю толщину и до оргазма — с полной отдачей. А потом — больше никогда. Потому что в эту игру можно играть вдвоём. Особенно когда уже понимаешь, что для партнёра самое ценное. Бэкхён с усилием вскинул голову, тронул ладонью затылок Кая и запустил пальцы в густые волосы. Касаясь полных губ своими, выдохнул: — Твой... «...но только сейчас» осталось непроизнесённым — Каю рано было это слышать. Зато услышанного хватило, чтобы Кай с пылом исполнил желание Бэкхёна и одержимо взял всё, что ему предложили. Сдерживаться Бэкхён просто не мог. Вообще ничего не мог, кроме как цепляться за Кая, теряться в бесконечных толчках, распускаться ослабевшим телом и громко и отрывисто стонать вместо выдохов. Впрочем, у него и вдохи не получались. Он просто наслаждался без стыда и совести приятной расслабляющей встряской, упивался обманчиво шелковистой из-за плёнки пота кожей под ладонями, захлёбывался неумолимо нарастающим удовольствием, стремительно переходящим в чистейшей воды экстаз, а потом бился в раз за разом накатывающих волнах оргазма. На самом пике Кай навалился на Бэкхёна и вжал своей тяжестью в землю. Приятно до мурашек под кожей по всему телу. Словно Бэкхён всё себе отлежал и отсидел, а затем кровообращение стало восстанавливаться и неспешно затапливать сладким и тягучим теплом от центра живота до кончиков пальцев на руках и ногах. Далеко не сразу Бэкхён различил тонкий аромат цветущих ирисов и хвои, и смятой травы. Лениво поглаживал Кая ладонью по спине и смотрел сквозь листву на облака в небе. Хотелось повторить, но Бэкхён знал, что это будет ошибкой. Зато он хорошо понимал других, которые позволяли повторять и тем самым превращали себя в жертв этой вот милой скотины, что сейчас неровно дышала ему в шею. После оргазма Кай и впрямь был милым и обаятельным. Тёрся кончиком носа о ключицу Бэкхёна, забавно хмурил брови и немного рассеянно улыбался. Воровато дотягивался до губ и крал лёгкие поцелуи или с озорным видом чуть царапал ногтем сосок, заставляя Бэкхёна подрагивать от ещё тлеющего в крови возбуждения. Свои чувства Бэкхён не скрывал. Даже не пытался. Разрешал Каю безнаказанно смотреть, видеть и наслаждаться. Всем телом отвечал на касания с искренним удовольствием. Потому что Кай это не забыл бы. Именно этого Кай хотел, и Бэкхён давал ему всё. Сегодня. Сейчас. Ну а потом... потом Каю придётся постараться, чтобы получить это ещё хоть разок. А получить он захочет. У каждого есть свой собственный наркотик, перед которым нельзя устоять. Теперь Бэкхён знал, какой у Кая. — Придурок, — резко выдал Кай, будто прочёл мысли по лицу. Неохотно приподнялся, отодвинулся и сел на траву спиной к Бэкхёну. — Что ты... — Не трудись. Я уже понял, что ещё раз мне не светит. Стоило сразу догадаться. Не просто же так ты до этого отшивал меня раз за разом. Но в твоих расчётах есть ошибка. — Кай поднялся, застегнул брюки, потом вытащил из-под Бэкхёна смятую рубашку и испачканный травяными пятнами китель. Впрочем, там и других пятен хватало. Одежда Бэкхёна выглядела куда лучше, зато самого Бэкхёна украшали потёки спермы. К счастью, Кай хорошо ориентировался в лабиринте и знал, где можно привести себя в приличный вид. Туалет для прислуги был куда теснее и скромнее, чем туалеты для чиновников и знати, но в нынешнем положении — самое то. В туалете предусмотрели всё, включая сушилки, так что одежду и намочить можно было, ну а добежать до общежития и там переодеться Бэкхёну уже ничего не стоило. Недовольство Бэкхён испытывал исключительно из-за неразговорчивости Кая и показательного молчания в ответ на прощание. Кай как будто всерьёз обиделся, пусть и верилось в это слабо. Мальчишка мальчишкой, но он же профессионал на деле. Профессионалы не расстраиваются из-за удачного хода противника или союзника и умеют принимать поражение. Бэкхён встряхнулся и строго запретил себе чувствовать вину. Вот ещё. Горячий мальчик сам виноват, что он горячий и вспыхивает, как спичка.