Ртутные цветы

* * * С каждым вдохом дышать становилось все труднее - в комнате словно заканчивался кислород. Капельки пота стекали по разгоряченному лицу Истера, вперемешку со слезами, и он неловко стирал их ладонью. В доме было темно и тихо: не было слышно ничего, кроме его собственного шумного, тяжелого сопения. Омега лежал на холодном полу, прижимаясь к нему со всей силы, как будто надеясь, что он остудит его внутренний жар. Истер и забыл почти, каков он, первый день течки. Внутренности скрутило узлом, а по ощущениям все его тело словно превратилось в единый оголенный нерв - от каждого прикосновения к коже мир перед ним плавился и расплывался. Нечто на грани боли и удовольствия. А ведь он далеко уже не юный омежка, еще не познавший свой первый узел... Истер прекрасно осознавал, что существует лишь один безболезненный выход из сложившийся ситуации - близость со своим альфой, который бы заполнил эту ноющую, пульсирующую пустоту в нем. Однако сама мысль о том, чтобы позвать Марвина, казалась ему невыносимой. Он внезапно вспомнил, как когда-то давно, в первом классе старшей школы, прямо на уроке, у него началась его первая течка. Тогда он даже не сразу понял, что происходит - ведь все было как обычно, только вот с утра ему слегка нездоровилось, даже был небольшой жар. Только заметив, что на него пялятся все без исключения альфы в классе, почувствовал неладное. На перемене они сразу на него накинулись и кто знает, чем бы все закончилось, если бы не Марвин, вступившийся за него. А теперь у Марвина другой омега. Скоро у них появится ребенок и Истер станет для альфы лишь препятствием между ним и новой семьей. Так что он справится сам. Уже не беззащитный мальчик - отец шестерых сыновей. Перевернувшись, он попытался привстать, как вдруг уловил чужой запах, на мгновение показавшийся ему самым прекрасным ароматом в мире. В период течки у омег чувствительность к такого рода вещам резко возрастает, так что Истер уловил его почти сразу, как он появился. Слегка нахмурившись, замер и принюхался, пытаясь определить его местонахождение. Однако прежде, до него дошло, источник запаха заговорил сам: - Я здесь, отец. Такой знакомый до боли, глубокий, сильный голос. Аки. Семнадцать лет назад он был лишь зародышем, маленькой частичкой его самого. А теперь перед ним - почти взрослый, красивый альфа. Пахнущий столь ярко и призывно. В голове у Истера помутнело - он просто не мог больше сопротивляться этому желанию. - Аки? Он попытался отряхнуться и взять себя в руки, но приблизившийся сын не дал это сделать, обхватив его лицо горячими ладонями. - Просто доверься, отец, - зашептал он, почти касаясь губами уха Истера. Истер вяло кивнул, соглашаясь неизвестно на что, ведь, разве он мог в чем-либо отказать своему сыну? В темноте казалось, будто глаза Аки превратились в абсолютно черные провалы - в них хотелось нырнуть и тонуть, раствориться в этой бесконечности. Забывшись, Истер игриво дернул сына за отросшую челку - прямо как у Марвина. А ведь правда - у него все было как у отца: тот же уверенный взгляд, насупленные брови, волевой подбородок.. Остальные сыновья пошли в Истера, унаследовав тонкие черты лица и рыжий фамильный цвет волос, а вот Аки всегда был совсем другой породы. Чужие губы коснулись его горящего лба и омега нетерпеливо подался вперед, окончательно потеряв голову. Дальше все понеслось кувырком, запомнилось урывками, яркими вспышками то боли, то какого-то особого мучительного удовольствия. Истер постанывал, царапал спину сына, выгибался под ним, кусая свои бледные губы - словно позабыв обо всем на свете. Однако осознание происходящего нагнало его позже, когда узел наконец уменьшился и Аки, вздохнув с облегчением, с приглушенным стоном откатился от него. Этот вздох будто вмиг отрезвил Истера. Разгоряченная кожа покрылась мурашками от неожиданного холода, вместо жара чужого тела. Только что...? Что же он натворил? Что, черт возьми, это было? Истер закрыл рот ладонями, сдерживая срывающийся крик. Задрожал всем телом, сжался в комочек. И только потом позволил себе разрыдаться - громко, на весь дом, во весь голос. Если после ухода Марвина он еще надеялся в глубине души, что тот вернется, успокоит его и обьяснит, что все было просто глупой шуткой, он бы непременно ухватился за эту сладкую ложь - лишь бы не потерять любимого. А сейчас уже ничего нельзя изменить - и ему хотелось лишь умереть, исчезнуть. После произошедшего нельзя продолжать надеяться, будто Марвин своей любовью сможет подлатать его искалеченную: день за днем, Истер старательно разрывал ее сам на части. По кусочкам - отрывая от себя все самые дорогие сердцу воспоминания и заменяя их на другие, придуманные. А теперь, когда все рассыпалось песчинками - разве можно спасти хоть что-то? Краем сознания Истер заметил, что они далеко не одни в комнате - на кресле напротив устроились близнецы, а рядом с ними на полу, на корточках, с бесстрастным выражением лица сидел Сонги. Алистер смущенно прятал глаза, уткнувшись куда-то в подмышку Даллона, который смотрел на него нежно. Вероятно, этой ночью они стали куда ближе. Аки по-прежнему молча лежал на расстоянии вытянутой руки от отца, пристально вглядываясь в потолок. Мокрая прядка волос прилипла ко лбу, но он будто бы даже не замечал этого. Взгляд его был мутным, словно его мысли были где-то далеко за пределами этой комнаты. А вот младший сынишка, Ирвинг, выглядел оживленнее прочих, расположившись на коленях у одного из близнецов. Широко улыбнувшись, он подмигнул отцу с хитрой улыбкой: - Я ше говорил, что вше будет хорошо... Что произошло потом - в то мгновение, для Истера это уже не имело никакого значения.