Where do we draw the line?

— Геллерт, ты молодчина, — к волшебнику подбежал незнакомый ему слизеринец, держащий увесистый альбом, и пожал ему руку. — Отлично сработано, — хлопнул его по плечу проходящий мимо сокурсник. — Гриффиндор заслужил это. Геллерт понимал, что на поляне допустил ошибку. Он вышел из себя и совершенно перестал контролировать ситуацию, что, кстати, уже не в первый раз с ним случается. Не надо было кидаться на Сюзанну, тем самым провоцируя Дамблдора, и, разумеется, не следовало унижать и оскорблять Альбуса, разговор с ним требовал совершенно другого подхода. Но Геллерту напрочь снесло башню, когда он увидел когтевранку на их с Альбусом секретной поляне. Все стратегии переговоров с любовником мгновенно рухнули, волшебник дал волю гневу и обиде. Геллерт признавал совершенные им ошибки, но каждая сказанная Альбусом фраза настолько ранила его сердце, что теперь волшебник мог думать лишь о мести, о том, как проучить гриффиндорца за предательство. Именно поэтому он наслаждался ехидными улыбками, с которыми слизеринцы просматривали фотографии, и одобрительными взглядами в свою сторону. Естественно, не все кадры вошли в финальную версию альбома. Были удалены фото, на которых Геллерт нежно смотрел на Альбуса. Зато на первых страницах красовались сочные изображения Дамблдора, получающего наслаждение от соития с Геллертом. Утром в гостиной творился неописуемый ажиотаж. Слизеринцы орали и смеялись, как ненормальные, обклеивали стены гостиной фотографиями из найденных на прикроватных столиках альбомов, скандировали имя Грин-де-Вальда, закидывали его вопросами и, разумеется, наперебой комментировали произошедшее — одни в весьма остроумных выражениях, другие вульгарно и пошло. Геллерт, стоя на столе в центре комнаты, во всех красках поведал окружившим его сокурсникам о жаркой ночи в ванной старост. Слизеринцы продолжали рассматривать фотографии на уроках и переменах, а Вальмон с отрядом добровольцев ходил по школе, раздавая альбомы ученикам всех факультетов. К вечеру о лишенном девственности Альбусе знала вся школа. Реакция последовала незамедлительно. Слизеринцы расклеивали фотографии по стенам верхних этажей Хогвартса, в местах, куда профессора заходили редко, оскорбляли ошарашенных и растерянных гриффиндорцев последними словами, обещая «оттрахать их во все щели». Возглавляемые бандой Дилана семикурсники толпой собрались у гостиной Гриффиндора и скандировали «ПОД-СТИЛ-КИ! ПОД-СТИЛ-КИ!», пока их не разогнал смотритель, угрожая всеми разрешенными и запрещенными видами наказаний. Гриффиндорцы-старшекурсники следили, чтобы испуганные, не понимающие, что происходит, ученики младших курсов в целости добирались до своих спален и сидели там тише воды, ниже травы. Пуффендуйцы и когтевранцы разделились на три фракции: члены первой самоотверженно вступались за гриффиндорцев и помогали им отражать словесные (пока еще) атаки слизеринцев, члены второй смекнули, кто хозяин положения, и примкнули к власть имущим, ну а члены третьей группы сохраняли нейтралитет, никак не реагируя на происходящее. Фотографии стали искрой, взорвавшей пороховой погреб. Агрессия, годами копившаяся в учениках двух факультетов, волшебников, ставших врагами, едва переступив порог Хогвартса, наконец, получила выход. Альбус Дамблдор славился своей правильностью и непорочностью на всю школу, им восхищались, с него брали пример, а тут выяснилось, что главный девственник Хогвартса, символ праведности, гордость Гриффиндора позволил слизеринцу поиметь себя в зад. Проигнорировать такое не мог никто. Грин-де-Вальд рассчитывал на это. Он упивался созданным им хаосом, наслаждался каждым оскорблением в адрес врага, которое слышал, идя по коридору. Мечта, от которой он рановато отказался, сбывалась на его глазах, приводя волшебника в восторг. Слизеринцы же становились все злее, все безбашеннее, и Геллерт стал задумываться, не перерастут ли словесные перепалки в настоящую войну. Чем больше он размышлял о такого рода последствиях, тем больше убеждался, что хотел их претворения в реальность. Но пока его сокурсники старались себя контролировать, а главное - действовали осторожно, в меру, так, чтобы не привлечь внимание профессоров, что, безусловно, являлось большим плюсом, хотя Геллерт и сомневался, что такое удастся долго скрывать. Сам Геллерт передвигался по школе в окружении поклонников, размахивающих фотографиями, словно флагами, и попутно охраняющих его от агрессивно настроенных гриффиндорцев, которые кричали вслед Грин-де-Вальду проклятья и обещали утопить его в той самой ванне старост. Геллерт смеялся им в лицо. — Ну, ты доволен? — поинтересовался Вальмон, идущий рядом. — Все, как я себе представлял, — волшебника распирало от восторга. — Даже лучше. Дорого бы дал, чтобы увидеть лицо Альбуса. — Не боишься, что наши или гриффиндорцы его убьют? — Он отделается психологической травмой и вечным позором, — Геллерт расхохотался. — И станет гомофобом. За физическое здоровье Альбуса волшебник не переживал совершенно — ученики будут соблюдать осторожность, покуда в школе есть профессора, способные их исключить. Избивать гриффиндорца до бессознательного состояния, и, тем более, лишать его жизни, станет только сумасшедший, а второго Грин-де-Вальда, не боящегося применять запрещенные заклятья, в Хогвартсе не найдется. Нет, Геллерт не собирался калечить бывшего любовника, он хотел заставить его испытать боль унижения, которую, по его милости, слизеринец познал сполна, прочитав письмо насмехающейся над ним Сюзанны, отдавшись Лестеру, а, главное, получив холодный и жестокий отказ Альбуса на поляне огней. «Пожизненное презрение к себе — думаю, вполне приемлемая цена за твое обращение со мной», — размышлял довольный Геллерт. Вечером слизеринцы опустошили общие запасы алкоголя, тайно проносимые из Хогсмида по строгой очередности. Херес, медовуха, смородиновый ром и огненное виски разливалось по бокалам с сумасшедшей скоростью. Старшекурсники чокались, били бокалы, пели похабные песенки, танцевали и выкрикивали имя Геллерта, на голову которому водрузили бумажную корону. В разгар веселья к восседающему на кресле, словно на троне, Геллерту подошел почтительно склонивший голову Дилан. — Ты молодец, Грин-де-Вальд, — тихо сказал он. — Я… я решил, что лучше нам с тобой быть друзьями. Может, возобновить прежние отношения? Я и мои ребята станем охранять тебя от гриффиндорцев, а ты не будешь использовать против нас запрещенные заклинания. — Идет, — осознав выгоду такого союза, Геллерт пожал руку Дилану. — В таком случае, теперь вы — моя личная охрана. Как поживает Клэй? — Отошел немного, но боится тебя, как огня. Я передам ему о нашем соглашении. Тут слизеринцам в ноги бросился поскользнувшийся в луже вина Лестер. — Геллерт, — неуклюже привстав на одном колене, Лестер слюняво поцеловал руку волшебника. — Я восхищаюсь тобой. Я хочу тебя сегодня, здесь, сейчас. Позволь мне… — Эй, Дилан, — позвал Геллерт. — Проследи, пожалуйста, чтобы этот человек держался как можно дальше от меня. Лестер испуганно посмотрел на приближающегося к нему громилу. — Но, Геллерт… — залепетал волшебник. — Ты ведь говорил… той ночью… мы же… — Счастливо, Лестер, — Геллерт отвернулся от скулящего слизеринца и пошел к пляшущему в обнимку с девушкой Вальмону. — Я разобью вашу пару? — Геллерт притянул к себе француза и принялся целовать его, долго, смачно, с прежней похотью. — Рад, что ты снова улыбаешься, — сказал Вальмон, несколько удивленно глядя на волшебника. — Я давно не чувствовал себя таким счастливым, — Геллерт взял с подноса бокал вина и опрокинул себе в рот. — Интересно, как себя чувствует Альбус, — как бы невзначай сказал француз. — Разбитым, подавленным и униженным, очевидно, — бодро ответил Геллерт и взял со стола бутылку. — Открой рот. — Иди к черту, — Вальмон рассмеялся и попытался улизнуть от сокурсника, но тот схватил его и зажал нижнюю челюсть. — Не дыши, — посоветовал Геллерт и аккуратно вылил в рот француза струйку рома. Вальмон сглотнул и закашлялся. — Идиот, — прохрипел он. — Твое здоровье, — Грин-де-Вальд сделал маленький глоток. После инцидента с Лестером он решил быть осторожнее с алкоголем. — Тебе совсем его не жалко? — спросил Вальмон, внимательно глядя на сокурсника. — А тебе? — приподнял бровь Геллерт. — Мне-то плевать, но ты вроде как собирался убить любого, кто причинит ему вред, но при этом… — Он сам виноват, — пожал плечами Геллерт. — Не надо было со мной расставаться. Или виноваты те, кто не предупредил его о том, какой бывает месть Грин-де-Вальда. — Значит, мы никогда не поссоримся, — Вальмон отобрал у пятикурсника бокал и чокнулся с Геллертом. Грин-де-Вальд взглянул на красавца француза, с которым провел столько незабываемых осенних ночей. — Что помрачнел? — Вальмон шутливо толкнул Геллерта. — Жаль, что я влюбился не в тебя, — серьезно ответил слизеринец. Француз поперхнулся. — Ты же знаешь, это бы все испортило, — сказал он. — Но так было бы проще. Вальмон приобнял сокурсника. — Геллерт, такие, как мы, не должны влюбляться в себе подобных, иначе на земле воцарится хаос. Противоположности притягиваются и страдают от недостатков друг друга. А схожим по натуре людям остается быть хорошими друзьями. Геллерт сдул прядку, упавшую на лоб француза. — Чем собираешься заняться после школы? — внезапно для себя спросил Геллерт. Ему отчего-то стало важно услышать ответ на этот вопрос именно сейчас. — Ну, в родную Францию мне вернуться не удастся, так что постараюсь сделать карьеру в английском Министерстве. Куплю пентхаус в центре Лондона, найду красивую жену, в которую влюблюсь без памяти, а потом она убежит среди ночи, украв все мои деньги и оставив меня с тремя детьми, — Вальмон подмигнул. — Словом, заживу полной жизнью. Геллерт усмехнулся. — Мне трудно представить тебя семейным человеком. — Сказал Геллерт Грин-де-Вальд, примерный муж и отец, — фыркнул Вальмон. — Ну, хватит болтать попусту. За твою победу. — За победу нашего факультета, — поправил Геллерт, и сокурсники выпили на брудершафт. — Ты не рассказал, что произошло между вами, — сказал Вальмон чуть погодя. — Чем он тебя так разозлил, что ты всю школу натравил на него? — Ты бы слышал ахинею, которую он нес, — Геллерта передернуло от воспоминаний. — Сюзанна добрее меня, Сюзанна может дать семью… бред какой. Дурачок не в состоянии признать, что ему нужен жесткий анал, а не приторная ваниль. Геллерт обратил внимание на задумчивое выражение лица Вальмона. — Что такое? — нетерпеливо спросил волшебник. Француз рассеянно провел губами по краю бокала. — Возможно, все не так просто, Геллерт, — наконец, сказал он, встретившись взглядом с сокурсником. — В каком смысле? — нахмурился слизеринец. — У Альбуса не самая счастливая семья, — пояснил Вальмон. — Я вспомнил, Кэри рассказывала мне об этом. Гриффиндорцы тщательно скрывают, что его отец мотает срок в Азкабане за нападение на маглов. Геллерт остолбенел. — Она говорила мне об этом два года назад, — продолжал француз. — Кэри — та еще болтушка, особенно после хорошего секса. Рассказывала мне все грязные тайны сокурсников. Большую часть из них я забыл, в том числе, и печальный факт о семье Альбуса. — Не мели чушь, забыть о таком невозможно, — прошипел Геллерт. — Для влюбленного балбеса конечно, но я никогда не интересовался Дамблдором, — закатил глаз Вальмон. — К тому же, пока Кэри говорила, я сосредотачивался не на словах. Понимаешь, ее груди… — Что еще известно о семье Альбуса? — прервал Геллерт. — Я лично больше ничего не знаю, — покачал головой француз. — Но, думаю, его мечта о браке — это не просто выдуманный предлог. — Об этом я и без тебя догадался, — пробурчал Геллерт. Праздничное настроение улетучивалось. Новость о трагедии Дамблдоров несколько меняло восприятие ситуации, и слизеринца это бесило. — К дьяволу, — упрямо сказал он. — Неважно, что произошло с членами его семьи. Он не имел права предавать меня, не имел права сообщать о расставании в письме, словно я — безответная девица, готовая проглотить любую обиду. Пусть же теперь расплачивается. — Не то, чтобы я защищал Альбуса, но, быть может, он сказал правду, — заметил Вальмон. — Возможно, желание познать семейное счастье для него сильнее влечения к мужскому полу. — А я думаю, — Геллерт отпил красного вина, — Что все было иначе, пока эта шлюха не напомнила ему о том, как делаются дети. — Ты опять за свое? — устало сказал Вальмон. — С Альбусом я разобрался, — слизеринец улыбнулся. — Пришла очередь Сюзанны. — Я предлагаю поднять бокалы, — проорал на всю гостиную Дилан, — За величайшего волшебника всех времен. За волшебника, бросившего вызов самому Альбусу Дамблдору, лучшему ученику Хогвартса. Точнее сказать, бывшему лучшему ученику Хогвартса. Никто из этих отбросов не достоин этого звания. Гриффиндорцы были и всегда будут нашими подстилками. И мы должны неустанно напоминать им об этом. Выпьем же за того, кто показал Гриффиндору его место и показал всей школе, на что способны ученики факультета Слизерин. За Геллерта Грин-де-Вальда! — За Геллерта Грин-де-Вальда! — раздался оглушительный рокот. Волшебники разом осушили бокалы, и Геллерт улыбнулся. Приятно снова чувствовать себя победителем.