Личный ад

Когда-то давно я читала, что в среднем, чтобы похитить человека, достаточно четырёх минут. И всё то время, проведенное на Денверском объекте безопасности, мою голову почти не посещали мысли о том, что множество врагов, которыми я успела обзавестись за столь короткое время, могут хоть что-то предпринять и попытаться устроить штурм здания. Что же, это было глупо и наивно. Понадеяться на множество вооружённых людей на всех этажах здания, продвинутые для этого мира методы безопасности и бронированные стёкла. Если подобные технологии есть у одной стороны, у другой так или иначе должны быть возможности их обойти. Сколько времени нужно чтобы похитить сверхсекретный «проект Алиум» из тщательно охраняемого здания посреди бела дня? Около двух минут. Это было похоже на издевательство. Да, за прошедшие три месяца я почти полностью уверилась в своей безопасности, начав считать небоскрёб в центре Денвера если не домом, то хотя бы надёжным убежищем. Каково же было моё удивление от того, что я получила небольшой, но весьма чувствительный дротик одним прекрасным утром? А если говорить совсем по порядку… Стоит начать чуть раньше, чем произошёл самый быстрый штурм здания в моей жизни. Звонок на внутренний телефон отследили быстрее, чем я успела положить трубку. Не стану скрывать или надеяться на глупую случайность — и Картер, и все, кто так или иначе были заинтересованы в моей безопасности, уже знали всё, о чём мне решил сообщить местный, пока ещё неизвестный суперзлодей. И вся эта ситуация могла значить только одно — на объекте уже были шпионы. Просто по той простой причине, что кто-то должен был добавить незнакомый номер в общую базу, ещё и дать ему полный допуск, которыми обладали лишь пара доверенных лиц. Все остальные отслеживались и проходили переадресацию у операторов. Стоит ли говорить, что подобный факт вызвал массу проблем? В первую очередь для Картера и меня. Если с мужчиной всё было понятно — он отвечал за объект и за «Алиум» лично головой, то я… Несмотря на то, что разговор отследили, записать не смогли по понятной причине, а именно изменённой настройке сети. А значит, отвечать за произошедшее пришлось мне. Вполне логично, что рассказывать о том, что Вескер не то, что жив, а ещё и вполне неплохо себя чувствует, было верхом глупости. Подобное откровение могло сильно пошатнуть и так неполное ко мне доверие. Тут же всплывёт неплохой факт, благодаря которому меня смело можно будет расстрелять, и я даже не буду иметь право на возражения. Если посмотреть правде в глаза, отбросив знание канона, общую ситуацию, угрозу моей жизни и жизни Леона, а так же нелепую случайность, которая привела к тому, что злодей узнал обо мне — я почти добровольно помогла убийце. Именно так, без каких-либо приукрашений. Самолично подкинула оружие, способное уничтожать города, человеку, который без каких-либо угрызений совести подставил свой отряд, предал организацию, в которой проработал всю жизнь, а в будущем попытается устроить армагеддон на зависть всем чертям. Жалела ли я об этом? Частично. У меня просто не было выбора. Теперь я не Игрок, которому невозможно навредить, а такой же, как все они — человек. Смертный, слабый и попавший под прицел всех, кто имеет хоть малейшее представление об «Алиумах». Сейчас они гонятся за мной из-за возможности получить технологии из будущего. Что будет, когда они поймут, что могут завладеть самим будущим? Даже проверять не хочу. В таком положении получить себе настолько сильного врага, как Вескер — верх безумия. Но избавиться от вины уже никак не получится. Те жертвы, что появятся совсем скоро, а я не сомневаюсь, что они будут, навсегда останутся на моей совести. Только вот если бы не выжил Леон, всё могло пойти совсем в разрез канону. А единственная моя сила в этом безумном мире — в моей голове. И терять я её не готова. Несмотря на всё происходящее и «Амбрелла», и Вескер, и Спенсер, и все те, кто появятся после, лишь больные ублюдки, действующие по заранее прописанному сюжету. Мне хотелось бы верить в это. Но из-за всего произошедшего я не могу воспринимать этот мир, как иллюзию. Он реален, во всей своей мерзкой жестокости. А значит, в который раз придётся пойти на сделку со своей совестью. В конце концов, я ведь не герой. Самое большее, что я могу сделать — держать ту цепочку событий, что сама же и запустила, под контролем, не давая ей поменять будущее. С такими вещами играть не стоит. Последствия могут быть фатальными. Если подвести итоги, именно моё молчание и решение сказать, что я не знала звонившего, и привело к прорыву на территорию объекта безопасности. После случая с телефоном охрану стоило усилить. Больше людей — легче затесаться шпиону. Да, «Амбрелла» уже была на грани краха. Только вот никто не отменял существование её дочерних компаний и доверенных лиц. Такие системы не валятся в одночасье. Тем более, я никогда не поверю, что все люди, знакомые с проектом «Алиум» и работающие на правительство США, были согласны с решением Картера не переходить к ужесточённым исследованиям. Иными словами, им нужен был немедленный результат и покорный материал для экспериментов. Картер же с чем-то тянул, не желая торопить события. Это было странно, но жаловаться не приходилось. Хочет «союз», как он выразился, пусть попробует. Не относятся враждебно и на том спасибо. Но излишняя осторожность и осмотрительность мужчину и подвела. Если честно, сначала, в первые секунды, когда мне в плечо внезапно воткнулся дротик, я даже не поняла, что произошло. В подобном отношении было сразу две причины. Первая — в том, что я всё же значительно расслабилась, поверив в свою безопасность, а вторая — медленный темп экспериментов не значил их полное отсутствие. Если кровь и прочие образцы они могли получить и так, то реакцию в «полевых условиях», приходилось проверять в самые неожиданные моменты. Так что к регулярно летающим в меня предметам разной степени тяжести и размера (спасибо, что хотя бы не пуль), я привыкла достаточно быстро. Только вот после жгучего укола, оставленного дротиком, до меня дошли сразу несколько фактов. Им выстрелили, причем стреляли чуть ли не в упор, а не просто бросили. Еще и в глазах потемнело, а как результат меня резко повело в сторону. А теперь сначала: на объект проникли шпионы с транквилизатором, нашли меня и чуть ли не у всех на виду выстрелили с расстояния пары метров. Стрельба дротиками — тише обычной стрельбы. Практически никто не обратил внимания на тихий хлопок. Дальше началось что-то в стиле фирменных голливудских боевиков. Я не знаю причину того, почему меня не вырубило сразу, как того и ожидали нападающие. Возможно, причина была в недостаточной дозе или резком приливе адреналина, а может, транквилизатор попросту не распространился по всему телу, как это обычно и работает в нормальном мире. В любом случае, местные вещества действовали на меня совсем не так, как положено. Несмотря ни на что, сбежать не удалось. Из оружия у меня было ровно ничего, а отбиваться от вооружённого отряда, который мгновенно раскатал охрану здания по стенам, было, как минимум, если не глупо, то невозможно. Бездействовать я тоже не собиралась, но ничего существенного так и не смогла предпринять. Перед глазами то и дело всплывали мутные образы, всё же укол какой-то дрянью не обошёлся бесследно. А следом за первой же попыткой ударить одного из вторженцев я получила прикладом в висок, и уже это действие не оставляло шансов удержаться в сознании.

***

Первое, что я почувствовала, когда вновь пришла в себя — был металлический привкус крови где-то во рту, а также то, что в глаза бьёт яркий белый свет, даже несмотря на то, что веки прикрыты. Мысли плыли медленно, лениво. Словно я проснулась посреди ночи, при этом не открывая глаза и погружаясь в сон обратно. И если бы не прозвучавшие слова, возможно, я бы действительно уснула снова.  — Состояние стабильно, — незнакомый, но спокойный и сосредоточенный голос заставил меня мгновенно вспомнить всё, что произошло ранее. Кадры с похищением пронеслись в мозгу за одно мгновение. Грохот выламываемых дверей, звуки стрельбы, вой сигнализации, крики охраны, приказы, боль в плече от дротика… Я попыталась подняться, но тут же обнаружила, что почти не могу шевелиться из-за того, что крепкие ремни перетягивают моё тело в области запястий, груди, а также лба и щиколоток, таким образом крепко фиксируя и заставляя оставаться в горизонтальном положении. Я распахиваю глаза, совсем не обращая внимания на то, что они начинают слезиться от яркого света ламп и пытаюсь понять, где нахожусь. Верить в то, что Картер решил отдать приказ о том, чтобы меня распотрошили в лаборатории, решительно не хотелось. А это значит… Блуждающий по стенам взгляд натыкается на знакомый до боли символ, который, казалось бы, в это же мгновение вырезают на роговице, не давая оторваться от красно-белых сегментов раскрытого зонтика. «Только не это, ради бога, пожалуйста…»  — Субъект пришёл в сознание, — вновь раздаётся уже знакомый голос, из которого пропало прежнее спокойствие, сменившееся каким-то опасным предвкушением, свойственным разве что жестокому ребёнку, но никак не нормальному взрослому,  — разрешите начать тесты? От подобной формулировки вопроса сердце пропустило удар и мне внезапно захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Я готова была согласиться даже на ныне уничтоженный Раккун-Сити, кошмары о котором терзали меня почти каждую ночь, но только не на эту стерильную белизну и психов в халатах. Они были намного хуже любых зомби. «Они не хотят есть, они не умирали, их разумом не завладел вирус. Они просто — чудовища.» Я дёргалась, вырывалась, выкручивалась как могла, лишь бы не бездействовать. Чтобы, даже случись что, я не сокрушалась от мысли, что не пыталась сопротивляться, обомлев от страха. Чтобы иметь хоть какие-то шансы, пусть даже ничтожно малые. Погибнуть в зараженном городе, в перестрелке, от банального предательства союзников, но никак не быть зарезанной, словно животное. В этот момент я была чётко уверена, что в помещении помимо меня еще три человека, пусть видеть могла только одного. Остальных выдавали незначительные детали — едва различимое дыхание… И стук сердец. «Невозможно, я не могу слышать этого… » Стоило столкнуться взглядом с сотрудником проклятой корпорации, как помимо страха я почувствовала глубокое отвращение. Несмотря на то, что всё лицо учёного было закрыто плотной медицинской маской, я могла с уверенностью сказать, что не добилась бы от этих ублюдков никакого сочувствия или банальной брезгливости к «мутанту». Для них я даже человеком не была. Скорее, очень ценным чудовищем, которого нужно разобрать на части и понять, как оно работает. А это — приговор. За эти месяцы я начала забывать своё место в этой истории. В роли разумного, но всё же монстра. Над головой раздался характерный треск колонок и сразу же за ним хриплый, исковерканный эхом и помехами связи голос, давший добро ублюдкам в халатах на начало эксперимента.  — Только попробуйте, вашу мать! — крик вырвался быстрее, чем я успела понять, что именно сейчас будут делать. Я почти не боялась шприцов и научилась терпеть боль. Но вот понимание того, что это всё будет преследовать меня всю оставшуюся несчастливую и хорошо, если недолгую жизнь — сводило с ума. «Что они хотят вколоть?!» Слишком не вовремя всплыли в голове воспоминания о Лизе Тревор. «Что сотворили с ней? Мучили ли её? А вдруг из меня сделают то же самое?» Перед глазами против моей же воли всплыл образ огромного, безобразного мутанта, какого, возможно, попытаются сделать из меня или даже нечто хуже. Надо ли говорить, что от подобного откровения я задёргалась сильнее, всё также пытаясь вырвать ремни и освободиться, по факту лишь делая себе больно? Лизу даже не искали. Абсолютно никто не искал потерянную девочку, над которой издевались худшие люди этого мира. «А меня будут искать? И в каком виде найдут?» В кожу вонзается первая, тонкая и почти незаметная игла. Лёгкий укол и, скосив глаза, я замечаю, как шприц медленно наполняется густой, алой кровью. Первый из многих последующих. Это не было больно, и не глянь я на рану, даже бы не заметила её. Но вид собственной крови придал огромный стимул.  — Остановись… Остановись, блять! — я понимаю и совсем не верю в то, что слова могут мне чём-то помочь, но всё равно выкрикиваю просьбы и ругательства, в надежде прервать безумие происходящего. Никто не торопился останавливаться.  — Что она говорит? — английская речь доносится до ушей словно из-под воды, заставляя меня закинуть голову, насколько это позволяет перетянувший лоб ремень, чтобы рассмотреть говорившего.  — «Бль’ат», — раздаётся ответ с другой стороны, и я вновь поворачиваю голову, — похоже, ругается. В любом случае, записи экспериментов потом будут анализировать. Работаем. Вторая игла заходит под кожу так же неожиданно, как и первая, а мне остаётся лишь дёрнуть рукой, в попытке перекрыть ублюдкам допуск к венам. Но ремни не дают возможности помешать, поэтому учёные продолжают. В этот раз шприц не наполняют, а наоборот, опустошают, вводя мне какую-то прозрачную жидкость, и почему-то я сильно сомневаюсь в том, что это обычный физраствор. Подтверждение этой теории следует немедленно. По венам вместе с холодом прокатывается волна боли, заставляя руку несколько раз дёрнуться в конвульсии, а после повиснуть, потеряв всякую чувствительность. И следом за этим в руках одного из учёных оказывается хирургический скальпель.  — Запись первая, — раздаётся мужской голос, и двое остальных людей замирают, ожидая окончания монолога, — проверка регенерации субъекта. Образец крови до начала эксперимента изьят. Приступаем к исследованию. Мужчина подходит ближе, в то время как его коллега потуже затягивает ремень, фиксируя мою руку. Я вновь выкрикиваю несколько ругательств, на этот раз и на русском, и на английском, но сделать ничего не могу. Меня начинает потряхивать от адреналина, а глаза всё сильнее режет мерзкая белизна стен, хирургические халаты, защитные маски на все лицо, на фоне которых ярким контрастом выделяются светло-синие резиновые перчатки и передвижной столик со множеством инструментов. И конечно же, проклятый красно-белый логотип. Больше я ничего не вижу, осмотреться не позволяют ремни. Даже не могу определить, где дверь, и осознание того, что выхода нет, пугает ещё сильнее. В это же мгновение скальпель касается кожи, оставляя длинную, но неглубокую царапину. Я словно в замедленной съёмке вижу, как расходятся края раны, а потом на мгновение всё замирает, а после медленно наливается алым капля крови и стекает вниз, на хирургический стол, пачкая белую поверхность. Боль приходит уже после, но как-то отдалённо, незаметно. Я пытаюсь пошевелить рукой, но ничего не получается. Что бы они мне не вкололи, конечность словно бы парализовало, отключив всё что ниже плеча. Пока я отвлечена на порез, запястье второй руки стягивают плотным, металлическим браслетом, с несколькими датчиками, от которых отходят несколько проводов куда-то вне зоны моей видимости, очевидно, к компьютеру. Я понимаю это из-за того, что на белой стене отражается прямоугольник экрана с бегущими по нему цифрами и, похоже, кардиограммой. Я не протестую против такого обращения, пока запястье не обжигает болью, но не из-за холода устройства, а потому, что оно вогнало мне под кожу несколько тонких иголочек и теперь анализирует ещё и то, что в крови.  — Параметры не выходят за пределы нормы. Процесс ускоренной регенерации не запущен, — говорит на запись один из учёных. Я совершенно не отличаю всех троих друг от друга, но может, это и к лучшему. Это помогает мне не видеть в них людей. Единственное, что хочется, это освободиться и голыми руками свернуть этим ублюдкам шеи, а после добраться до тех, кто ими управляет. Но проклятые ремни не дают и вздохнуть сильнее, чем положено. «Вводите стимулятор» Вновь шипят динамики на потолке, и после этой фразы амбрелловцы переглядываются между собой, словно бы сомневаясь в выполнении приказа. Но тем не менее, один из них подходит к столику с инструментами и берёт небольшую коробочку, отливающую сталью, а после достаёт из неё один-единственный шприц, наполненный полупрозрачной зеленоватой жидкостью. Она не внушает доверия, как и вся остальная продукция «Амбреллы», но и помешать подобному действу я никак не могу. Остаётся только кричать, срывая горло в угрозах и обвинениях добраться до каждого и вспороть горло любому из ублюдков, которые встретятся мне на пути. Рука до сих пор не слушается, и когда игла застывает в опасной близости от вены, я почти по-звериному рычу, но это тоже не помогает, и вновь возникает колющая боль, а шприц стремительно пустеет. Единственное, что я чувствую — холод посторонней жидкости, растекающейся по организму вместе с кровью. Это удивительно, учитывая, что все прочие действия вызывали хоть какие-то последствия. Минуты растягиваются в часы, пока я гипнотизирую кровоточащий порез и место укола взглядом, ожидая того момента, когда введённая в тело дрянь проявит себя. Учёные тоже следят, временами переглядываясь между собой или отходя вне поля моего зрения, оценивая параметры на экране компьютера. И только когда я полностью успокаиваюсь, понадеявшись на то, что это был очередной провал, вызванный тем, что моё тело не всегда совместимо с местными препаратами, сердце начинает колотиться чаще. Это похоже на результат какого-то адского забега, сравнимого разве с тем моментом, когда мы с Леоном и Аннет пытались выбраться из рушащейся прямо на глазах лаборатории и успеть на уходящий поезд. Иными словами, введённая дрянь провоцировала моё тело работать так же, как и во время сильнейшего потрясения. Ощущения от подобного было трудно забыть. Сердце билось в бешеном ритме, зрение то фокусировалось на чём-то, позволяя разглядеть предметы с точностью до мелочей, то, наоборот, размывалось, отчего мир пестрел блеклыми пятнами. Остальные чувства обострились до предела, так, что я могла расслышать почти всё. И неравномерный стук чужих сердец, и дыхание, и мерное гудение работающего компьютера, даже лёгкий ток воздуха, уходящего через незаметную, явно скрытую вентиляцию. Каждый звук, каждая вибрация входила в мозг как игла, раздражая и провоцируя устранить источник шума. В таком состоянии было физически тяжело оставаться. С каждым мгновением вместе с пьянящей силой наваливалась усталость, а также незаметный доселе голод. И это было вполне объяснимо. В прошлый раз я была на адреналине, и мной руководило лишь желание выжить. Теперь же даже не могла пошевелится, а это означало одно — все странные желания и порывы, вызванные зеленоватой дрянью, было почти невозможно контролировать. Лишь пытаться вырваться, пользуясь моментом и растягивая слабеющие ремни.  — Показатели стремительно растут! — взволнованный голос звучит слишком оглушающе после затянувшейся тишины, и я поворачиваю в его сторону голову. В этот раз ремень почти не причиняет дискомфорта, словно становясь куда эластичнее и податливее. Я перевожу взгляд на оставленную царапину и тут же понимаю, что она почти исчезла. Края раны стягиваются, как в ускоренной съёмке, а кровь мгновенно прекращает идти, затвердевая и образуя бурую корку. В голове мелькает понимание. В прошлый раз в подобной ситуации, вся энергия ушла на то, чтобы поддерживать тело в рабочем состоянии и спастись, как можно быстрее добежав до поезда. Сейчас же, в неподвижном состоянии, я могу позволить себе даже такие вещи, как регенерация незначительных повреждений. Но… В прошлый раз я ничем не кололась. Почему возникла такая реакция? Этого ждал Картер? «Продолжайте» В этот раз я почти никак не реагирую на прозвучавший голос. Сейчас волнует совершенно другое. Хочется бежать куда-то, сорваться с места, но никак не лежать пластом, пока бешеная энергия бурлит в крови, не находя выхода. Я испытываю почти ощутимое наслаждение, когда вновь получаю новое повреждение от скальпеля. Края раны сходятся ещё стремительнее, чем в первый раз, и создаётся ощущение, что царапина зарастает прямо за лезвием. Но даже этого мало. Чертовски мало. Спектр чувств расширяется ещё больше, и теперь я чувствую даже запахи. В основном, химии и спирта, но сквозь них пробиваются и другие, исходящие от троих людей. Мерзкий, слегка отдающий железом и какими-то моющими средствами, на подобии мыла. Энергия в крови ищет выхода, но её недостаточно для того, чтобы начать действовать прямо сейчас. Тело сопротивляется, подавляя изменения, а значит, этой силе нужно больше строительного материала. А самый доступный — как раз и спровоцировал происходящее. «Убить. Вырваться. Поглотить» Они не успевают сделать третий разрез. Встречаюсь взглядом с одним из учёных, и мне кажется, что я могу разобрать странную эмоцию в едва заметных за маской глазах. — Уб-б-бьююю… — единственное желание, естественный инстинкт. Почему-то после озвучивания угрозы, стало слегка легче. «Слегка» — говорит сознание, намекая, что этого действительно было мало.  — Проявились следы мутации… — Голос мужчины срывается, и он спешит отвести взгляд, стараясь проигнорировать угрозу, и это стало толчком, — зрачки субъекта расширены, радужка приобрела… Я не собиралась ни слушать, ни ждать. Голод стал почти невыносимым, скручивая желудок в узлы, заставляя кровь кипеть. Стоит позволить себе немного расслабиться и потерять контроль над телом, и вирусы сделают всё сами. «Никто не станет у меня на пути! Я уничтожу всех! Тех, кто посмел сотворить подобное со мной, с другими испытуемыми, с уничтоженным городом…» Всего одна незначительная преграда в виде стягивающих тело ремней, и больше никто не сможет причинить мне боль. Скальпель касается кожи, но в этот же момент раздаётся громкий треск, и рука, стремительно обретающая подвижность, более не привязана к столу. Пользуясь этим, конечность тут же взметается вверх, перехватывая металл инструмента, и без особых усилий отрывает лезвие, ломая скальпель. Раздаётся вскрик, ругань, раззадоривающая лишь сильнее. Сила плещется в крови, и я без особого труда разрываю оставшиеся ремни, мгновенно освобождаясь. Из горла против воли рвётся рык вперемешку с хрипами, но я не вижу в этом ничего плохого. Абсолютно ничего, кроме безумного голода и жестокого восторга. «Жертва становится хищником…» Троица учёных или не могут, или не хотят мне помешать, рванув к металлической двери, похожей на ту, что я когда-то взломала под Раккун-Сити. Я медлю, подчиняясь воле вируса. Он, в свою очередь, словно привыкает к телу, играя со зрением и восприятием, а также ожидая, пока путь наружу наконец-то будет открыт. Люди пытаются ввести код, чтобы открыть дверь, но электронный замок горит красным. Я чувствую противное чувство раздражения. Решили удержать монстра, заблокировав выход? Значит, выберусь сама. Резкий прыжок вперёд, и я оказываюсь на полу, оставив позади хирургический стол с каплями моей крови на нём. Обострившееся зрение неприятно режет белый цвет, который, казалось бы, окрасил всё вокруг. Даже моя новая одежда напоминает больничную, вызывая лишь очередную вспышку ярости. «Ничего, я исправлю это недоразумение. Думаю, красный отлично подойдёт, как замена.» Делаю стремительный рывок вперёд, а после просто вытягиваю руку, цепляясь расставленными на манер когтей пальцами за белый халат одного из мучителей, ударяя его об стену и не заботясь о повреждениях. На запястье болтается металлический браслет с оборванными проводами, и они на секунду приковывают мой взгляд, тем не менее, не давая оставить цель. Учёные не могут сопротивляться, лишь пятиться и пытаться оказаться как можно дальше от меня, дрожащими руками держась за скальпели, в неимении какого-либо оружия. Их задача — создавать монстров, а не сражаться с ними. А охрана… Решила бросить, в интересах науки. Как это похоже на «Амбреллу». Вмятый в стену мужчина перестаёт дергаться из-за переломленной шеи, и тело повисает в руках, словно тряпичная кукла. Сзади слышится стремительное движение, ученый с занесённым над головой медицинским молотком пытается ударить, но я двигаюсь быстрее, и мертвое тело его коллеги сбивает нападающего с ног. Другой просто спрятался за хирургическим столом, видимо, надеясь, что обезумевший от злости и голода мутант не обратит на него внимания. О нет, я куда лучше какого-то биооружия. В первую очередь потому, что осознаю происходящее. «Теперь они понимают» Рывок, рука сжимает край хирургического стола стальной хваткой и с небольшим дискомфортом сминает его с противным скрежетом. Алого пока что слишком мало, только незначительные повреждения, но это я сейчас поправлю. Инстинкт диктует одно — более не медлить, податься вперёд и вцепиться зубами в чужую плоть, разрывая тело когтями. Да, в моей нынешней форме это будет сложновато выполнить, но пределов моему развитию — нет. А это значит, что совсем скоро, я получу любое естественное оружие, которое только пожелаю. Вирус податливый и сотворит с организмом всё, что угодно, разберёт его и соберёт заново, как конструктор с бесконечным множеством комбинаций. Нужно только дать ему волю и возможность. И мне её дают, хотя бы тем фактом, что за всё это время до сих пор не появилась группа зачистки. «Ждут?» Нет, испытывают. Не стоит их разочаровывать. Лучше просто убить. Я делаю рывок вперёд, наконец-то выбрав себе первую жертву из двух оставшихся, вновь вбивая чужое тело в стену лаборатории, без особых усилий подавляя любые попытки сопротивления. Сейчас я — идеальное оружие. Не чета всем этим тупым зомби. Но в чём-то мы и похожи. Жрать я хочу также непреодолимо дико… Чужой крик и просьбы о помощи сливаются в сплошной белый шум, а также в красное марево перед глазами, оставляя перед собой всего одну цель. А потом, в охваченном безумием сознании рисуется всего одна картина. Чудовища. Их много, но они все вместе. Лизуны, зомби, мутанты, Биркин, Тиран и все те, кого я так или иначе встречала в Раккун-Сити или же видела в игре. И теперь стремлюсь к тому, чтобы стать такой же? Удар, предназначенный для того, чтобы раскроить человеку череп и наконец-то полностью завершить предназначение вируса, сбивается, вместо этого выбивая белое крошиво из стены, заставляя ту разойтись трещинами, затрагивая логотип «Амбреллы». Внезапное осознание себя не заставляет меня ненавидеть ублюдков корпорации меньше. Просто я не смогу убить их без крови. А учуяв её — моментально потеряю контроль. Вспышки ярости затмевают разум, и мне приходится вцепиться зубами в собственную руку, чтобы хоть как-то придти в чувство. Боль и вкус металла, а собственная кровь кажется до ужаса мерзкой, помогает немного отвлечься, и я тут же валюсь на землю, продолжая кусать себя же. Регенерация почти мгновенно залечивает раны, но вместе с этим становится всё медленнее с каждым новым повреждением. Окружающий мир тонет в грохоте стучащей в висках крови и стуке сердца. Наконец-то, агония прерывается. Вирус выкручивает тело, пытаясь взять под контроль, но ослабевает, когда помещение наполняется едким газом. В голове постепенно пустеет, и я позволяю себе отключиться, уйдя обратно в бессознательное состояние. Эксперимент… …провален.