«Некоторые люди могут смириться с чувством долга или страха, в то время как другие будут отчаянно сопротивляться, не считаясь с потерями. Главное не пропустить момент, когда первые превращаются во вторых»
© Личный Ад
Время, до этого мчащееся вперёд неконтролируемо быстро, не давшее ни малейшей возможности избежать выстрела, резко остановилось, словно кто-то до упора выжал тормоза. На языке почти чувствовался несуществующий привкус горящих шин, а в ушах звенел оглушительный скрип тормозных колодок, пока в реальности собственные руки терзали металл с лёгкостью, не присущей даже бумаге. Старое, антикварное ружьё, которое старший Эшфорд в отчаянии попытался выставить вперёд, сейчас было даже не игрушкой, а просто тенью самой концепции оружия, смявшейся и растерзанной на части одним лёгким движением. Тем сильнее осознание этого факта подпитывало боль, охватившую с такой силой, что каждая клеточка тела готова была разорваться в клочья, превратившись во что-то иное. Какой смешной теперь казалась возможность ощущать силу и живучесть, но не давать ей преобладать! Высший хищник, который мог взять своё в любой момент, вынужден был скрываться под овечьей шкурой, слепой, немой и до смешного слабой. Опутанный цепями от клыков до когтей, заброшенный в самые глубины подсознания и оставленный там покорно гнить, пока его пустую оболочку выставляли на посмешище, как безвольное цирковое чудовище. И к чему это привело? Они позарились на то, что принадлежало нам. Причём сделал это даже не враг или конкурент. Это сделала еда. Горло обожгло нечеловеческим рычанием, на которое не должны были быть способны голосовые связки. Не угроза и попытка запугать, а констатация факта. Предупреждение о начале охоты от существа, которое не собиралось скрываться и толком не видело в этом смысла. Знакомый мир задрожал и распался осколками, окрашивая окружающее пространство яркими, неестественными цветами, вплетающимися в чёрно-белое, бессмысленное окружение. Чужая жизнь билась внутри хрупкой оболочки маняще и вкусно, так близко, что было бы расточительством не взять своё прямо сейчас. Внутри ликующего и беснующегося одновременно сознания вспыхнула искра сомнения, но в этот же момент её снесла ярость. Мой рассудок и разум, любая сдержанность, на которую только мог претендовать Альфред Эшфорд, оказались заброшены и забыты в тот момент, когда им принято было решение нажать на спусковой крючок. Так какой смысл оставаться в пределах человечности, если сам мир подсовывает единственное, очевидное решение? Не было никакого смысла. Поэтому зверь сорвался, не дожидаясь команды «Фас». Разобравшись с бесполезным ружьём, пальцы вцепились в то, что было за ним, сжавшись на хрустнувших руках Альфреда так, словно держали две соломинки. Мужчина показался до смешного слабым, но даже не из-за того, что был глупым аристократом, не державшим в руках ничего тяжелее своего дорогого коллекционного оружия, а потому, что был хрупкой, несовершенной формой жизни. Впрочем, телу добычи и не нужно быть прочным. Силу сжатия даже контролировать не пришлось — один рывок, доля секунды и обидчик, жалкое несносное создание, посмевшее поднять руку на новую вершину пищевой цепи, взвыло от боли. Кости раскрошились под пальцами как сгнившая древесина. Быстро, беспощадно, опутанная нервами мышечная ткань заполнилась трухой костей и суставов, а после лопнула. Вопли чистой агонии вызывали странную радость, удовольствие, незнакомое доселе восхищение от происходящего. Рычание, царапающее горло сменилось чем-то похожим на радостную насмешку, прерваную неестественными, клокочущими звуками, и где-то глубоко внутри что-то воспротивилось происходящему, но эта глупая, бесполезная часть сознания тут же заткнулась, забитая в самые глубины ликующего мозга. Здесь некого было жалеть и не в чем сомневаться. Оставалось только наслаждаться процессом неспешной расправы, впитывая страх и мучения жертвы каждой клеточкой тела. Посмотреть и правда было на что. Поврежденная плоть пульсировала, окропляя все еще не разжатые тиски рук горячей кровью. Хотелось бы сказать, что она маняще пахла, но нет. Она смердела словно гниющие на солнце тела, вбивая под гортань тугой комок, и заставляла кривиться от отвращения. Это шокировало настолько, что раскрытая для укуса пасть бессмысленно щёлкнула в воздухе, а пальцы разжались, отталкивая чужое тело прочь, как будто это было не свежее, ещё живое мясо, а изъеденный паразитами труп. Получив свободу, никчемное существо упало, забившись и заёрзав ногами, в попытке отползти подальше. Из его горла вырывался уже не отчаянный крик, а визг. Так даже свиньи себе визжать на убое не позволяли, как заходился он. В груди растеклось приятное чувство удовлетворения, отчего даже тошнотворный запах ненадолго улёгся, не подталкивая бросить добычу умирать самостоятельно и идти на поиски другой. Язык машинально прошелся по губам, и глаза расширились от отвращения, стоило сформироваться вкусу зловонной жидкости, отдающей металлом. Это был буквально яд, хитрая отрава, потому что все инстинкты кричали, что чужая плоть и кровь должна была быть вкусной и желанной, но оказалась хуже помоев. Захотелось сплюнуть, прополоскать рот, выпить всю химию, что могла только под руку подвернуться. — Мерзость… — на этот раз рык вышел каким-то обрывистым и жалобным, непохожим на то, как должны были общаться существа, подобные мне. Смысл издаваемых звуков остался загадкой, но та самая предательская часть сознания заставила губы шевелиться против воли. Сплюнув под ноги и вытерев теплую кровь с губ и щек, монстр оскалился, неотрывно следя за корчащейся на полу фигурой. Эта свинья даже в еду не годится. Червивое мясо. Эшфорд, видимо, узрел что-то пострашнее сворачивающей его узлом боли. Разглядывая чудовище, стоящее перед ним снизу вверх, он дёрнулся, попытался подняться, подскочить, но руки, превратившиеся в безвольные ленты из жгутов разорванных мышц и крошек костей, не слушались. Мужчина завалился на бок, продолжая старательно дёргать ногами, словно пытаясь отгрести подальше. Его жалкие потуги не затронули ни единую струну души, а только всколыхнули бешенство, подлили масла в огонь, вынуждая бушующее внутри пламя взорваться столпом. Омерзительный, слабый, жалкий человечишка чуть ли не обделался, бултыхаясь в луже собственной крови, как выброшенная на берег рыба. Что ты мог сделать со своей несчастной пукалкой против нас? Задетая гордость, ущемлённое эго в унисон запели с тем, кто посмел даже мысль допустить о собственном превосходстве. Щенок гавкнул на медведя и поплатился за это вспоротой глоткой. Тело рвануло вперёд и рука с удивительной легкостью вошла в грудную клетку, словно там не было ни ребер, ни мышц, одно податливое желе, с готовностью впустившее в себя инородное тело. Снова брызнула кровь. Снова захотелось блевать от её мерзкого запаха. Эшфорд уже не визжал и даже не выл, только пускал ртом кровавые пузыри, продолжая сипеть. Даже со вскрытой грудиной умудряется не затыкаться. А что будет со вспоротым брюхом? Мысль возникла в голове неожиданно, но была принята как единственно верная. Разве в правильности ответов, стащенных с учительского стола, сомневаются? Заглушив слабый голос, всё ещё пробивающийся из глубин подсознания, получивший свободу монстр начал действовать. Его уверенно вёл инстинкт, куда более древний и чужеродный, чем все остальные, которые когда-либо испытывало несовершенное человеческое тело. Ладонь, все еще погруженная внутрь грудной клетки мужчины, чувствовала пульсацию сердца, спрятавшегося за одним из лёгких. Ничего, ничего скоро и твоя очередь придёт. Одно резкое движение и снова никакого сопротивления. Даже хруст костей не такой громкий, слегка гулковатый. Закончились, что ли? Хотя какая разница. Кишки в руках держать было приятно. Тело Альфреда еще не поняло, что его ждет смерть, оно упорно и настойчиво качало кровь, заставляя оставшиеся, пока не поврежденные органы работать. Вот и кишечник, растянувшийся на ладони, пульсировал. Должно быть, жалкое создание сегодня в последний раз насладилось вкусным ужином. Кровь на пальцах смешалась со слизью. Неужели пробила желчный пузырь? Интересно… Сверкнув оранжевыми глазами, заражённая начала копаться в органах содрогающегося в предсмертной агонии человека так, будто была студенткой медицинского вуза, получившей в подарок анатомический атлас в полную величину. Печень, селезенка, ошметок желчного пузыря и сдувшийся шарик желудка. Даже поврежденные органы пищеварения не смердели так, как это делала кровь Эшфорда. Такое мясо есть было нельзя, поэтому, удовлетворяя нездоровое любопытство, хищник продолжал изучать разложенный перед ним конструктор. Его держали на цепи так долго, и это было так глупо. Безмятежная, бесчувственная улыбка искривила лицо, обнажая заострённые зубы. Добыча была интересной, пусть и несъедобной. Хрипеть человек, кстати, перестал. Только побулькивал, захлебываясь собственной отвратной кровью, заливающейся ему в легкие вместо воздуха. Внутренний тихий голос снова заговорил, и мутант легко от него отмахнулся. Остановить мучения? Из каких это соображений? Вместо этого рука по проторенной дорожке вернулась обратно к грудине. Тело Эшфорда выглядело как земля, прошитая одной широкой траншеей, с торчащими тут и там обломками острых костей и свисающих шматов кожи и мышц. Сердце под правой половиной легкого еще дрожало, на последнем издыхании гоняя кровь по продырявленной кровеносной системе. В каких-то древних и отдаленных религиях племен сердце считалось деликатесом, вместилищем силы. Может быть, оно не настолько отвратное, как всё остальное? Плоть поддалась вновь, признавая силу и преклоняясь. Додумался бы Эшфорд до этого сам, не пришлось бы его органам за него отдуваться. Сердце вышло из грудины неохотно, вцепившись аортами и венами в своего владельца, словно дерево, что корнями вросло в камень. Бесполезная попытка. Рваные, неровные обрывки крупных сосудов поблескивали в свете стерильно белых ламп. Существо развернуло орган, заглядывая внутрь аорты, увидев последний миг жизни, которое выдавило из себя сердце. Клапан закрылся и раскрылся, брызнул жалкими крохами крови и затих. Сердце в ладони больше не билось, зато воняло так, что чувствительное обоняние отбивало напрочь. Скривившись, хищник брезгливо откинул начавшую остывать игрушку обратно её хозяину. Орган плюхнулся в раскуроченную грудину и вернулся на место с тихим чавканьем, выглядывая из-под сломанного ребра оборванной аортой. Стало тихо. Жалкая жизнь ушла так, как ей и полагалось — грязно, нелепо и бессмысленно. Убийца ещё несколько секунд провёл над телом, прислушиваясь к разрывающим голову противоположным мнениям, а потом неуклюже поднялся, привыкая к управлению собственным телом. Лишившись главной цели, охоты, оно двигалось неловко, едва не спотыкаясь о собственные ноги и шатаясь из стороны в сторону. В мозгу было тихо и пусто, до тех самых пор, пока в полной тишине не раздался металлический щелчок, а следом за ним тихий стон и приятный звук второго, ещё живого сердца. Широко оскалившись, мутант обернулся, недовольно щурясь от яркого света и принюхиваясь. Второй запах был… Знакомым. В нём оказалось не сложно разобрать что-то схожее с Эшфордом, инстинктивно будоражащее, но на самом деле гадкое и несъедобное. «Человеческое», — подбросил подсказку внутренний голос и следуя ему, вспыхнувшее любопытство направило владельца вперёд. Первые шаги получились неловкими и шаркающими, но приспособиться удалось быстро, благодаря чему дистанция сократилась плавно и почти мгновенно. Руки второго человека вздрогнули, а лоб монстра ощутил ледяное касание, когда к коже прижалась очередная металлическая игрушка. Резкий, неестественный запах, сопровождающий прошлый громкий хлопок и последующую вспышку ярости, пришёлся не по вкусу, и новорождённый хищник показал зубы, сопровождая это едва слышимым рычанием. Большего не последовало. Она уже уяснила, что те, кто казался добычей, не подходили в качестве еды на самом деле, значит, у них должна была быть какая-то другая цель. Разве не интересно будет её выяснить? Тем более это существо не шумело и не кричало, раздражая чувствительный слух. Ещё бы не держало прямо напротив её головы эту раздражающую железную штуку, и гнев бы окончательно стих. — Эм… — от человека чувствовались неуверенность и страх, а также что-то странное, болезненно жгущее в груди и не позволяющее расслабиться, — Мари? Марина? Может, в самих звуках, а может, в интонации, с которой их произносили, было что-то смутно знакомое, почти тёплое. Куда приятнее всего остального, испытанного в последние минуты. У нового заражённого пока не было большого количества опыта и того, с кем сравнивать, но она решила, что второй ей определённо нравится больше, чем первый. Стоило придти к этой мысли, как угрожающий оскал спал. Интересно, что будет теперь? Металлическая штука, прижатая ко лбу, медленно отдалилась, и человек, не разрывая зрительного контакта, осторожно опустил её себе на колени. Его руки всё ещё дрожали, но, покопавшись в памяти, было решено, что это правильное действие. Хороший. Губы снова пришли в движение, но на этот раз не ради угрозы, а в жесте, значащем «улыбку». Рука второго дёрнулась, а зрачки резко сузились, но он остался неподвижен. — Чёрт… — эмоция страха стала сильнее, и мутант незаметно подобрался, готовясь к атаке. Однако этого не понадобилось. Человек издал тихий, нервный звук, немного отклоняясь назад, — знаешь, когда я в последний раз проверял, у тебя не было таких острых зубов. И я надеюсь, они нужны тебе не для того, чтобы меня съесть. Странное бормотание существа не внесло ясности. Сейчас считывать его намерения было сложнее. Страх оставался, но к нему примешивалось что-то сложное и ошеломляющее, так сильно выбивающееся из собственных представлений о мире, что её улыбка исчезла, а голова склонилась к плечу, в жесте чистого недоумения. — О, хорошо, — человек тяжело вздохнул и попытался отползти ещё немного назад, одной рукой сжимая свою железную штуку и одновременно с этим обхватывая грудную клетку, а второй рукой опираясь об пол. Когда она попыталась сделать движение следом, заинтересованная действиями добычи, тон стал чуть более нервным, — стоп, остановись! Губы мгновенно взметнулись вверх, обнажая оскал, а спина человека столкнулась со стеной коридора, отрезая ему пути отхода. Было не сложно разобрать, с какой скоростью колотится чужое сердце, но даже сейчас его обладатель не провоцировал инстинкты также сильно, как Эшфорд. Наоборот, он стал на удивление тихим, добавляя намного мягче: — Давай попробуем, эм, сохранять дистанцию? — заинтересованная переменой в поведении, она снова попыталась приблизиться, но была остановлена упёршейся в район груди ладонью, — просто оставайся там, ладно? Ты определённо самый тактичный зомби, которого я встречал за всю свою жизнь, и я бы предпочёл не лишаться шансов встретить других в будущем. Сверкающий, оранжевый взгляд опустился на протянутую человеческую руку. Она могла бы сломать её в одно мгновение, так быстро, что второй бы даже не заметил, как это произошло. Но с другой стороны, какая в этом была необходимость? Он не угрожал и не шумел, да и в еду не годился. На самом деле плюсов пока было больше, чем минусов, поэтому любопытство снова победило. Слушая, как чужак по прежнему издаёт бессмысленные звуки, присмиревший хищник остался на месте, блуждая взглядом по коридору и ожидая, пока ещё что-то привлечёт внимание. — Марина? — услышав повторение знакомого звука, мутант снова обернулся, склоняя голову, — ты ведь… Меня сейчас понимаешь? На этот раз интонация как-то неуловимо изменилась, но как именно, понять было сложно. Человек несколько секунд просидел молча, а потом снова заговорил: — Попробуй кивнуть, если да, — от него снова донеслась волна протеворечивых, сложных эмоций, — пожалуйста, Марина. Начав чувствовать себя не очень комфортно под таким пристальным взглядом куда более слабого, но, очевидно, опытного существа, она беспомощно склонила голову к другому плечу, снова изображая то, что какая-то часть сознания упрямо называла «улыбкой». Судя по тому, как неприятно сжалось что-то в груди, считывая реакцию человека, ответ оказался неправильным. — Это плохо… — отчаяние, прозвучавшее в чужом голосе, заставило жалобный звук вырваться из горла. Второй встрепенулся, поднимая раскрытые руки перед собой. Железная штука осталась лежать на коленях. — Ладно-ладно, спокойно. Знаешь, что Картер посоветовал мне сделать в случае, если, цитирую: «с Алиумом что-то пойдёт не так»? Довериться интуиции! Его слова не сделали ситуацию яснее, но по крайней мере щемящая вина, которую не положено испытывать перед добычей, немного развеялась, снова позволяя свободно дышать. Немного подумав, мутант пришёл к следующему выводу — ей нравилось, когда этот человек говорил и не требовал странных вещей. Вопросы плохие. — Ну так вот, по вопросам интуиции у нас всегда была ты, — второй прикрыл глаза рукой, нервно посмеиваясь, — с одной стороны, я вроде как до сих пор жив и даже не надкусан. С другой стороны, я понятия не имею, что у тебя в голове, и как долго ты будешь считать, что я стою внимания. А с третьей… Знаешь, я боюсь спрашивать и думать о том, что случилось с этим Альфредом Эшфордом в те несколько секунд, на которые я отключился. Ненавистное имя обожгло хрупкий разум новой вспышкой ярости, и я резко развернулась в сторону трупа, издавая гортанное рычание. Он начинал смердеть ещё сильнее, но вряд ли человек это чувствовал. Как и не понимал, насколько незначительным и ошибочным было существование кого-то вроде этого жалкого насекомого. Подчинившись слабой, мягкой хватке, я позволила второму снова повернуть моё лицо к себе, возобновляя зрительный контакт. Он что-то успокаивающе шептал, пока я пыталась найти способ донести до глупого человека то, что Эшфорд не нуждался даже в памяти. Он напал на меня, забыв о любом страхе. Выскочил бесчестно и коварно в момент слабости, атаковав издалека и ранив… Кого ранив? Я осеклась, прерывая рычание и со щелчком захлопывая пасть. Я… С кем я была? И кто вообще эта «я»? Виски сжало колющей болью и мутант обхватил руками голову, вонзаясь когтистыми пальцами в кожу и пытаясь разобраться с разрывающими сознание противоположными мнениями. Что-то было не так. Мне нужно было вцепиться зубами в глотку и этому существу, совершенно спокойному и неагрессивному только до поры до времени. Если он не еда, значит, конкурент или и вовсе враг. Но с другой стороны, была же причина, по которой его присутствие казалось приятным и правильным, где-то куда глубже примитивных инстинктов? — Марина, всё в порядке, — сквозь собственный жалкий скулёж я разобрала слова утешения, а в том, что это были именно они, я больше не сомневалась, — смотри на меня. Подними голову. Позволив человеку приподнять мой подбородок, я уставилась прямо на него. Оранжевые глаза встретились с серо-голубыми и внутри что-то щёлкнуло, когда все детали пазла стали на место. Выскочивший из-за угла Альфред Эшфорд, блестящая металлическая палка, ружьё, громкий звук и атака, не достигшая меня, но ранившая… — Леон, — слово с трудом сорвалось с губ. В нём не было рычащих звуков, да и особого смысла вроде угрозы или мольбы оно не несло. Только вот даже без этого, от одного звука ускорившегося сердцебиения от человека и почти сваливающей с ног волны облегчения, которая ощущалась от него, мне стало невероятно хорошо. Можно ли предположить, что мы знакомы? Странные вспышки гнева подталкивали отбросить эту идею как глупость, но разве интуиция может ошибаться? Он помогал мне раньше. Эшфорд не попал по мне, только потому, что этот «Леон» среагировал вовремя. И теперь что, я собираюсь на него напасть? Какая глупость. Предупреждающее рычание снова родилось глубоко в груди, но теперь угроза была направлена на себя же. Не позволю. Мой человек. — Марина? Давай без этого, — я легко позволила растормошить себя и снова замолчала, прекратив издавать любые звуки, вздрогнув только тогда, когда пистолет Леона скатился в сторону, со стуком ударившись о бетон, — ты отлично справляешься. Попробуй вспомнить. — Леон… — я понятия не имела, что именно он хотел, и что я должна была вспомнить, но это слово, казалось, заставляло хорошо реагировать, поэтому я продолжила, с каждым разом меняя интонацию, словно когда-то делала так раньше, — Леон, Леон, Леон! Леон? — Всё, всё, тише, — он рассмеялся, испытывая заметное облегчение, и я послушно замолкла, каким-то неуловимым образом определив, что от меня хотели. Мы ведь общались раньше, верно? Значит, я должна его понимать, но эта дурацкая пелена в голове всё портит. Что тогда нужно делать? Смутные образы наполнили мозг, будто только и ждали подходящего момента. Мы говорили до того, как выскочил Эшфорд. Но о чём? И как сейчас это продолжить? Да и стоит ли продолжать? Пока я металась в своём выборе, Леон попытался сесть чуть ровнее, всё ещё облокачиваясь спиной о стену. Одна из его рук плотно обвилась вокруг грудной клетки, и я почувствовала едва заметный отголосок боли, почти полностью перекрытый другими, более яркими эмоциями. Это как будто отрезвило, и я потянулась вперёд всё ещё окровавленной ладонью, пытаясь издавать как можно более успокаивающие звуки. — Эй, я в порядке, — в голосе Леона была тревога, когда я осторожно дотронулась до него. Очень странно, туловище ощущалось плотнее, чем должны были быть обычные кожа и кости. Эшфорд послужил отличным примером, но мой человек чем-то отличался, — да, бронижилет спас от пули, но, кажется, ушиб всё равно серьёзный. Не дави, пожалуйста. Послушно кивнув, я убрала руки, оставив несколько тёмных следов на ткани там, где её касалась. Леон выдохнул с облегчением, осторожно улыбаясь. Теперь от него почти не ощущалось страха, но всё-таки я не могла игнорировать странные взгляды в сторону того, что осталось от Альфреда. Ему всё ещё больно. Наверное, нужно утешить. Но как? Стоило об этом подумать, как следующее воспоминание пришло почти сразу же. Голос Леона снова изменился, когда я плавно, но достаточно быстро подалась вперёд, обхватывая его руками. Чужое тело напряглось, но мне не пришлось прикладывать даже серьёзных усилий, чтобы удержать объятия. Мы ведь уже делали так прежде и было хорошо, верно? Нужно показать, что ничего не изменилось. — Марина, — это прозвучало чуть более напряжённо и предупреждающе, заставив меня издать тихое ворчание, призванное успокоить. Когда одна рука легла на спину Леона, а вторая обернулась вокруг шеи, тот осторожно поменял своё положение, очень медленно обнимая меня в ответ. Его сердце колотилось как бешенное, будто он боялся, что я могу его укусить, — хорошо, всё не так плохо. Давай просто не забывать о дистанции и… Окончательно убедившись в правильности своих действий я прикрыла глаза, утыкаясь носом в основание шеи Леона и наслаждаясь теплом. Жар его кожи резко контрастировал с моей, куда более холодной, а ещё совсем рядом ощущалось приятное биение крови в сонной артерии. Что-то подталкивало всего чуть-чуть разжать зубы и вцепиться в уязвимую точку, но я ни за что не стала бы этого делать. Тем более в следующее мгновение по чужому телу пробежала крупная дрожь и меня окатило какой-то новой, совершенно неожиданной волной инстинктивного ужаса. — Чёрт-чёрт, — я отклонилась назад с непониманием глядя в глаза Леона. Его зрачки снова сузились, а лицо заметно побледнело. Рука накрыла шею ровно в том месте, где секунду назад была я и только тогда дыхание немного выровнялось, — ух, хорошо… Давай просто не так и не сейчас. Я нервничаю. — Почему? — от всколыхнувшегося где-то глубоко внутри возмущения, меня хватило всего на одно слово. Но даже оно прозвучало осмысленнее всех моих предыдущих попыток, поэтому Кеннеди заметно расслабился. Он отвёл взгляд, будто на мгновение испытав что-то вроде вины. — Ничего, всё в порядке, — звучало совершенно неискренне, особенно если руководствоваться стуком его сердца, но я сделала вид, что поверила. Леон убрал руку от шеи, показывая несколько пятен крови, которые остались на перчатках. Но ведь это из-за прикосновения моей окровавленной ладони, а не укуса! — ты же знаешь, что в ситуации вроде нашей лучше быть осторожным. Допустим, заражённая кровь не инфицирует меня Т-вирусом, благодаря той вакцине, но как ты всегда говорила, есть же сепсис и… Он замялся, потирая шею и я ощутила лёгкий укол недовольства, снова зыркнув в сторону Эшфорда. Даже после смерти он продолжает мне мешать. Ну ничего, кровавое пятно, оставленное мной, было совсем небольшим, и я могла бы просто не касаться открытой кожи Леона грязыми руками, чтобы и правда никак ему не навредить. Что до уже нанесённого ущерба, придётся исправиться. Я недовольно прищурилась, вспоминая мерзкий, выворачивающий привкус, но подавила отвращение, сосредотачиваясь на багровом следе. Альфред не был вкусной добычей, но могла ли я немного потерпеть? Однозначно. Стремительно, чтобы не передумать, я наклонилась вперёд, проводя языком по окровавленному участку кожи, и, прежде, чем горечь успела достигнуть вкусовых рецепторов, я сделала это ещё один или два раза. — Марина! Громкий, совершенно неожиданный крик заставил меня отскочить назад, полностью подавляя отвращение и округляя глаза. Следов крови не осталось, но взгляд Леона теперь приобрёл какую-то совершенно нечитаемую эмоцию, пока пальцы ощупывали шею. Самое странное, что цвет его лица из бледного стал приятным розовым, пока сердце стучало так, что его можно было услышать и на расстоянии десятка метров. — Ты что делаешь?! — это всё ещё было громко, но без агрессии, позволив мне немного расслабиться. Из всех эмоций я могла сказать только о том, что Кеннеди немного злится, но вот на что, оставалось загадкой. — Тебе не нравится, — я постаралась сохранить невозмутимость. От таких сложных обстоятельств пелена перед глазами немного рассеялась и реальный мир стал чуть ближе и понятнее, чем до этого. Возможно, это и сподвигло меня обьяснить больше, видя явное непонимание, — не нравится кровь. На шее. — Да! Но это не значит, что тебе нужно было… — Леон замолк, столкнувшись с моим взглядом, и попытался добавить что-то ещё, но не успел. Пол под ногами тяжело задрожал, словно что-то огромное шевелилось под ним, и я рефлекторно оскалилась, вертя головой по сторонам и пытаясь найти источник угрозы. Рядом ничего не было, но обострившиеся до предела чувства позволили различить где-то далеко рычание, удары и звуки выстрелов. Шёл бой, причём серьезный, и от этого миролюбивый настрой смыло как водой, возвращая в мышцы знакомое напряжение. — Похоже, они не закончили, — Леон осторожно сдвинул меня в сторону, вставая на ноги и проверяя свой пистолет. Его сердце всё ещё колотилось быстрее положенного, но напоминание об опасности отрезвило человека также, как и меня, — послушай, Марина. Тебе нужно дойти до транспортного терминала и дождаться второй команды, присланной Картером. Там есть Миранда и, может, она поможет с твоим… — С чем? — воспользовавшись заминкой, спросила я, нетерпеливо сжимая и разжимая ладони. Сейчас стало заметно, что когти как-то непривычно заострились, став не просто удлинённой ногтевой пластиной, а полноценным продолжением пальцев, приобретя серо-зелёный цвет, похожий на… На кого? Ответом послужил женский смех, вспышки пламени и подавляющее чувство силы. — С твоим состоянием, — Леон несколько раз обернулся в ту сторону, откуда доносились звуки боя, а потом в мою, — ты не можешь показаться им на глаза в таком виде. По крайней мере не в одиночку, иначе это может плохо закончиться. Но я не могу пойти с тобой, потому что пока Алексия жива, весь мир в опасности. «Алексия». Имя принесло с собой новую порцию воспоминаний, после чего мнение в который раз разделилось. Она была моим врагом и пленителем. Она была тем, кто дал мне эту силу, и кому я должна была служить каждой клеточкой своего тела, до последнего вздоха. Она считала меня не более чем своим слугой, но с другой стороны, я им и являлась. Та же кровь, но если Королева была первой, то я была её второй. Мне необходимо было оказаться рядом с ней, чтобы помочь. Но Леон всем своим видом показывал, что не собирался приходить с миром. — Алексия… — я повторила имя, чувствуя, как приятно оно звучит на языке, и в то же время как сильнейшая волна протеста пытается смести эти чувства, подменяя их ненавистью, — мне нужно к ней. — Нет. Стоило сделать шаг, как Леон выставил руку, мешая пройти. Я не знаю, на что он рассчитывал, но даже полное осознание собственного всесилия не заставило двинуться дальше. Если одну часть остервенело тянуло к окружённой врагами Королеве, то вторая с упорной, но куда менее фанатичной преданностью, прислушивалась к словам Кеннеди. Это было странно. Я могла бы напасть, пользуясь элементом неожиданности, и оборвать его жизнь за доли мгновения, но одна мысль об этом заставляла бунтовать против любых хищных проявлений. — Мне нужно, — почти жалобно попросила я, тупо уставившись на вытянутую на уровне груди руку, — ей плохо, я чувствую. — Что? — это слово Леон проговорил буквально по буквам, и я ощутила, как сложно ему это далось, — Нет, послушай. Она пытается заразить мир, тебя похитили по её приказу, и всё это… Марина, она послала своего брата остановить нас. Если бы не ты, он бы убил тебя. Или, скорее, меня. Новый, отчаянный призыв едва не заставил упасть на колени. Я обхватила голову руками, пока в ней билась всего одна мысль. Я должна быть рядом. Прямо сейчас. Без каких-либо оправданий. Но с другой стороны, кто говорил об этом долге? Она или моё собственное я? — Не понимаю, — зрение размылось, пока мозг рисовал предательские картины. В них я то подныривала под руку Леона, позволяя миру плавно замедлиться прежде, чем человек успевал меня перехватить, то наоборот, послушно брела куда-то по коридорам, чувствуя, что не осталась ни с кем из тех, кого должна была выбрать. Впереди ждала Королева, и мне нельзя было её подвести. А потом, получив её одобрение, я могла бы вернуться. Но здесь оставался Леон, а с ним мы провели куда больше времени. Он в отличие от неё даже сейчас не требовал так настойчиво, прогрызая голову бескомпромиссным приказом. — Послушай, я прошу тебя, — тёплая рука на плече заставила поднять голову, выглядя так жалобно, насколько это только было возможным, — просто не иди туда. Она вколола тебе какую-то гадость и, может, именно это зовёт тебя. У тебя нет причин ей помогать. В конце концов зачем Алиуму глупые злодейские планы и роль прислужника при захвате мира? Не знаю, что оказало больший эффект. Печальный тон с неловкой попыткой выставить слова шуткой, или воспоминание об уколе сквозь боль, после которого пришёл приказывающий голос, а может, слово «Алиум», окатившее разум холодом и заставившее мысли проясниться. К чёрту Алексию. Чтобы я слепо подчинялась какой-то психопатке? — Что мне делать? — взгляд впервые за прошедшие минуты стал осмысленным, пока перед глазами прокручивались воспоминания последних суток. Я была уверена, что Леон не вернётся туда один также сильно, как и в том, что ни за что не подчинюсь самоназванной Королеве, как бы сильно она об этом не просила, — я не пойду к терминалу без тебя. — Спорить бессмысленно? — скорее риторически спросил Леон, а потом ухмыльнулся, — но если она зовёт тебя и уверена, что ты появишься… Возможно, это можно использовать в наших интересах.