44 КГ

Под вечер единственной вещью, о чём я вообще могу думать, становится ноющая боль в желудке. Нахмурившись, закрываю тяжёлую книгу сказок и встаю со стула. Ноги немного подкашиваются. Неудивительно, после того, как я просидела здесь около трёх часов, читая сказки братьев Гримм, у любого бы подкосились ноги. Или, может быть, потому, что ты ничего не ела. Голос Гарри до сих пор сидит в голове, не давая ни минуты покоя. Я ухмыляюсь, пока через силу хожу вдоль стены. Тело медленно, но верно возвращает свою привычную чувствительность, так что спустя пятнадцать минут я становлюсь самой обычной Эмили. Посмотрев на напоминание, закреплённое на экране мобильного телефона, вспоминаю, что мама просила заехать за продуктами после работы. По её словам, в холодильнике мышь повесилась. Наконец я приезжаю в супермаркет. Магазин у нас один на весь городок: он у нас маленький, так что вместо того, чтобы открывать десятки крохотных лавочек, решили построить один, но огромный фуд-маркет. Впрочем, так оно лучше. Захватив тележку, медленно бреду мимо полок с арахисовым маслом и шоколадом. Отыскав банку Nutell'ы и просто гигантскую плитку шоколада, бросаю их в корзину. На очереди выпечка, мясо и овощи. От увлечённого созерцания мясных тушек меня отвлекает звонок. Ринг-динг. Неохотно достаю потрёпанный третий IPhone и жму кнопку «Ответить». — Да, мам, привет. Да, купила, — покосившись на тележку, отвечаю я, — ещё парочка продуктов, и приеду. Купить что?! Ладно. Да. О'кей. Целую, пока. Развернувшись, быстро кидаю все оставшиеся покупки и иду на кассу. Затем — в аптеку. Купив, по просьбе мамы, флуоксетин, всё ещё не могу понять, зачем он ей. *** Едва успев закрыть дверь и разуться, кричу: — Мама, я дома! Мороз на улице просто чудовищный, так что прошу её заварить мне крепкого чёрного чаю с одной ложечкой сахара, но натыкаюсь на тишину. Только сейчас ко мне приходит осознание того, что в доме неестественно тихо. Так тихо, что даже громко. Обычно в это время мама уже стоит у плиты, громыхая многочисленными сковородками и кастрюлями, но сегодня что-то было не так. Чудовищная догадка пронзает мозг, и я сломя голову ношусь по дому, осматривая все комнаты. — Мама! Мам, ты чего? — я всхлипываю, когда обнаруживаю бессознательное тело в ванной. Мамина кожа бледная, но на щеках проступил нездоровый румянец. Кое-как сообразив, что нормальные люди в этом случае вызывают скорую, судорожно вытаскиваю из сумки мобильный телефон и набираю 112. Бригада помощи должна приехать через семь минут, а я не знаю, как выдержать это. К горлу подступает ком, а слёзы не перестают литься. В моей жизни случалось если не всё, то многое. Предательство лучшей подруги, зубрёжка домашнего задания до полуночи, первый секс, пьяное ограбление. Я вовсе не была пай-девочкой, но я никогда не могла перейти ту черту, черту невозврата. Я всегда умела останавливаться, чтобы не сделать моим близким слишком больно. Осознание того, что мамы больше нет, чугунным молотком обрушилось на меня, так что я вовсе не стеснялась того, что устроила истерику в приёмном покое больницы. Да, может, мама и выкарабкается, но кома — это почти что смерть. Кое-как добравшись домой, первым делом открываю холодильник, выискивая что-то, чем можно было бы заесть свою боль. Отлично, банка Нутеллы, ты сейчас именно то, что мне нужно. Впервые за весь день наевшись, я рыдала взахлёб. Измазанная в шоколадной пасте и со спутанными волосами, я отчаянно нуждалась в поддержке. Но никого рядом не было. Будь мне не всё равно, я бы возмутилась, когда меня перетаскивали с пола на диван и аккуратно, словно ребёнку, вытирали рот. Будь я адекватной, я бы не блеванула прямо на штаны своего спасителя. Будь я нормальной, я бы ни за что не приняла помощь от Гарри, от того, кого я хотела ненавидеть. *** — Эй, жируха, ты как? — заботливо (или, что вероятнее, притворяясь таковым) интересуется парень. Он поставил чашку горячего шоколада на журнальный столик и уселся в кресле — прямо напротив меня. Я всё ещё не могу соображать. Вчерашний вечер обрывками всплывает в голове, и я хмурюсь, а затем, когда вспоминаю про маму, начинаю плакать. — Эми, ты чего? Гарри резко приближается ко мне, обнимает и крепко-крепко прижимает к себе. Обмякнув в его сильных руках, я даю волю слезам. — А как ты считаешь, как должен чувствовать себя человек, у которого больше нет никого? — ломающимся от долгого молчания голосом интересуюсь я. Зелёные с тёмно-серыми прожилками глаза долго смотрят на меня, изучая. Я отстраняюсь от него и поднимаюсь с дивана. — Спасибо, мистер Стайлс, но дальше я сама. Не говоря больше ни слова, поднимаюсь в свою комнату. Слышу, как негромко звякает музыка ветра. Эту огромную звенящую бандуру я притащила в шестом классе, и с тех пор она висит возле входной двери, предупреждая о посетителях. Как ни странно, но шаги не стихают. Внизу то и дело раздаются негромкие фразы, сказанные Гарри, а им вторит грудной женский голос. Я лежу на незаправленной кровати, прислушиваясь. — Как ты думаешь, с ней всё будет в порядке? — Мам, какое мне до неё дело? — огрызается Гарри. Так вóт как, его мама пришла. Но зачем? Та, что интересует её, лежит в коме, в этом доме есть только я. Воспоминания о маме отдаются где-то в груди тупой ноющей болью. Флуоксетин. Мама зачем-то просила купить его, и, мне кажется, сейчас самое время узнать, зачем. Открыв ноутбук, забиваю название препарата в строку поиска и читаю. Флуоксети́н — антидепрессант, один из наиболее широкоизвестных препаратов. Антидепрессивное действие сочетается у него со стимулирующим. Улучшает настроение, снижает напряжённость, тревожность и чувство страха, устраняет дисфорию. Не вызывает седативного эффекта, не использовать, как снотворное и успокоительное. Так вот оно что. У мамы были панические атаки, и она принимала этот препарат. Вчитываюсь дальше. Побочные действия. Снижение аппетита, бессонница, потеря веса, дисфункция почек, тремор, вялость и многое другое. Всё это «и другое» абсолютно меня не волнуют: в голове стучит фраза про снижение аппетита и потерю веса. Резким движением скинув ноутбук на подушку, начинаю искать сумку. Вот оно. Полупрозрачная зелёная баночка оказывается у меня в руках. В предвкушении чудо-эффекта сводит живот и затуманена голова. Когда я достаю две таблетки на свет, то долго их рассматриваю. Круглые, с ноготь на моём мизинце величиной, таблетки немного шероховатые на ощупь и блестят. Почему-то от них немного горько пахнет, хотя я всегда думала, что антидепрессанты сладкие. Ну, чтобы «подсластить» и без того не идеальную жизнь больных. Не давая себе времени одуматься, глотаю пилюлю, сморщившись. Я даже не подумала о том, чтобы чем-нибудь запить лекарство. А потом так и сижу — на полу около тумбочки, рассматривая ослепительно-белый потолок. Глаза начинают слипаться, и вскоре я засыпаю.