Потерянный рай

Ничего Король не проси, Что не говори, первым будешь ты. Как сказал мудрец, Только Король может пригласить на танец Королев

      Этот бал — чистая формальность. Успокоить народ, поднять боевой дух рыцарей, показать, что король все также силен и держит власть в своих руках. Но взгляд упорно скользит лишь на легкую фигурку третьей принцессы, вокруг которой мельтешит вся знать. Она — центр этого вечера. Мягко смеется, скрывая белозубую улыбку за веером, качает головой, соглашаясь с министрами, щурится, если что-то не нравится. И скользит, скользит по залу своей легкой, воздушной походкой, огибает гостей, кивает в знак приветствия.       Все взоры прикованы к ней.       И Мелиодас тоже не может отвести глаз. Она такая изящная, внеземная, словно чудное видение, которое исчезнет с восходом солнца, растворится в сиянии первых лучей. Его вечная греза и мечта.       В душе Мелиодаса царят раздрай и неразбериха. Память-предательница услужливо, но так не вовремя подбрасывает воспоминания о далеком-далеком прошлом. Там он жестокий принц демонов, а Элизабет — богиня, что тайком, на спор, пробралась на пиршество. Там он предводитель десяти заповедей, а она единственная, кто выступил против него. Там он предатель всех кланов, а она его возлюбленная, всегда стоящая на его стороне.       Здесь он даже не рыцарь, а она настоящая королева, достойная только лучшего.       Элизабет мягко отказывает очередному кавалеру и, поворачиваясь в его сторону, прячет промелькнувшее в глазах ехидство. Мелиодас смотрит во все глаза, запоминает каждую черточку такого родного лица, каждый изгиб тонкой талии, скрытой под атласным платьем, каждый жест. И больно где-то под ребрами от ее красоты.       А она продолжает мягко плыть по залу, расточать улыбки и заставлять его сердце замирать на безумно кроткие мгновения. Мелиодас отворачивается и прячет грусть, изморозью оседающую на истрепанную душу. Он не посмеет…       Плеча касается маленькая ладошка, и он резко оборачивается и застывает в удивлении — перед ним Элизабет. Она смотрит пристально, и в уголках губ ее расцветает лукавство, а в глазах пляшут бесы. Ей лучше других известно, какое впечатление она производит на всех. И все равно подходит к нему.       — Мой король, пригласите меня на танец?       Небрежное приглашение соскальзывает с ее бордовых губ, а Мелиодас на миг забывает, как дышать. Оцепенение сковывает тело, но не трогает мелко подрагивающие руки. «Все это — химера, которая развеется с воем на восходе», — думает он и галантно протягивает руку, преклоняя голову. И он не ждет ответа.        — Разрешите пригласить вас на танец?       Элизабет чопорно, будто не сама предложила, и легко вкладывает свою ладонь в его протянутую руку. Его тело прошибает электрический разряд, место прикосновения жжет огнем, но он только сильнее стискивает хрупкую ладошку. Неверие и надежда буйным коктейлем кипят в крови, когда он поднимает голову и видит ее сияющие глаза.       В ее глазах — ответы на все его вопросы, невысказанное желание и неукротимая пляска теней.       Они кружатся по пустому центру зала, и голова его кружится, и плывет все перед глазами, только Элизабет одним четким образом отпечатывается в его памяти. Ее безмятежная улыбка на полных губах; ее глубокие, словно море, глаза; ее нежная кожа под его руками; ее дыхание у него на шее; ее мягкость, паутиной опутывающая его.       И он готов тонуть в этом ощущении, только бы не отпускать ее руки.       Мелодия утихает, только стук отчаянно колотящихся сердец звенит в ушах. Элизабет доверчиво прогибается в его руках и не отводит горящий взгляд.       «Даже если это всего лишь мгновение, оно стоит целой бессмысленной вечности», — мелькает в затуманенной голове мысль, и Мелиодас наклоняется ниже.