* * *
Дамы и Господа! Мы рады представить вам наш новый мюзикл! Аплодисменты! – громко говорил Кевин со сцены, а в ответ на его слова зал зааплодировал. Наступил день мюзикла, к которому ребята так долго готовились. Мюзикл был о смысле жизни и смерти. Джагхед всё-таки решил участвовать в мюзикле, поэтому, вместо него, снимать мюзикл будет Свит Пи. Бетти и Джагхед смогли спокойно готовиться к мюзиклу и учить сценарий, не волнуясь ни о чем. Отец Джага вернулся домой, поэтому парень мог быть спокоен. Элис и Бетти часто созванивались последнюю неделю и женщина говорила, что у нее все хорошо, Бетти больше не волновалась, но хотела, чтобы мама вернулась домой. Джаг был автором, ходил по сцене в длинном пальто с пером и листами бумаги. Бетти играла жизнь, а Вероника - смерть. Они обе были очень похожи на своих героев: Бетти в красивом белом сверкающем платье и шляпе с нимбом, а Вероника в черной мантии с капюшоном и с косой. Реджи играл часового в военной форме, а Арчи заключённого, в тёмно-синем тюремном костюме. Тони была женой заключённого, примерно одетая, в длинном светлом платье по щиколотку, с заплетенными в косу волосами. Всё-таки за ней осталась одна из главных ролей. Шерил играла второстепенного персонажа, сестру заключённого, выскочку, дерзко разговаривала, вычурно одевалась и не следила за своим поведением. Ей было играть легче всех, потому что она и являлась таковой. Итак, вернёмся к мюзиклу. Джагхед: Ночь темна. Лови минуты! Но стена тюрьмы крепка, У ворот её замкнуты Два железные замка. Чуть дрожит вдоль коридора Огонёк сторожевой, И звенит о шпору шпорой, Жить скучая, часовой. Арчи: Часовой! Реджи: Что, барин, надо? — Арчи: Притворись, что ты заснул: Мимо б я, да за ограду Тенью быстрою мелькнул! Край родной повидеть нужно Да жену поцеловать, И пойду под шелест дружный В лес зелёный умирать!.. Реджи: Рад помочь! Куда ни шло бы! Божья тварь, чай, тож и я! Пуля, барин, ничего бы, Да боюся батожья! Поседел под шум военный… А сквозь полк как проведут, Только ком окровавле́нный На тележке увезут! Джагхед: Шёпот смолк… Всё тихо снова… Где-то бог подаст приют? То ль схоронят здесь живого? То ль на каторгу ушлют? Будет вечно цепь надета, Да начальство станет бить… Ни ножа! Ни пистолета!.. И конца нет сколько жить! В зале раздались аплодисменты и первая часть мюзикла была закрыта. Дальше вступали остальные герои, а мюзикл все продолжался. Наступило время второй части мюзикла. Дальше выходили второстепенные герои, в том числе и Шерил. Её всё-таки удалось уговорить на это, но играла она безупречно, как и все остальные. Вторая часть была небольшой, как и третья, но довольно значительной. И вот, время четвертой, заключительной части. Джагхед: Сидели двое - Жизнь и Смерть - И говорили дружелюбно. Вероника: Скажи ты мне, моя подруга, Какая хитрость есть в тебе? Ведь не случайно люди смертны? Но тайну ищут во веках, Дерзают смыслы, даже терни Им нипочем. А мне-то как? Как будто я изгоем стала, А не они влачат свой быт. Ведь ты всего лишь-то - Начало, А я - Конец, но тем велик! Ведь именно! Конца страшатся. Он жизни задает предел. Без смерти жизнь, как и без правил, Лишь порождает беспредел. Святая видимость твоя Как будто благо им приносит. Но истина – всегда моя, Ко мне одна Душа приходит. Конечный век - такая малость... Потом останется лишь прах. Смеюсь над жизнью потому я, Что Вечность-то - в моих руках. Они тебе не склонны верить, Лишь потешаться над тобой. При виде смерти все трепещут, В мольбе, просящие покой. Перед тобой стоят с гордыней, Считая, что ты им должна. Передо мной же - духом сникнув, Ждут очередности Суда. Они, глупцы, все возомнили, Что будто ты вершишь Судьбой. А ты не знаешь и в помине, Что уготовил род людской. Джагхед: Жизнь тихо голову склонила. В словах ее была лишь грусть. Бетти: Да, ты права! Но будь терпима, Когда ведешь в последний Путь. К чему всевластие твое Над Вечностью и над Судьбою? Зачем тогда весь этот спор, В котором ищешь ты покоя? Не для людей, а для себя, Но хочешь быть сильнее Бога. Ты хочешь превзойти Творца, Но миссия твоя убога. Да! В жизни страстен человек. Бывает лживым, лицемерным. Бывает так, что груз судьбы Стал ношей для него чрезмерной. Да, ты права! Но в чем твой смысл? Чтоб подчеркнуть людскую слабость? Бог им судья, а ты - лишь миг, И в этом есть твоя бездарность. Не можешь блага ты дарить. Обманчивы твои терзанья. Ты будто призвана любить, А упиваешься страданьем! Ты высшим благом нарекла От мук чрезмерных избавленье, Но вместе с ними отняла Быть истинно божественным твореньем. Без жизни, нет вообще тебя! И все претензии на самость - Попытка возвести себя На пьедестал, какая странность... В тебе тщеславный человек Устами «истину» глаголет. Тот червь, которого клянешь, Тебя же он и беспокоит. Не только Бога, как Творца, Но человека б подменила. Ты хочешь жить! Но без конца О миссии своей твердила. Ты хочешь жить! И в этом суть Твоих терзаний и мучений. Ты точно так прошла бы Путь, Где выбор есть предназначений. Где мысли "быть или не быть", Сливаются с стихией страсти, Где можно просто полюбить, На миг соприкоснувшись с счастьем. Ты точно так хотела б Быть, Себе, присвоив взгляд на Вечность. Но твой удел - печальный флирт С подобием на человечность... Джагхед: Жизнь тихо голову склонила. В словах ее была лишь грусть. Бетти: Ты не права! И будь терпима, Когда ведешь в последний путь...* * *
– Глэдис Джонс? – спросил грубый мужской голос. – Что тебе снова нужно? – То же, что и вчера, тупица! – с отвращением ответила женщина. – Не думала, что вы, змеи, настолько тупые. Дылда, ты же самый главный в банде, разве трудно решить такую мааааленькую проблему? – Глэдис вытащила свой складной нож и пронесла его прямо перед носом змея. – Самый главный у нас - ЭфПи! – возразил кто-то из толпы, а остальные начали выкрикивать что-то, поддерживая эти слова – Заткнитесь! – одернула их женщина, резко повернувшись лицом, угрожаще выставив перед собой холодное оружие. Все смолкли, и начали отходить назад, и только Дылда не двинулся с места. – Глэдис, убирайся по-хорошему. – спокойно сказал он. – Убирайся? – рассмеялась она, – Ты ещё не понял, что я настроена решительно? – женщина подошла к змею так близко, что носки ее обуви касались его носков, и провела ножом по его шее так, что из раны начала сочиться кровь, – Пусть змеи выйдут, нам надо поговорить. Дылда, недолго думая, сказал всем выйти. – Отлично. – сказала Глэдис, когда последний змей удалился из помещения, – Так что насчёт сделки? – Ты была змеем, Глэдис, но ты нас кинула. Откуда нам знать, что ты не кинешь нас в очередной раз? – спросил Дылда, скрестив руки на груди. – Мне это не выгодно. – усмехнулась она. – Ты же знаешь, что я влюблен в тебя ещё со школы... – прошептал мужчина, ранее такой грубый, но сейчас он был сам не свой. У каждого змея, хоть и у самого грозного и независимого, есть своя слабость. Его слабостью была она, Глэдис Джонс. Его руки, скрещенные на груди, тихо опустились, и мужчина понял, что уже не может контролировать свои действия. – Знаю... – прошептала женщина, – Знаю. – Но ты променяла меня на Джонса! – с обидой заметил Дылда. – Толбой... – Глэдис нежно провела рукой по щеке мужчины, а он закрыл глаза, не веря, что она прямо сейчас стоит перед ним, так близко, и так нежно гладит его по щеке. – Ты же знаешь, у меня не было выбора... Женщина потянулась к его губам, а он, собрав все свои силы, решился ее остановить. – Глэдис... не надо. – эти слова давались ему с трудом, язык заплетался, разум говорил, что так надо, а сердце просило обратного, но мужчина решил слушать голос разума. – Но почему? – удивилась она. – У тебя есть муж... семья. – ответил Толбой. – Я не люблю его, – возразила Глэдис, – Никогда не любила. – Это ничего не значит, он твой муж, вы в законном браке. – продолжал мужчина, отказываясь слушать ту, которую на самом деле готов слушать вечно. – Джонс тебя любит. Я его уважаю и не могу так с ним поступить, прости. Глэдис отступила на шаг и пристыженно, как это только возможно для неё, опустила глаза. Толбой, борясь с порывом кинуться к ней, стоял, сжимая и разжимая руки. И всё-таки, не справившись с бурей эмоций, он сделал шаг вперёд и притянул ее к себе, после чего поцеловал. Поцеловал жадно, страстно, порывисто... будто пытаясь напиться, утолить жажду... сейчас все эмоции в сторону этой женщины, скопившиеся за столько лет, вырвались наружу и мужчина, не справившись с ними, выбросил все, что копилось в нем: любовь, желание, страсть, жажда, тоска... Он прижал ее к стене, подняв от земли, а она обхватила его талию ногами. Их руки блуждали по телам друг друга, а губы жадно впитывали поцелуй. Змей толкнул ногой какую-то дверь и занёс женщину в комнату. Оторвавшись от поцелуя, со сбившимся дыханием и затуманенными от страсти глазами, Глэдис оглядела помещение. В комнате была небольшая железная двухспальная кровать, аккуратно заправленная старым одеялом (на что хватало возможностей), тумба и пара стульев. Женщина, ухмыльнувшись, посмотрела на Толбоя, а тот в ответ улыбнулся. Дылда отпустил Глэдис, и она встала перед ним. Женщина, продолжая ухмыляться, начала идти на него, а мужчина попятился назад в сторону кровати. Уперевшись в железный край, он остановился, а Глэдис, подойдя к нему до упора, положила одну руку на его грудь и толкнула. Толбой повалился на кровать, а женщина, словно кошка, на коленях начала приближаться к нему, оказываясь верхом. На этот раз она первая его поцеловала, покусывая и оттягивая его нижнюю губу. Рука Глэдис достала из кармана нож и надрезав его футболку на вырезе у шеи, она откинула его и разорвала футболку. Толбой принялся стягивать с женщины кофту с воротником, но у него это плохо получалось, тогда Глэдис, оттолкнув его руки, легко сбросила ее с себя. Дальше последовал лифчик, и вскоре вся их одежда оказалась хаотично разбросана на полу...