Чёрный свет

Поскольку Бельфегор решил, что если уж болеть, то с размахом, даже если температура, поднявшаяся у Инес сразу по возвращении в отель, уже спала, на счет Вонголы оказались записаны дорогие блюда, сеансы у массажиста, спа-процедуры и бассейн — на пляж по понятным причинам они с Инес выйти не смогли бы. Сначала девушка возмущалась подобному транжирству, но была остановлена почти праведно оскорбленным: «Я Принц или нет, в конце-то концов?» А на робкую попытку объяснить, что по крайней мере она не принцесса точно, последовала следующая реакция: «Я сегодня добрый, цени», — и привычный шипящий смех. Инес оценила — протестовать перестала, но каждый раз, видя прейскурант, закатывала глаза и бормотала что-то о богатеньких транжирах, не умеющих копить на черный день. Принц лишь смеялся в ответ, наслаждаясь покоем, свободой и относительным миром. Почему относительным? Да потому что, несмотря на воцарившееся перемирие с медиумом, не раздражаться на окружающих Бэл был не способен в принципе. Впрочем, на этот раз у него были веские причины. На первом же сеансе массажа, как только медсестра увидела его спину, раздался пронзительный вскрик, девушка схватилась за сердце и забормотала что-то на египетском, то ли жалея Принца, то ли ужасаясь виду его шрамов. И Бельфегору это ожидаемо не понравилось. Всё его тело было испещрено шрамами: тонкими, от порезов ножами Расиэля, рваными, словно плоть из него буквально вырывали, длинными, как от ударов мечом, круглыми, словно от пуль, шрамами от ожогов, как термических, так и химических… только лицо и шея были в полном порядке, не считая небольшого ожога за правым ухом, да ноги пострадали меньше остального тела. И такое зрелище не могло оставить равнодушным. Каждый раз, очаровывая девушку, чтобы провести с ней единственную ночь, а наутро вычеркнуть из памяти и из жизни, Бельфегор предупреждал избранницу о том, что звуковой реакции на свои шрамы не потерпит, и потому все они взирали на него полными ужаса глазами, но молчали, а поскольку подобное происходило крайне редко в силу замкнутости Принца и его нелюбви к физическому контакту, молчаливый ужас женщин не слишком сильно раздражал. Массажистку же никто о грядущем кошмаре не предупредил, а потому она не стеснялась высказывать всё, что думает о необычном клиенте. А тот, как на зло, отлично понимал ее речь… Впрочем, несмотря на вспыльчивый характер, Бельфегор умел держать себя в руках, когда было необходимо, а потому ледяным тоном повелел приступать к работе вместо оценки внешности клиента, и массажистка, испугавшись жалобы начальству, начала сеанс. Вторая стычка произошла в тот же день, пройдясь по так и не успокоившимся нервам минометным огнем. Поход в бассейн был назначен на вечернее время, когда большинство клиентов отеля оккупируют бар, ресторан и танцевальный зал, однако кое-кто всё же там присутствовал. В слегка приглушенном свете ламп вода огромного прямоугольного бассейна казалась затягивающе синей, словно подкрашенной, совершенно ненастоящей, и лишь рябь, расходившаяся от тел пловцов, говорила, что это не стеклянная фальшивка. Компания молодых людей, три парня лет двадцати и две девушки того же возраста, не совсем трезвые, но всё еще способные относительно адекватно оценивать происходящее, бултыхались на мелководье, крича, брызгаясь, удирая друг от друга вплавь — весело проводя летние каникулы на отдыхе за границей. Трое одиноких пловцов к шумной компании старались не приближаться, кружа у дальней части бассейна, однако Принц на такой расклад согласен не был. Надев черные плавки и специальные очки, а также оставив диадему вместе с остальными вещами в раздевалке, он прошествовал к краю бассейна и пустился в длинный заплыв на другую сторону. Тусклые белые блики плясали на синеватой воде, пропитанной ароматами хлорки, тени ложились на дно бассейна, казавшееся таким близким, но лишь обманывавшее наивного пловца. Звуки гулко отражались от кафельных стен, преумножались и утробным эхом путались в листве вездесущих фикусов, притулившихся по всему периметру зала. Скользя по крепкому натренированному телу профессионального бойца, вода смывала проблемы, заботы и нервное напряжение — вот только людям это, видимо, не понравилось. И они не заметили стальных мускулов, быстро несущих своего обладателя вперед. Вот только заметили кое-что иное. Шрамы. Раздался звонкий смех — девушки, прыснув в кулаки, хихикали, переглядываясь и кивая в сторону Принца. Тот бесшумной касаткой скользил вперед. «Меня всё это не касается». К смеху присоединились и парни, не удовлетворившиеся перешептыванием и на весь зал начавшие обсуждать диковинное диво, развеявшее скучный вечер. «Как из камеры пыток». «Прямо „Красавица и Чудовище”, только красавицы рядом не хватает!» «Можно в Хеллоуин без костюма народ пугать». «С таким телом только в фильмах ужасов сниматься! Вот же урод!» «Наверняка вечно сбегал от пьяных драк, но его догоняли и добавляли!» «Сбегал». Сбегал-сбегал-сбегал-сбегал-сбегал… Трус! Резкое торможение. Стилетов нет, но они и не понадобятся! Можно разорвать это ничтожество на клочки голыми руками! Впрочем, нет, убивать «мирных жителей» без приказа запретил еще предыдущий босс… чертовы пацифисты! Таких тварей надо уничтожать! Или хотя бы ставить на место… на место… да! Он не убьет его, но тот пожалеет о сказанном! И тут на его плечи легли теплые ладони. Бельфегор рванулся, замахиваясь для удара, но того не последовало. — Какая разница, что сказал глупец? — уверенный голос, совсем не тихий, звонкий и решительный, но абсолютно спокойный. Принц замер. Инес смотрела на него так же, как тогда, в пустыне, когда говорила, что оскорбления значения не имеют. Тепло и в то же время очень уверенно, словно точно знала: она права, и этого никто не сможет изменить. — Что вякнула? — послышалось от края бассейна, но вопроса словно не услышали. — Что толку лаять на пса в ответ, что толку его пинать? Он не поймет. Ничего не поймет. Будет считать себя невинно обиженным и продолжит упрямо гнуть свое. Возможно, притворится, что согласен с тобой из-за боли, но никогда не согласится на самом деле, ведь умный человек изначально такого не скажет, а «глупцу свойственно упорствовать в ошибке». Ты знаешь, что это за шрамы. И они прекрасны. Каждый из них. Потому что у тебя нет ни одного шрама, полученного в попытке спастись бегством. Так что важнее, суть или слова? — Эй, мымра, ты чего там вякаешь? А ну, быстро извинилась! Охамели вообще, нормально не отдохнешь! Полный отель каких-то шизиков! Понаехали, нормальным людям негде весело время провести! — И вот это ты хотел ударить? Вот к этому хотел прикоснуться? Не противно? Инес усмехнулась, и пренебрежение в ее тоне не услышал бы разве что глухой. А Принц глухим не был. Вспыльчивым, резким, беспощадным, но не глухим. И не глупым. А главное, не безрассудным. За это короткое время он успел относительно успокоиться, и сейчас с шипящим смехом выпустил из себя воздух, а затем обернулся к яростно кричавшим, всё больше распаляясь, отдыхающим и четко, но тихо произнес: — Слушать сюда, мусор, — в голосе его звенела сталь, а аура мгновенно превратилась в безумно-кровожадную, пугающую, совершенно нечеловеческую. Ту самую, которую так боялись его враги на поле боя. Ту самую, которую они чувствовали перед смертью, кровавой смертью, превращавшей их в искалеченные алые розы. Ауру одного из лучших убийц Вонголы, Принца-Потрошителя. И инстинкты подвыпивших, но еще не потерявших рассудок людей заставили их попятиться. — Еще раз услышу оскорбление в свой адрес или адрес этой женщины, вас отправят домой в цинковых гробах. Еще раз услышу комментарии в свой или ее адрес, без разницы, какие именно, поедете домой без языков. Увижу вас ближе чем в ста метрах от себя… кабум! Резкий крик, сменившийся на шипящий смех, вскинутые руки, следом упавшие на воду, взметая сотни брызг, и визг девушек, прижавшихся к спутникам, словно ища у тех поддержки. — Потеряете половину крови! Справедливая цена для мусора. Меньшая плата была бы расточительством. Мое время слишком дорого, так что пошли вон. — Да как… да как ты смеешь? — попытался сохранить лицо один из гуляк, но тихий ответ и мгновенно усилившаяся жажда крови, витавшая в воздухе и почти физически ощутимая, отбили у него всё желание спорить. — Как я смею? Считаю до десяти. Потом меня не остановит даже она, — короткий кивок на застывшую, как поплавок, Инес в черном слитном купальнике и с растрепанными намокшими волосами, делавшими ее похожей на ведьму. Счет добрался лишь до восьми, когда девушки, визжа, вбежали в раздевалку, а парни, толкая друг друга, последовали за ними, стараясь проникнуть в спасительное укрытие раньше товарища. Но товарища ли? Или временного собутыльника, по недоразумению называемого другом? — Мусор, — презрительно бросил Бельфегор, думая о том, что и впрямь марать руки о такие отбросы было бы просто мерзко. Да и слишком много чести для тех, кто удирал, сверкая пятками, от человека, не нанесшего еще ни одного удара… — А шрамы у тебя красивые, — послышалась за его спиной. — Особенно вот эта группа на спине. Издалека напоминает Ом, вписанный в гексаграмму. Странное сочетание… — Пфф… Такого мне еще не говорили! — напряжение спало, сменившись смехом. Носить на спине символ покоя, вписанный в знак для призыва демонов человеку с дьявольским именем показалось забавным. — Просто я долгое время изучала оккультизм, да и до сих пор изучаю. Вот и видится, наверное, всякое, — рассмеялась Инес, пускаясь в заплыв. Ее, казалось, совершенно не взволновала чуть было не закончившаяся кровопролитием сцена, участницей которой она стала. — Пытаешься найти упоминание о своих сверхсуществах? — саркастично подметил Принц, тоже продолжив так некстати прерванное занятие. — Именно так. Надо же знать, сколько и кому о них известно. Так проще. Можно прикинуть, сколько примерно фанатиков пытается совершить недопустимое, и какими знаниями они обладают. — Но ты ведь всё равно им не противостоишь. Собственно, ты вообще занимаешься только связью с духами! — А как ты думаешь, сколько фанатиков захотят связаться с бывшими лидерами своих крошечных сектантских ячеек? — хитро спросила Инес и, нехорошо усмехнувшись, поплыла быстрее. Бельфегор вскинул бровь и удивленно на нее покосился. «Не может же быть, чтобы она их убивала? Хотя… почему нет? Она-то уж точно отправит человека за Грань без зазрения совести. В этом она напоминает нашу Варию. Только вот мы это делаем с эмоциями, а она… уверен, если и убивает, то с мыслями о чае и мимоходом. Такие убийцы самые опасные. Они не просто не раскаиваются, а вовсе не замечают, что сделали нечто противозаконное. Следы заметают так спокойно, будто их ни за что на месте преступления поймать не смогут. Я таких дважды видел — свободные киллеры, нанимались прежним боссом. До сих пор помню, как один из них, отрубая голову убитой цели, с любопытством поинтересовался, что Луссурия приготовит на ужин, раз он вегетарианец… Он словно вообще не заметил, что кого-то убил. И что сражался тоже. Будто на прогулку вышел, не испытывая ни тени эмоций касательно окружающего. Ясное дело, он не должен был волноваться, сопереживать убитым или раскаиваться, как поначалу думал нынешний босс, но не испытывать вообще ничего… Ни ярости, ни азарта, ни воодушевления, ни радости победы! Как так можно? Это больше похоже на поведение роботов! Только вот она испытывает эмоции. Но не когда речь заходит о смерти и боли». — И что же ты с ними делала? — поинтересовался Бэл словно невзначай, мгновенно догоняя Инес. Та закатила глаза и спросила: — Ну зачем тебе это, а? — Принцу интересно! — объявил тот таким тоном, словно пояснял очевидное. — Вот упрямый… — пробормотала она. — Всегда ведь своего добиваешься, ну что за человек, а… — Целеустремленный! — блеснул логикой Принц и довольно рассмеялся. И сейчас в этом смехе не было ни злости, ни угрозы, ни сарказма, только удовольствие от приятной беседы. Они кружили по опустевшему бассейну, как победители, совершающие круг почета, даже не замечая абсолютной тишины вокруг. Лишь тихий плеск да их собственные голоса отражались от кафеля стен, теряясь в слишком большом пространстве зала, как одинокий путник в диком лесу. А мертвенно-бледный свет отбрасывал на дно бассейна уродливые гротескные тени, дрожащие и размытые. — Ну хорошо, — сдалась наконец Инес, понимая, что от Бельфегора просто так не отделаться. Осмотревшись по сторонам, она с удивлением отметила, что свидетелей у их беседы нет, и потому, на всякий случай всё же приглушив голос и подплыв ближе в Принцу, пояснила: — Мелким сошкам давала обрывки информации, которую можно почерпнуть в книгах, закидывая крючок из какого-то очень интересующего их факта, потом притворялась, что мне стало плохо, и они уходили. А затем приходили их вышестоящие единомышленники, убедившиеся с помощью подручных в моей «компетентности». Я выясняла, где они живут, где собираются… Призраки могут быть крайне полезны, если умеешь с ними договариваться, а у меня в знакомых есть несколько очень общительных и активных привидений, обожающих подобные «шпионские игры». В общем, потом эти люди сходили с ума и либо кончали жизнь самоубийством, либо оказывались в психиатрической лечебнице. Ну, или на них падали горшки с геранью, кирпичи и прочие тяжелые предметы. — Призраки и впрямь очень полезны, — протянул Бельфегор задумчиво. — Прямо-таки идеальные разведчики! А как ты их завербовала? — Мы подружились, — удивленно ответила Инес. — Хотя с одним не совсем подружились. Он просто при жизни был заядлым геймером, обожал стелс-игры, а после смерти вот решил попробовать себя в роли спецагента. Мы с ним не очень ладим, зато «миссии» он выполняет с особым рвением. Фанат своего дела, так сказать. — Чего в мире ни бывает! Даже геймеры, после смерти превратившиеся в диверсантов! — И правда, — они рассмеялись, а Бельфегор вдруг спросил: — Неужто не боишься мне всё это рассказывать? А если я использую эту информацию против тебя? Например, заставлю работать на Вонголу? Инес даже забыла сделать гребок, из-за чего пошла ко дну, но вскоре выплыла, чтобы услышать саркастичный вздох Принца и нелестный комментарий о собственной никчемной координации, но, проигнорировав всё это, переспросила: — А с чего я должна такого бояться? На этот раз пришла очередь Бельфегора впасть в раздумья, вот только он под воду не ушел, довольно быстро ответив: — Потому что это было бы логично! Мы знакомы чуть больше недели! — Зато ты человек хороший, — парировала Инес, и Принц озадаченно спросил: — Почему у меня сейчас такое впечатление, что ты в эти слова вкладываешь совсем не тот смысл, который принято? — Не уверена, что принято, но для меня «хороший человек» — это ярлык, который я вешаю крайне редко и исключительно на людей, которые мне нравятся, потому что нравятся мне только «хорошие люди». Под это обозначение подходит лишь тот, кто, не заботясь о себе, рискнет всем, что имеет, ради защиты того, что ему дорого, если, конечно, это действительно важная вещь, а не мешок с золотом; тот, кто идет вперед, не оглядываясь, но помня; тот, кто не смотрит на фасад, оценивая саму суть, и кто всегда приходит на помощь в трудную минуту, но не всем и каждому (таких людей попросту нет), а самым дорогим и близким. В моем понимании такого человека можно назвать хорошим. — Я никому не помогаю, — фыркнул Бэл. — А мне помог, и не раз. Например, откапывать камни… — Мне и самому это было нужно! — Или выйдя из руин, чтобы я смогла разрядить статуэтку. Он нахмурился. Вспоминать тот отвратительный момент не хотелось, а потому с губ само собой сорвалось то, о чем он думал пару минут назад: — А ведь ты, несмотря на такие параметры «хорошего», на удивление спокойно говоришь о смерти фанатиков. Неужели совесть не мучает? Ты ведь людей убиваешь, — сарказм на последних словах был очевиден, и Инес рассмеялась. — И что с того? — Действительно. Но обычные люди склонны драматизировать, а потому к подобному относятся резко негативно. — Я этим не страдаю. — Вижу. И что, неужели ни разу не пожалела, не подумала о том, как это неправильно, лишать жизни бедных сектантов? — Они не бедные, они глупые, и глупостью своей могут уничтожить действительно бедных, ни в чем неповинных людей. Так что всё логично, — нахмурилась Инес и отвернулась. — Вот только один раз я всё же пожалела. Потому что убила тех, кто должен был жить. А впрочем, раз они умерли, возможно, их время и впрямь пришло… Только меня это не оправдывает. Убивает не пуля и не судьба, убивает стрелок. Она рванулась вперед, и Бельфегор понял, что затронул тему, которую не должен был. Впрочем, чувства вины он не испытал, лишь досаду, да в груди слегка заныло… но это, видимо, от перенапряжения. Раскаиваться в чем-либо, тем более в такой мелочи — что за глупость! И он рванулся в заплыв еще быстрее, чем Инес.

***

Через полторы недели после начала королевского отдыха «по болезни» Бельфегор уже начал сомневаться в том, приедет ли курьер вообще и не лежит ли он в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом да опустошенным кошельком. Вот только звонить Саваде не спешил: тот сам приказал отдыхать до появления курьера, а значит, можно было со спокойной совестью расслабиться, к тому же, Инес до сих пор не до конца пришла в себя, в отличие от него самого, хотя ее состояние значительно улучшилось, и только резь в глазах оставалась довольно ощутимой. Правда, хроническая бессонница да постоянно атаковавшие девушку призраки, жаждавшие общения, ее здоровье явно не улучшали, как не улучшали они и ее отношения с окружающими, за исключением самого Принца: ему на такие мелочи было плевать. Вот только, как оказалось, ему всё же было не плевать на нее саму, и это больше всего шокировало самого Принца. Просто однажды он вернулся со спа-процедур и не нашел в номере Инес, которая уже должна была вернуться с массажа. Нехорошее предчувствие закралось в сердце, однако все ее вещи оказались на месте, а значит, скрыться в неизвестном направлении она попросту не могла. И предчувствие лишь усилилось. Бельфегор, проклиная всё на свете и в первую очередь свою безалаберную спутницу, то ли заблудившуюся в трех пальмах двора, то ли нарвавшуюся на какую-то неприятность, поспешил на поиски. Оказалось, кабинет массажиста Инес давно покинула. Волнение нарастало с каждой секундой, интуиция шептала, что стоит поторапливаться, а ей Бельфегор чаще всего всё же доверял, исключая лишь моменты, активно оспариваемые логикой, и потому он рванулся в комнату охраны — это был единственный способ максимально быстро разрешить возникшую проблему. Поговорив с менеджером и рассказав душещипательную историю о том, что его сестра-диабетик, пропустившая утреннюю дозу инсулина, куда-то пропала, и ему не удается до нее дозвониться, а значит, она может лежать в каком-нибудь темном закоулке в диабетической коме, он получил доступ к камерам и под бдительным присмотром охранников осмотрел коридоры первого этажа отеля и всю прилегающую к нему территорию. Инес нашлась довольно быстро — она сидела в беседке с отсутствующим выражением лица, а трое парней лет двадцати, стоя рядом, что-то говорили, смеясь и активно жестикулируя. Вот только озлобленные лица и резкие движения ничего хорошего не предвещали, а смех этот был совсем не веселый. — Вот видите, всё в порядке, ваша сестра просто нашла друзей, — с облегчением прокомментировала видео менеджер. И тут один из парней плюнул в сторону Инес. В глазах Бельфегора потемнело. Вязкий, липкий комок слюны упал на бетон в том месте, где секунду назад стояла ступня девушки. «Уклоняется!» — прочитал по губам того, кто это сделал, Бельфегор. А в следующую секунду он уже несся в сад, не замечая, что перешел на предельную скорость, которую в обычной жизни демонстрировать обывателям босс крайне не рекомендовал. — Неблагодарные клиенты нынче пошли, — прозвучало у него за спиной, в комнате охраны, но Бельфегор этого уже не услышал. Как не слышал вообще ничего в этом мире. Он в нее плюнул. В нее. В того, кто дарил ему тепло. В его маленькую бедную копилку с бесценными сокровищами, скудную коллекцию светлых воспоминаний. Не алых… Алый, алый, алый! Окрасить весь этот чертов мир в алый! Как розы! Розы с острыми шипами, раздирающими плоть! «Скажите, пожалуйста, — робко спросила Алиса, — зачем вы красите эти розы?» Мир сам окрашивает розы в алый! Потому что иначе нельзя! Если не ты, то тебя! Еще Расиэль его этому научил — не ранишь ты, ранят тебя, не сломаешь ты, сломают тебя, не превратишь белую розу в алую, сам ляжешь в гроб! Проиграешь-проиграешь-проиграешь! Проигрывать он не собирался. Никогда. И этот мир, этот прокля́тый безразличный мир еще увидит окровавленную усмешку Принца-Потрошителя, вышедшего с косой на поле роз! Солнце нещадно жгло кожу, небо серым пятном мелькало в вышине, редкие перистые облака смазались, расплываясь в неясный узор. Строения, деревья, кусты, клумбы — всё это яркими пятнами пролетало мимо глаз и сознания, не отпечатываясь в разуме. Беседка. Белая каменная беседка, увитая сочной зеленой лозой, живое на мертвом, теплое на холодном — какой контраст! И скоро в него добавится еще одно пятно, куда более яркое! Соединительное звено алого цвета. Ведь кровь — это и жизнь, и смерть одновременно! Бельфегор вихрем влетел в беседку, и в следующую секунду трое парней лежали на бетонном полу без сознания. Вот только этого было мало. Слишком мало… — Не стоит, — безразлично вздохнула Инес. Вот только на этот раз ее спокойствие не подействовало. Ведь та тварь посмела плюнуть в душу Принца-Потрошителя! — Это мне решать, — процедил он и, подтащив самого ненавистного сейчас человека к Инес, пинком привел его в чувство. Кашель — надрывный, хриплый, болезненный. Согнувшись пополам, парень кряхтел и хватал ртом воздух, прижимая руки к животу, но Бельфегор лишь усмехался. Схватив за волосы, он резко дернул голову жертвы вверх и прошипел: — Что тебе от нее надо, мусор? — Ты… Ты тот из бассейна, да? Который наших друзей напугал?! — попытка вернуть уверенность в себе вызывающим тоном. Провальная. — Они отдыхают всем курсом, студенты из Америки, — устало пояснила Инес. — Сами только что рассказали. — Так ты пришел мстить за друзей? — расплываясь в совершенно безумной ухмылке, буквально прошипел Принц. — Что ж, давай я покажу тебе, что такое настоящая месть! А в следующую секунду лицо парня встретилось с бетоном точно на том месте, куда упала его собственная слюна. Послышался хруст, крик, но одним ударом по точке на шее Бельфегор лишил его возможности издать еще хоть один звук. Кровь из сломанного носа заливала пол, а ледяной, полный презрения голос отчеканил: — Ты здесь кое-что обронил, отброс. Убирай. Парень дернулся было, попытался отползти, но в следующую секунду ему в поясницу уперлось колено, а руки заломили за спину и резко дернули вверх. Крик заполонил бы это место, если бы мог, но с губ срывались лишь хрипы — тяжелые, грудные, полные боли и ужаса, ненависти и желания сбежать. — Я. Сказал. Убирай. Левая ладонь Принца прижала руки пленника к спине, а правая, вцепившись в волосы, прижала его губы к бетону. — Вылизывай тут всё, мусор. Это единственный способ уборки, который тебе подходит. Снова хрип, отчаянная попытка вырваться, а двое парней сзади начали приходить в себя. Принц нажал еще на одну точку, на этот раз на спине пленника, и его ноги безвольно обмякли. А тем временем Бельфегор, бесшумной тенью скользнув к его поднимавшимся на четвереньки товарищам, мгновенно обездвижил их, подхватил под руки и, не слушая нецензурную брань, усадил спиной к стене, так, чтобы они могли видеть своего друга. А затем «выключил звук». Тишина накатила оглушающей лавиной, и только хрипы да слабая возня говорили о том, что жизнь продолжается. Опустившись на корточки перед этими двумя, Принц отчеканил: — Вы сидите и смо́трите. Двинетесь — займете его место. Всё ясно? Если да, кивните. Паника в глазах, хрипы и активные, яростные кивки. Аура Принца сейчас была столь ужасающа, что любая попытка сопротивления казалась этим двоим чем-то абсолютно сверхъестественным. — И если захотите позвать на помощь, попытайтесь, — добавил Бельфегор, расплываясь в ухмылке. — Полиция вас не поймет, да и не успеют они сюда добраться, а вот друзьям своим вы позвонить можете. Возможно, они даже прибегут вам на помощь. Я буду очень рад! И они поняли, что он действительно будет рад, даже если придет весь курс. Потому что сейчас он хотел лишь одного — убивать. И чем больше роз будет на поле, тем лучше… Ведь в итоге надо перекрасить в красный все, все-все-все белые розы! Так приказала Ее Величество Смерть! Бельфегор поднялся и плавными, кошачьими движениями проскользил к первому пленнику. Тот пытался отползти, но его вернули на место, вновь ударив лицом о бетон. Багрянца прибавилось, на серый камень упал желтый прокуренный зуб. Бельфегор усмехнулся. А громкий крик умер, так и не родившись. — Сейчас я начну с огромным удовольствием нажимать на болевые точки. И прекращу, лишь когда ты наконец займешься тем, чем должен. Уборкой. Еще одна попытка вырваться, переросшая в судороги. Болевые точки на руках — отличный инструмент пыток, если щипцов поблизости не наблюдается! — Мне даже марать стилеты о тебя мерзко, падаль. Убирай. Судорожные, неуверенные движения головы из стороны в сторону. — Я. Сказал. Убирай. Протяжный хрип, сливающийся с раскаленным воздухом, и истерическое биение тела о бетон. Больно-больно-больно! И правильно. Ты ведь сам этого хотел. Тебя предупреждали, но ты решил, что сильнее всех. Что ж, судьба любит жестокие уроки. — Убирай, отброс. Всхлип. Давно уже бегущие по щекам слезы, смешивающиеся на полу с кровью. И робкое, покорное — наконец-то, наконец-то, наконец-то! — движение: язык скользнул вниз и коснулся крови, но тут же юркнул назад. Парень скривился. А затем вновь зашелся в беззвучном крике, на этот раз куда более сильном. Где-то за спиной возились двое соглядатаев, не решавшихся предпринять попытку к бегству и лишь переглядывавшихся, да толкавших друг друга в бок, словно спрашивая: «Нас что, тоже это ждет?!» Он облизал пол. Потом еще раз и еще. Снова, и снова, и снова, а руки, заведенные за спину, сводило от остаточной боли. На болевые точки больше не давили, но исчезать кошмарные ощущения не спешили… Его вырвало прямо там же, неожиданно и резко, вот только Принц этого ожидал. И не позволил отстранить лицо от пола. Отбросы должны оставаться там, где им место — на помойке жизни. Так должно быть, как бы мир ни стремился исказить эту истину! А он, Принц, этому поспособствует… Он встал, посмотрел на потолок беседки и пустым голосом, куда более страшным, чем обычный безумный смех, произнес: — Еще раз к нам кто-то приблизится, и его отсюда увезут по частям. Принц-Потрошитель обещает. Захотите обратиться в полицию — вперед. От нее уйти просто, а вот вашего курса больше не будет. Он подошел к двоим, сидевшим у стены, и надавил на точки, позволявшие телам вернуться в строй. Затем обернулся к жертве, судорожно всхлипывая, отползавшей подальше. Штаны были мокрыми, жара усиливала отвратительный запах. — Мерзость. Полный презрения холодный голос смотревшего на полнейшее ничтожество человека, впервые в жизни защищавшего не свою честь, а кого-то постороннего. Впрочем, посторонней она уже не была, разве нет? Иначе всего этого бы не произошло… — Даже прикасаться к такому ничтожеству противно. И всё же Принц вернул его телу возможность нормально функционировать, и он отполз еще дальше, но даже не попытался закричать, лишь сдавленно хрипел да всхлипывал, медленно увеличивая дистанцию и оставляя за собой грязный кровавый след. Не произнося больше ни слова, Бельфегор подошел к Инес и только тогда заметил, что ее руки были связаны за спиной и привязаны к перекладине лавочки галстуком. Ярость вспыхнула прощальным фейерверком, а затем погасла, встретившись со спокойным, теплым взглядом алых глаз. Мгновенно перерезав темную ткань стилетом, он перекинул девушку через плечо и быстрым шагом двинулся прочь. Инес повисла безвольной тряпкой, опустив руки и даже не пытаясь заговорить, а впрочем, слова были и не нужны. По крайней мере, сейчас. Просто ее первый раз в жизни спасли. Защитили. Нет, не так — ей первый раз в жизни по-настоящему помогли, помогли в чем-то действительно важном, а не в решении задачи по физике. И слова на самом деле были совершенно излишни.