Прелесть

      Дмитрий никогда не был человеком какой-то неземной красоты. Он не был красивым мужчиной. Он был странным, всё в его внешности выдавало его происхождение. Невысокий, плотный, жилистый, он не обладал особой статью, скорее, наоборот, постоянно держа осанку, казался напыщенным воробьём. Лицо его было острым, как нож: выступающие кости скул и челюсти, курносый узкий нос. Когда он хмурился или щурился, он становился похож на ядовитого гада. И при этом крупные губы, и большие заострённые к наружному уголку глаза. Дмитрий не прятал своё происхождение, он гордился тем, кем он был. В Германии его называли русским, хотя он был не русским, а гражданином Российской империи, а потом СССР. Но в иностранных языках эти слова сливались в одно. Иногда он любил посмотреть на себя в зеркало. На нём были прикреплены фото отца и матери. И ещё снимки, на которых были запечатлены маленькие он с братом. Он сравнивал себя с ними. На кого похож больше. На мать, хотя чем старше Дмитрий становился, тем сильнее проявлялись черты отца. Тот тоже не был высоким и широкоплечим мужчиной, но тому, как он себя нёс, мог позавидовать любой атлет. И Дмитрий стремился к этому. Чтобы он мог впечатлять своей выдержкой, своей подачей, раз внешним видом не вышел. Но он всегда боялся, что выглядит при этом комично. Так сложно соблюсти баланс, не скатиться в кривляния, остаться достойным мужчиной.       Он не понимал, как его угораздило влететь в такую отвратительную ситуацию, между двух огней и оба направлены на него. Медленно поправляя подвязки на рукавах, он обмерял очередного клиента и старался поддержать разговор, хотя в мыслях был очень далеко оттуда.       — Вы будете отмечать Рождество где-то? — пожилой гер Столенхаг был явно английского происхождения и, по его рассказам, планировал уехать отсюда и увезти жену-немку. Это был уже не первый костюм, который Дмитрий ему пошил.       — В мастерской, разве что.       — Вы так тяжело работаете, неужели нет никаких шансов отдохнуть?       — Отдыхать в гробу буду, — Дмитрий наизусть знал его мерки, но всегда перепроверял их, всё же люди могут разительно поменяться в короткий срок. Часто бывало, что уже к моменту, когда вещь была дошита, она переставала сидеть на клиенте.       — Хах, не шутите так, кто тогда будет шить мне такие первоклассные пиджаки.       — В конце концов, я же не уеду с вами.       — А жаль. Был бы я богатым, я бы взял вас себе штатным модистом, для своей семьи. — Дмитрий заулыбался и внёс изменения в мерки, записанные в толстом блокноте.       — А я бы с удовольствием согласился. Вы с фрау Вайолет просто прекрасные клиенты, всем бы таких.       — Бываем. Вы на удивление поладили с моей женой, она чуть не извела двух портных до вас.       — Мой секрет прост. Кивать, соглашаться, а потом сделать на свой вкус. Я не ошибаюсь, мне пока везёт.       — Хитрый вы, однако, кот.       Мужчина был разговорчив и всегда весел. Он поднимал настроение, егозил, шутил, смеялся, у него жизнь удалась. Дмитрий разговаривал на автомате, в голове он уже построил выкройку и готовился раскладывать на ткани. У него не было времени на беседы, хотя он бы с удовольствием вёл разговоры с клиентами, чтобы получше узнать, чтобы одежда была чем-то большим, чем тряпка для прикрытия наготы. Но для этого ему нужны были работники, много, чтобы все операции были раскиданы на множество людей. Те же великие придворные портретисты не всегда сами полностью писали большинство работ. Например, Веласкес, что-то такое про него слышал Дмитрий ещё в школе, если память ему не изменяет. У него был целый цех художников. Но лица писал только он, в своей особенной манере. И ничего плохого в этом не было, потому что именно это сделало его великим художником, одним из самых успешных. Дмитрий стремился к этому. К тому, что вся тупая монотонная работа уйдёт из его рук, и он наконец сможет творить так, как этого хочет.       На столе зазвонил телефон. Наверняка Виктория. После того, как в она его не застала дома, она начала звонить заранее, чтобы избежать гнева отца. Дмитрий извинился и, взяв блокнот под мышку, отошёл к прилавку.       — Ателье Берга на проводе.       — Доброго дня, звоню предупредить, что у меня планы на вечер, — Виктория говорила каким-то нервным голосом и явно прикуривала сигарету. Жизнь её не была такой уж безоблачной, постоянное давление со стороны отца её выматывало. Похоже, произошла очередная ссора, и ей хочется напиться, чтобы сбросить это.       — Конечно, я буду ждать тебя в семь, как обычно.       — Я надеюсь, что получится приехать вовремя. Но не обещаю, могу немного опоздать. — Дмитрий кисло улыбнулся.       — Ничего страшного, я тебя дождусь. Приятного дня.       — Хорошей работы, буду ждать вечера.       Она почти бросила трубку. Что-то происходит, что-то плохое. С той поездки к Вильгельму это уже третий выход с Викторией. Ей всё чаще нужен алкоголь. Значит, скандалы всё чаще, и она не выдерживает. С одной стороны, это успокаивало Дмитрия. Мысль о том, что деньги не лечат души приятно грела сердце. С другой, он боялся этого. Это означало, что и у него есть опасность никогда не найти покоя.       Мистер Столенхаг оставил задаток и ушёл. А Дмитрий потёр глаза под очками. Вечер снова превращается в круговорот. Каждый приезд Виктории портил ему все планы, он критически ничего не успевал и без того, но Виктория просто уничтожала его желание отдыхать. Уже пару лет в его голове слова «отдых» и «сорванные сроки» были синонимами. Он поднял глаза на Ирму, сидящую за машинкой. Она не торопясь делала оборку для накидки, аккуратно закладывая мизерные складки. Она работает, и ему пора. Раскрыв блокнот на нужной странице, он разложил на столе газеты. Делать из них выкройки — это не самая лучшая идея, но денег на рулоны бумаги у него не было. Стараясь не смотреть на заголовки один хуже другого, Дмитрий склеил два разворота и принялся раскладывать лекала. Мир медленно затапливала волна, начавшаяся в Америке. Волна проблем. Дмитрий плохо понимал экономику, особенно, когда речь шла о целых странах. Но он был не дурак. И понимал, что в нынешнее время, когда все со всеми торгуют, стоит разгореться пожару в одной стране, он тут же перекинется на другие. Это как одна большая деревня, где огонь по заборам, огородам, веткам деревьев перекидывается на соседние дома в считанные минуты. Тряхнув головой, чтобы откинуть мешающую прядь волос с лица, он взял в руки карандаш. Он может только работать в разгорающемся пожаре, что ещё остаётся.       Как Виктория и сказала по телефону, она опаздывала. Она всегда опаздывала на десять минут, но сегодня стрелка часов показывала двадцать минут восьмого, а автомобиля на подъезде так и не появилось. Устав бесцельно пялиться в окно, Дмитрий встал перед зеркалом, чтобы в последний раз окинуть себя взглядом. Пока все шили себе одежду с подплечниками, чтобы казаться больше, он отказался от этого на себе. Подплечники делали его пиджаки и пальто комичными, как будто он ребёнок и случайно влез в отцовские вещи. Не с его худым телосложением и маленьким ростом их носить. Какая есть ширина плеч, такая пусть и будет. Одежда не должна быть модной, она должна красить человека, делать его пропорциональным, отлично сложенным. Он поправил галстук. На нём тускло мерцала брошь из золота с большущим аметистом. Самая массивная и витиеватая. Обычно отец надевал её на праздники, но сегодня захотелось быть особенно отвратительно пафосным. Кинув последний взгляд на часы, он пошёл на выход. Почти половина, Виктории ещё нет.       Дмитрий закрыл ателье и кинул ключи во внутренний карман, спрятанный на подкладке. Немного подышать воздухом, а потом ехать. Но вечер не собирался быть простым, потому что к ателье медленно подъехал «Мерседес». Дмитрий едва подавил желание вжаться в дверь. Из машины вышел Вильгельм. Он поправил шляпу и, самодовольно улыбаясь, приоткрыл дверь авто, приглашая его.       — Доброго вечера. Предлагаю прокатиться со мной, раз ты всё равно уже принарядился.       — У меня были планы на вечер.       — Неужели это такие неотложные планы?       — Весьма, — Дмитрий скрестил руки на груди и отвернулся. Ну же, где Виктория?       — А я уверен, что ради меня эти планы могут подвинуться, — Вильгельм встал рядом с ним. Стоя на ступеньку ниже, он всё равно был выше ростом. Он аккуратно снял с Дмитрия шляпу и провёл рукой по волосам, поправляя их. От этих прикосновений все внутренности свернулись в пружину. Это был страх, ступор, из которого так просто не выберешься.       — Вы могли позвонить заранее и назначить. Я не поеду с вами.       — Не стоит отказываться. Та листовка до сих пор лежит у тебя. — Это мгновенно взбесило Дмитрия, он дёрнулся от острого укола ярости.       — Привыкли получать всё по первому свистку? Ну так утритесь, тут так не получится, — он вырвал шляпу из его рук, надел на голову и попытался шагнуть с крыльца, но его грубо схватили за руку, заминая манжету.       — Ты уже не сбежишь, как тогда из ресторана, потому что некуда больше.       — Я не поеду с вами сегодня никуда, — Дмитрий не собирался уступать. Потому что сейчас выбор между жизнью и смертью стоял перед ним самым натуральным образом. — Вы забыли, возможно, но у меня уже есть покровитель, и он не даст уйти. Если хотите встречи, приезжайте завтра.       — То есть, ты боишься гера Риделя больше, чем меня? — Вильгельм навис над ним. Полы шляпы отбросили резкую тень на его лицо. Дмитрий поджал губы и с силой выкрутил свою руку из его пальцев.       — Потому что из союза я как-нибудь да сбегу, в крайнем случае притворюсь не собой. А он меня прямо на месте убьёт. И не портьте мне одежду, я её не для этого гладил.       По дороге к ателье показалась машина. «Форд». Спасение или нет? Вильгельм явно увидел машину и встал перед ним, пытаясь загородить плечом. Авто остановилось чуть поодаль, и с водительского сидения поднялся человек. Через лобовое стекло Дмитрий увидел Викторию, которая явно не ожидала такого и наклонилась вперёд, испуганно оглядывая их. Вильгельм покачал головой водителю и отогнул полу пальто. Наверняка продемонстрировал оружие. Такие люди не ходят без револьвера. По тому, как Виктория закрыла рот рукой, Дмитрий понял, что там что-то серьёзнее револьвера, и рванул к «Форду». Пусть стреляет в спину, шваль, но он попытается побороться. Да, гер Ридель отвратительный человек, но Дмитрий хочет жить, он имеет право, чёртовы немцы! Его схватили за шарф, от рывка он чуть не упал на мостовую и схватился за затянувшуюся на шее удавку. Но его грубо подволокли, и в спину упёрлось дуло пистолета. Всё ещё кашляя и пытаясь растянуть шарф Дмитрий просипел что-то вроде «застрели, давай». Вильгельм наклонился к нему, почти кладя голову ему на плечо, и ухмыльнулся.       — Я не гер Ридель, но тоже не планирую тебя никуда отпускать, — он выпрямился и почти швырнул Диму в своего охранника, который поволок его к «Мерседесу». — Виктория, тебя ведь так зовут? Предлагаю поделить эту прелесть на двоих. Один раз с тобой, один раз со мной. Всё честно. Ты уже была с ним в ресторане на этой неделе, мой черёд.       — Я не вещь! Отпусти меня!       Дмитрий взвился в руках охранника, пытаясь выкрутиться, но его насильно принялись запихивать в машину. Больно заломив руки и случайно ударив головой о крышу авто, его всё же смогли засунуть на заднее сиденье. Туда же сел охранник и для убедительности приставил ему к голове револьвер. Он не слышал, что ещё сказал Вильгельм и ответила ли ему что-то Виктория. Но он точно знал, как преподнесёт эту ситуацию водитель геру Риделю. Тот был отменным стукачом и всегда его оговаривал. И никакие просьбы Виктории не спасут его. Он труп. Вильгельм сел на переднее кресло, и «Мерседес» быстро поехал от ателье. А Дмитрий тихонько завыл. И, похоже, получилось у него это настолько ужасно, что он напугал охранника. Тот кинул на него напряжённый взгляд, и Дмитрий рассмеялся в истерике. Этим он напугал уже всех остальных. Вильгельм обернулся и протянул руку.       — Палец откушу.       Дмитрий не сомневался, что так и сделает и, видимо, поверив в это, Вильгельм отдёрнул руку. А он снова засмеялся, закрывая лицо руками. Голова болела, шишка будет будь здоров. Если он доживёт до того момента. Он искренне пытался успокоиться, но ужасные чувства одно сильнее другого накатывали, как прибой. Его выгнуло непроизвольно на кресле, в немом вопле открыв рот, он зажмурился, тщетно пытаясь вернуть хоть каплю самообладания.       — Гер, может его в больницу?       — В какую? Психиатрическую разве что. — Дмитрий даже не отвечал, а начал сползать на пол, его попытались удержать, и он от души боднул того, кто к нему наклонился.       — Ах ты… — Его ударили наотмашь по щеке. Не сильно, но достаточно, чтобы клацнули зубы и перед глазами потемнело на мгновение. Затрещина не отрезвила, а обозлила. Дмитрий ощерился и попытался руками вцепиться хоть куда-то охраннику, но тот, ругаясь отборными ругательствами, скрутил его и впечатал лицом в обивку спинки. Плечи тут же заломило. А истерика начала отступать. Всё равно в ней не было никакого смысла.       Когда его всё же отпустили, он не собирался вставать, а так и остался лежать. К чёрту метания, у него есть проблемы покрупнее Вильгельма. Гер Ридель наверняка теперь будет считать его своим главным врагом, тут можно даже не задумываться. И конечно, он поймёт, что про поход в гости Дмитрий тогда наврал. И пренебрежения собой он не потерпит. Люди, которые легко вытирают ноги о других, о себя это сделать не дадут. И что делать ему? Бежать, конечно же, других вариантов нет. Но куда? Как? Он уже пытался, ему просто не дали. И если в прошлый раз всё ограничилось парой оскорблений и пощёчин, то сейчас ему точно конец. Значит, нужно бежать особенно прытко и аккуратно. Ничего, он сбежал через границу, будучи в розыске, из города тоже сможет. Автомобиль остановился у подъезда того же дома, что и в прошлый раз. Все вышли, а Дмитрий наконец медленно сел. Может, угнать машину? Нет, он её оставит в первом же столбе.       — Дмитрий, — он медленно пригладил волосы и одёрнул пальто. — Выходи.       — Не выйду, — Дмитрий скрестил руки на груди. Он понимал, что его снова насильно заломят, но добровольно он сегодня не сделает ничего. Так и вышло. Вильгельм кивнул на него, и охранник с водителем тут же принялись его вытаскивать. — Не тяните за одежду!       — Тогда вылезай сам.       — Не дождёшься.       — Вытащите его.       Вильельм со спокойным видом стоял у входной группы и смотрел, как Дмитрия вытаскивают из машины. А он старался сделать это зрелище как можно более ужасным. Он вырывался, брыкался, выгибался, успел пребольно удариться рукой о дверь. Он сопротивлялся так, что не было сомнений в его нежелании подчиняться. Оно было, пока ему не угрожали физической расправой. Теперь ему всё равно, на чьей стороне быть, он везде одинаково будет убит. Наконец его вытащили из авто и вздёрнули на ноги. Он тяжело дышал и пытался сдуть с лица растрепавшиеся волосы.       — В дом.       — Я не вещь!       — А продался за деньги. — Дмитрий мгновенно вспыхнул и кинулся на него, но его успели схватить охранник и водитель.       — Ты мне их предложил! Если бы вы не покупали, вам бы никто не продавал! Это так работает, ты, грёбанный капиталист, лучше меня знаешь, что если товар не покупают, его перестают делать! — Вильгельм опасно приблизил своё лицо к его, и Дмитрий уже представил, как лбом разобьёт ему нос. Ещё сантиметр, и он это сделает.       — Безусловно, ты прав.       — А ещё ты разве забыл, как шантажировал меня? Как угрожал? Или это был не ты? — Дмитрий шипел, хрипел, придушенное шарфом горло всё ещё отказывалось работать. — Не ты был, мразь? Ответь!       — Хватит голос срывать, тебе это не поможет.       — Конечно, вы все одинаковые, силой берёте. — Вильгельм пошёл к лестнице, на ходу снимая пальто. — А мы не вещи! Мы люди! Такие же, как вы! У нас есть сердце! Ты слышишь, мы живые! Ты берёшь тело, как хочешь, но ты не знаешь, что у нас в головах!       Его почти поволокли по лестнице вверх, он не успевал переступать. Он продолжал сипеть и пытаться выкрутиться. Но его вдруг силой зашвырнули в какую-то комнату и захлопнули дверь за спиной. В комнате никого не было, это Дмитрий понял сразу. Он готов был подчиниться Вильгельму ровно до того момента, как тот не наставил на него оружие. Он готов идти на заклание сам, но теперь будет сопротивляться. Раздевать его придётся насильно, больше он не дастся. Вильгельм переступил черту добровольности, которую для себя прочертил Дмитрий.       Смерть, будь она внезапной, будь она быстрой, она не страшила. Но оттянутая, с полным предвкушением, мучительная, в пытках… Гер Ридель запугивал не просто так, среди таких же несчастных, как сам Дмитрий, ходили слухи о том, как он и его головорезы мучили насмерть, люди умирали в боли и агонии. А ещё он понимал, что если не явится в ателье и эти твари застанут Ирму, то они убьют её, уничтожат. Что они подожгут дом, да что дом, весь квартал сожгут к чертям, чтобы его найти. Он мог бы упасть перед Вильгельмом на колени и просить защиты, просить не выгонять утром, укрыть в своём доме. Но тогда он так и останется питомцем, пострадают другие люди. Дмитрий всегда считал свою рубашку ближе к телу, но сейчас он прекрасно понимал, что так навредит и себе в первую очередь. Зажали, как в тисках. Скинув с себя пальто и пиджак, он тяжело опустился на кушетку, запуская пальцы в волосы, пытаясь понять, что делать. Однозначно спасаться. Но как? Как заставить Вильгельма заплатить за это помощью? Как его попросить, чтобы он не подумал, что теперь он просто вещь. Но додумать свою просьбу ему не дали. Дверь открылась, и в комнату вошёл Вильгельм. Он прошёл к столику у камина как будто никого в комнате нет.       — Кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким эмоциональным.       — Я не планирую сегодня раздеваться. — Вильгельм хмыкнул, поставил бутылку вина на стол и присел в кресло.       — Заинтересуй меня. Чтобы я забрал тебя у Риделя. — Дмитрий чуть не открыл рот от удивления. И одновременно желание плюнуть ему в лицо усиливалось.       — То есть того, что было в прошлый раз, недостаточно?       — Я тебя умоляю. Проститутка не стоит того, что мне придётся провернуть, чтобы тебя вытащить. Я хочу знать о тебе. Кто ты, что ты можешь мне дать, кроме своего тела, чтобы я рискнул.       — Как минимум я смогу пошить вам приличный пиджак вместо этого, — Дмитрий нелюбезно огрызнулся. Он прекрасно понимал, что не имеет ничего, кроме своих навыков, что можно было бы предложить богатенькому мальчику.       — Чего ты так прицепился к этому пиджаку?       — Я третье поколение, которое занимается пошивом одежды. А пиджак на вас тянет в плечах, мне отсюда видно. Я не какой-то выскочка, у меня нет образования, но я с тринадцати лет у отца в ателье работал, у меня огромный опыт. Вы меня кем видите? Дурным малолетним идиотом? Так мне и лет побольше, чем вы думаете. Мне почти тридцать, — он уже остыл и пытался в голове выстроить план побега. Пока в голову шли только мысли застрелиться. Но это было отвратительно, он слишком любил жить, чтобы так поступить.       — У меня есть кое-какая информация о тебе и тому, как ты жил у себя на родине. Но ты прекрасно понимаешь, что речь только о том, что на бумагах. Ты можешь быть мне полезен?       — Да, если хотите сменить модиста. Если вас устраивает этот позор, то мне вам нечего предложить. Всё? Или допрос продолжится?       — Я не собираюсь отпускать тебя до утра. Всё равно раньше утра к тебе никто не нагрянет, — Вильгельм налил в бокал вина и протянул ему. — Возьми. Отличное вино.       — Я не в том положении, чтобы оценивать.       Дмитрий бесцеремонно сорвал со стола бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. Желания строить из себя аристократа не было. Он не знатного происхождения, он умеет браниться, любит приложиться к бутылке и вообще отвратительный человек во всех смыслах. Так зачем это скрывать. Отхлебнув ещё, он сел на край кушетки и приложил холодное стекло к щеке. Лицо адски горело, слишком много навалилось разом. От страха его начало колотить. Как ни пытайся сохранить лицо и холодный ум, от перспективы мучений всё равно мутнеет перед глазами. Дмитрий уже связывался с бандитами. Они выбивали процент, он сдал их полиции, от смерти тогда его спасло только то, что главари банды были застрелены при поимке. Что спасёт сейчас? Ничего. Он отхлебнул ещё вина и, поставив бутылку на пол, закрыл лицо руками. Перстни царапали лицо и цеплялись за волосы, слёзы заливали ладони.       А Вильгельм, пусть смотрит, плевать. Он не боялся. Он бьющийся в агонии хищник, пусть смотрит. Но когда Дмитрий поднял лицо, в комнате никого не было. Только он и стопка виски, оставленная Вильгельмом на столе. То есть, ему дают возможность надраться в хлам, как он захочет. Отлично. Хоть немного приятного под конец жалкой жизни.              Бутылка вина шумела в голове. Дмитрий старался одеться аккуратно, чтобы выглядеть с иголочки, насколько это возможно в мятой рубашке. Он заснул прямо в ней на кушетке, отключившись. Полночи пробившись в попытках придумать, как поступить, куда бежать, то истерически смеясь над глупыми планами, то заливаясь беззвучными слезами от воспоминаний о родителях и его родном Петербургском ателье. Его тошнило, но не от выпитого, а от отвращения к себе, к тому, что он напивается, что он беспомощный кусок дерьма, о который все кому не лень вытирают ноги. И он огрызается, как шавка на цепке, безумно лает, а они стоят всего на шаг дальше, чем нужно, чтобы он вцепился в них зубами. И потешаются, дразнят.       Окончательно приведя себя в порядок и даже расчесавшись, он вышел в прихожую. Вильгельм был там, как будто он его там и ждал. Рядом стоял охранник с распухшим носом, видимо ему вчера и попало в машине. Старательно держа осанку и разворот плеч, Дмитрий спокойно принял у слуги пальто и вышел на крыльцо. Поправил лацканы и, вскинув голову, двинулся к машине, где его уже ждал водитель.       — Даже не попрощаешься?       — Прощайте.       — Не язви, я прекрасно понимаю разницу значений в вашем языке.       — А я отлично знаю гера Риделя, он держит меня уже два года. Явно лучше, чем вас.       Он уже подошёл к авто, но водитель не торопился открывать двери, явно ожидая команды Вильгельма. Поэтому Дмитрий полной грудью втянул свежий утренний воздух, делая вид, что заскучал.       — Эй. — Дмитрий не обернулся. Он не собачка, пусть по имени окликнет. — Дмитр. — Он истерически прыснул.       — Мог бы спросить у своих шлюх, как моё имя правильно сокращается.       — Ты готов рискнуть всем? Я могу спасти твою задницу, но мне на это нужно пару часов.       — А что я буду должен в обмен? — он всё же обернулся и Вильгельм, хмыкнув, кинул в него что-то. Снова как собачке. Но на этот раз это был револьвер.       — Потяни время, прелесть. Я хочу знать, чего ты стоишь. Я не спасаю шлюх. Если я кого-то спасаю, весь город узнаёт об этом. Если я ославлюсь в очередной раз на весь Кёльн, я хочу знать, кого я спасаю, — он кивнул водителю и тот протянул Дмитрию коробку с патронами. Ему предлагают продемонстрировать свою тёмную сторону. Конечно, кто бы сомневался, что бандитам не помешает ещё один такой же в банду. В том, что Вильгельм завязан в криминале по уши, сомнений не было, и он, должно быть, хочет удостовериться, что Дмитрий сам по себе хоть чего-то стоит. — Так как мне правильно имя сократить?       — Дима, — Дмитрий почти прошептал это и быстро сел в машину, делая вид, что не слышит повторного вопроса. Водитель услышал, передаст.       Он не умел стрелять. Жизнь сложилась так, что самым страшным оружием у него были его собственные руки, ничего опаснее ножниц или ножей он не держал. Сидя на заднем сиденье машины, он вертел в руках револьвер.       — Осторожнее, не нажмите на крючок, у таких револьверов предохранители плохие, — впервые за всё время, гер Лелиевр сам подал голос. Дмитрий поднял глаза, заглядывая в зеркало заднего вида.       — Ничего. Застрелиться хватит.       — Мне казалось, вы захотите отстреливаться.       — Если бы я умел стрелять, я бы вместо этого дерьма выбрал что-то покрупнее. Охотничье ружьё, например. А так меня отдачей просто свалит на пол.       — Вы не будете защищаться?       — Буду. Вильгельм поручил расспросить? Я буду спасаться, но своим методом. Старого пса новым трюкам научить непросто.       Водитель замолчал. Он прекрасно знал, как выглядит в глазах окружения Вильгельма и Виктории, как просто приставка, которую откинь, другую подставь, а корень не поменяется. Полезный только когда нужно определённое значение. В немецком языке таких сложностей не было, но он по привычке мерял мир вокруг русской меркой. Дмитрий опустил глаза. На красноватых сухих узких ладонях лежит чёрный револьвер с деревянной накладкой на рукоять. Белые манжеты из-под чёрных рукавов пиджака, серое пальто. Револьвер в его руках казался глупостью, несуразной штукой, слишком большой. Дмитрий взял его в руку и направил в пол, покрутил, взвесил в руке. Ты убивал людей, сможешь ещё. Сможешь, или тебе конец.       Уже стоя в ателье, он понял, что потерял очень важную вещь. Учитывая, как его нелюбезно усаживали и вытаскивали, могли и оторвать. Кинув револьвер с патронами под прилавок, он вдруг словил своё отражение и увидел это. Дмитрий смотрел в зеркало и гладил место, где была брошь. Брошь отца. Да что же… Он проглотил скупую слезу разочарования в самом себе и быстро пошёл на второй этаж. Там он разделся, оставаясь только в рубашке. Расстегнул ворот, снял запонки, перстни и принялся выкладывать коробочки с драгоценностями, памятные вещицы, в дорожный саквояж. Он будет не он, если не попытается сбежать. Он умудрился уместить почти весь комод в саквояже и вытащил чемодан. Он был не лёгкий, но это чепуха, дотащит. Быстро скидывая туда все вещи, он не метался, метания остались в прошлом вечере. Он двигался быстро и методично. Собрав все пожитки на втором этаже, он быстро спустился с ними на первый и начал собирать особенно ценные вещи в мастерской. От звонка дверного колокольчика он чуть не потерял самообладание. Но нет, в дверях стояла Ирма, она сначала улыбнулась, чтобы поприветствовать, но, увидев, что в мастерской пропала половина инструментов, она только молча открыла и закрыла рот.       — Ирма, иди домой и не приходи сюда пока, — Дмитрий чувствовал, как слегка подрагивает голос от внутренней паники. И, видимо, это его состояние тут же перекинулось на Ирму, та испуганно обняла свою сумку и отшатнулась к двери.       — Бандиты?       — Хуже, покровитель сейчас примчится взымать долги, — Дмитрий вытащил из-под прилавка револьвер и открыл барабан. — В твоих интересах быть подальше отсюда, иначе я за тебя не ручаюсь.       — А вы?       — А мне было очень приятно быть с тобой знакомым. — Дмитрий подошёл к ней и за локоть потащил ко входу. — Если останусь живым, пришлю к тебе человека с сообщением, а пока иди к себе и не высовывайся.       Вытолкав Ирму из ателье, он задумался. Что делать ему? Он не сможет уехать отсюда, его документы засвечены у гера Риделя, он тут же узнает, если Дмитрий купит билеты. Уйти пешком из города он просто не успеет, да и наверняка у Риделя везде свои люди, его быстро отследят. Но попытаться стоит. Хотя бы в какую-нибудь деревню и залечь на дно на несколько месяцев. А там найдёт выход, в прошлый раз было гораздо сложнее бежать. Накинув пальто и кое-как намотав шарф, Дмитрий принялся распихивать документы и деньги по внутренним карманам. Наконец он схватил чемодан с саквояжем и на мгновение замер посреди мастерской. Жаль, как жаль, у него были шансы наладить жизнь, не столкнись он с кредитором. Решив даже не запирать двери и окна, он быстро вышел на крыльцо и заскрипел зубами. К ателье уже почти подъехали два автомобиля. Каким бы он ни был хорошим бегуном, убежать от машины с двумя тяжёлыми чемоданами ему не под силу, а бросить это он не может. Зажали. Авто остановились так, чтобы отрезать вход. Дмитрий прекрасно видел, что это привлекает внимание соседей, прохожих, как они спешно закрывают двери, прячутся, боясь за свои жизни.       — Куда-то собрался? — гер Ридель закурил сигарету. Дмитрий опоздал всего на полминуты, иначе успел бы сбежать.       — Да, подальше отсюда, — Дмитрий забежал в ателье и захлопнул дверь.       Быстро закрыв решётку, чтобы было сложнее до него добраться, он кинулся к заднему выходу. Там, через дом соседей, может, получится выбраться на другую улицу. За спиной раздался звон разбитого стекла. Разбили дверь, пытаются открыть. Чтобы спутать их, он выстрелил в сторону двери, пугая. Он был прав, руку отбросило не туда, куда он хотел. Криво выстрелив ещё раз в притолоку, высекая щепки для эффекта, он дёрнул на себя заднюю дверь. Немного времени, всего немного. Но, выбежав на задний двор, он понял, что отступать некуда. В доме соседей, из окна кухни, на него смотрел секретарь Риделя. Они взяли соседку в заложники? Отшатнувшись обратно в мастерскую, он затолкал саквояж и чемодан под раскроечный стол, чтобы не сразу нашли, там слишком дорогие сердцу вещи. А сам скинул шарф с пальто туда же и быстро проверил барабан револьвера. Заряжать долго, осталось четыре патрона. Он не убьёт всех. Дмитрий не ас во владении оружием. И что делать, он совсем не понимал. Дмитрий сглотнул, пытаясь затолкать сердце обратно в грудь из горла. Значит, настало время первого плана побега. Ужасного, трусливого. Сделать это значило признать, что эта страна его сделала, бросить дело дедушки и папы. От отвращения к себе его начало трясти, но он поднял пистолет и уставился на дверь. Наконец они смогли открыть решётку, первым влетел охранник, который её и выбивал, за ним второй. Видя в его руках револьвер, они замирали, не понимая без приказа, что им делать. Наконец на пороге появился гер Ридель. Он окинул его холодным напряжённым взглядом и вытащил сигарету изо рта.       — Ты собираешься отстреливаться? — Дмитрий нервно захихикал и упёр дуло себе под челюсть.       — К чему лишняя стрельба?       Он зажмурился. В книгах пишут, что в этот момент вся жизнь проносится перед глазами. Ничего подобного. Перед глазами был только отец, невысокий, грузный мужчина со слегка обрюзгшим лицом, но всё ещё очень элегантный. Он наживлял очередной пиджак и смотрел ему в глаза. Этот взгляд он запомнил навсегда, в подробностях. Но ничего не произошло. Револьвер громко щёлкнул, говоря об осечке, и прежде чем он смог нажать на крючок второй раз, его выбили из рук сильным ударом.       — Никуда ты от меня не денешься, пока не расплатишься, — Дмитрия с силой вмазали в стену и вздёрнули так, что ткань рубашки жалобно затрещала, разбивая сердце. Твари, отличная же сорочка.       — Я уже триста раз с вами расплатился за тот кредит! Остальные свои претензии себе в залупу засуньте! — от сильной пощёчины у него на мгновение потемнело в глазах. Но раз ему всё равно предстоит подохнуть, он выскажет всё, что думает. — Вы вместо того, чтобы вечно своей Вике искать собачонку, лучше бы себе развлечение нашли. Вы отвратительная тварь, вы не бизнесмен, а обычный бандит, который дохрена о себе думает. — Ещё пощёчина. Дмитрий безумно улыбнулся, и рассмеялся, увидев на лице гера Риделя замешательство от улыбки. — Что, никогда не убивали русских? Так мы смеёмся смерти в лицо!       Он засмеялся ещё сильнее, когда его снова ударили по лицу. А потом резко плюнул геру Риделю в лицо. Он не боялся боли, не боялся смерти. Он не в том положении, чтобы продолжать цепляться за жизнь. Но если ты проиграл бой демонам, единственное, что ты можешь сделать — попытаться помочь остальным. Поэтому, не дожидаясь реакции, он ногой изо всех сил ударил гера Риделя в пах. Самое действенное оружие, хоть и подлое. Он почти успел ударить согнувшегося мужчину второй ногой куда-то в голову, но его треснул в живот один из охранников. А Дмитрий вывернулся, взвился, как животное, и, порвав рубашку, всё же вырвался из их хватки. Шансов на спасение у него было мало, на входе водитель и ещё один охранник, они просто не знают, что тут происходит, поэтому он рванул к отлетевшему почти в угол револьверу. Но на него навалился один из охранников. Дмитрий очень больно упал, забивая дыхание.       — Где деньги, мразь? — над ним стоял растрёпанный и красный гер Ридель.       — А что, трахаться в этой грёбанной стране можно только за бабки, а не по любви?       — Давай.       Дмитрий попытался выгнуться, но его ударили ногой в бок. Ничего, и не так били, терпи. Он даже не охнул, только глухо захрипел. Его пинали, как будто какие-то хулиганы. Только сильнее. Дмитрий молча терпел, незаметно пытаясь извиваться к револьверу. Ну же, ещё немного. Но его резко схватили за волосы и ударили виском об стену. Перед глазами рассыпались искры римских свечей. От второго удара он как будто ослеп. Это расслабило его. Он не успел даже прикрыться от сильного удара по лицу. Боль пронзила щёку, во рту появился резкий вкус крови. Пусть это будет язык или щека, только не зубы. Сил двигаться к револьверу не осталось. Да и он не видел, куда двигаться. Ещё удар куда-то справа, как будто в ухо. От этого его прошил болезненный спазм и в голове начало мутнеть.       — Где деньги? Я знаю, ты не успел бы потратить, он явно хорошо тебе заплатил.       — Хотите его бабки? Пойдите и своей жопой заслужите.       Это, видимо, было каким-то особым оскорблением, и кто-то выставил его руку вперёд, ладонью в пол. И на неё наступил гер Ридель, прямо на пальцы, адски больно зажимая каблуком. От болезненного скулежа Дмитрий удержаться не смог, его руки, единственный его инструмент, пытаются бить по больному. Нельзя выдавать, как больно, иначе это продолжится. Дмитрий попытался сжать зубы как можно сильнее. Боль выворачивала. Он прекрасно знал, каково это, но надеялся, что не придётся испытать это снова. Зачем было его останавливать, когда он собирался стреляться? Слёзы боли застлали глаза. Его схватили за волосы и заставили смотреть в лицо.       — Я повторяю, сколько он тебе заплатил? Всё это, до последней марки, ты мне теперь должен.       — Нисколько, — он уже не говорил, а сипел сквозь зубы.       — Врёшь.       Гер Ридель отпустил волосы и ткнул на него пальцем. Его вздёрнули на колени. Вдох. Дима напряг живот, прекрасно зная, куда будут бить. И всё равно удар был как взрыв. Он сжал зубы ещё сильнее, пытаясь не прикусить язык. Ещё удар. Ни звука. Дима наклонил голову, чувствуя, как изо рта капает кровь, мешаясь со слюной, свисая нитями. От следующего удара он словно оглох и ослеп. Куда он бил, Дмитрий не знал, но открыл рот в беззвучном вскрике. Вдруг что-то случилось, он не знал, не видел. Его кинули на пол. Пытаясь хоть немного рассмотреть, что происходит, он, сильно дёргаясь, шатаясь, смог немного приподняться на локтях. Поднять голову, он не мог, только смотреть на туфли.       — Ты… Нужно… В… Бумаги… — незнакомый немец что-то говорил геру Риделю. Его дорогие туфли и белые гетры были почти у Димы перед носом.       — Я… Долг… Иди отсюда, — неужели слух прояснился? Какое счастье.       — Ты не ведаешь, что делаешь, я понимаю, — мужской, ужасно знакомый голос что-то покладисто пытался объяснить. — Но проблема в том, что ты мне тоже кое-что должен.       — Не припомню, чтобы брал у тебя в долг.       — Да? Какая жалость, — шелест бумаг. — А я думаю, что сейчас припомнишь.       — Ты… Ублюдок, откуда это у тебя? — вот это да, кто-то смог довести гера Риделя до бешенства? Герой.       — Это копии, так что можешь их хоть сейчас сожрать, я ещё сниму. Думаю, теперь мы поняли друг друга.       — Ты хочешь эту русскую шлюху в обмен на молчание?       — Да. И его долги, которые ты на него повесил. Или я привлеку лучших юристов, чтобы они твой банк вытряхнули до последнего пфеннига за то, что ты обманываешь мигрантов. Доказательств этого у меня очень много.       — Господи… Ты… Я верю, найдётся тот, кто грохнет тебя, избавит Кёльн от такого ублюдка.       — Гер Ридель. Вы забываете одну вещь. Ублюдок тут не я, я просто знаю всё о других ублюдках. Пошли вон. Все.       Дима зашипел, когда почувствовал, что его пытаются поднять. Голова разорвалась болью, тела он не чувствовал совсем.       — Сюда, аккуратнее. — Его, как тряпичную куклу, шмякнули на кушетку. В мутности появилось незнакомое лицо. Мужчина в очках аккуратно приподнял его лицо к свету, рассматривая. — Гер Дмитрий, вы меня слышите?       — Мгм… — откуда-то отдалённо было слышно, как продолжается перепалка гера Риделя с его спасителем.       — Видите меня?       — Да…       — А сколько пальцев показываю? — Дима прикрыл глаза, пытаясь собрать себя в кучу.       — Три.       — Хорошо. Так. Расстегните рубашку, мне нужно осмотреть. — Шуршание ткани, Дима даже не пытался ничего делать. Что хотят пусть делают. У него теперь другой хозяин. — Гер Диркшнайдер, мы не можем оставлять его тут, нужно в больницу везти.       — Под вашу ответственность, гер Рольф. — Диркшнайдер. Это его спаситель. Он открыл глаза. Над ним стояли несколько мужчин. Они явно собирались его выносить.       — Я выйду сам…       — Ничего подобного. — Кто-то, кого Дима не видел из-за плохого зрения, покачал головой. — Тебя вынесут в автомобиль и повезут в больницу. И там ты пробудешь столько, сколько потребуется. Я не позволю такой красоте так бездарно пропасть. — Дима нахмурился, пытаясь рассмотреть его получше. Какие знакомые интонации. Но знакомый незнакомец его опередил и наклонился к нему. Вильгельм. Он сдержанно улыбнулся и провёл по лицу. — Ты подчиняешься мне. Без оговорок.       — А что взамен?       — Жизнь, прелесть моя. Этого достаточно пока что.       Дима прикрыл глаза и истерически захихикал. Продешевил, ой продешевил.              За высоким большим окном падал мягкий снег, засыпая большой сквер, в котором то и дело гуляли пациенты, которым было получше, чем ему. Дмитрий был в этой палате в гордом одиночестве. У него была личная медсестра, даже две, они по очереди дежурили у двери, чтобы успеть исполнить любое поручение. Дмитрий сидел в небольшом кресле, которое ему принесли в первый же день, и смотрел за окно. В огромном кресле он помещался с ногами. Ему пришлось передать все заказы Ирме, нагрузить её как вьючного осла. Она пришла в больницу бледная, как моль, на следующий день после того, как его официально уложили в больницу. Лепетала, что уже убрала следы погрома и даже смогла оттереть кровь с ковра. Но что всё равно остались несколько капель и их видно. Пусть так, даже лучше. Хоть одна вещь в этой стране точно его, пометил. Увы, он был не в состоянии работать, а заказы, которые уже были взяты, пришлось шить очень быстро. В противном случае он не сможет оплатить счета, и ателье испарится, как и любые мечты. Теперь у него нет кредитора. Он свободен творить с деньгами что вздумается. Для начала стоит немного поднять зарплату Ирме, чтобы она работала с большим усердием. Но этот провал перед Рождеством, самый сезон, когда все заказывают одежду, он ещё нескоро закроет.       Голова гудела и кружилась, его часто тошнило. Что говорить о сильной боли в животе, боках, рёбрах, при попытках вздохнуть или чихнуть. Рука, на которую наступил гер Ридель, теперь болела и нарывала, врач сказал, что это поверхностные повреждения, ничего не сломано. Но первые насколько дней он часто укачивал руку, как ребёнка, потому что от боли отнималось всё ниже локтя. Зато зубы все остались на месте, хотя во рту было несколько ран. Они заживут, а новые зубы брать неоткуда.       От раздумий Дмитрия отвлёк какой-то шум в коридоре. Вошла медсестра, она любезно предложила ему градусник и взяла с тумбочки лист. Ему постоянно мерили температуру, опасаясь воспалений, но пока Дмитрию ужасно везло, температура в первые дни была даже слишком низкой, его клонило в сон, ужасно колотило и морозило. Отдав милой женщине градусник, он подпёр голову рукой. Нужно будет спросить у врача в следующий осмотр, когда ему разрешат хотя бы на ночь уходить домой. Тогда он хоть ночью сможет что-то делать. Не кроить, так хоть какие-то мелочи, чтобы ускорить работу. Да хоть пуговицы будет пришивать. Они отнимают много времени, а без них никуда. Медсестра сообщила, что уже почти время ужина и отошла к двери. Ужин. Ужин сочельника он точно не планировал встречать в госпитале. Рождество и Новый год Дмитрий любил. Рождество, конечно, запретили, но они в семье всё равно собирались вместе, готовили праздничный стол и дарили друг другу маленькие памятные вещи. По ногам прошёл холод. Дмитрий обернулся к двери, чтобы крикнуть медсестре, но увидел, что дверь держит какой-то мужчина. Внутри всё похолодело. Охрана Вильгельма же есть в коридоре, он не ошибается? Мужчина открыл вторую створку полуторной двери и занёс в палату кресло. Дмитрий встал и медленно попятился к окну. За креслом в палату внесли маленький круглый стол. На него накинули белую скатерть.       — Это что?       Он напряжённо наблюдал за тем, как какие-то люди заносят сервировочный прибор на стол. Они не реагировали на него. Быстро накрыв стол на двоих, они вышли. На двоих. Он не видел Вильгельма ни разу с того момента, как он спас его в ателье. Дверь открылась, и на пороге показался до боли знакомый силуэт в отвратительном пиджаке, который собрался по боковым швам.       — Зачем?       — И тебе доброго дня, — Вильгельм хмыкнул, сел в принесённое мужчинами кресло и взял в руки графин с чем-то тёмным, похожим на ликёр. — Рождество, время чудес, я решил, что хороший ужин будет очень кстати. Еда в больнице не очень хороша, как я понял по рассказам охранников.       — Я очень надеюсь, что мне не придётся снимать пижаму, — Дмитрий даже не попытался изобразить любезность на лице.       — Ну что ты, у меня, конечно, странные вкусы, но это будет за гранью. Не люблю наблюдать побои. Есть столько способов пытать, не нанося повреждений.       — А вы знаток.       — А ты неправильно заправил барабан в револьвер. Карл сказал мне, что ты собирался застрелиться, твоё неумение обращаться с оружием спасло твою шкуру.       — Ну да, что с того, что меня избили и я до сих пор руки не чувствую.       — Врач сказал, что это пройдёт, ничего не сломано, — он присел на кресло и откупорил штоф с виски. — Присаживайся. Думаю, что тебе теперь нужно знать, кто ты в новом статусе. Плюс у меня будет возможность узнать тебя поближе.       — Пока что вам стоит знать, что мой первый вам совет всё ещё в силе. — Вильгельм хмыкнул и, покачав стакан, отпил немного виски.       — Я подумаю. Садись. И если ты не понял, мои указания тобой теперь не обсуждаются. — Дмитрий прекрасно понимал, что его просто грубой рукой пересадили из одного карцера в другой. Поэтому всё же сел в кресло и поправил халат, чтобы было теплее. Вильгельм любезно налил ему вина в бокал.       — Так кто я теперь? Личная игрушка?       — У меня личных игрушек и без тебя много. Для тебя будет отведена другая роль. Думаю, ты знаешь, что сейчас такое время… Все города не могут выживать так просто сами, всем нужна помощь. И богатые семьи готовы предоставить… Протекцию в обмен на посильное вознаграждение. По сути, гер Ридель пытался организовать подобную структуру, но отвратительно варварскими способами. Людей лучше пистолета у головы всегда мотивировали звонкие монеты, — Вильгельм отхлебнул ещё раз и махнул в двери. Тут же появился мужчина с подносом, накрытым клошем. Поставив его на стол, он сдёрнул колпак, и Дмитрий понял, что он и вправду очень хочет хорошей еды. На двух тарелках лежали отличные рибаи с овощами и соусница с чем-то пахнущим сливками и чесноком. — Ты не игрушка. Спасая твою жизнь, я как бы ввёл тебя в круг. Тебя теперь будут воспринимать, как одного из нас. У нас очень обширная сеть полезных людей. Информаторы, снабженцы, спекулянты, наркоторговцы, шлюхи. Тебе будет отведена роль снабженца. Тридцать процентов твоей прибыли будут отходить мне за защиту тебя и твоего ателье.       — Стоп, именно прибыли?       — Да. Я понимаю, из чего складываются цены. Их стоимости и наценки. Мне нужны тридцать процентов от наценки.       — Но… Это немного.       — Мне и не нужно много, тебе же нужно на что-то есть, покупать новые побрякушки. Я хочу, чтобы ты приезжал ко мне и не набрасывался на еду так, будто ничего слаще каши не ел. Будешь приезжать сытый, красивый, спокойный, как я люблю.       — Я не горжусь тем, что набрасываюсь на еду, как вы выразились.       — Я знаю, ты любишь перья пушить и казаться больше, чем есть. Горделивость давит, — Вильгельм ехидно ухмыльнулся и взялся за прибор. — Советую есть, у нас впереди ещё два блюда и десерт. Не стоит давать этому остывать, — он уже поднёс стакан ко рту, как вдруг опустил его и вытащил из внутреннего кармана что-то. — Я нашёл и отдал ювелиру. Замок был сломан, иначе бы я ещё в тот день отдал.       На скатерти перед ним лежала золотая брошь на галстук с аметистом. Её явно слегка почистили и отполировали. Дмитрий взялся за свой прибор и прикрыл глаза. Обычно он имел привычку благодарить Бога за вкусную еду, хороших клиентов. Но, похоже, его Бог обрёл физическую форму. Во всяком случае теперь жизнь Дмитрия в руках Вима и полностью зависит от его благосклонности. Хотел добраться до его карманов? Вот и выпал тебе шанс. Мысленно поблагодарив за еду повара, её приготовившего, он отрезал себе кусочек стейка и закинул в рот.