Прелесть

      Наверное, нет ничего лучше, чем провести выходной как выходной. Хотя бы наполовину. Последние январские дни выдались на удивление солнечными, их не портила слякоть под ногами. Дмитрий впервые за полгода вышел проветриться сам. Не кто-то вытащил в очередное сомнительное заведение, а он сам утром проснулся с острым желанием погулять до обеда, быть может, даже позавтракать в кофейне или пекарне, где будут готовить кофе. Быстро одевшись, не укладывая волосы и не заботясь о том, чтобы аккуратно намотать шарф, он вышел из мастерской и пошагал по улице в сторону большого прогулочного парка. Идти до него было прилично, обычно Дмитрий не ходил туда просто так, но сегодня особенный день. Перекрыв все долги, всё ещё работая на износ, он вдруг почувствовал вкус свободы, потому что, по его подсчётам, в конце месяце он будет не прибыльным для Вильгельма, но для самого себя он определённо выйдет в плюс. От этих расчётов у него вдруг появилась тяга к жизни, он наконец купил в соседней лавочке сосиски подороже, со специями, не просто молока к кофе, а сливок. И сейчас не судорожно носится по мастерской, а гуляет без цели.       На полпути он вспомнил, что, если сделать небольшой крюк, можно попасть на небольшую рыночную площадь, по выходным там обычно особенно много торговцев, может, Дмитрий присмотрит себе что-то эдакое. Удивительно, как в такую отвратительную погоду некоторые прилавки ломятся от свежих красивых ярких овощей. Дмитрий аккуратно лавировал между покупателями и лоточниками, чтобы пробраться в ряды мяса и специй.       — Молодой человек, не желаете томатов? Сладкие, сочные! — пожилая торговка с польским акцентом подмигнула ему и запустила овощем. — Лови, кушай на здоровье.       — Спасибо.       Похоже, его узнали, как беженца, в таких людных местах в этом не было ничего страшного, особенно — если это будут такие же эмигранты. Вдохнув одуряюще сладкий томатный запах, он наконец дошёл до нужных лотков.       — Проходите, свежая птица, нежирное, нежнейшее мясо. — На прилавке у широкоплечего, очень похожего на норвежца мужчины рядком лежали нутрии и кролики, выставив свои неосвежёванные лапы, над ними на крючках висели куропатки, куры и то ли утки, то ли ещё какие-то странные птицы. — Молодой человек, чего желаете? Всё свежее, только сегодня свежевали, потрошили, — он огладил широкой ладонью тушку нутрии и поднёс ему показать с другого бочка. — Настоящие, не обман, не кошки с собаками.       — Давайте половину кролика. — Мужчина вытащил одного за лапы и продемонстрировал его, как будто это его гордость. — Да, хорошо.       — Вот увидите, вам понравится, потом ещё придёте. Я тут каждые выходные стою, — торговец быстро орудовал топориком и ножичком, сточенным до подобия шильца. Быстро завернув мясо в бумагу, он закинул это в пакет и положил на весы. Несколько секунд возился с гирьками и обернулся к Дмитрию. — Рейхсмарка и сорок три пфеннига.       Дмитрий протянул ему деньги и забрал пакет. Приготовит себе рагу, как раз на неделю хватит. Забрав сдачу и попрощавшись с продавцом, он купил в соседнем ряду ещё пакетик чёрного перца и наконец двинулся к парку. На улице достаточно холодно, чтобы с кроликом ничего не сделалось. Он наконец решил завязать шарф, потому что его слегка передёрнуло. Хотя это, скорее всего, не от холода. Дмитрий каждый раз вздрагивал, когда слышал приставку «рейхс» к марке, он был благодарен богу, что не обменял рубли с червонцами на папирмарки, потому что девальвация обвалила валюту настолько, что за одну рейхсмарку могли дать тысячу папирмарок, а на следующий день уже десять тысяч. Он вообще был рад до ужаса тому, что ступил на немецкую землю впервые тогда, когда уже было можно думать о перспективах и что-то планировать. Попади он сюда на год раньше, кризис затянулся бы петлёй на его шее.       Он заказал кофе и булочку с маком в кофейне и, сев у витрины, принялся разглядывать сквер. Тихое субботнее утро наползало на Кёльн удивительно ярким солнцем в чистом голубом небе. Оно поражало своей глубиной, и Дмитрий любовался им сквозь чёрные ветки деревьев. У Вильгельма тоже голубые глаза, такие же яркие, неестественно, как у куклы. Ну и взгляд был такой же пустой, в его глазах не было даже объёма стеклянных кукольных глаз, они были плоские. Сравнивать их с небом было бы оскорблением для неба. Они скорее напоминали чистый лёд на луже перед витриной, в котором отражалось это самое небо. Интересно, он вообще умеет проявлять эмоции? Дмитрий хмыкнул и отхлебнул хорошего ароматного кофе. Домой он себе не мог позволить такой. В голове засела та самая азартная мысль, которую откинуть бы к чёрту, но он не мог себя остановить. Что будет, если вывести Вильгельма из себя, добиться, чтобы эмоции стали так сильны, чтобы скривить лицо с застывшей улыбкой? Дмитрий прекрасно понимал, что пока что он не настолько изучил этого ублюдка, чтобы так рисковать, поэтому он просто записал этот пункт в план дел и откинулся на спинку стула. В кофейне было всего трое человек вместе с ним. Поэтому он не очень пытался быть не собой. Сидел как хотел, не по этикету цедил кофе. Какая красота. Казалось бы, с появлением денег люди имели право откинуть многие вещи за ненадобностью, но чем больше у людей было денег, тем больше у них было обязательств. Виктория была самым ярким примером. Она могла не отказывать себе ни в чём, только в это «что» входило вовсе не то, что она бы реально хотела.       Закончив с поздним завтраком, Дмитрий решил пойти домой. В конце концов, совсем про работу забывать не стоит, лучше вечером полежит в ванной. Тем более выходной, есть опасность, что Вильгельм снова свалится ему на голову, как неожиданный шквал. Так что лучше пойдёт домой и поработает. Когда долги полностью перекрыты и над головой не висит их меч, сразу становится не так тяжело работать даже в выходные. Это всего лишь первые ласточки грядущих перемен. Начало февраля, скоро с него спросят финансовые бумаги и прибыль. И то, и другое Дмитрий уже приготовил и спрятал в сейф, чтобы просто достать и передать, чтобы выглядеть самой обязательностью.       На обратном пути он решил зайти в магазин швейной фурнитуры. От одной посетительницы узнал, что туда приехали новые пуговицы, возможно, там найдётся что-то стоящее. Но к его удивлению, магазин оказался закрыт. Точнее, он был открыт, вывеска говорила об этом, решётки открыты. Но когда он дёрнул дверь, она не поддалась. Дёрнув чуть сильнее, Дмитрий сделал шаг назад, окидывая взглядом витрину. Магазин точно открыт. Но почему? Внутри не горел свет и за прилавком не было никого, но обычно в таких случаях продавец оставлял записку на двери. Кинув взгляд на наручные часы, Дмитрий цокнул языком. Не слишком ли необязательное поведение? На витрине было ясно указано, что по субботам они работают с десяти. Ещё раз постучав в дверь и не дождавшись ответа, Дмитрий пошёл к ателье. Внутри разгоралась тревога. Она ела его тихонько, по кусочку откусывая от самообладания. Даже когда Дмитрий отворачивался от газетных заголовков, они всё равно влезали в голову. Поэтому, закусив губу, он всё же обернулся назад и заметил через витрину какое-то шевеление в магазине. Не выдержав, Дмитрий быстро вернулся назад и прижался лбом к стеклу, пытаясь рассмотреть хоть что-то. И увидел, как в глубине служебных помещений два человека что-то излишне эмоционально выясняют. А в переднее помещение вышла продавщица и, опустившись на колени за прилавком, плачет. Он шарахнулся от витрины, чтобы его никто не увидел. Дмитрий только надеялся, что это что-то личное, а не что-то более серьёзное. Только бы нет. Он снова оглянулся на магазин и заметил, что перед ним зачем-то разлита вода. Он тряхнул головой, пытаясь отогнать мерзкие мыслишки. Но когда сзади послышались шаги, он шугливо оглянулся. Чуть позади него шли какие-то три человека. Они курили жутко воняющие даже на таком расстоянии папиросы. Он старался не прислушиваться к их разговору и, когда они перешли на другую сторону дороги, даже успел выдохнуть. Рановато.       — Эй, гляди, это ж та русская шмара, которая покровителей меняет.       Дмитрий слегка поджал губы, но ни ускорять шаг, ни останавливаться не стал. Местная шпана его всегда поддевала за причёску, пальто, акцент, и он понимал, что затишье в издёвках после происшествия с Риделем временное. И что всё это даст новую почву для издевательств. Всё так и вышло. А чего он ждал, поселившись в немецком районе. Нацисткие взгляды расцветали буйным цветом с каждым годом всё сильнее. Погромы еврейских районов уже стали обыденностью, но до других наций уже начали добираться. Избитый на днях польский эмигрант был первой ласточкой грядущих бед. Что говорить, даже немцы боялись таких людей, боялись оказаться недостаточно немцами. Но этих троих великовозрастных детин он видел впервые. Они не выглядели как хулиганы, нет, скорее, как бандиты. Они шли по другой стороне дороги, громко обсуждали его внешность, как она им не нравится и улюлюкали.       — Эй, где твой папочка, детка? Почему ты ходишь один? Не боишься? — Дмитрий сцепил зубы. Они не нападут, слишком много глаз, среди них найдётся пара с высокой гражданской ответственностью. Но это только пока.       Он остановился у дверей ателье, чтобы открыть дверь. Спиной, затылком он чувствовал взгляды. Что успело произойти за это время? Все в квартале давно знали, что он хоть и из Берлина, но мигрант, что изменилось сейчас, что он из невидимки, которого предпочитали не замечать, превратился в мишень? Может, это из группировки, с которой Вильгельм что-то не поделил? О том, что они теперь любовники, наверняка весь свет Кёльна уже знает. А может, это шавки Риделя, который решил так просто не отступать, не хлебнув крови. А может, за месяц, пока он лежал в больнице, здесь успела поселиться какая-то другая группировка. Он не понимал, что происходит, а это было самым опасным в любой ситуации. Зайдя в ателье и закрыв за собой дверь на ключ, оставив его в замке, он пошёл в квартиру. Впервые за долгое время ему не хотелось открывать решётку на витрине, он чувствовал какую-то странную нависшую над головой угрозу непонятно чего. Рёбра ещё ныли при глубоких вздохах, а пальцы приходилось разминать и делать компрессы. Перспектива боли его сейчас пугала, потому что тело и мозг ещё не забыли того, что произошло. Нескоро он ещё отойдёт. Поэтому Дмитрий, замирая от каждого шороха, быстро переоделся в рабочий костюм и спустился вниз. Мужчин не было. Выдохнув, пытаясь немного успокоить неприятно сорвавшееся от их криков сердце, он подошёл к витрине. Может, всё же открыть решётку? Но стоило ему опустить глаза, эта мысль сразу выветрилась из головы. На брусчатке под ступеньками его двери красовалась неряшливая надпись мелом. «Недочеловек». Дмитрий тупо уставился на кривые буквы. Не нужно греть себя мыслями, что он мог слиться с толпой немцев, нет, у него были слишком выраженные татарские черты, восточные, которые не были заметны в Петербурге, но бросались в глаза на фоне немцев. Но пока что такого звания удостаивались только евреи, особенно вестюден, и смуглые чернявые беженцы из восточной Европы. Ощущение надвигающегося шторма оказалось не таким уж эфемерным. Можно считать это первой каплей, упавшей на его голову.       — Ты боец, ты можешь, — он шагнул от витрины и глубоко вздохнул. — Ты давний боец в этой войне, ты и не из такого вылезал. Соберись и работай. У тебя есть шанс, не проеби его.       Дмитрий уже почти успокоился, когда на прилавке зазвонил телефон и без того раздёрганное сердце остановилось на мгновение. Он всё же заставил себя собраться и поднял трубку.       — Доброе утро, прелесть. Я тебе пытался дозвониться, ты трубку не брал. — Дмитрий сжал край столешницы.       — Гулял.       — Правда? — Вильгельм изобразил удивление, и даже через трубку было слышно, что оно ненастоящее. — Это хорошо, слышал, свежий воздух полезен для здоровья. Я планирую вечером забрать тебя. Поедем в казино, развлечёмся.       — Конечно, я не против.       — Можешь сразу бумаги за январь мне принести.       — Я уже подготовил.       — Умница. Приеду в восемь. И не укладывай волосы, будь добр.       Гудки. У него ещё куча дел на сегодня, но он успеет. Всегда успевал.              В половину восьмого Дмитрий уже был полностью одет, натёр туфли, даже надел несколько перстней сразу, что случалось с ним редко. Он уже запомнил привычку герра Диркшнайдера являться не вовремя, поэтому приготовился. Ну и главное, он успел веником, тряпкой, всем, чем угодно, стереть надпись на тротуаре. Не то, чтобы ему не хотелось, чтобы Вильгельм его защитил, но это оскорбление он не собирался лицезреть весь остаток дня. Дмитрий был уверен, что эти твари наблюдали за ним и посмеивались над тем, как он на колене затирает мел с камней мостовой. Пусть подавятся его гневом. Если бы злость можно было превращать в настоящие камни, он бы уже похоронил под ними половину проклятого города, пока же она оседала невидимыми камнями где-то внутри. Реши он прыгнуть в Райн, не всплывёт никогда.       Когда к порогу подъехал Мерседес, он уже был готов к выходу в свет, успел натянуть на лицо дежурную маску, закрыть все двери и выкурить сигарету. На удивление сегодня Вильгельм явился минута в минуту. Вильгельм поприветствовал его кивком и, забрав папку с бумагами, сунул её в портфель. Так же молча откинулся на спинку и скучающе наклонил голову. Дмитрий же не собирался его развлекать, он так же молча расселся на своей половине и наслаждался комфортом. Когда-нибудь у него тоже будет авто, обязательно.       Казино, в которое они приехали, было забито до верху. Стояло марево от множества смешавшихся духов, дыма сигарет и запаха еды из ресторана, превращаясь в резкий неприятный аромат. Дмитрий поморщился, когда из ещё свежего холла попал в основной зал. Посередине, как на арене цирка, располагались несколько рулеток. В стороне — столы для покера и преферанса. Удивительно, что герр Диркшнайдер сегодня такой тихий. Он осмотрелся и повёл его за руку куда-то к бару.       — Что будешь пить? Может, коктейль? — Вильгельм махнул бармену, чтобы тот подошёл за заказом.       — Предпочитаю не экспериментировать. Только разве что джин с тоником. Только не индиан, какой у вас ещё есть?       — Русский. — Дмитрий кивнул бармену в ответ, он вроде слышал, что его на каких-то ягодах делают, значит, не такой горький, как индиан.       — И виски. Самый дорогой, не стесняйтесь, — Вильгельм ослепительно, хоть и пусто улыбнулся мужчине, тот сразу же просиял в ответ и, кивнув, начал смешивать. — Я не планирую оставаться здесь надолго. Если те, кого я жду, не явятся, уедем через час.       — М-м, — Дмитрий слегка поджал губы и заправил особо наглую прядь за ухо. Он не любил так выходить в свет, а вот Вильгельм, похоже, хотел видеть его исключительно в таком виде. — На партию не хватит.       — Можешь на рулетку поглазеть.       — Не вижу в ней смысла.       — А если я поставлю? — Вильгельм забрал свой виски у бармена и отхлебнул. — Ты явно не азартный игрок.       — Не люблю вещи, где нужно на госпожу удачу полагаться. Ко мне она стабильно стоит спиной, — Дмитрий забрал джин и пригубил. Не самое восхитительное пойло, но для разнообразия отлично подойдёт.       — И всё же, пойдём, одна ставка.       Вильгельм подвёл его к столу. В этом подпольном казино не было фишек, на зелёном сукне лежали чеки и пачки рейхсмарок. Вильгельм вытащил чек, подписал его, на секунду замер, явно над чем-то раздумывая. После взял Дмитрия за руку, с секунду что-то разглядывал и вдруг снял один из перстней. Да ещё и положил поверх чека на зеро!       — Ты что делаешь? Верни! — Дмитрий тут же вцепился в его пиджак и попытался дёрнуться к перстню, но Вильгельм грубо припечатал его руку к столу. Эту сцену, конечно, увидели несколько человек и Дмитрий напустил на лицо как можно более безразличное выражение, хотя внутри он полыхал, как в аду.       — Не бесись, теперь в тебе будет побольше азарта. — Вильгельм хмыкнул и грубо притиснул его к себе, чтобы он не дёргался. — Лучше пожелай себе и мне удачи.       — Ты поставил на зеро, какая в чёртову мать удача?       — Вот сейчас и увидим.       Как назло, он положил перстень на сукно перед тем, как были приняты ставки, времени на ругань не осталось. Крупье окинул сукно и, увидев что-то на зеро, едва сдержал удивление. А остальные за столом тоже начали кидать взгляды на них, но гораздо больше, чем странная ставка, их удивляла её стоимость. Дмитрий и сам не понимал, чего пытается добиться Вильгельм. Судя по лицам присутствующих, они готовы подраться за такие деньги прямо сейчас.       — Не переживай, если я проиграю твою побрякушку, куплю новую, — Дмитрий судорожно сглотнул и едва подавил желание вцепиться ногтями в руку Вильгельма.       — Она тоже будет подарком моего отца? Ты понимаешь значение слова «фамильные»?       — Конечно. Могу купить тебе что-то, что уже ты сам будешь внукам передавать как ценность.       Дмитрий, поджав губы, наблюдал, как крупье пускает шарик по кругу. Он со стуком перескакивал деления. Напряжение за столом было оглушающим, за ним даже стало не слышно игру какого-то ансамбля на сцене. Вильгельм же рядом с ним так же спокойно и расслабленно улыбался дежурной улыбкой. Сердце Дмитрия чуть не оборвалось, когда показалось, что шарик остановился на какой-то цифре, но тот покатился дальше. Сделал круг и под громкий удивлённый вздох, приземлился ровно на деление зеро.       — Выиграла ставка на зеро.       Крупье поднял руку, подтверждая, что это честная ставка. Вильгельм кивнул охраннику, чтобы тот собрал все ставки со стола в портфель, а сам забрал перстень и аккуратно надел Дмитрию на палец.       — Ну что, как тебе настоящий азарт?       — Не в восторге, — Дмитрий всем видом выражал, что это было очень неприятно, но Вильгельма это как будто только забавляло.       — Как видишь, мне удача благоволит.       Он отсалютовал ему стаканом с виски и отпил, отходя от стола к диванчику неподалёку, рядом с которым уже стоял второй его охранник. Джин неприятно обжёг кончик языка, пить расхотелось, но промочить горло было нужно ужасно, неприятный комок волнения стоял в горле и не хотел прогладываться. Для Вильгельма это просто украшения, подумаешь. А для Дмитрия каждое украшение было целой историей, он знал, кто ювелир, откуда привезено, что за камень, какие легенды о нём есть, откуда украшение у его отца, каждую мелочь, каждую царапинку на них знал. Он даже в самые тяжёлые времена в Берлине смог сохранить их все, а Вильгельм чуть не лишил его одного из них лёгкой рукой, играючи.       Он всё же присел рядом с Вильгельмом и, закинув ногу на ногу излишне вальяжно, окинул взглядом зал. Люди, которые были с ними за одним столом, кидали на них раздражённые и заинтересованные взгляды, но он только давал себя рассмотреть. Дмитрий так понял, что Вильгельм относительно новое лицо в светских кругах и до этого появлялся только на скачках. А он, как его явно не партнёрское сопровождение, вызывал определённые мысли. Наверняка весь зал уже дошёл до мысли, что они гей-пара. Ну и отлично, значит, его трогать не будут, очень уж опасно мог выглядеть Вильгельм.       — А вот и они. — Дмитрий резко обернулся туда, куда посмотрел Вильгельм. Без очков видел он не очень хорошо, но этого ему хватило, чтобы разглядеть несколько мужчин в солидных костюмах. Среди них особенно выделялся один седой с шикарными генеральскими усами. Они о чём-то переговорились и пошли к ресторанным столикам в самый угол зала.       — И ты променяешь компанию такого прелестного меня на компанию стариканов? — Дмитрий состроил печальное лицо и наклонил голову, чтобы волосы прикрыли лицо. — Как не стыдно.       — Не ревнуй, с ними у меня чисто деловые отношения, в отличие от тебя. Поедешь без меня, прелесть, — Вильгельм приобнял его за плечи чисто номинально и обернулся на каких-то людей за столиком в углу.       — Да, так просто?       — Я дам распоряжение, специально для тебя согреют спальню, так что не вредничай, — он мягко провёл рукой по лицу, убирая прядь волос. — Иди, водитель уже знает.       Дмитрий скучающе кивнул. Ему ужасно хотелось узнать, что же будет происходить здесь сейчас, наверняка какие-то бандитские или просто деловые разговоры, но излишнее любопытство сейчас не к месту. Поэтому он покорно допил свой джин, оставил стакан на каком-то столике и направился к выходу. Там накинул на себя пальто, шляпу, шарф и вышел. На улице стоял сухой холодный воздух, он легко заполнял грудь, вытесняя тяжесть, как будто давая понять, что он ещё живой. Дмитрий вытащил сигарету, прикурил и, только сделав первую затяжку, наконец сел в автомобиль.       — Ну, поехали. — Водитель хмыкнул на это замечание. — Признайтесь честно, я вам неприятен, верно? Вы так отмалчиваетесь вечно, как будто вам противно со мной говорить.       — Меня на эту работу не говорить взяли, а машину водить. — Дмитрий откинулся на спинку сиденья, разглядывая герра Лелиевра. Тот был обычным мужчиной лет сорока с вытянутым, слегка непримечательным лицом, чёрными волосами и в сером костюме, он не выделялся совершенно ничем среди всей толпы немцев. И было понятно, почему он попал на такую работу, мафия должна быть незаметна, сливаться с городом. Но было у него кое-что в лице, что заставляло приглядеться: необычные грустные глаза, зелёные, с малярными мешками, очень и очень похожие на глаза одного дорогого человека. Он, как и вся жизнь Дмитрия, остался в Петербурге, и он каждое воскресенье молился, чтобы его друзья, его семья, его самые родные люди, смогли пережить бурю, смогли сбежать. Заставить бы Карла улыбнуться, чтобы понять, правда ли их глаза похожи.       — А вы знаете, что общего у ворона и письменного стола?       — Перья, — герр Лелиевр не думал ни секунды и, кинув взгляд в зеркало, вдруг улыбнулся. — Вам настолько скучно?       — Нет, я просто хотел, чтобы вы улыбнулись. Вы очень похожи на моего близкого друга.       — Из Союза?       — Да. Антон, он, правда, сильно моложе вас, ему в этом году должно двадцать семь исполниться. У вас похожие глаза, такие же зелёные, и когда улыбаетесь вокруг глаз морщины. Мне кажется, это многое говорит о вас.       — И что же?       — Мой друг ужасный весельчак, шутник, любитель каламбуров и постоянно дурачится, морщины эти у него от того, что улыбается без остановки. Думаю, что вы тоже любите улыбаться. — Герр Лелиевр вздохнул и пожал плечами.       — Не сказал бы, что я весёлый человек.       — Но улыбку может вызывать не только веселье. Например, просто вещи, которые вы любите. Что вы любите?       — Хорошие дорогие авто. И астры. — Это явно была не настолько личная информация, раз ею делились с Дмитрием. Но это уже неплохо, потянет за ниточку и весь клубок размотает. Ему адски нужны хорошие знакомые в группировке чтобы советоваться по-дружески, получать информацию. Время наводить мосты. — А кто этот Антон?       — Саксофонист. Пардон, тенор-саксофон импровизатор. Он в джаз-бэнде играет. Точнее, играл.       — Играл?       — Джаз в союзе запрещён. Кстати, куда мы едем?       — Если вам так принципиально, то мы в Хорвайлер, — герр Лелиевр кинул на него взгляд. — Мы в тот же дом, что и всегда. Адрес назвать не могу.       — Мне он и не нужен.       Везли его долго, дольше, чем в предыдущие разы, но ему было всё равно. Дмитрий с комфортом расположился на заднем сиденье, занимая его целиком, не смотря на маленький рост. Ему очень нужна машина, чтобы везде передвигаться с комфортом, и чтобы притащить в неё пару подушек и плед, для большего уюта. Когда они остановились у парадного входа, Дмитрию пришлось приложить усилия, чтобы встать и выйти из авто. Вымотанный организм молчал, пока он был занят делом, но как только он занимал удобное положение он тут же начинал гаснуть, как перегоревшая лампочка. У него так же, как в предыдущие разы, взяли пальто со шляпой и проводили на второй этаж. Дмитрий благодарно кивнул слуге, чтобы непременно оставить о себе хорошее впечатление, и шагнул в уже знакомый кабинет. Скорее всего, это было что-то вроде неофициальной приёмной, где Вильгельм работал, отдыхал не отрываясь, и, возможно, принимал гостей. Не таких близких, чтобы встречать в гостиной, но не таких важных чтобы проводить в парадный кабинет.       Дмитрий медленно обошёл кабинет. Ничего не поменялось, но вместо обычного стола перед камином стоял столик для шахмат. На нём не было фигур, но стояла шкатулка. Открыв её, он аккуратно достал белого коня. Шахматы не были его самой сильной стороной. Но он с удовольствием в них играл в лицее с одноклассниками и старшими. И имел свою особую тактику, в которой жертвовал своими фигурами до последнего, пока противник не понимал, что ему мат. Гладкая фигурка блестела в свете огня, она мгновенно потеплела от пальцев. Кость, наверняка. А чёрные тогда рог. Он взял любезно принесённый бокал вина и, сняв пиджак, уселся в кресло перед журнальным столиком, рассматривая картины на стенах. Дмитрий откровенно ничего не понимал в современном искусстве. Пятна, фигуры, какие-то фантасмагоричные виды вызывали интерес, но не более, в то время как в лица на романтических и передвижнических полотнах он мог вглядываться часами, различая новые и новые эмоции. Хотя Дмитрий не мог отрицать, что что-то в этих экспрессионистких полотнах было, что цепляло, заставляло ну хотя бы обернуться, когда проходишь мимо. Это была чистая концентрированная эмоция художника, но считать её было сложно для того, кто привык читать людей, они гораздо проще. Интересно, насколько затянутся переговоры Вильгельма? Как ответ на свой вопрос он услышал звук автомобиля с улицы и подошёл к окну. К парадному входу подъехала машина, и из неё, не торопясь, вышел Вильгельм со своими охранниками. Ну что же. Дмитрий отставил бокал и снял с себя жилет, оставаясь в одной рубашке. Он хорошо приготовился к сегодняшнему вечеру.       — Надеюсь, ты не слишком долго ждал меня.       Вильгельм зашёл в кабинет вместе с охранником. Тот так и не расстался с портфелем, похоже, там не только выигрыш в рулетку и бумажки Дмитрия, раз его так охраняют. Он облокотился о спинку кресла и стоял так, чтобы выглядеть максимально элегантно. Покачав бокал, Дмитрий отхлебнул совсем немного, только чтобы Вильгельм услышал. Тот раскладывал по папкам документы, стоя к нему спиной. Зато лицом к нему стоял охранник. Тот самый, который получил от него в нос. Дмитрий ему мило улыбнулся и слегка дёрнул подбородком, поморщил нос, как бы напоминая о том, что помнит его. Мужчина нахмурился, и он просто не смог удержаться от смешка. Он понимал, что работа это ответственная и нервная, но не настолько, чтобы так сложно относиться к таким глупостям. Наверняка его и не так били, Дмитрий не самый сильный.       — Томас, пусть принесут виски и что-то на сладкое. И отнеси бумаги секретарю на стол.       — Конечно.       Дождавшись, когда охранник выйдет, Дмитрий подошёл к камину, чтобы огонь обрисовал его фигуру, и положил руку на шахматный стол.       — Он тебя запомнил.       — Пф, я очень старался сделать то зрелище незабываемым, — Дмитрий обернулся. — Но почему-то я уверен, что я не первый и не последний, кого они скручивают, выволакивают и от кого получают в лицо.       — Но ты первый, кто это всё сделал будучи в статусе любовника, а не будущего трупа. Ещё и остался в нём, — Вильгельм подошёл к нему и провёл рукой близко к спине, невероятно близко, чтобы почувствовал тепло, но прикосновения не было. — Смотрю, ты обратил внимание на шахматы.       — Конечно, обычно тут сидели мы. Но в этот раз у тебя всё же теплее, так что можно и не у камина сидеть.       — Красивые, правда? — Вильгельм достал чёрную ладью и погладил большим пальцем. — Эти шахматы вместе со столом мне привезли с их родины. Персидские падишахи взяли их у индусов, тренируя на них свою военную тактику.       — Предлагаешь сыграть?       — А ты умеешь?       — А для чего ещё было притаскивать их сюда вместе со столом, — Дмитрий чуть прикусил губу, наблюдая, как Вильгельм быстро расставляет фигуры по доске. — И я почему-то уверен, что моё умение или неумение совершенно тут незначительны.       — Белые твои.       Дмитрий только кивнул. Белые так белые, какая в сущности разница. Он сел на стул, дождался, когда Вильгельм заберёт свой виски и сядет перед ним, и начал своё представление. Он отхлебнул вина, чтобы сыграл кадык, и слегка облизал губы, не пошло, очень прилично, но достаточно. Дмитрий позволил себе неслыханное. Надел тонкую рубашку на голое тело, без нательного. Так, что соски прекрасно прорисовывались сквозь тонкую ткань. Он услышал, как тяжело сглотнул Вильгельм, и самодовольно улыбнулся. Он собирался завести его до предела. У него есть одна просьба и он бы хотел её озвучить, а для этого понадобится особый настрой. Дмитрий скучающе оглядел шахматную доску. Интересно, почему Вильгельм дал ему белые?       — Пешка на «е» четыре.       — Пешка на «е» пять.       — Ограничения по времени на ходы есть?       — Конечно же, нет, — Вильгельм отхлебнул виски и ухмыльнулся. — Мы же не профессиональные шахматисты. Хотя мне даже доска с фигурами не нужна. Ты можешь делать ход, когда хочешь, я запомню их.       — Нет уж, спасибо, — Дмитрий облокотился о стол и наклонил голову, чтобы пряди волос мягко провели по щеке. Он прекрасно понимал, что это не просто партия. Нет уж, не может всё быть так просто. — Просто между ходами могут проходить недели.       — Меня это не волнует.       — Тогда пешка на «ф» четыре.       — Пешка на «ф» четыре, бью твою, — Вильгельм, не выпуская стакана с виски, поменял белую фигуру на чёрную и улыбнулся. — Считаю это отличным поводом прерваться на более приятные дела, не находишь?       — Как будто тебе нужен какой-то ещё повод, кроме твоего желания.       Вильгельм хмыкнул в стакан с виски и откинулся на спинку стула. А Дмитрий медленно поднялся и, сняв и без того развязанные туфли, вышел в центр комнаты. Он, как конферансье для самого себя, готовил Вильгельма к самому важному разговору за последние десять лет. Наклонил голову, запрокинул, чтобы пряди волос скользили по щекам, плавно прошёлся кончиками пальцев по животу, медленно расстегнул пряжку ремня. Всё это время он слегка прикусывал губу. Когда он убрал руки от ремня, как бы не специально проведя руками себе по бёдрам, он услышал короткую заминку в дыхании Вильгельма и поднял на него глаза, мягко улыбаясь тому, что смог его впечатлить.       Дмитрий хмыкнул, щурясь, рассматривая Вильгельма. Казалось, только в такие моменты в его пустых глазах было хоть что-то, что он был даже не в состоянии прочесть, хотя прекрасно считывал других людей всегда. В голове мысли крутились по кругу, не самые весёлые. Вильгельм, может, и урод, но он явно был ужасно наблюдательным, достаточно, чтобы замечать отголоски дурных мыслей на его лице. Дмитрий успешно отмахивался от них, снимая булавку для галстука и расслабляя узел, не забывая задевать шею пальцами. И всё шло не так плохо, но стоило ему снять галстук и начать расстёгивать рубашку, как перед глазами появилась эта чёртова надпись на мостовой. На мгновение, но его хватило. Дыхание сорвалось, и он замер. Нет, хватит, сейчас он сыграет свою лучшую роль. Актёром не стал, так значит, станет последней тварью. Главное — нащупать нужные нитки и потом нужно будет просто дёргать за них.       - Знаешь… — Дмитрий медленно опустил руки, как будто случайно проведя пальцами по коже груди. — Ты мне уже много раз говорил, что я не шлюха. Но даже им платят деньги. А я что? Бесплатно? Ещё и тебе деньги отстёгиваю. Даже картины тебе достались не за так. А какие купил подешевле, пришлось реставрировать. Не так ли?       — Хочешь назвать свою цену? — Вильгельм дёрнул бровью и встал с кресла. Опять пиджак сидит ужасно, Дмитрий тут же вспыхнул, вспоминая тушь на персиковом платье.       — Сними эту дрянь, господи, меня бесит этот костюм. Пока не снимешь пиджак, я дальше говорить не буду, — он проследил за тем, как Вильгельм снимает ненавистную тряпку и бросает его на пол. Самое место, полы мыть.       — Ну, я слушаю.       — Гер Ридель был конченным человеком. Но, несмотря на это, он спонсировал моё дело, моё ателье. Да, это были сущие копей… Прошу прощения, пфенниги. Но всё же.       — Ты хочешь, чтобы я взял под крыло твою швейную мастерскую? — Дима поморщился.       — В швейных мастерских брюки подшивают, купленные в магазинах. Я шью вещи идеального качества. Но мне нужно финансирование, чтобы нанять ещё работников, чтобы найти поставщиков тканей. Мне нужны новые швейные машины, реклама.       — Прелесть моя, ты пытаешься набить себе цену повыше? Не боишься загнуть? — Вильгельм медленно начал подходить к нему, но он остался стоять на месте. Только слегка вскинул голову, показывая ему шею. Смотри, смотри, что я продаю.       — Если сомневаешься во мне, можешь прийти. Я пошью тебе хоть один приличный комплект.       — Даже так?       — Да. Могу взять его шить бесплатно. Если тебе не понравится, я подчинюсь молча. Если костюм будет шикарен и ты сам захочешь отвесить мне комплимент, то ты станешь моим покровителем, — Дима дождался, когда Вильгельм подойдёт к нему поближе и выставил вперёд руку, игриво упираясь кончиками пальцев ему в грудь там, где их разделял только тонкий шёлк рубашки.       — Ну что же, договорились. Я заеду к тебе, и мы обсудим твою часть сделки. А сейчас, раздевайся.       Дмитрий улыбнулся, сделал шаг назад. Медленно снял запонки и перстни, положил их на кофейный столик. Он расстёгивал сорочку медленно, издеваясь, и при этом он выглядел так, словно ничего плохого не думает, что просто пальцы не слушаются и отказываются сражаться с пуговицами. Закончив с рубашкой, он скинул её к жилету и снял брюки уже не красуясь. Бельё, чулки… Наконец он сел на диванчик и фривольно закинул ноги на подлокотник. Провёл рукой по внутренней стороне бедра и опустил одну ногу вниз, чтобы Вильгельм получше видел. Неприятно знать, что он может пропустить хоть мгновение этого представления. Он прогнулся в пояснице, как бы подаваясь сам к себе, когда вёл рукой вверх по животу. Вильгельм слишком резко поставил стакан на стол, встал и отошёл к столу. Он шумел ящиками, как будто что-то разыскивая и наконец поставил на столик к кольцам небольшую бутылочку.       — Не боишься, что я испорчу тебе обивку мебели? — Дмитрий без стеснения снял крышку и налил масло себе в ладонь. Опустил чуть вниз, давая жидкости с лёгким запахом миндаля потечь по пальцам и начать капать на деревянную столешницу.       — Ты себе даже не представляешь, насколько мне сейчас на это плевать.       Хмыкнув тому, что голос Вильгельма явно звучал более хрипло, Дмитрий встал с дивана, поставил на него одно колено и наклонился к спинке, держась за неё одной рукой. Прогнулся в пояснице, как мог, как распоследняя шмара, прикусил губу, смотря на Вильгельма из-за плеча. Дмитрий пытался не сильно думать о том, что делает, но какой-то глубокий страх, который в нём породил инцидент в Берлине, не давал действовать спокойно. Он почувствовал, как напрягается спина, когда ввёл в себя палец и уткнулся лбом в шенилл. Ничего, ничего страшного, сможет, сейчас он здесь словно один, бояться нечего. Медленно он добавил второй палец, пытаясь дышать размеренно. Сейчас получится, ещё немного.       — Глубже, не стесняйся.       От голоса Вильгельма он чуть не зарычал. Хочешь глубже, так подойди и сделай, командир. Он почти выпрямился, обернулся на Вильгельма и, запрокинув голову, застонал, нащупав особенно чувствительную точку. Ноги тут же задрожали, хотя и до этого не держали шибко уверенно. Он громко всхлипнул, снова надавив на чувствительное место и наклонился обратно к спинке, потому что его начало вести. Перед Вильгельмом не хотелось стесняться, наоборот хотелось развязать себе руки настолько, чтобы все вокруг краснели. Он стонал в голос, массируя себя, даже не прикасаясь к члену. Оргазм оказался оглушительный, по-настоящему, он накатил мягкой волной так, что он даже собственное дыхание слышать перестал. Согнутая нога затекла, и он почти стёк на диван, пытаясь восстановить дыхание.       — Прелесть. Знаешь, сколько красоты я видел, но ничего подобного даже близко нет.       Вильгельм стоял над ним, покачивая виски. Дождавшись, когда Дима ему слабо улыбнётся, отставил стакан, неожиданно наклонился и поднял его на руки. Не ожидавший этого Дмитрий охнул, но сразу же расслабился. Пусть носится со своей прелестью, если хочет, чтобы прелесть оставалась прелестью, а не превращалась в самый страшный яд. Он обвил его шею руками и заглянул в глаза, тут же отводя взгляд, как будто смущаясь. Будь нежнее, и он отдаст тебе всё, но не будь покорным до конца, иначе не получишь ничего.              Утром Вильгельм снова провожал его, стоя на ступеньках парадного крыльца, и курил сигарету. Теперь остаётся только ждать. Послав ему излишне кокетливый воздушный поцелуй, чтобы было издалека видно, что он издевается, Дмитрий дождался его усмешки и сел в автомобиль. Сидеть было не ахти удобно, поэтому он устроился полулёжа. И вдруг заметил, что под самым задним стеклом лежит подушка. Не очень большая, диванная, но достаточно, чтобы устроиться с большим комфортом. Он не знал, кто её положил, но на всякий случай кинул в зеркало заднего вида взгляд благодарности. Герр Лелиевр слегка кивнул, принимая эту благодарность.       Дмитрий чувствовал себя так хорошо, как давно не чувствовал. Он был буквально окрылён ощущением, даже просто обещанием помощи. И не просто какой-то помощи, а настоящей, серьёзной. Ему нужно будет поднапрячься, придётся шить после закрытия, по выходным, чтобы заказ герра Диркшнайдера не мешал его основным заказам. Выйдя у ателье, он попрощался с водителем и полной грудью вдохнул морозный свежий воздух. Жизнь начинает налаживаться, теперь нужно приложить много усилий, чтобы это хотя бы удержать. Он уже собирался вставить ключ в замок, как заметил, что внутри горит свет. Водитель уже отъехал, прикрыть некому. Он тяжело вздохнул и открыл дверь. Внутри было тихо и спокойно. В мастерской было слышно, как работает швейная машинка. Ах да, Ирма договаривалась с ним, что придёт в выходной, чтобы пошить себе юбку, совсем забыл. Он выдохнул и закрыл дверь на ключ за собой.       — Доброго утра.       — Доброго утра, герр Берг, — Ирма светилась, как солнце за окнами. — Смотрите, какую ткань я нашла на распродаже. Едва успела.       Дмитрий подошёл к ней и аккуратно сжал пальцами край ткани. Да, действительно, неплохая, мягкая шерсть, в ней будет тепло, но смотрится не очень благородно. Он бы взял поплотнее, более тёмную и с более выраженным рисунком, но за такую цену не жаль. Похвалив выбор, чтобы не расстраивать Ирму, он дал совет, как лучше обработать пояс на такой ткани, и пошёл в квартиру, чтобы переодеться. После вечеров с Вильгельмом он чувствовал себя куда лучше, чем после Виктории. С ней было мучительно тяжело находиться рядом, она была нежна и прекрасна, но Вильгельм… Он встряхивал его каждым своим приходом, устраивал ему эмоциональный шторм, словно тормошил ото сна или беспамятства. Да и после самоудовлетворения тело чувствовало себя отлично, расслабленно, даже злость становилась меньше и не давила.       Переодевшись, он сварил себе кофе и спустился в мастерскую. Нужно раскроить несколько вещей и хотя бы грубо собрать, во вторник люди придут на промежуточную примерку, дальше финальная усадка и уже можно отдавать. Отец научил его системе построения выкроек, которая позволяла экономить и своё время, и время клиента, требовалось всего две примерки и если ты построил выкройку правильно, вещь сразу садилась как нужно. Он уже разложил газеты на столе, как за спиной послышался колокольчик двери. Дмитрий резко обернулся и увидел на пороге герра Диркшнайдера. Ах да, если его люди меняли дверь, наверняка у него остался дубликат ключей.       — Доброе утро, прелесть моя, — Вильгельм улыбнулся и кивнул охраннику на кресло у витрины.       — Доброе утро. Вы, так понимаю, наконец решились сменить костюм? — Дмитрий не удержался от колкости. И сразу же перешёл на «вы», чтобы подчеркнуть дистанцию.       — Я понимаю, что могу быть не вовремя, но у меня на сегодня ещё куча планов. Так что к делу.       — Оставьте пальто на вешалке и пройдите в мастерскую.       Вильгельм послушно снял верхнюю одежду и прошёл комнату. С интересом огляделся по сторонам и хмыкнул. Дмитрий и сам понимал, что для того, кто привык одеваться у ательера из Парижа, его маленькая мастерская выглядит жалко: две машинки, посередине стол для раскроя, ближе к двери доска для глажки и так тесно и темно, что с непривычки можно ногу сломать. Дмитрий молча указал ему на ширму в углу около двери, а сам пошёл к прилавку, чтобы вытащить рабочий блокнот. В нём он быстро набросал фигуру Вильгельма, чтобы обсудить покрой. Подойдя к ширме, он для проформы постучал об дверной косяк.       — Могу я зайти?       — Конечно, не стесняйся. — Дмитрий проскользнул в маленькое пространство за ширмой и положил блокнот с карандашом на кресло. — Не всё же мне тебя раздевать. — Он едва успел прикусить губу, чтобы не ляпнуть грубость, но вовремя вспомнил, что сейчас это клиент, а не бесцеремонная помеха, как обычно, и нужно набить себе цену. Откашлявшись, как будто слегка простудился, Дмитрий вытащил метр из коробки и быстро накинул себе на шею.       — Не думаю, что моя сотрудница в восторге от таких подробностей, — Дмитрий сделал шаг назад, окидывая Вильгельма внимательным взглядом. Вот теперь он понял, почему пиджаки сидели так странно, они были пошиты без учёта лёгкой асимметрии. Правое плечо было слегка приподнято. Он быстро карандашом сделал пометку и стащил с ширмы шнурок. — Нательное тоже нужно снять. До нижнего белья, пожалуйста.       — Ну хоть носки снимать не нужно? — Вильгельм хмыкнул, но без пререканий стянул с себя майку, оголяясь. Дмитрий почувствовал, как глаза сами прилипают к татуировкам на плечах. Интересное открытие. Хотя даже у самого императора была татуировка, всё же их прикрывают одеждой и увидеть их всегда интимно. Он аккуратно, без затягивания, повязал шнурок на предполагаемый пояс.       — Нет, носки мне не мешают. Наклонитесь в стороны, покрутитесь, мне нужно чтобы пояс встал на место. — Вильгельм послушно наклонился взад, вперёд и даже присел. — Так, теперь руки в стороны. Можно ладони к плечам, как удобно.       — Да у меня почти полноценная зарядка получается, как удобно.       Вильгельм, оказывается, умел язвить беззлобно, и Дмитрий старался не попасться и не ответить в той же манере. Он не с приятелем болтает, а с клиентом и покровителем. А Вильгельм делал всё, чтоб сбить ему настрой. Сняв все мерки на брюки, Дмитрий в голове уже пытался выстроить то, что он видит. Что-то чёрное, в тонкую серебристую полоску, у него есть прекрасная дорогая шерсть. И не кипельная сорочка, а, скорее, с лёгким серым подтоном. Люди зачастую не понимали, о чём он, белый цвет и белый. Но нет, зачастую даже в самых простых цветах всё решал малейший нюанс. Мешать холодные цвета с тёплыми нужно было уметь, а если сомневаешься, то лучше не экспериментировать. Он снимал мерки со спины и, пользуясь случаем, рассматривал татуировку. Она была в обычном ориентальном стиле, ничего такого, сейчас это было ужасно популярно, все эти драконы. Но у Вильгельма явно было что-то более символическое. И всё казалось каким-то не завершённым.       — Я могу задать вопрос? — Вильгельм кинул на него взгляд через плечо и кивнул. — А почему у игрушки вот здесь, — он ткнул пальцем в странную штуковину, похожую на матрёшку или неваляшку, только с лицом старика на японский манер, — нет второго глаза?       — Это Дарума. Ей рисуют один глаз, когда загадывают желание, и второй — только когда оно исполняется.       — Хотите сказать, у вас могло не исполниться какое-то желание? — Дмитрий обошёл его и встал лицом к лицу. — Опустите руки. Вы знаете, что у вас искривление позвоночника?       — Вы ещё и врач?       — Нет, я просто очень хорошо замечаю особенности, — Дмитрий сделал вид, что забыл о своём первом вопросе и приложил сантиметр к шее.       — А насчёт желаний, всегда нужно иметь в запасе хоть одно, которое будет чем-то большим, чем просто цель. Так жить интереснее.       — И что, когда она исполнится, вы пойдёте к татуировщику набивать второй глаз?       — Непременно.       — М-м, — Дмитрий промычал что-то нечленораздельное и отошёл к блокноту. — Одевайтесь. Нужно обсудить фасон. Куда вы планируете носить костюм?       — Куда захочу. Мне казалось, я не выгляжу как человек, которому не плевать на других.       Вильгельм быстро надел сорочку через голову, чем убил Дмитрия наповал. Он расстегнул только две верхние пуговицы, чтобы пролезла голова, и снял её как нательное. Дмитрий едва смог подавить удивление и не пялиться на эту картину. Вот уж точно, кому плевать, что думают другие. Может, он и брюки через голову надевает, кто знает. Скинув сантиметр в коробку, Дмитрий шагнул к прилавку и принялся рисовать поверх фигуры набросок костюма. Не то, чтобы в этом сезоне было большое разнообразие в плане фасонов, но всё же можно сделать что-то необычное, но в рамках дозволенного. Он едва не выронил карандаш из рук, когда кто-то резко наклонился над его плечом.       — Я считаю, что обсуждать тут нечего, — Вильгельм поправлял манжеты и улыбался на одну сторону. Улыбки его были все как на подбор не радостными, а, скорее, для галочки, натягивались на лицо даже без его собственного желания. Глаза при этом оставались пустыми и холодными, цепкими. Они были как металл в лютый холод, за который страшно взяться, дабы не прилипнуть к нему.       — Вы оставляете всё на мой вкус?       — Да. Ты вроде хотел меня поразить. Вперёд, портняжка. Каков срок выполнения?       — Две недели. Я обязательно вам позвоню и оповещу.       Поджав губы от неприятного пренебрежительного слова, Дмитрий сделал последние пометки в блокноте и вытащил несколько мотков ткани на прилавок, демонстрируя их мягкие складки.       — Хочу порекомендовать эту, — он указал на графитную, с лёгкой искрой шерсть, которую украшали тонкие вертикальные полосы. — Она прекрасно смотрится в готовом изделии.       — А я хочу эту, — Вильгельм указал на другую. Она была более повседневной, в тёмно-серую клетку, тоже очень красивая, но в этом фасоне Дмитрий её не видел.       — Я позволю себе поспорить, на таком фасоне лацканов клетка может сильно перебивать красоту самих изгибов.       — Я хочу эту. Точка. Как сделать костюм идеальным — твоя забота.       Дмитрий вздохнул, но, кинув взгляд на Вильгельма, понял, тот не собирается уступать нисколько. От прямого взгляда глаза в глаза он почувствовал липкое ощущение холода на спине. Вильгельм бросает ему вызов. Тот ещё раз натянуто улыбнулся, отсалютовал шляпой и вышел вместе с охранником. Он хочет играть, что же, будет ему игра. Дмитрий улыбнулся и, убрав ненужные рулоны ткани, забрал тот, что выбрал Вильгельм в мастерскую.