***
−Гроза? Асса поднимает голову от накрытой маскхалатом соломы. Расположиться в домике было особо негде. Самая близкая к линии фронта деревушка просторными комнатами похвастаться не могла. Зато у хозяйки было тепло. Еще молодая крепкая тетка, грозно цыкнув на троих детишек, загнала их на печку, а бойцам постелила, где придется. −Да, Енот? – негромко спрашивает Леденёва. Спать хочется до рези в глазах. Двужильный организм мягко напоминает, что даже таким, как он, необходимо хоть пару часов сна. −Почему я все еще в отряде? Асса давится зевком и кашляет в ладонь. Щурит глаза, разглядывая во мраке бледное сосредоточенное лицо Сергея. −А где еще ты должен быть? −Но я… Я ведь подвел вас. Леденёва еле слышно вздыхает, вспоминая застывшего с ножом в руках Енота. Енота, который не смог полоснуть клинком по беззащитной шее часового. А потом все-таки выстрелил в безоружного пленного. −Ты не подвел нас. – улыбается Асса, прекрасно зная, что в темноте ее кривой улыбки он все равно не видит. – Ты просто еще учишься. И ни слова не говорит о последнем распоряжении Верховного. Отказаться от места в отряде можно. Уйти из него после хотя бы одного задания – нельзя. Живым – нельзя.***
Ночь выдается замечательная. Темная снежная. Метель забирается под маскхалаты, норовит откусить уши, носы, пальцы рук. Бойцов после этой операции придется поголовно лечить горячим чаем и спиртом. Но пока – все идет по плану. Енот, Ястреб, Гром и Нептун белыми тенями растворяются в снежной кутерьме. Асса сбрасывает халат, следом летит ватник и тянет к себе вещмешок с запасами. Сейчас будет весело. Ночь расцветает оранжевым. Все, как любит Гроза. И треск пулеметов звучит сладчайшей музыкой. Ноги как будто летят над сугробами, пули свистят у висков. Громыхают подорванные связки гранат. В снежной кутерьме кажется, что на лагерь наступает как минимум рота. Ей только это и нужно. Ей нужно время.***
Сержант Дегтярев вскидывает голову. Морозная тишина ночи взрывается осколками. Пленные, сбившиеся в кучу посреди загона, где раньше держали коров, просыпаются от тупой холодной дремы. Часовые у загона орут что-то на немецком. Матвей удивленно наблюдает, как фашисты падают один за другим. Из тьмы выступают тени. Лязгает запор, и ворота открываются. −Выходи, товарищи! – орет кто-то на русском. – Хватай оружие! −Ура! – вырывается у Матвея. В руки привычной тяжестью ложится ППШ. Дегтярев ощупью проверяет магазин. Полупустой. Значит, надо экономить. Ничего, тут главное побольше шума.***
Гром и Енот сноровисто обливают найденным бензином хозпостройки. Асса обходит разгромленный лагерь, переступая через трупы охранников. Просто. Слишком просто. Кто-то робко касается плеча. Леденёва оборачивается. На нее смущенно смотрит паренек в рваном ватнике. −Товарищ, − начинает он. – не все наши были в загоне. Кого-то уводили туда. – парнишка указывает подбородком на отдельно стоящий дом непонятного назначения. – И никто не возвращался. −Спасибо, товарищ. – кивает Асса, молниеносно стягивая автомат с плеча. – Сейчас проверим. Нептун не говоря ни слова пристраивается за правым плечом. Асса мотает головой и жестом указывает на раненых. Боец непокорно сжимает губы, хмурится, но все же отступает.***
Леденёва решительно толкает дверь и заглядывает внутрь. Там темно, но не для ее глаз. Дом как дом, вероятно, раньше тут сидели счетоводы. Сейчас здесь пусто, даже эхо гуляет. Так куда девались люди? И откуда бралось напугавшее разведчиков сияние? Под ногой трещит половица. Асса замирает, присаживается на корточки и проводит ладонью по полу. Пальцы натыкаются на щель. Свободно уходят в нее, цепляют, и поднимается крышка люка. Вниз ведут ступени. Проход достаточно широкий даже для взрослого мужчины, не то что для худой женщины. Леденёва бесшумно втягивает воздух, выдыхает и словно в омут, ныряет в эту тьму. Шаг, другой, ступенька, еще ступенька. Почему так глубоко? Зачем колхозу такой подвал? Свет вспыхивает неожиданно, на мгновение ослепляя, заставляя потерять ориентацию в пространстве. Асса щурит глаза и удивленно оглядывается. Она стоит в довольно широком высоком коридоре. Гладкие бетонные стены, светильники в стеклянных плафонах. Что за ерунда? Это явно строили не колхозники. А если немцы, то когда успели? Асса мягко по-кошачьи шагает вперед, туда, где свет обрисовывает очертания круглой комнаты. И застывает на пороге. Посреди комнаты стоит кресло, вокруг него громоздятся какие-то приборы. А кругом лежат люди. Человек десять. Выгнутые под неестественным углом тела с запрокинутыми головами, раскрытыми ртами, налитыми кровью стеклянными глазами. Что с ними сотворили? Почему они умирали в муках? Асса бегло скользит глазами. Крови нет, ран нет. Яд? Возможно. Но зачем? В звенящей тишине чужой стон кажется оглушительным. Асса вздрагивает, закидывает автомат на плечо и мгновенно оказывается рядом с живым. Мужчина с трудом поворачивается на бок. На Грозу глядят огромные полные слез черные глаза. Тонкие губы кривятся в гримасе муки. −Владимиров! – сама собой вырывается знакомая фамилия. Живучий капитан хрипит и судорожно стискивает драную гимнастерку на груди. −Убей. – шепчет он. – Убей. −Не смей умирать. – цедит Асса, прикладывая пальцы к бешено стучащей жиле на шее. – У тебя же сын родился. −Убей. −И это милосердно. – произносит чужой голос. Асса прыжком вскакивает на ноги, перехватывая взлетевший автомат. И лишь секунду спустя до нее доходит. Чужак говорит по-немецки. На пороге, отрезая ей путь, стоит высокий мужчина в черном кожаном плаще. Темные глаза смотрят внимательно и цепко с неподвижного худого лица. Руки в черных перчатках незнакомец держит за спиной. Что-то безумно знакомое скользит в этом взгляде. −Шмидт? – неуверенно спрашивает Асса. Как это может быть он? Ведь лицо совершенно нормальное. Какое-то слишком невозмутимое, но нормальное. Фашист обозначает церемонный поклон. −Рад знакомству, фройляйн Белая Смерть. −Белая Смерть? – вскидывает бровь Асса. Шмидт негромко хрипло смеется. −Вы со своим отрядом навели шороху у нас в тылу. Признаться, все это – немец неторопливо обводит рукой комнату – спектакль в вашу честь. Мне очень хотелось познакомиться с вами. −Что ты сделал с ними? – почти шипит Асса, кивая на корчащегося Владимирова. −Ах, с ними. – поводит плечами Шмидт. – Небольшая попытка скрасить томительное ожидание. Мне стало любопытно, выдержит ли русская порода влияние моего изобретения. −Зачем вам сверхлюди? Это же неестественно. Шмидт насмешливо щурит глаза и смеется так весело, словно услышал хороший анекдот. −Не вам это говорить, фройляйн. Кстати, вы ведь не представились. −А вы не знаете мое имя? −Увы и ах. – театрально разводит руками немец. Асса прикусывает губу, лихорадочно соображая. Не врет. Тут он точно не врет. Он не знает ее имени. Значит, в наркомате его шпионов нет. Или есть, но не на том уровне. Это хорошо. Это очень хорошо. −Как меня зовут… − тянет по-немецки Леденёва и продолжает по-русски. – Зовут зовуткой. А по батюшке отворот-поворот. Лицо Шмидта остается неподвижным. Только глаза сверкают бешенством. −Я ведь все равно узнаю. – вкрадчиво проговаривает он. – Тебе не выйти отсюда. −За мной придет мой отряд. – парирует Леденёва, почти пожирая его глазами. −Лагерь самоуничтожится через четырнадцать минут. – не разочаровывает ее Шмидт. – Будь хорошей девочкой, иди со мной. Асса сжимает зубы. Мягкая вкрадчивость тона, пристальный обжигающий взгляд. И мерзкое обращение, больше подходящее верной собаке. Все вместе дает обратный эффект. −Да пошел ты знаешь куда! – шипит девушка. Автомат в ее руках плюется огнем. Фашист отскакивает с линии огня с нечеловеческой скоростью. Для постороннего наблюдателя он превращается в смазанное пятно. Асса же видит все четко. Как он вскидывает руку, как блестит странного вида пистолет. Как вспыхивает странная пугающая синева. Не пуля и даже не луч. Как будто облако. Очень широкое и молниеносное. Сжигающее все на своем пути.***
Асса вскидывает руки в древней, как мир, инстинктивной и совершенно бесполезной попытке уберечь лицо. Кожу опаляет жаром, таким, что прошибает даже притупленную чувствительность. Леденёва жмурится до боли, отсчитывая последние отпущенные ей секунды. Колени встречаются с твердым полом. Асса распахивает глаза и отнимает от лица руки. Вокруг левой ладони медленно затухает зеленый свет. Нехотя втягивается в кольцо и исчезает совсем. Гроза ошалело сгибает и разгибает пальцы. Цела, даже не ранена. Рядом стонет Владимиров. В стене напротив, там, где стоял Шмидт, дыра. За ней – очертания чего-то вроде ангара. В дыру задувает морозный ветер. И никакого немца. Асса трясет головой и с трудом встает на ноги. Уходить. Срочно уходить отсюда. Тонкие сильные руки обхватывают еще живого капитана поперек туловища и спокойно закидывают на хрупкую с виду спину. Бежать.***
Последние группы успевают шагнуть под сень леса, когда лагерь со всеми постройками взлетает на воздух. Бойцы вздрагивают и дружно втягивают головы в плечи. Асса шагает рядом с носилками, на которые положили Владимирова. Капитан бредит. Глаза то широко открываются, то жутковато закатываются. Лоб пылает, но молодого мужчину колотит озноб. Сухие губы то и дело шепчут: −Ксаня, Ксаня, Ксанечка… −Жинку, мабуть, кличет. – сочувственно вздыхает седой кряжистый мужик, держащий самодельные носилки сзади. Асса поправляет сбившийся ватник, которым накрыли Михаила, и держит язык за зубами. Не жену, ой не жену зовет в бреду весь из себя честный и правильный капитан.***
День пережидают, рассредоточившись малыми отрядами. Асса грустно смотрит на заледеневшую во фляге воду и скрепя сердце пьет спирт. Во рту сухо, как в пустыне. Ужасно хочется пить. И немного спать. Владимиров на рассвете притих, провалился в короткий спокойный сон. Его устроили на лапнике, укрыли всем, что нашли. Других тяжелораненых среди освобожденных не было. Асса прилегла рядом, согревая своим теплом. Но глаз так и не сомкнула. Бледное зимнее солнце и не думает выглядывать. Небо плотно затянуто снеговыми тучами. Асса осторожно поворачивается на другой бок и встречается с неожиданно ясным осмысленным взглядом Владимирова. −Капитан? – осторожно зовет она. – Ты меня слышишь? −Почему ты похожа на нее? – неожиданно выдает Михаил. Леденёва приподнимается на локте и досадливо морщится. Она-то надеялась, что сон заберет с собой изнуряющий жар и бред. Куда там. −На кого? – терпеливо спрашивает она. −На Ксаню Каргопольцеву. – взгляд у Владимирова по-прежнему ясный. Гроза тянется коснуться его лба. Капитан пусть и с усилием, но перехватывает ее руку. Леденёва нехорошо хмурится. −Капитан. – в голосе звякает металл. И Владимиров отводит взгляд. Отпускает руку и тяжело вздыхает. А потом поднимает глаза. Нормальные трезвые, хоть и очень виноватые, глаза. −Простите, товарищ майор. Я что-то совсем уже. −Как вы себя чувствуете? На голоса подтягивается «Южный гром» в полном составе. Рассаживаются кружком и внимательно прислушиваются. Владимиров чуть медлит с ответом. −Сносно. Руки-ноги ватные, голова, как котел, а в остальном сносно. Как вы нас нашли? −Искали, капитан, искали. – тянет Асса, разглядывая осунувшееся заросшее лицо. – Хотите, я вас одной фразой жить заставлю? Черные брови вопросительно приподнимаются. −У вас сын родился. Федей звать. И тусклые карие глаза вспыхивают, как два прожектора.***
−Гроза, ты нюхом чуешь, что ли, где можно через фронт перескочить? – смеется Гром. Леденёва отмахивается от веселящегося товарища и крепко перевязывает узелок. Из расположения первого батальона пути спасенных разойдутся. Раненых по госпиталям, здоровых – на сборные пункты. А «Южный гром» в Москву. Владимиров отыскивается в кузове санитарной полуторки. Бледный до серости, худой, но живой и умирать пока не собирающийся. Асса присаживается рядом, так, чтобы ему не надо было поворачивать голову. Скользит рукой под служащую одеялом шинель, нащупывает холодную ладонь и подкладывает под нее узелок. −Тут кое-какая еда, чистое белье и записка с моим номером телефона. Адрес… Девушка наклоняется, придерживая рукой распущенные белые волосы, и шепчет адрес на ухо Михаилу. Тот прикрывает глаза. −Я запомнил. −Хорошо. Отстраниться Леденёва не успевает. Широкая, хоть и слабая, ладонь уже привычно перехватывает ее руку. −Спасибо тебе. – шепчет Михаил. – Спасибо, что вытащила из этого ада. −Что он делал с людьми? – понизив голос, спрашивает Асса. В глазах Владимирова мелькает такой первобытный ужас, что даже у Леденёвой по спине табуном пробегают мурашки. −Он что-то колол. Какую-то зеленоватую сыворотку. От нее кости как будто плавились. До сих пор отдается. Гроза отрешенно смотрит на чужую руку, сжимающую ее. Тяжело вздыхает и свободной ладонью накрывает кисть Михаила. Тот еле заметно вздрагивает. Асса слегка сжимает пальцы и улыбается. −Все позади. Я не могла тебя там бросить. Жаль только, что раньше не пришла. Выздоравливай, капитан. −Миша. – неожиданно произносит тот. – Назови меня по имени. Пожалуйста. −Выздоравливай, Миша. – послушно произносит Асса, сжимает на прощание его руку и выпрыгивает из кузова. Владимиров откидывается на свернутый валиком вещмешок с тряпьем и закрывает глаза. Веки жжет изнутри въевшейся картиной. Бледное скуластое лицо в обрамлении коротких белых волос. Невыразимо чужое. И одновременно до боли знакомое. Когда же Ксаня перестанет чудиться в каждой отдаленно похожей девушке?***
Из груди вырывается полный наслаждения стон, когда широкая вкусно пахнущая чистотой кровать принимает в свои объятья. Асса не то чтобы совсем вымоталась. Она просто устала. Восемь часов. Всего восемь часов нормального здорового сна и можно снова сворачивать горы и бить фашистов. Но пока спать. Спать. Тем более, Верховный доклад принял благосклонно. За бегство Шмидта не журил, а за добытые образцы оружия даже похвалил. Берия рядом хмурился, но ничего не говорил и потом допросами не пытал. Загадку физиономии Шмидта дружно решили отложить на потом. Сон встречает знакомым зеленым маревом и шаловливым прикосновением к щеке. −Ну, девочка, как тебе мой подарок? Бледное точеное лицо так непозволительно близко от ее собственного. Зеленые глаза щурятся совершенно по-кошачьи, нагло и вызывающе. −Так мне не показалось? Физиономия вроде-как-бога выразительно кривится. −Все еще считаешь себя ненормальной? −А что мне еще делать? −Глупая-глупая девочка. Локи смеется. Смех у него красивый. Низкий, вибрирующий, пробирающий почти до костей. И почему-то обращение «девочка» не вызывает отторжения. −Ты сама – одно сплошное чудо. – тонкий длинный палец неожиданно щелкает по носу. – Почему бы не поверить еще в парочку? Зелень чужих глаз вновь оказывается совсем рядом. Чужие волосы, уже не зализанные, а длинные кудрявые отчетливо пахнут какими-то травами. Чужое лицо совсем рядом. Но дыхания все равно нет. −И ты тоже чудо? Локи. Улыбка больше смахивает на зубастый оскал. Но глаза тоже улыбаются. Весело, без капли злорадства. −Еще какое, девочка. Еще какое.