***
Солнце светит так щедро, так ласково. Растекается золотыми лужами на тщательно натертом кремлевском паркете, пускает веселых зайчиков сквозь двойное стекло распахнутых окон. Асса, звонко постукивая каблуками, заворачивает за угол, к кабинету Верховного, и вдруг с размаху впечатывается в высокого мужчину в форме. Тот охает, придерживая Леденёву за локоть, и взмахом головы откидывает со лба черные кудри. −Асса. – удивленно выдает военный. −Здравствуй, Вася. – улыбается Леденёва и без труда целует Василия Сталина в щеку. −Не узнал-не узнал. – весело качает головой юноша. – Богатой будешь. Ой, да я же тебя и не видел в платье. Все кожанка да галифе. Ассе смешно и почему-то хочется потормошить смущенного Васю. Но ведь не даст, чудик. Вырос, возмужал. Плечи еле в кителе помещаются. Девушка легко проводит пальцами по ордену Красного Знамени на широкой груди. −А я так и не полюбовалась на тебя в форме. Дай хоть сейчас посмотрю. Вася с улыбкой крутится на каблуках щегольских сапог, давая себя рассмотреть. −Хорош. – хмыкает Асса. – Все так же рисуешься, Василёк. Мальчишка знакомо морщится, словно опять увидел за завтраком нелюбимую манную кашу. −Ну какой я Василёк? Мне уже не семнадцать. −Тебе двадцать два. – невозмутимо парирует Асса. – Невелика разница. −Ах так! – уже почти хохочет Василий. – Буду знать, тетенька Ася. Теперь уже Леденёва шутливо морщится и коротко стукает мальчишку в плечо. Их знакомство поначалу не заладилось. Считавший себя уже взрослым Вася «няньку в погонах» принимать отказывался. Да еще и такую странную. Но то ли со временем привык, то ли сестра насела, но дальше все пошло ровно. Обидные придирки перешли в дружеские шутки, а вот «Василёк» и «тетенька» остались. −Что отец? – негромко спрашивает Асса. Вася еле заметно поводит плечами. Улыбка сползает с красивого правильного лица. Юноша настороженно оглядывается по сторонам. Но в коридоре нет никого, кроме вездесущего солнца. −Тут такое дело, Ась. С докладом придется подождать. У отца – Берия. Леденёва удивленно приподнимает брови. День перестает радостно сверкать, словно туча наползает. −Что стряслось? Вася отводит глаза и ожесточенно трет переносицу. −Да черт его знает. Глупость какая-то. В общем, слушай. Широкая, но мягкая ладонь с длинными музыкальными пальцами подхватывает Ассу под локоть и отводит к раскрытому окну. Леденёва ставит на подоконник сумочку и вопросительно склоняет голову. Вася кусает губы и не спешит разжимать пальцы. −Две недели назад на Каменном мосту убили дочь посла Уманского. Асса не меняется в лице, только приподнимает бровь. −Ее убил Володя Шахурин. Застрелил девочку и застрелился сам. – морщась, как от кислого, продолжает Вася. −Подожди, − перебивает девушка. – Шахурин? Сын Алексея Ивановича? Наркома авиационной промышленности? −Да. – дергает головой Василий. – Этим сразу занялись в НКВД. Поехали на квартиру, перевернули там все вверх дном и нашли заговор. – поднимает руку, пресекая очередной вопрос, и продолжает. – В общем, младший Шахурин, братья Вано и Серго Микояны, Леонид Реденс и черт знает кто еще основали секретную организацию. Назвали ее «Четвертый Рейх», а себя объявили каким-то теневым правительством. −Мать моя… − тянет Асса, прищелкивая языком. – Да им же лет по пятнадцать, если не меньше. Что за мракобесие? −Вот именно, мракобесие. – мрачно кивает Вася, отбрасывая со лба волосы. – Ладно, если бы только решили в шпионов поиграть. Но ведь убийство – это уже серьезно. И никто не может внятно сказать, причем тут Уманская и почему Шахурин застрелился. −Надеюсь, никого еще не расстреляли? – шепотом спрашивает Асса. Вася до желваков стискивает зубы и мотает головой. −Пока нет. Железобетонное «пока» повисает в воздухе дамокловым мечом.***
До кабинета товарища Сталина Асса все-таки доходит. На стук каблуков поднимает блестящую лысую голову секретарь Поскрёбышев. −Здравствуйте, Асса Иосифовна. – улыбается бессменная тень Верховного. −И вам не хворать, Александр Николаевич. – Асса подходит ближе и негромко спрашивает. – Товарищ Сталин принимает? −Велел никого не пускать. – разводит руками секретарь. – Уже час с Лаврентием Павловичем совещаются. Леденёва задумчиво дергает себя за выбившуюся из узла прядку и кивает. −Тогда передайте им, что я заходила. И что сейчас поеду на Лубянку. −Обязательно передам, Асса Иосифовна. От стремительного движения крыльями взвивается широкий подол. Ужасно не хочется уезжать из солнечного Кремля в ядовитую сырость Желтого дома. Но надо. Надо.***
Вано сжимает губы и коротко обнимает вздрагивающего брата. На Лубянке страшно. Очень страшно. Наверху – кабинеты, как кабинеты. А внизу… Внизу холодно, сыро и очень странно пахнет. Как в метро, только от этого запаха почему-то хочется кашлять, выгнать из себя ядовитую гниль и сырость. Следователь отвел братьев не в камеру даже, просто комнату, отобрал у Вано часы – подарок отца – и велел ждать. Сколько – непонятно. Кажется, что уже вечность прошла. −Мне страшно. – тихо шепчет Серго, теснее прижимаясь к теплому боку старшего. – Зачем мы все это затеяли? −Молчи, мелкий. – шипит Вано. – Володька это затеял, а нас подставил. Дверь громко лязгает, заставляя мальчишек подскочить на жесткой лавке. Сумрак комнаты на мгновение разрезает яркий свет из коридора, и внутрь входит женщина в черном платье. Останавливается на пороге и внимательно смотрит. Она не щурится, попав после света в полумрак. Просто стоит, чуть склонив набок голову. Не говоря ни слова женщина проходит к столу и зажигает лампу. Становится светлее, и Вано вдруг узнает ее. Видел несколько раз еще до войны. Она то забирала Свету Сталину из школы, то гуляла в парке с Василием, то появлялась на праздниках в Кремле. Про нее говорили, что она личный охранник брата и сестры Сталиных. Тяжелый взгляд темных глубоко посаженных глаз перебегает с одного мальчика на другого, и женщина наконец мрачно изрекает: −Хороши. Оба. Мало вас отец порол. Отец никогда не поднимал на них руку. Серго опускает голову. Вано прикусывает губу и, не выдержав, тоже отводит глаза. −Зачем все это? – негромко спрашивает женщина, выходя из-за стола и в один неуловимый шаг оказываясь рядом. Шелестит ткань, когда она присаживается на корточки, глядя на братьев снизу вверх. −Это была игра. – выдавливает Вано. – Володька Шахурин придумал. Мы же ничего такого не собирались. −Хороша игра – подражать Гитлеру и мечтать о фашистских порядках. – качает головой женщина. – Особенно после гибели брата. −Мы не хотели, чтобы так вышло. – еле слышно шепчет Серго. – Мы не думали, что он убьет Нину. −Но пистолет Шахурину дали вы. Зачем? Братья молчат. Следователь Влодзимирский предупреждал, что будут молчать или твердить про игру. Асса выпрямляется во весь рост и вновь отходит к столу. Вид этих мальчишек, удивительно упертых в своем молчании, будит что-то на дне памяти. −Вы хотели быть как он. – почти наугад произносит Асса и по дернувшемуся старшему понимает, что попала. – Володя Шахурин был душой класса. Вы хотели дружбы с ним. А он вас использовал. Пистолет попросил с патронами. Хотел припугнуть эту девочку, Нину. Но почему-то выстрелил. Почему? Младший все еще не отпускает руки старшего, но глаза поднимает и смотрит внимательно. −Не надо молчать, мальчики. – мягко просит Асса. – Так только хуже будет. Я не прошу вас признаваться в мировом заговоре или называть еще чьи-то имена. Я прошу вас рассказать, что случилось третьего июня. Честно и подробно. Тогда я придумаю, как вам помочь. −Кто вы? – вдруг спрашивает Вано. – Вы ведь не из НКВД? −Вообще-то из разведки. – улыбается женщина. −Тогда какое вам дело до нас? – почти вскрикивает мальчик. −Потому что мне очень интересно, что творится в школе, где училась моя подопечная. −Так вы правда охраняете детей товарища Сталина? – распахивает глаза Серго. Женщина насмешливо щурится и негромко хмыкает: −Что-то вроде того. Меня зовут Асса Иосифовна. Ваня, Сережа, давайте сейчас сядем и поговорим как взрослые люди. Обещаю, что если вы не будете мне врать, я что-нибудь придумаю. Уточним сразу. Если виноваты – будете наказаны. Но никто никого не будет пытать или расстреливать. Договорились? Братья нерешительно переглядываются. −Договорились.***
Асса выходит на улицу и глубоко вдыхает прохладный воздух. На площадь опускаются сумерки. Взгляд скользит по все еще затянутой маскировкой витрине Детского мира. Фронт давно откатился от столицы, но осторожность никогда не бывает лишней. Леденёва трет глаза и решительно садится в служебный «воронок». −На квартиру к товарищу Микояну. – командует она шоферу. Тот понятливо кивает и заводит бодро рычащий мотор. Кто в Москве знает больше, чем лубянские шофера? Леденёва прикрывает глаза и прижимается виском к прохладному стеклу. Уже вечер, а на доклад не вызвали ни к Берия, ни к Верховному. Всех поглотило это мракобесие. А новости-то тревожные. В Штатах объявился беглый немецкий ученый Авраам Эрскин. И даже начал какие-то эксперименты. Зная его специализацию, нетрудно понять, какие. Америка захотела себе сверхчеловека. И с этим надо считаться.***
После громкого стука в дверь жизнь в квартире замирает. Асса прекрасно слышит, как прерываются размеренные удары ножа о разделочную доску. Косится на часы и досадливо поджимает губы. Да, в такое время только НКВД и ходит. Дверь приоткрывается, насколько позволяет цепочка. В щели мелькает заплаканное лицо. −Здравствуйте, Ашхен Лазаревна. – тихо здоровается Асса. – Это Леденёва. Женщина охает, гремит цепочкой и распахивает дверь. −Анастас Иванович уехал. Три часа назад телеграммой вызвали. −Знаю. – кивает девушка. – Я могу и с вами поговорить. Пустите? −Заходите. Жена Микояна отступает в сторону, сжимая в морщинистых руках накрахмаленный белоснежный передник. Она кажется такой маленькой и хрупкой, особенно с высоты роста Ассы. И очень постаревшей. Леденёва помнила Ашхен Лазаревну черноволосой. Теперь жена наркома почти совсем седая. Женщина молча ведет Ассу на кухню сквозь пустые темные комнаты. В квартире тихо, словно где-то лежит покойник. Ведь в этом доме горе уже отметилось, когда под Сталинградом погиб средний сын Владимир. В большой кухне горит только лампа над рабочим столом. Ашхен Лазаревна подходит было к плите, бессильно смотрит на чайник, а потом почти падает на стул, уронив на колени руки. −Я говорила с мальчиками. – начинает Асса. Глаза жены наркома тут же вспыхивают. Женщина вся подается вперед, вцепляясь в край столешницы. Она то и дело хватается за что-то в поисках опоры. −Как они? −С ними все хорошо. Сыты, в порядке. Я оставила их в своем кабинете под присмотром. Так вот. Мальчики рассказали мне всю эту гадкую историю. Заводилой в их компании действительно был Владимир Шахурин. Мало его, глупого, пороли. Придумал тайное общество, обставил его в антураже фашистской Германии. Запретный плод сладок или что-то вроде того. И пытался рисоваться перед девушкой – Ниной Уманской. А она его отвергла. Кроме того, Уманские вот-вот должны были уехать, а Шахурин этого не хотел. Пытался угрозой заставить Нину остаться. Он и выстрелил потому, что был уверен – пистолет заряжен холостыми. А мальчики притащили коробку боевых. То ли не разобрались, то ли прихвастнуть хотели. Толком не сознались. Но факт есть факт. Девочка погибла мгновенно. Владимир понял, что сотворил, и, запаниковав, пустил себе пулю в висок. Ашхен Лазаревна всхлипывает и зажимает рот руками. Асса встает, наливает воды из чайника и осторожно подает женщине. Та, не глядя, пьет. −Господи… − стонет Микоян, покачиваясь из стороны в сторону. – Мальчики… Мои мальчики… Что же будет?.. −Я буду просить Верховного о снисхождении. – тихо говорит Асса. – Володя и так уже наказал и себя, и всю семью. Вано и Серго тоже. Остальные не так глубоко этим увлеклись, так что… Полагаю, товарищ Сталин поймет. Ашхен Лазаревна порывисто хватает девушку за запястье и прижимается к нему губами. Из огромных по-южному черных глаз катятся крупные слезы.***
Дома Ассу встречают. Феденька с громким визгом выскакивает из комнаты и обнимает где-то под коленями. Фаина Андреевна, как всегда всхлипывая, целует в обе щеки. Леденёва поверх всей этой радости удивленно смотрит на чужие кирзачи. −У нас гости? Из зала выглядывает Арина. −А мы тебя давно ждем. Чемодан еще с утра привезли. −Дела-дела. – тянет Асса, подхватывая Феденьку на руки. – Привет, Медвежонок. Так кто пришел? За спиной Владимировой воздвигается подозрительно знакомая плечистая фигура. Асса обозревает майорские погоны и насмешливо вскидывает бровь. −Ты же понимаешь, что для меня всегда будешь капитаном? Владимиров морщит гладко выбритое лицо и смеется. −Ваше слово – закон, товарищ подполковник государственной безопасности. Слишком многим мы вам обязаны. −Да ладно тебе. – фыркает Асса, ссаживая мальчонку на пол. – Я уже привыкла, что у меня не квартира, а какое-то рабочее общежитие. Спасибо, что хоть кормите. −Ужинать, Асса Иосифовна. – безапелляционно командует Фаина Андреевна. – У-жи-нать! Бог знает, чем вы в этих своих командировках питаетесь. Асса давит улыбку. Не стоит доброй старушке знать, что они ели в Сталинграде. Ой, не стоит.***
После мертвой квартиры Микоянов свой дом кажется еще теплее и уютнее. Асса блаженно щурится, допивая третью кружку чая. Еды ей требуется все-таки больше, чем обычному человеку. Но и не так чтобы уж много. Куда это все уходит, не очень понятно. Наверно, в быстрое восстановление после ран. Арина укладывает спать расшалившегося Феденьку. Ни в какую ложиться не хотел, тетю Асю ждал. И дождался ведь, сорванец, хотя часы уже давно отстучали полночь. Упрямый. Весь в отца. Да и личиком похож. Волосы только маминой рыжиной отливают. Михаил остался на кухне. Сидит чаи гоняет. И смотрит как-то странно. −Сказать что-то хочешь? – приподнимает бровь сытая, а оттого благодушная Асса. – Или попросить? −Нет. – смущенно мотает головой Владимиров. – Просто ты мне напоминаешь кое-кого. А как присмотрюсь, то вроде и нет. −Бывает. – философски пожимает плечами девушка, покручивая на пальце упорно молчащее кольцо. −Ну да. Владимиров пристально разглядывает узоры на скатерти, потом скользит глазами по окну и наконец выдает: −Асса, скажи, ты знаешь какого-нибудь доктора, который будет молчать? −Тебе-то зачем? – дергает уголком рта Леденёва. – Болезнь срамную подцепил? – и мысленно морщится от шуточки, подозрительно напоминающей юмор Грома. Владимиров даже не улыбается. −Что-то вроде. Он медленно встает, достает из ящика ножик и глубоко вертикально чиркает им по запястью. −Ёрш твою мать! – вскакивает со стула Асса. – Я для чего тебя, идиота, спасала?! −Тише. – удивительно спокойно для человека с перерезанными венами говорит Михаил. – Смотри. И Асса смотрит. Кровь медленно течет по смуглой коже, капает в раковину. А края пореза тянутся друг к другу. Совсем как у нее. Меньше минуты, и от раны не остается даже шрама. −Твою мать… − глубокомысленно повторяет Леденёва, падая обратно на стул. – И давно это? −С зимы 41-го. После того, как мне ввели ту дрянь. Асса все-таки встает и пристально смотрит на Владимирова. −Это все или еще что-то есть? Михаил расстегивает ремень и задирает гимнастерку вместе с нательной рубахой. На подтянутом смуглом животе розовеет большое пятно молодой кожи. −Это было ожогом. Во весь живот. Затянулось за ночь. Я стал меньше уставать. Быстрее соображать в бою. Чем бы меня ни накачали, оно работает. Никаких ухудшений я не замечал. Только вот это все. Девушка на пробу касается того, что было ожогом. Михаил вздрагивает от прикосновения чужих пальцев, но не отшатывается. −Одевайся. – охрипшим голосом командует Леденёва. – И заруби себе на носу. Никаких врачей. Никаких медсанбатов. Никто не должен об этом знать. Иначе… −Иначе? – карие глаза смотрят внимательно, пытливо. −Иначе у тебя больше не будет семьи. И тебя самого не будет. Разберут на опыты. В коридоре появляется усталая Арина. −Асса, скажи этому неслуху спокойной ночи. – отчаянно просит женщина. – Не спит и все тут. −Ладно уж, скажу. – улыбается Леденёва. Феденька свил себе норку в подушках и теперь поглядывает на вошедшую Ассу хоть и сонными, но очень хитрыми глазами. −Спокойной ночи, Медвежонок? – Леденёва ласково гладит мальчонку по голове. −Спокойной ночи, тетя Ася. – щербато улыбается Федя. – Тетя Ася, а я буду летать? −Будешь, солнышко. – шепчет Асса, глядя на висящую на нитке модель самолета. – Ты будешь летать. А еще ты будешь хорошим человеком. −Буду. – обещает мальчик и закрывает глаза. Арина от дверей радостно показывает большой палец.***
Телефон звонит уже под утро. Асса усилием воли вытаскивает себя из очередного зеленого сна и нашаривает трубку. −Леденёва? −Слушаю, товарищ Берия. – голос получается бодрый, но вставать с кровати желания нет. −Собирайся. Через полтора часа вылетаешь в Новосибирск. −Есть, товарищ Берия. Нарком бросает трубку, а Асса мрачно смотрит на смутно белеющий циферблат часов. Поспать удалось всего три часа. Уже у дверей перехватывает заспанный Владимиров. Без слов забирает саквояж и выносит его на улицу. −Береги себя. – говорит Михаил, сажая Ассу в поджидавший «воронок». −Это ты себя береги. – бросает Леденёва и под профессионально отсутствующим взглядом шофера закрывает дверь.***
Уснуть удается в самолете. И даже выспаться как следует. Потому что в Сибири скучать не дают. Двое в штатском с каменными мордами и военной выправкой перехватывают уже у трапа, сажают в машину и куда-то долго везут. На вопросы не отвечают, на ругань не реагируют. Привозят куда-то на окраину к огороженному высоким забором зданию из красного кирпича. Домик до сведенных скул напоминает «Кресты». Асса косится на своих провожатых. Потом на неотобранный пистолет. Ощущает знакомую тяжесть финки в сапоге и бесстрашно шагает в ворота.***
Они стоят перед ней. Человек тридцать девочек от семи до шестнадцати лет. И трое уже девушек, никак не младше двадцати. Девочки смотрят на Ассу. Асса смотрит на девочек. Все одинаково одеты, все с двумя недлинными косами. И одинаково спокойные и невыразительные. Только одна, белокурая и голубоглазая, уже взрослая, смотрит пристально изучающе. −Добро пожаловать в Красную комнату, товарищ подполковник. – сипло выговаривает один из сопровождающих. – Товарищ народный комиссар внутренних дел распорядился, чтобы вы провели несколько тренировок с нашими старшими воспитанницами. Позвольте представить. Нина Ольховская. Названная хрупкая брюнетка делает шаг вперед. −Татьяна Столыпина. Рядом становится рослая фигуристая рыжая. −И Дина Брянцева. К ним присоединяется та самая белокурая. −Они – наша гордость и наше будущее. Наше совершенное оружие. Асса смотрит на девочек, отмечая и выправку, и подтянутые фигуры, и привычную боевую сосредоточенность. Это не девочки, нет. Это уже почти готовые солдаты.