***
Асса любит артиллерию. Нет, не так. Асса обожает артиллерию. Как же она соскучилась по пьянящему азарту боя, кипящему в крови. Грохот орудий отдается сладостной болью в груди, тело кажется невесомым и таким сильным. Она чувствует себя всемогущей. −Ястреб, прикрой Грозу. Боец приникает к прицелу. Рядом Гром, Енот и Нептун с ручными пулеметами обеспечивают командиру узкий коридорчик. Совсем ненадолго, только проскочить в дом. Асса почти не замечает фигур в темно-зеленой форме. Они такие хрупкие по сравнению с ней, такие… Бесполезные. Падают от одного короткого росчерка поперек горла, от сильного пинка. Теплая кровь восхитительно пахнет горячим металлом. Асса проводит языком по губам, слизывая. Просто чудесно. Она выскальзывает на крышу, отмахивается от слипшихся волос и коротко осматривается. Берлин понемногу превращается в руины. Как когда-то, словно в другой жизни, Сталинград. И от этого еще приятнее. Асса разбегается и прыгает, перелетая широкую улицу, приземляется на соседней крыше, сходу снеся пулеметный расчет. У щеки свистит пуля. Леденёва молниеносно поворачивается на выстрел и бросает нож. Снайперской точки больше нет. Люк на крышу чем-то заблокировали изнутри. Глупые. Ей нужно всего лишь толкнуть сильнее, и железо со стоном поддается. Вниз летит найденная тут же противотанковая граната. Крыша вздрагивает от взрыва, из люка клубами вырываются дым и пыль. Асса, широко улыбаясь, прыгает вниз, прямо в ад. Там ее место.***
−Это здесь. – объявляет Леденёва, трижды сверившись с двумя картами. Чутко проводит рукой по монолитной кладке, прижимается ухом и выдыхает. Стена тоньше, чем кажется. Проблема в том, что она слишком близко к несущим перекрытиям. Подорвать нужно ювелирно, так, чтобы своды берлинского метро не сели на голову «Южному грому» и второму спецотряду НКВД. −Гром. Он понимает без слов. Внимательно просматривает планы, ощупывает стену и улыбается. −Вот здесь. Все живо за угол. Оба ударных отряда залегают в технических выемках. Гром колдует над взрывчаткой и бегом отступает на безопасное расстояние. Громыхает так, что чуть не рвет перепонки, как и положено взрыву в замкнутом пространстве. На голову сыпется каменная крошка, песок, еще какая-то ерунда. В отдалении звучат еще три мелких взрыва. Остальные спецотряды планомерно берут под контроль обозначенные на карте участки со шлюзами. Теперь Шпрее ничем не поможет агонизирующей твари. Асса первой оказывается у развороченной стены. Там проходят рельсы особого транспортного узла. Дорога в Бункер открыта. −За мной! Она почти не удивляется, разглядев, кто составляет охрану фюрера. Знакомые по Сталинграду пустые лица, неестественно быстрые движения и полное отсутствие чувствительности. Давно не виделись. −Гроза, ложись! Она слышит и послушно падает на пол. Над головой проносится граната, взрываясь ослепительно-синим. Проклятые твари мечутся, охваченные пламенем. Их остается только расстрелять. Железная дверь с раскинувшим черные щупальца спрутом поддается единственному рывку тонкой женской руки. −Halt! – рявкает Асса, не давая опомниться уже настоящим людям. − Hände hoch! И для острастки выпускает очередь в один из потолочных светильников. Тот брызгает стеклами вперемежку с искрами. −Вперед. – уже по-русски командует она. Два отряда проносятся по Бункеру фюрера штормовой волной, оставляя за собой кровь и смерть. Нептун распахивает одну из дверей и на мгновение застывает, увидев шесть стоящих в ряд детских кроваток и склонившуюся над крайней женщину. Потом видит в ее руках блеснувшую в свете ламп ампулку и бросается вперед. Женщина, получив прикладом по голове, мешком падает на пол. Нептун осторожно касается шеи маленького мальчика. Пульс есть. Ребенок просто спит. На столике рядом стоит еще пять ампул. Нептун смахивает их на пол и от души припечатывает сапогом. Асса на мгновение останавливается перед очередной железной дверью. Тянет на себя, но та не поддается даже ее нечеловеческой силе. −Гром! Взрыв сносит последнюю преграду. Асса осматривает кабинет фюрера и длинно ругается сквозь зубы. На столе лежит красивая женщина. В кресле сидит скорчившийся, словно уменьшившийся в размерах фюрер. Оба давно и безнадежно мертвы. Леденёва глубоко вдыхает пыльный пахнущий порохом воздух и произносит: −Трофимов! Связь. Тащивший телефонный аппарат боец ловкими отточенными движениями настраивает его и произносит в трубку: −Пламя, как слышно? Повторяю, Пламя, как слышно? Говорит группа «Штурм». Говорит группа «Штурм». −«Штурм», слышу вас хорошо. – отзывается Пламя голосом маршала Жукова. Боец протягивает Ассе трубку. −У аппарата Гроза. Конура взята. Бешеный пес совершил самоубийство. Повторяю. Конура взята, Бешеный пес совершил самоубийство. −Хорошая работа, товарищ Гроза. – в голосе маршала слышится улыбка. – Отправляйте выводок обратной дорогой. −Есть. Здесь женщины и дети. Что с ними? −Выводите всех. Разберемся. −Есть. −Вы – молодец, товарищ Гроза. Асса прикрывает глаза и чеканит в ответ: −Служу трудовому народу!***
Берлин все еще сотрясают взрывы. Над разрушенным городом несется усиленный громкоговорителями звучный голос Нептуна: −Сопротивление бесполезно. Бункер вашего фюрера пал. Гитлер совершил самоубийство. Он бросил вас, своих людей. Сложите оружие! Всем гарантируем жизнь. Всем гарантируем жизнь. Небо на востоке светлеет – начинается день Первомая. Асса щурится на темную громаду Рейхстага с остовом стеклянного купола. Здание то и дело освещается вспышками взрывов и небольшими пожарами. И все-таки оно величаво высится над всем городом. Пришедшая в голову идея Ассе, пожалуй, нравится. −Товарищ полковник. – обращается она к заковыристо матерящему кого-то Зинченко. – А куда дели последний штурмовой флаг? Федор Матвеевич отрывается от воспитательной работы и удивленно смотрит на Леденёву. −Бесполезно, товарищ полковник государственной безопасности. Туда не прорваться. −Не думаю, что это сложнее, чем в бункер Гитлера. – пожимает плечами Асса. – Так где флаг? Зинченко со вздохом кивает адъютанту, и тот вытаскивает из темного угла убранное в чехол знамя. Рука Ассы крепко и уверенно сжимает древко.***
Тонкие опоры лишенного остекления купола трещат даже под легкой Леденёвой. Она ловко, по-кошачьи, перепрыгивает, балансируя длинным древком. Внизу перекликаются бойцы, колотят автоматные очереди. Асса забирается на вершину купола и с размаху вгоняет конец древка в щель между перекрытиями. Становится, как влитое. Налетевший ветерок пахнет дымом, порохом и смертью. Красное полотно оживает и робко колышется навстречу новому дню, новой жизни. Асса выпрямляется, не обращая внимания на свистящие рядом шальные пули и осколки. Заря разгорается все ярче и сильнее. Ветер перебирает алую, как этот рассвет, ткань штурмового флага и бурые от запекшейся чужой крови волосы Ассы Леденёвой. Над поверженным Берлином неуверенно поднимаются белые флаги. Асса запрокидывает голову к стремительно светлеющему небу и хохочет. Громко безудержно хохочет, как никогда не смеялась в этой жизни, полной боли, крови, пыток и смерти. И все-таки освещенной самым краешком надежды.***
−У аппарата Гроза. Товарищ Верховный, разрешите доложить. −Докладывайте, товарищ Гроза. – шифры больше не нужны. −Поздравляю с праздником, товарищ Верховный. – голос Ассы звенит, как натянутая струна. – От лица Красной Армии преподношу вам подарок. Берлин пал. Гарнизон капитулировал. Фашистские солдаты организованно сдаются в плен. Ждем дальнейших распоряжений. В трубке раздается короткий вздох, а потом глубокий хрипловатый голос Отца народов говорит: −Поздравляю вас, Асса Иосифовна. От всей души и от всего советского народа. Передайте мои поздравления товарищу Жукову. −Слушаюсь, товарищ Верховный.***
Говард Старк в сердцах бьет рукой по прибору. Связь мгновенно обрывается. Пегги недоуменно вскидывает ровные брови. −Русские взяли Берлин. −Как взяли? – охает агент Картер. – Они должны были завязнуть в обороне внутреннего кольца. −Как видишь, не завязли. – огрызается Старк. – Ну что ж, теперь в коалиции музыку будут заказывать они. −Но ведь это Стив убил Красного Черепа. – негромко говорит девушка. Говард видит, как коротко вспыхивают ее глаза, и тяжело вздыхает: −Я знаю, Пегг. Но в глазах мира Стив просто утопил самолет с бомбами, а русские взяли столицу Третьего Рейха. С этим придется считаться.***
Асса засыпает впервые за черт знает сколько времени. Пусть спит она на расстеленной плащ-палатке, кое-как отмывшись от грязи. Но она спит. И видит проклятый зеленый сон. −Эй! Я сдержала слово! Я выиграла войну! Сдержи и ты свое! −Какая хорошая девочка. Туман мягко, как шелковый платок, проходится по щеке, превращаясь в ухоженную бледную ладонь. Зеленые глаза уже привычно оказываются совсем рядом. −Я бог Обмана, но свое слово я держу. Дай мне руку, девочка. Познакомлю кое с кем. Асса без колебаний вкладывает свою руку в прохладную полупризрачную ладонь. И сон вихрится все тем же зеленым туманом, сбивая дыхание, не давая понять, где верх, а где низ. Асса крепко жмурится, все еще удерживая чужую руку. Она открывает глаза и удивленно ахает. Над головой шумит исполинское древо. В его ветвях сверкают мириады цветных звезд. По толстому дуплистому стволу прыгает огромная, с овчарку, огненно-рыжая белка. Туда-сюда, туда-сюда. Тихое, на грани слышимости, шипение заставляет опустить голову и сильнее сжать ладонь своего спутника. В корнях притаилась огромная змея. Она щурит янтарные глаза и пробует воздух языком. Вкрадчиво, лениво, словно оценивая. −Не надо бояться, девочка. – шепчет на ухо Локи, поглаживая кисть большим пальцем. – Это Нидхёгг. Сейчас он не опасен. −А когда будет опасен? −В день Рагнарёка. – спокойно отзывается бог, шагая к одному из корней. – Тогда все будут опасны, девочка. Корень изгибается аркой. Чем ближе они подходят к нему, тем отчетливее Асса видит колодец и три склонившихся над ним фигуры. Локи замирает, и зрение, наконец, проясняется. Это три женщины. Первая очень стара, седые косы падают на впалую грудь. Старуха тяжело опирается на посох. Вторая женщина значительно моложе, ее волосы цвета воронова крыла перевиты тонкими золотистыми нитями. И третья – совсем девочка. Красивая белокурая девочка. −Локи, сын Одина. – произносит старшая. – Что привело тебя в нашу обитель? Да еще и со смертной. −Почтенная Урд. – Локи низко кланяется и тянет за собой замершую было Ассу. – Я пришел с просьбой к тебе и твоим сестрам. −Чем же норны могут помочь богу колдовства? – звонко спрашивает девочка и подходит ближе, с любопытством заглядывая в лицо Ассы. – Ты уже изменил судьбу этой смертной, дважды вырвав из рук Хель. Ее будущее туманно, но без сомнения грандиозно. Так что ты хочешь узнать? −Не узнать, прекрасная Скульд. – Локи улыбается странно-мягко, почти по-человечески. – Исправить. Вернуть ей память о том, что было. Дать шанс смело смотреть в то, что будет. −Ты хочешь слишком многого. – встряхивает черными волосами женщина. – Мы уже переплели нить ее жизни. Отмотать назад и не повредить ткань мироздания не получится. −Мудрая Верданди, − произносит Локи. – ты ведь знаешь, через что пришлось пройти этой девочке совсем недавно. Ты видишь, что она теряет свой облик, превращается в одну из тварей Хель, пьянеющих от вкуса крови. Если не вернуть ей память о человеческом прошлом, она окончательно станет нежитью, и тогда одному Всеотцу ведомо, сколько крови потребуется, чтобы утолить ее жажду. Она чумой пройдется по Мидгарду, и никто не сможет ей помешать. Помогите, великие Пряхи. И гордый сын Одина опускается на колени. Асса заторможено падает следом. Внутри все дрожит от сказанных слов. Тварь… Монстр, которому хочется крови… Железный привкус на губах, пьянящий не хуже вина. Единственное, доступное ей удовольствие. Норны коротко переглядываются. −Что ж, сын Одина, твои слова справедливы. – говорит Урд и смотрит на Ассу. – Встань, дитя, и подойди к нам. Не бойся. Глаза у старухи прозрачно-серые, пронзительные. Выдержать ее прямой взгляд невозможно. Асса опускает голову и шагает к Пряхам. Урд берет ее за руку – кожа у норны тонкая, как пергамент, прохладная и сухая – и подводит к колодцу. Вода в нем странная, больше похожая на расплавленное серебро. По ней то и дело проходят мелкие волны и завихрения. −Это мой колодец. – говорит старшая норна. – В нем все прошлое Девяти миров, ибо оно определяет настоящее и будущее. Ты прошла через многие испытания, чтобы быть достойной взглянуть в него. Боль, огонь и смерть не сломили тебя. Значит, не сломит и Знание. Смотри, девочка, смотри и вспоминай. Асса послушно склоняется над серебряной водой и смотрит, смотрит, смотрит.***
Родное морщинистое лицо… Белый с голубыми узорами платочек… Пронизывающий мокрый ветер и падающая на крышку гроба холодная земля… Сильные руки папы, подбрасывающие вверх, к солнцу… Шерстяная колкость форменного платья… Карие глаза смешного худощавого мальчишки с криво завязанным пионерским галстуком… Тонкий пыльный запах старых книг с причудливыми картинками… Скалящийся с пожелтевшей страницы рыжий бог огня… Мелодичная красота беглой французской речи… Грохот сапог и треск дверной ручки… Ее рука, выскальзывающая из ладони отца… Ослепительная боль и сковывающий холод голой степи… Кровь на руках, на снегу… Холод железа под спиной… Последнее яркое ощущение – разрывающая грудь боль от забившегося сердца.***
Асса отшатывается от колодца, почти падая в руки богу колдовства. −Ксаня… − с хрипом вырывается из сведенного спазмом горла. – Меня зовут Ксаня. Ксения Каргопольцева. Локи коротко проводит рукой по ее лбу и отстраняется. Асса покачивается вслед за ним, но все-таки стоит на ногах. Сама. Норны собрались вокруг колодца и смотрят. Трудно сказать, как именно смотрят. −Теперь ты знаешь, кто ты, дитя. Не дай этому знанию уничтожить тебя. Асса глубоко вдыхает холодный воздух без запахов и мелко кивает несколько раз. −Я дам тебе один подарок. – неожиданно говорит Урд. – Однажды твоя дорога приведет тебя к выбору, который нельзя будет сделать. Как только поймешь это, позови нас. И мы позволим Нити Времени замереть и отмотаем ее назад. Твоя задача будет – уничтожить Развилку. Но только один раз. Не ошибись. −Спасибо. – помертвевшими губами шепчет Асса. −Спасибо, великие Пряхи. – кланяется Локи, сжимает руку Леденёвой. И сон пропадает.***
Асса подскакивает на своей подстилке, перепугав уснувших тут же ребят. Торопливо выпутывается из походного одеяла и ощупью находит фляжку с водой. Жадно, захлебываясь, пьет и, шатаясь, вываливается в коридор. Их расквартировали в подвале более-менее уцелевшего здания школы. Леденёва вылезает на воздух, жестом отсылая часового, и присаживается на пустой снарядный ящик. Сон пугающе реален. А голова готова взорваться от целого вороха воспоминаний, которых не было еще вчера. Отец… Папа, что же с тобой сделали? Жив ли ты еще? Знаешь, что произошло с твоей Ксанечкой? Миша… Родное привычное имя бьет под дых, отдаваясь давно забытой болью. Сколько он смотрел на нее, такую, и что?.. Не узнал? Не захотел узнать? А как же тогда, под Москвой, когда в бреду шептал ее имя? И потом, когда говорил, что она напоминает ему кого-то... Арина… Неужели, тоже не узнала? Асса торопливо, слепо, проводит руками по лицу. Она изменилась. Белые волосы – это ерунда. Черты лица заострились, губы истончились, щеки ввалились. Да, наверно, на себя прежнюю она и правда давно не похожа. Значит, она уже не она? Или все-таки она? Господи-боже… Леденёва вплетает тонкие пальцы в волосы и с силой тянет. Прядь цепляется за кольцо. Чертово кольцо. Чертов Локи. Зачем это все? Память – это так больно. Прошлое – это ужасно больно. Что с ним теперь делать?