***
Ефим Петрович чуть стакан не выронил, обнаружив на собственной кухне лишний элемент. Элементом оказалась девушка в кожаной куртке с распущенными совершенно белыми волосами. По этим-то волосам он ее и узнает. −Здравия желаю, товарищ полковник государственной безопасности. Девушка кивает и слегка щурит темные глаза. −И вам доброго вечера, товарищ Цымлянский. Есть разговор неофициального характера. Следователь осторожно ставит стакан в раковину и пристально смотрит на Леденёву. Окно за ее спиной чуть приоткрыто. Сквозняк колышет занавеску. Вот только этаж восьмой. По стене она залезла, что ли? −У меня к вам всего один вопрос. – говорит тем временем девушка. – Или два. И голос у нее отвратительный. Цымлянский немало пожил на этом свете, чтобы научиться разбираться в начальственных интонациях. Конкретно эта может означать все, что угодно. И от нее даже бывалому следователю делается не по себе. Особенно в свете гуляющих слухов про Леденёву. −Вы помните дело профессора Каргопольцева? От 37-го года. Ефим Петрович напрягает память. Было такое дело. И профессор был. Ледяная лапа на внутренностях становится ощутимее. −Так точно, товарищ полковник. Участник троцкистского заговора. Леденёва склоняет голову к правому плечу. Все-таки плохие у нее глаза. Никакие. С такими глазами можно думать хоть об ужине, хоть о том, как половчее свернуть собеседнику шею. −Собственно, об этом мой второй вопрос. За что его расстреляли? Только на самом деле. Не было ведь никакого заговора. Я читала протоколы допроса. И знаете что? Это не его показания. Почерк его, а показания нет. Под диктовку писал, да? Что ему пообещали? Смягчение приговора? Или?.. −Или. – глухо отвечает мужчина, отводя взгляд. – Свободу его дочери. −Обманули. – сокрушенно качает головой Леденёва. – Обманули ведь? −Не могу знать. – все-таки выдавливает он. – Дело Ксении Каргопольцевой вел не я. −А кто? −Не могу знать. Пальцы Ассы сжимаются на краю стола. И тут же, одумавшись, она убирает руку под скатерть. Следователь не врет. Он правда не знает. Свое дело он сделал. Оформил все, как подобает. Комар носа не подточит. −И все-таки? За что расстреляли Александра Каргопольцева? Цымлянский шарит глазами по кухне, изо всех сил стараясь не смотреть на Леденёву. −Государственная тайна. Виноват, товарищ полковник. Та устало выдыхает, прикрывая свои невозможные глаза. −Да хватит вам ломаться. Скажите, и я уйду отсюда без ущерба для вас и вашей семьи. Ефим Петрович вскидывается. У полковника действительно усталое лицо, с глубокой продольной морщиной на лбу. −Это не сойдет вам с рук. −Сойдет, куда денется. Мне нужна информация. Говорить по-хорошему вы не желаете. По-плохому скажете. Но тогда последствия для вашей жены и дочерей будут не просто неблагоприятными, а самими что ни на есть кошмарными. Вы наверняка слышали, что обо мне говорят. Слышали ведь? −Так точно. – сипит Цымлянский. Господи, а пистолет-то в спальне, в тумбочке. Да и что такое пистолет против нее. −Так вот. – глаза Леденёвой кажутся двумя темными провалами. – Умножьте слухи натрое. Тогда получится правда. −По личному приказу товарища Берия. – выдыхает Цымлянский. – Я толком не знаю, но это было связано с арестом Глеба Бокия. −Бокия? – приподнимает бровь Леденёва. −Так точно. Насколько я понял, он собирал вокруг себя единомышленников для какого-то оккультного эксперимента. −Мракобесы в рядах НКВД. – насмешливо тянет девушка. – Не слишком похоже на правду. −При всем уважении, Асса Иосифовна. – вдруг решается Ефим Петрович. – Я работаю в наркомате почти двадцать лет. И про спецотдел Бокия слухи ходили один другого страшнее. −Например? −Какие-то ритуалы, артефакты. Создание сверхчеловека. Леденёва еле заметно вздрагивает, сжимая руку под столом в кулак. Сверхчеловека. Вот как. А не тянутся ли ниточки от этого таинственного спецотдела к дорогим эскулапам? −Так, и чем же эти милейшие люди не угодили наркому? Цымлянский таращит на нее глаза, явно не уловив иронии. −Так ведь ересь это все, товарищ полковник. Мракобесие, как вы и сказали. Не место такой гадости в рядах коммунистов. −Ну да. – кивает Асса. – Правда ваша. Что ж, спасибо за приятный разговор, Ефим Петрович. Надеюсь, о нашем маленьком тет-а-тет никто не узнает. Иначе… −Слушаюсь, товарищ полковник государственной безопасности. – вытягивается в струнку Цымлянский. От греха подальше. Леденёва еще раз кивает и одним прыжком оказывается где-то в ночной тьме. С улицы не слышно ни удара, ни крика. Ефим Петрович падает на стул и дрожащими руками тянется за припрятанной под столом бутылочкой наливки. Бестия. Как есть бестия.***
На стол перед ней с громким стуком приземляется тарелка. Асса нехотя отрывается от бумаг и недовольно смотрит на Владимирову. Та стоит, уперев руки в бока. −Ешь. Ты второй день сидишь над этой макулатурой. −Мужем своим командуй. – огрызается Леденёва, но все равно принюхивается. Пюре с зеленью пахнет слишком вкусно. Мяса, жалко маловато. Кое-что пришлось раздать по соседям во избежание голода. А цены на рынке взвинтили до небес. Арина вся как-то сникает. −От Миши никаких известий. Последний раз написал почти два месяца назад. Их полк отправляли в Белоруссию. −Он что, не демобилизуется? – спрашивает Асса, деля свое внимание между очередной папкой и обедом. −Нет. – вздыхает Арина. – Он же кадровый военный. Хочет продолжить службу. Может, дадут хоть комнату. Не вечно же нам у тебя квартировать. −Да по мне хоть всю жизнь живите. – отзывается Асса. – Все под присмотром. Да и Фаине Андревне есть о ком заботиться. Настойчиво дребезжит телефон. Асса вздыхает, встает и берет трубку. −Слушаю, товарищ Сталин.***
В кабинете Верховного сумрачно. Шторы задернуты, а окна закрыты, хотя август выдался не слишком жарким. Терпко пахнет табаком. Иосиф Виссарионович откладывает трубку и коротко взмахивает ладонью в ответ на приветствие. −Заходи, Ася. Я хочу тебе кое-что показать. Присядь. Асса опускается на стул, всей шкурой ощущая, что ничего хорошего она не увидит. Товарищ Сталин медленно выкладывает перед ней две фотографии. На обеих хорошо просматривается изгиб неизвестной реки, делящейся на три рукава. Только на первой река окружена домами. Домов много, они выстраиваются в улицы. В верхнем правом углу четко просматривается какое-то промышленное здание, возможно, крупный завод. На второй фотографии есть река. И тонкие белые полосы на месте улиц. Домов нет ни единого. −Какова разница во времени? – спрашивает Асса, не совсем понимая. −Пять дней. −Что? – она давится воздухом. – Что здесь случилось? Верховный тяжко вздыхает и кладет перед Ассой третью фотографию. На ней непонятный вытянутый клуб… Чего? Дыма? Пепла? Очень похоже на извергающийся вулкан. −Этот взрыв уничтожил целый город? – догадывается девушка. −6 августа американцы сбросили на японский город Хиросима особую бомбу. – медленно выговаривает Иосиф Виссарионович. – Она не просто уничтожила его. Она стерла с лица земли все. А 9 августа такую же бомбу сбросили на город Нагасаки. С тем же результатом. −Господи. – тихим шепотом вырывается у Ассы. Она видела руины на месте некогда прекрасных городов. Но такого… Никогда. −Бомба, которую ты и твой отряд обнаружили на базе «Вервольф» аналогична той. – продолжает Верховный. – Мы не успели до конца воплотить это оружие. А американцы сумели. Они нашли что-то на базах Гидры. Возможно, чертежи. Или готовых сотрудничать конструкторов. −Сколько нашим КБ нужно времени для завершения работы? −Еще около полугода. Но бомбу нужно будет испытать. Испытать… Асса вновь переводит взгляд на фотографии. −Она ведь выжжет все на своем пути. −Это равновесие. – негромко, будто сам себе, говорит Верховный. – Равновесные чаши не двинутся. Они могут сжечь нас. Мы можем сжечь их. Значит, никто никого не сожжет. Ведь так, Асенька? Иосиф Виссарионович поднимает на нее кроткие желтые глаза. Асса смотрит в них и судорожно сглатывает. −Да. Да.***
−Асенька. – окликают негромко, вкрадчиво. Асса оборачивается и почтительно наклоняет голову. −Здравствуйте, Михаил Иванович. Всесоюзный староста щурит глаза за стеклами очков и опирается о вечную тросточку. −Здравствуйте, Асенька. Уж не серчайте на меня, старика. Не в свое дело лезу, но хочу совет вам дать. Леденёва удивленно приподнимает брови. Товарищ Калинин подходит ближе и смотрит пристально, внимательно. От него еле уловимо пахнет чем-то знакомым. Но чем? −Вас ведь интересует деятельность спецотдела НКВД? −Пожалуй так, Михаил Иванович. – осторожно подтверждает Асса. Что ж, кажется, ее постоянные налеты на архив не остались незамеченными. Только почему ей об этом говорит председатель Президиума Верховного Совета, а не наркомвнудел? Калинин тонко улыбается, становясь необъяснимо похожим на черта с иллюстраций из Гоголя. Только рожек, копыт и хвоста не хватает. −И вам, безусловно, доводилось слышать о Глебе Бокие? −Он был вычищен из рядов НКВД задолго до моего… Поступления на службу. −Да, в 37-м. – мягко кивает Калинин. – Так вот, Асенька, Бокий пристально изучал многие вещи, прогрессивному советскому человеку чуждые и в чем-то даже вредные. Но это не значит, что подобных вещей не было вовсе. Существует большой, довольно упорядоченный архив. Если Бокий хотя бы слышал об интересующих вас вещах, будьте покойны, он внес это в свои записи. Полюбопытствуйте на досуге. Он хранится здесь, в Кремле, товарищ Поскребышев проводит. −Спасибо за совет, Михаил Иванович. – медленно кивает Асса. −Только помните, Асенька. То ли мигнувшая лампа отражается в очках, то ли глаза Калинина вдруг коротко вспыхивают странным красноватым отблеском… −Оккультные науки – слишком зыбкая материя. Вы можете найти в них знания, но никак не истину. Тем более вы, советское дитя. Будьте осторожны, Ася. −Не беспокойтесь, Михаил Иванович. – отвечает Асса. – Буду. Калинин степенно кивает и медленно уходит. Леденёва несколько минут смотрит ему вслед, силясь понять, что в облике Михаила Ивановича показалось ей таким странным. Только сбежав по лестнице и сев в автомобиль, она понимает. Когда всесоюзный староста окликнул ее, в руках у него была тросточка. Но когда уходил – тросточка бесследно исчезла. И он не хромал. А еще от Калинина еле заметно пахло ладаном.***
Архив действительно существует. И приводит туда Поскребышев. Как всегда спокойно, не задавая не единого вопроса. Асса давно ничему не удивляется. Поскребышев знает все и обо всех. Она безвылазно сидит там почти неделю, и волосы встают дыбом от того, что записано на бумаге. Цымлянский был прав. Ритуалы, артефакты, непонятные якобы этнографические экспедиции. Асса уже видела подобное. Когда вместе с группой следователей мельком просматривала обнаруженные в Рейхсканцелярии документы. Там было кое-что и из Аненербе. А кое-что из Гидры. Хотя, в случае с Третьим Рейхом все едино. Но здесь? В Советском Союзе и вдруг такая несусветная чушь? В архиве Бокия хранились некоторые книги отца, посвященные культуре викингов. Расшифровки обеих Эдд, развернутые комментарии ко многим сагам. Асса прикусывает губу, вчитываясь в рукописные пометки на полях. Они сделаны папой. Это его мелкий почти нечитаемый почерк. «То, что не должно быть найдено» Рядом нарисованный от руки куб, от которого разбегаются шесть лучей. Пять лучей упираются в закрашенные круги, а последний, шестой, убегает в пустоту. Асса уходит из архива с гудящей головой и дает зарок никогда больше туда не возвращаться. Про Локи и кольцо там ни слова.***
Он приходит во сне. Вкрадчиво усмехается и кладет голову ей на плечо. Асса дергается, но не может отшатнуться. −Бедная-бедная девочка. – говорит Локи, потираясь щекой о ее щеку. Прикосновение напоминает шелк. −А хочешь знать, почему ты жива? −Нет. −Зря-зря. Боишься. Мне ты показалась храброй девочкой. Даже когда сражалась за жизнь в ледяной степи и шептала Прорицание вёльвы. Асса вскидывается и пытается повернуться. Не выходит. Зеленый туман не дает. −Ты должна была умереть там. – шепчет Локи на ухо, и она впервые ощущает его теплое дыхание у себя на коже. – Но мне стало жаль. Такая сильная девочка, и так глупо умереть. Я дал тебе шанс. Я запустил твое сердце. Если бы ты умерла, кто бы так хорошо воевал? Хочешь, я покажу тебе кое-что? Узкая прохладная ладонь ползет по руке, плечу, шее, вызывая табун мурашек. Накрывает глаза, и под веками вспыхивает видение. Прозекторский стол с привязанным к нему человеком. Сильное мускулистое мужское тело. Искаженное мукой знакомое лицо. Рот открыт в немом крике. Секунда. И распахиваются глаза. Темно-карие. Такие родные. Асса с криком отшатывается, выпутываясь из объятий Локи и щупалец тумана. −Миша… −Ты еще можешь успеть. – без улыбки говорит Локи. – Ты знаешь, где его искать. Она просыпается, давясь ненавистным словом: −А.Л.Ж.И.Р.***
Он видит смерть. В который раз. У смерти нет черепа и косы, нет даже темного балахона. Только глаза. Огромные сияющие. Темно-карие, почти как у него самого. И такие безумно знакомые. Чужие руки хватают за плечи, тянут вверх. −Давай, Миша, не прикидывайся. Ну же, Миш, вставай. Леденёва. Она же никогда не называла его Мишей. Всего один раз, на фронте, когда он сам попросил об этом. Владимиров встает, опираясь о плечо Ассы. Кругом сплошной разгром. Рядом со столом лежит человек в белом халате. У человека свернута шея. −Иди-иди. – торопит Асса. – Не смотри туда. Просто иди. −Откуда ты взялась? – он послушно не смотрит по сторонам, только на нее. −Оттуда. – непонятно, но серьезно отзывается Леденёва. – Они получили по заслугам. −Значит, я не первый кролик? Нога предательски подкашивается. Михаил тяжело заваливается на левый бок. Асса опускает его на пол у стены и присаживается на корточки напротив. Ее лицо оказывается совсем близко. −Они сделали меня. Перекроили, собрали из того, что было. Стерли меня прошлую, дали новое имя. −И ты не знаешь, кто ты? Чужое лицо опять сужается до таких знакомых глаз. Владимиров трясет головой, прогоняя воспоминания. −Помнишь, ты говорил, что я напоминаю тебе кого-то? Михаил с трудом кивает. Он помнит. Слишком хорошо помнит. −Ксаня. – шепчет Леденёва. – Ксаня Каргопольцева. Так меня звали. И мир со щелчком встает на место. А она все говорит: −Ты носил мой портфель. И провожал до дома. А в девятом классе подрался с Витькой Терещенко. −Он назвал тебя барышней. – вырывается у Владимирова. – Ксаня… Она улыбается. Почему он раньше не узнавал эту улыбку? Широкую с ямочками на щеках… Почему поверил Берия и похоронил ее? −Ксанка. Михаил со стоном подается вперед, обхватывая узкие плечи. Так привычно вписывающиеся в его объятья. −Мишка. Мишенька…***
−Куда мы едем? – спрашивает Миша. Асса не отрывается от дороги. −На аэродром, а потом в Москву. Надо успеть к товарищу Сталину до того, как обо всем узнает Берия. Я перебила целую лабораторию и сожгла документы. Такое нарком точно не простит. −А товарищ Сталин? Асса дергает плечом и крепче вцепляется в руль. −Лучше помолимся, чтобы разгром обнаружили как можно позже. Счастье, что лаборатория на отшибе. −Бога нет. – машинально отзывается Михаил. Леденёва бросает косой взгляд. −Нам, кроме него, больше не на что надеяться. Спрятать тебя и Арину с Федей я не смогу. У НКВД слишком длинные руки. Найдут даже в сибирской глуши. Повисает вязкое страшное молчание. −Как ты попал к ним? – резко спрашивает Асса. −Они сами пришли за мной. – отвечает Михаил, глядя в окно. – Прямо в полк. Я не знаю, как они поняли. Я не попадал в медсанбаты. Хотя… Один раз сдавал кровь. Было много раненых, огромный дефицит донорской крови… −Понятно. – обрывает Леденёва. – Все понятно. О господи…***
Они все знают. Она понимает, едва распахнув двери в кабинет Верховного. Берия стоит у окна, и его взглядом можно резать стекло. −Леденёва… − хрипло начинает он. Асса широкими шагами подходит к креслу Хозяина и падает на колени. −Прошу вас, товарищ Сталин, не надо. Не надо больше этих опытов. Я была там, видела документы. У них не получается. С 38-го ничего не получается. У нас не будет больше сверхлюдей. И у Америки не будет. У вас есть я. Разве меня одной мало? Вы же сами видели. Я стою всей нашей разведки, всех десантников и диверсантов. Зачем вам кто-то еще? Я сделаю все, что прикажете. Украду у американцев атомную бомбу, да хоть Трумэна застрелю, только, пожалуйста, не надо больше этих жертв. Она говорит и говорит, глядя на начищенные сапоги Отца народов. Берия позади все пытается что-то сказать. Михаила даже не слышно. Прямая гордая спина гнется все ниже, пока лицо не замирает в считанных сантиметрах от мысков сапог. Асса сжимает зубы, ожидая удара. На затылок ложится теплая тяжелая рука. −Встань, Ася. Не растаптывай свое достоинство. Тяжело дыша, она выпрямляется и под прямым взглядом Верховного становится на ноги. −Ты убила их. Почему? −Потому что они убили меня. – чеканит она. – Я все вспомнила. Глаза Верховного темнеют. −И что же ты будешь делать, Ася? −То же, что и раньше. Служить Родине и вам, товарищ Сталин. Под пышными усами привычно змеится улыбка. −И все-таки Родина у тебя на первом месте, товарищ Ася. Что ж, так тому и быть. Товарищ Берия! Нарком делает шаг к столу. Лицо у него даже не бледное, а какое-то желтоватое. −Распорядитесь свернуть проект «АССА». Он нам больше не понадобится. Да и расходы уменьшить не помешает. Нам еще страну из руин подымать. −Слушаюсь, товарищ Сталин. – цедит Берия. −Ася, подождите с товарищем в приемной. Мы пока с товарищем Берия побеседуем. −Слушаюсь, товарищ Сталин. Асса разворачивается и отступает за дверь, прихватив Владимирова за локоть. −Что теперь будет? – шепчет он ей на ухо под внимательным взглядом Поскребышева. −Одно из двух. – криво улыбается Асса. – Либо все сделают вид, что ничего не было. Либо меня поколотят, а про вас забудут. За окном гремит гром и пулеметом частит мощный летний ливень.***
Михаил Иванович Калинин проводит пальцами по стеклу саркофага и грустно улыбается. Владимир Ильич лежит в своем последнем пристанище и не видит этих глупых игр в могущество. И хорошо, что не видит. Так всем спокойнее. Орден Красного Знамени на кителе вождя и учителя коротко вспыхивает красным светом.