***
Асса сама не очень понимает, какие бесы приносят ее на Арлингтонское кладбище. Встает солнце, и воздух еще наполнен чистой предутренней свежестью. Леденёва одним прыжком перемахивает декоративную изгородь и бредет вперед, к высокой серой плите. Шастать по Америке с 62-го года стало сложнее. Предотвратить Карибский кризис не смог никто. Асса только и могла, что затаиться тогда поблизости Капитолия и ждать приказа. Которого, слава всем богам, включая Локи, не последовало. Зато теперь здесь на каждом углу видели красную угрозу. Леденёва останавливается перед исполинским барельефом. Центр композиции – Капитан Америка с полосатым щитом. По обе стороны от него замерли в порыве атаки его бойцы. Ревущие коммандос. Леденёва смотрит на парня справа от Капитана. Тот самый, которого усыпило кольцо. Тот, который в ее сне падал в заснеженную пропасть. Под ногами парня выбито имя Джеймс Бьюкенен Барнс. Асса смотрит на запечатленные в бетоне лица. Улыбается уголком губ. В 67-м в Волгограде торжественно открыли грандиозный ансамбль Мамаев курган. Асса стояла тогда за плечом Брежнева и хитро улыбалась растерявшемуся маршалу Чуйкову. Он помнил ее по Сталинградской битве. Не ожидал только увидеть совсем не постаревшей. Уже потом скульптор Вучетич осторожно поймал ее за локоть и отбуксировал на площадь Героев. Молча указал на барельеф. Оттуда на Ассу смотрела ее собственная физиономия в сдвинутой набок ушанке. Леденёва благодарно пожала руку Евгению Викторовичу и перевела глаза на вскинувшую меч Родину-мать. На кончике меча светился во тьме огонек-оповещение для самолетов. Асса отворачивается и идет обратно к воротам. У их стран свои герои. Только у Советского Союза чуть более живые.***
−Летишь в Кабул. – коротко бросает Брежнев вошедшей в кабинет Ассе. Леденёва вопросительно поднимает бровь. −И за какой нелегкой? Уважения к этому генсеку она за семнадцать лет так и не наскребла. −На. На стол перед ней ложится стопка фотографий. Леденёва бегло просматривает их и с силой прикусывает щеку изнутри. Войска ввели чуть больше двух лет назад, а с душманами познакомиться уже успели. И с их методами тоже. То, что она видит на этих карточках, не удивляет. Заставляет скрипеть зубами от ярости, но не удивляет. −Захватили гарнизон? −И желают вести переговоры только с Белой Смертью. В противном случае казнят каждый день по семь человек. Асса вновь смотрит на фотографии. −И сколько вы ждали? −Неделю. Кулак опускается на стол с такой силой, что крепкое дерево стонет и трескается. Леденёва с бешенством швыряет на пол карточки. Они разлетаются ворохом черно-белой крови, отрубленных голов и снятой кожи. −Координаты. – глухо требует Леденёва. −Не вздумай попасть в плен. – бесцветно говорит Брежнев, передавая тонкую серую папку. Асса разворачивается налево кругом и яростно толкает двери. Левая створка повисает на одной петле. У стола секретаря Леденёва задерживается. −Звони в расположение отряда «Молния». Боевая тревога. Сбор на Центральном аэродроме через час. Я скоро буду.***
Гарнизон расположен крайне неудачно, прямо посреди оранжевой каменистой пустыни. Незаметно не подкрадешься даже ночью – по окрестности шарят прожекторы. Асса чуть щурит глаза от яркого афганского солнца, заматывает лицо легким черным шарфом и накидывает край на голову. Одергивает светлую камуфляжную куртку и проверяет ножи в секретных кобурах. На пальце по-прежнему успокаивающе блестит кольцо. Отряд «Молния», сформированный по образу и подобию «Южного грома», стоит рядом. Всегда рядом. Заместитель Терек негромко кашляет: −Если что, вояки к нам не поспеют. Он кивает на рассыпавшуюся по окрестностям ударную бригаду. Леденёва передергивает плечами: −Не успеют. Мы и сами с усами. Идти приходится до самых ворот гарнизона, вскинув белый флаг. На воротах висит труп в разодранной форме советского бойца. Палка в руках Ассы хрустит. Леденёва вскидывает голову и хрипло кричит на пушту: −Открывайте! Белая Смерть пришла. В приоткрытую калитку просовывается замотанная в чалму рожа. −Докажи. Асса медленно передает флаг в руки Скифу, который единственный может сойти за местного, и сбрасывает с волос шарф. Дух пристально вглядывается в белые волосы и удовлетворенно кивает. −Заходи, Белая Смерть. Поговорим. Леденёва коротко кивает отряду, без слов приказывая остаться снаружи. У Терека на скулах выступают желваки, но он не спорит. Почти как Гром когда-то. За калиткой поджидает еще десяток духов, принимает в кольцо и конвоирует на просторный плац. Леденёва быстро шарит глазами по сторонам. Постройки изрешечены выстрелами, кое-где видны следы взрывов и небольших пожаров. Гарнизон сопротивлялся до последнего. Личный состав согнали в дальний угол плаца, связав между собой, как скот, и поставив на колени. Посреди площадки стоит окровавленная колода. Где только добыли? Асса краем глаза замечает насаженную на палку светловолосую голову и крепче сжимает зубы. Где-то на периферии зрения маячит хорошо знакомая красная пелена. Ей навстречу выходит коренастый чернобородый дух с унизанными золотыми перстнями пальцами. Всматривается в глаза и усмехается белыми зубами. Асса мысленно делает заметку. Откуда такое богатство и услуги дантиста в почти разоренной стране? −Госпожа Белая Смерть? – на пушту произносит он. Асса встряхивает белыми волосами. −Да. −Мы долго ждали вас. Не смотреть. Не смотреть. −Назовите ваши условия. Дух загадочно улыбается и жестом манит ближе. Леденёва шагает почти на середину плаца, к окровавленной колоде. Шея сзади вдруг вспыхивает огнем – так жжется чужой взгляд. Чужой пристальный взгляд. Словно… В прицел снайперки. Дух начинает говорить, но Асса почти не вслушивается в его слова. Коротко оглядывается. Позади топчутся его головорезы, а чужой взгляд медленно ползет выше, к затылку, становясь совсем нестерпимым. Она падает на колени, не успев толком понять, что вытворяет ее тело. По рядам пленных проносится придушенный вздох. А голова чернобородого духа взрывается, как гнилой арбуз. На глаза привычно опускается красная пелена. Асса приходит в себя от крика. Встряхивает головой, с отвращением чувствуя, как бьют по лицу слипшиеся волосы. Понятно. Кровь везде. На ней, на земле, на стенах. И трупы. Кричал Скиф. Приближаться к впавшей в ярость Грозе он дальновидно не стал. Леденёва глубоко вдыхает, выдыхает. Бригада и «Молния» умудрились проскочить открытое место, пока духи были заняты сошедшей с ума Ассой, и теперь деловито добивают уцелевших. Леденёва перехватывает у Терека мелкого душмана, вглядывается в перепуганное молодое лицо и говорит: −Видел, что здесь произошло? Тот еле заметно кивает. На штанах у него мокрое пятно. Леденёва встряхивает мальчишку за шиворот: −Придешь к своим и скажешь. Так будет со всеми, кто поднимет руку на шурави. Слово Белой Смерти. Пошел вон. И пинком придает мальчишке ускорение. Трет виски, морщится и переводит взгляд на застреленного командира духов. То, что осталось от его головы, не успели затоптать. Терек, Скиф, Сайгак и Факел ошарашенно смотрят, как Асса деловито копается в мешанине крови, мозгов, костей и прочей мерзости. Довольно усмехается, отыскав что-то. На грязной ладони Ассы лежит сплющенная пуля. Леденёва крутится, прикидывая направление выстрела. По траектории можно предположить, что стреляли… Асса озадаченно смотрит на высокий тонкий минарет мечети. До которого полкилометра, не меньше. Или даже немного больше. Чудеса. −Кожин, − окликает Асса командира бригады. – ты за старшего. «Молния», за мной. Заброшенную бедненькую мечеть осматривают со всеми предосторожностями. Находят свежие следы шин и отпечатки сапог двух человек. Больше ничего. Ни гильзы, ни лоскутка. Асса усаживается на площадке минарета, откуда и впрямь отлично просматривается плац. −Метров восемьсот. – говорит Скиф. – И встречный ветер. Я не представляю, как можно отсюда попасть в голову. Леденёва машинально трет затылок, который все еще фантомно горит от ощущения прошедшей рядом смерти. −Чудеса. – соглашается Гроза. – Знаете, что… Заскребшаяся где-то на задворках мысль торопится оформиться в уверенность. −Откуда духам знать про Белую Смерть? Я до сего дня в Афгане не была. Белую Смерть знали на европейском ТВД* в… Короче, довольно давно. Леденёва замолкает. Ухоженный командир душманов. Кое у кого новенькие американские винтовки. Следы шин и сапог без характерных особенностей. А вот пуля. Асса подкидывает ее на ладони. Родной и любимый калибр 7,62. Наверняка ведь от СВД. −Они меня ждали. – тихо говорит Леденёва. – Снайпер ждал, когда меня выманят на открытое место. −Что ж это за снайпер такой. – раздраженно лязгает затвором Сайгак и принимается мерить шагами площадку. Леденёва рявкает: −А ну не мельтеши. А то тебя в зад подстрелят. Рядом присаживается Терек и негромко говорит на ухо: −Гроза, а что если это Призрак? −Что еще за Призрак? Терек опасливо глядит по сторонам. Скиф хмурится и присаживается рядом. Сайгак и Факел таращатся так же недоумевающе, как и Асса. −Да ходит такая байка про снайпера-призрака. Он появляется и исчезает внезапно. Появится, выстрелит и опять сгинет. И никогда не промахивается. В любых условиях. Хоть буря, хоть дождь. Хоть встречный ветер и предел боя винтовки. Леденёва пристально смотрит на Терека, а потом выписывает ему подзатыльник. −Не болтай глупости. Призрак, надо же. Как тебя с такими суевериями в партию приняли? Поднимать эту тему больше никто не рискует.***
−Мой фюрер, я правда не понимаю, как это произошло. Цель стояла неподвижно, а когда Солдат выстрелил, вдруг присела. Пуля попала в голову Али. А Белая Смерть сорвалась с места и убила всех, кто попался ей под руку. Кроме шурави, разумеется. −Вы хотя бы лицо ее разглядели, Куратор? −Нет, мой фюрер. На ней была повязка до глаз. Только волосы. Белые, как и говорят. Если позволите… Она очень странно дралась. Мне этот стиль незнаком. Я бы даже сказал, что никакого стиля не было. Так дерутся звери, уверенные в своей силе. Она рвала людей на части. Не могу сказать, что она сильнее Солдата. Тот тоже в состоянии оторвать человеку голову. Но она гораздо быстрее. За ней очень трудно уследить со зрением обычного человека. Быстрее и маневреннее. В рукопашной Солдат против нее не выстоит. Повторить выстрел мне не представляется возможным. Она знает, что стреляли в нее, и будет начеку. −Я понял вас, Куратор. Понял. Лицо Оружия за стеклянным смотровым окошком – хмурое и мрачное. Словно Оружие само недовольно своей работой. Проклятая Белая Смерть. Ну ничего. Бессмертна только великая Гидра.***
Асса расслабленно опирается о стену и щурится на фонарь. В конусе оранжевого света прихотливо вальсируют крупные пушистые снежинки. Они оседают на распущенных белых волосах, на плечах кожаной куртки, на небрежно обернутом вокруг шеи пышном сером шарфе. Снежное покрывало укутывает Ленинград. Как приятно вырваться наконец из бесконечной череды афганских командировок. И так четыре года. −Не спи – замерзнешь. – хрипло выговаривают над ухом. Леденёва лениво поворачивает голову, чувствуя, как тает осевший на ресницах снег. −А я и не сплю. Время еще детское. У говорящего худое узкое лицо. Лоб пересекает небрежно упавшая прядь волос. Куртка вызывающе распахнута. Руки надежно упрятаны в карманы. −Густав. – представляется парень, окидывая девушку изучающим взглядом. −Асса. Будем знакомы.***
В квартире Густава тесно, прохладно и пусто. Ассу мало пугают сквозняки или матрас вместо кровати. Они с Густавом до самого утра разговаривают и смеются. Ленинградский рассвет мало похож на настоящее рождение солнца. Зато вместе с ним в квартиру вваливается незнакомый субъект. Густав закатывает глаза и представляет друг другу Ассу и лохматого чернявого парня: −Мой друг Витя Цой. А это Асса. −Просто Асса? – улыбается Витя и тянет руку для пожатия; в другой у него потрепанный гитарный чехол. −Просто Асса. – кивает та, пожимая узкую горячую ладонь. Витя тут же теряет к ней интерес и вытаскивает на свет гитару. −Густав, послушай и скажи, что думаешь. Тонкие смуглые пальцы ласково скользят по тугим струнам. −Оглянись. Это драка без права на отдых. Лишний день. Днем больше - днем меньше. Ночь - окурок с оплавленным фильтром, Брошенный тем, кто хочет умереть молодым. Верь мне! И я сделаю все, что ты хочешь. Верь мне! Я знаю, нам надо быть вместе. Верь мне! И я буду с тобой в этой драке. Дай мне все, что ты можешь мне дать! Голос у Виктора не поставленный, какой-то даже сорванный. Но от этого хуже он не становится. Асса прикрывает глаза, позволяя себе скользить по волнам этого голоса. Густав еле слышно постукивает пальцами по столешнице, ловя ритм. −Барабаны. – хрипло говорит он. – Срочно. Сейчас. −Я знал, что ты оценишь. – Виктор хлопает Густава по плечу и смотрит на Ассу. – Хочешь с нами? −Конечно. – усмехается Леденёва. Она идет с ними в подвальчик, сплошь заставленный музыкальными инструментами, заваленный мотками проводов, нотных листов, бумаг с обрывками текстов. Идет и как-то сама собой остается.***
В комнате тепло от здоровенной, в тринадцать секций, чугунной батареи. Витя сидит на полу, растянутые рукава черной водолазки обнажают худые вечно смуглые руки. Длинные тонкие пальцы летают по струнам, непослушная копна волос падает на глаза. Марьяна рядом улыбается и отводит от его лица жесткие пряди. Юра и Джоан в обнимку валяются рядом в ворохе цветастых одеял и вышитых подушек. Асса сидит меж разведенных длинных ног Густава, опираясь спиной о его грудь. Гурьянов тепло дышит в шею и временами касается губами белых волос. Руки Ассы бездумно поглаживают колено, обтянутое черными штанами. −Я объявляю свой дом безъядерной зоной! Я объявляю свой двор безъядерной зоной! Я объявляю свой город безъядерной зоной! Я объявляю свой... Как не прочны стены наших квартир, но кто-то один не подставит за всех плечо. Я вижу дом, я беру в руки мел, нет замка, но я владею ключом.***
Подпольный клуб похож на какой-то таинственный вертеп. Ассе никогда не нравились низкие темные забитые людьми помещения. Густав, словно услышав ее мысли, оборачивается и смотрит в темноту закулисья, точно зная, что она притаилась там. Леденёва улыбается. Люди внизу беснуются, кричат. Витя обнимает микрофон и поет. Поет так, как на памяти Ассы не пел никто. Никто не надевал на сцену таких вызывающе-облегающих штанов, не навязывал на руки бесконечные фенечки. Никто не подводил черным глаза. «Кино» совсем не похожи на советских людей. И потому сводят с ума всю страну. Асса замечает, что начинает пританцовывать и подпевать. Густав ловит ее после концерта, разгоряченный мокрый и перевозбужденный. Обхватывает за талию, прижимает к стене, отгораживаясь от всего мира пыльной портьерой. −Увидят... – успевает ахнуть Асса, прежде чем настойчивые горячие губы прижимаются к ее шее. −Плевать. Сильные мозолистые руки ударника – не того, каким был Стаханов – нахально забираются под свитер, сжимают, а после ласково гладят, гуляют по спине. Асса впотьмах находит губы Густава. Поцелуй обдает жаром, солью из прокушенной губы – не понять чьей. −Домой. – сипло произносит Густав, жадно вдыхая пыльный воздух. – Немедленно домой. Домой они успевают на последней электричке перед закрытием метро. Смеясь и держась за руки, бегут через арку в их колодец, напугав по пути какого-то пьянчужку. Асса стрелой летит по ступенькам, с хохотом уворачиваясь от рук Густава. И только в дверях позволяет поймать себя, закинуть на плечо и втащить в квартиру. Это весело. Как же это весело. Почти так же, как и возиться на незаправленной с утра кровати, кусаясь, щекочась и хихикая. И после, когда не остается ничего, кроме друг друга. Кроме жадного горячего тепла. Где-то далеко-далеко звучат сказанные когда-то Диной Брянцевой слова: «У вас просто мужика нормального не было». Асса засыпает, доверчиво уткнувшись носом в осветленные волосы, положив ладонь на теплую грудь. Густав улыбается в полусне и притягивает Леденёву ближе. И пусть весь мир подождет. Сейчас Ассе плевать на все. Ей слишком хорошо здесь.