Мой ласковый и нежный зверь

You will surrender to me There's no escaping from me I know you want here to be You must surrender to me Evanescence - Surrender

Мне ужасно не хотелось покидать это место, но мама беспокоилась за меня, я беспокоился за нее, я скучал по ней так же сильно, как не хотел покидать Чонуна. Но я обещал вернуться через две недели, а прошло почти три. С грустью гоняю плавающие в похлебке клёцки и тяжело вздыхаю: переживаю за него. А вдруг он отвыкнет от меня? А вдруг отравится своей стряпней? Вдруг без меня с ним что-нибудь случится!? Его маленькая ладошка ложится мне на лоб, выдергивая из раздумий. - Ты не заболел, Вукки? – он выглядит задумчивым и обеспокоенным. Я трясу головой, чтобы успокоить его: со мной все в порядке, просто я не хочу снова оставлять его одного. - Хён, я обязательно вернусь. – слезы уже готовы были сорваться, но то, как хён потрепал меня по волосам, его мягкая, непривычная улыбка, спокойные глубокие глаза постепенно вселяли в меня уверенность. Больше я не поддавался унынию до самого обеда. Когда время перевалило за полдень, я решил научить Чонуна съедобно готовить простейшую рисовую похлебку; вышло довольно недурно, поэтому на душе стало немного спокойнее. Оставшееся время пролетело незаметно, но нужно уже было выходить – скоро стемнеет. Чувства немного успокоились, но все же что-то странное поселилось в груди, не желая отпускать меня отсюда. Я уже собирался выходить из домика, как он меня окликнул: - Вукки, - это был первый раз, когда он позвал меня по имени ТАК. Его потрясающий голос мгновенно заставил меня остановиться. – Возьми это с собой. Чонун достает из одной из десятка коробочек-близнецов маленький красный мешочек, подходит ко мне вплотную, но не отдает его. Я тянусь за неожиданным подарком, но хён поднимает руку над головой. Я понял, что он хочет что-то еще сказать прежде, чем отпустить меня. Неподвижно стою, выжидающе глядя в эти завораживающие глаза; кажется, он сейчас далеко отсюда. Мое терпение подходит к концу, а он все молчит и тщательно обдумывает слова. Либо он сейчас издевается, либо забыл, что я нетерпеливый. Подпрыгиваю, пытаясь выхватить крошечный сверток и тем самым привлечь его внимание; он рефлекторно отводит руку назад. Меня это злит и одновременно с этим веселит. Поддаваясь какому-то странному мимолетному порыву, поднимаюсь на носочки и чмокаю его в губы совсем легко, всего лишь на секунду. Но его рука уже спускается, обвиваясь вокруг моей талии, прижимает меня плотнее, и на моих губах снова его губы, только теперь это - уже более глубокий поцелуй. - Пока это у тебя, - красный мешочек, наконец-то, попал в мои руки, – в лесу не будет опасностей. *** Я пребывал в какой-то феерической невесомости, поэтому не помню, как уходил и как дошел до деревенских ворот. Только там меня понемногу начало отпускать это чувство, но стоило коснуться губ, и воспоминания наваливались на мое взбудораженное сознание, заставляя меня краснеть. Постучавшись в дверь, я зашел в собственный дом. Мама сидела у окна, должно быть, она все это время ждала меня. Чувство вины стеснило грудь и заставило встать на колени и извиниться за опоздание. Она сразу же опустилась рядом со мной, прижимая меня к груди и радуясь моему возвращению. - Омма, я встретил человека, с которым хочу провести всю оставшуюся жизнь. – мне было так неудобно говорить это, но я не мог не сказать. Она лишь, грустно улыбнувшись, потрепала меня по волосам. – Но я обязательно буду навещать тебя! Регулярно. Она лишь крепче прижала меня к себе и, кажется, плакала. *** На следующее утро меня будят не привычные сильные руки, а хрупкие и нежные. Точно, я вчера вернулся домой, поэтому еда уже наверняка готова и дожидается на столе, а мама только и ждет, когда мы вместе примемся за трапезу. После завтрака моя трудовая жизнь началась сначала: прежде, чем снова уйти в лес, я должен сделать всю мужскую работу и как можно больше помочь моему единственному родному человеку. Пришлось наколоть дров, покормить поросят и прибрать за ними, я даже успел сбегать на базар, где купил разных продуктов и бытовых мелочей, и именно там я услышал последнюю новость: в деревню пришли охотники за чудовищем – зверобои. - Да, ладно? – я застрял у прилавка с рыбой, полностью погрузившись в расспросы про этих, пришедших, кстати, вчера людей. – А как они его ловить-то собираются? – помнится, хён назвал его духом, значит, он должен быть неуловим. Верно? - Говорят, они сначала поставят в лесу капканы, чтобы проверить, правда ли здесь есть зверь. - с жаром отвечал старик, размахивая в такт словам небольшим топориком. – Да что проверять! Сколько народу уже сгинуло! - Аджушши, а если они жулики? - Даже если они и жулики, то деревня от этого ничего не теряет. – встретив мой непонимающий взгляд, он поспешил объяснить. – В качестве оплаты они собираются забрать его тушу. - Зачем? – я недоумевал еще больше. - В лисьих хвостах заключена сильная защитная магия, а из их глаз делают универсальное лекарство. – голос, раздавшийся сзади, заставил меня резко обернуться, отчего я чуть было не выронил купленные продукты. Прямо за моей спиной стояли двое молодых людей явно старше меня. Один был, пожалуй - какое там «пожалуй»! Совершенно точно! – выше и сильнее Чонуна, его мощная и коренастая фигура заставляла поджилки трястись. Бритая голова придала мужчине еще большую суровость. Его спутник выглядел совсем иначе; второго можно было бы спутать с девушкой, но агрессивный взгляд и шрам, тянувшийся от левого глаза до подбородка, уродовавший почти безупречное лицо, не давали этого сделать. Отчего-то тот, что был выше, показался мне уже менее пугающим… Я продолжал неприлично разглядывать их, хотя следовало бы представиться или поздороваться как минимум. Но они молчали, молчал и я; а глаза продолжали искать новые детали – уж слишком эта пара отличалась от местного населения. Мое внимание привлекло вовсе не располосованное лицо чужака, а черный меховой ворот, окольцовывающий изящную шею. Это ему не понравилось еще больше. - Надеюсь, мы в полной мере удовлетворили Ваше любопытство? – этот тон говорил, что мне следовало как можно скорее убираться. Я так и сделал. *** Новость об этих двоих быстро распространилась по нашему небольшому селению; все были предупреждены: до полнолуния в лес ни ногой, а это означало, что мне придется повременить с возвращением. Такие меры предосторожностей были приняты не просто так: охотники расставили капканы на зверя, которые запросто бы переломали человека или крупное животное пополам, а вот для Лиса были бы как раз. После первого же дня царствования полной луны, один из капканов закрылся – Лис был ранен. Это не на шутку обеспокоило меня: в конце концов, Чонун говорил, что Дух никого не тронет, пока не трогают его. Он ведь иногда выходил по ночам; а что если Лис напал на него? Тревога, почти первобытный страх, не оставляли меня в покое почти целый день. Я метался, словно загнанный зверь, по комнате, не находя себе места. Я чувствовал чем-то внутри, что хён зовет меня обратно. Долго сомневаться я не стал; взял этот маленький мешочек и отправился, не смотря на все запреты, налегке в лес. Тот путь, что занял бы несколько часов, я проделал за час, будто бы лес сам вел меня. Однако это ничуть не радовало; из-за мертвой тишины в совершенно пустой чаще ощущение, что произошло что-то страшное, только усилилось. Сердце билось так быстро, что, казалось, могло вырваться из тела через пищевод. Подходя к поляне, я почти бежал, но остановился как вкопанный, едва увидев тянущийся от домика кровавый след…