Мой ласковый и нежный зверь

Ту ночь мне пришлось снова перенести на ногах: нужно было позаботиться о ране Йесона. На этот раз он не вырывался и не злился, но все же вел себя немного настороженно – все процедуры пришлось делать предельно аккуратно. Однако результат был действительно потрясающий: рваные лоскуты мышц уже не так сильно кровоточили и гораздо надежней располагались по отношению друг к другу. Кроме того, передвигать травмированную ногу хёну было уже не так больно. Скорее всего, тут не обошлось без помощи магии, но даже так я был счастлив, что он идет на поправку столь стремительными темпами.Поэтому все мое внимание переключилось на другого рода проблему, которая не давала мне покоя в последние дни. С каждым часом этой постоянной рутины я все больше стал замечать за собой перемену в поведении. Что-то необратимо менялось в моем сознании и душе,заставляя меня краснеть без причины, а сердце сумасшедше биться от одного только взгляда, случайно брошенного на хёна. Мне все труднее становилось находиться рядом с ним. Когда Чонун смотрел на меня своими, поистине дьявольскими, глазами, внутри сжималась несуществующая пружина, кровь текла с такой скоростью, что, казалось, вот-вот закипит. Поначалу я думал, что это был вполне естественный страх – как-никак я чуть трижды не погиб при встрече с Лисом, - однако вскоре я в этом разубедился. В один из бесконечно одинаковых дней я делал хёну очередную перевязку и, совершив слишком размашистый жест, переместил руку в зону опасной близости от его мужского достоинства.У меня подкосились ноги от осознания того, что я возбудился от случайного, но не менее интимного, прикосновения; хорошо, что в тот момент я сидел. Я поспешил отвести руку, стараясь сделать этот маневр как можно незаметнее. Не получилось. Мою попытку трусливо сбежать прервал тяжелый взгляд с немым вопросом; меня буквально пригвоздило к стулу, но с помощью каких-то высших сил встать мне все же удалось. С невероятной скоростью подлетаю к шкафу, стараясь успокоиться и усмирить дрожащие руки, ищу что-нибудь потеплее–сегодня было прохладно, и Чонун вполне мог замерзнуть. Отыскав крупной вязки свитер, делаю глубокий вдох и, словно все в порядке, возвращаюсь на место. Он все так же внимательно, но уже более мягко, смотрит на меня; принимает из моих рук сложенную одежду и пытается просунуть голову в высокий воротник. Не той же стороной надел! Не могу смотреть на его тщетные попытки выбраться из шерстяного плена, поэтому пересаживаюсь на край кровати и стягиваю с него кофту, в которой он умудрился запутаться. А вместе с ней и рубашку. Совершенно случайно, честно. Мои руки замирают на его груди, словно приклеенные, и я не могу оторвать их. Должно быть, тот необыкновенный ритм, который выстукивало его сердце, мешал мне это сделать. Совершенно теряя контроль над собой, быстро прижимаюсь губами к его губам и, не успев углубить поцелуй, спускаюсь по подбородку, по линии шеи ниже. Когда мой разум на секунду проясняется, я уже покрываю легкими укусами крепкий пресс. Ну, и кто из нас животное!? Не успеваю испугаться собственных действий, как попадаю в крепкие объятья хёна. Горячие пальцы, пробравшиеся под мою одежду, осторожно путешествовали по спине; от этого приятного действия тягучие волны удовольствия расходились по всему телу. С необыкновенным трепетом руки проходятся вдоль позвоночника, занимая свое место на талии. Неохотно выныриваю из кольца его рук, чтобы усесться на него сверху и стянуть всю свою одежду. Угнездившись на коленях Чонуна, обхватываю руками его шею, тянусь к нему, но на этот раз он сам меня целует. С первых секунд задыхаюсь от страсти и нежности в этом поцелуе, его стремительный язык, сразу же проникший в мой рот, выбивал из головы все мысли, оставляя там полный вакуум. Теперь, даже если хён попытается меня оттолкнуть, ему это вряд ли удастся. Это безумно, дико, странно, сладко; от этого невозможно оторваться. Я не могу больше подчиняться себе, своему сознанию; оно просто замолкает, передавая свою власть потребностям тела. А оно жаждало прикосновений: сильных, горячих, мимолетных, иногда жестких; оно желало подчиниться. И хён словно слышит мой внутренний голос: действует быстрее, резче, заставляет прогибаться в спине, сильнее прижимаясь к горячему телу, не разрывает поцелуя, но все глубже втягивает меня в него. И голова уже кружится, и руки сами собой избавляют нас от последней одежды. Ближе; как можно ближе находиться друг к другу. В паху болезненно ноет, и мне остается только тереться пахом о его тело, чтобы хоть как-то избавиться от чрезмерного возбуждения. А ведь у Чонуна стоит не меньше. Легким движением спускаю одну руку вниз, обхватываю оба члена и начинаю двигать ей вдоль стволов, постепенно наращивая темп. Мы начали стонать одновременно. Его глубокий хриплый полустон через поцелуй ныряет глубоко в меня, отдаваясь вибрирующим эхом где-то в сердце. Ни с чем не сравнимое чувство… С каждым рывком, с каждым движением руки становится невозможным выносить эту изощренную пытку; а хён, словно издеваясь, решил усилить ее – он тоже принялся ласкать нас двоих. Из-за этого совершенно не могу дышать; слегка отстраняюсь, чтобы глотнуть немного кислорода, но его губы вновь накрывают мои. Я умоляюще застонал в надежде, что Чонун сжалится надо мной; но, продолжая сжимать на возбужденной плоти мою руку своей, он проталкивает пальцы свободной руки в мой анус. Толчки настолько быстрые и аккуратные, что я даже не могу понять, каково это: приятно или нет. Чувствую только, как стоны один за другим застревают в горле, а еще невероятный жар. Когда уже три пальца растягивают меня, я готов потерять сознание от мучительного удовольствия, но этот прожигающий, соблазнительный взгляд не давал мне провалиться в забытие. Я не мог оторваться от золотой безумной искры в омутах его глаз; хотелось увидеть, как эта страсть выплеснется наружу. Долго ждать я не собирался: вырвавшись на секунду из плена горячих ласк, осторожно насаживаюсь на пульсирующий член, придерживая его за основание. Готов поклясться, что слышал в тот момент лисий рык. Внезапная боль резанула снизу, заставляя всем телом сжиматься. До моих ушей доносится болезненное шипение. Черт! Я слишком сильно сжал ногами его бедра, задев при этом рану. - Прости меня… Прости. Прости.–покрываю его лицо легкими поцелуями, совершенно забывая про собственные неприятные ощущения. Тяжело дыша, Чонун замирает, а затем в отместку кусает меня за плечо. На том месте проступает розовый след от зубов. После этого уже более мягко оставляет отметины на груди и шее, начиная осторожно двигать бедрами. Боль снова вернулась, но уже не такая острая, скорее ноющая. Борясь с этим чувством, подаюсь ему навстречу, сильно отклоняясь корпусом назад и перенося вес тела на руки, упирающиеся в его колени. В этой позе его член задевает какую-то точку внутри, отчего все тело сотрясает волна крупной неконтролируемой дрожи. Я слишком неприлично застонал: слишком громко и слишком высоко. Черт возьми, и почему у меня совсем не мужественный голос!? Но Чонуну нравится; Чонуну безумно нравятся эти звуки, и он толкается глубже и сильнее, чтобы снова услышать их. От того, как ускорился первоначальный темп, я просто плавился и сходил с ума. Бездумно целуя хёна во все места, до которых сейчас мог дотянуться, оставляя на спине протяженные царапины от длинных ногтей, я словно крутился в скоростной центрифуге без возможности остановиться. И внезапно выпал из нее; выбрался из толщи ледяной воды и нырнул в кипяток. Все тело стало напряженным комком мышц, которые одновременно сжались. Хён притягивает меня к себе, почти ломая мое тело в крепких объятьях, еще пару раз сильно толкается, и теплая тягучая жидкость разливается внутри меня. Безвольно заваливаюсь на Чонуна, придавливая его к постели, зарываюсь носом в черные волосы, вдыхаю ставший таким родным запах прошедшей грозы, а по телу разливается сладкая нега. - Вы такие собственники. – недовольно бурчу я, поглаживая свежие засосы и едва различимые следы от клыков. - Ну, знаешь ли!.. – хён по-прежнему тяжело дышит. – Не очень-то хочется делить любимого с кем бы то ни было. Вот здесь я был с ним полностью согласен…