Демон

Когда они прогуливались по одному из дворцовых коридоров, который, будучи высоким, с одной стороны был увешан картинами, а с другой почти полностью занят остеклением, что было роскошью, Джафар нашёл время для того, чтобы обсудить с Синдбадом вчерашний вечер. — То есть ты думаешь, что я — «та единственная душа»? Синдбад шёл рядом с ним и вчитывался в какие-то свитки у себя в руках, водя по ним холодным, ленивым, но вместе с тем сосредоточенным взглядом, в то время как его походка была юркой, лёгкой и пружинистой. Он оторвался от текста и посмотрел на собеседника весьма рассеянно. — Думаю? — произнёс он своим настоящим голосом, похоже, совершенно не заметив этого, и это звучало весьма спокойно и рассудительно. — Я в этом уверен. — А я думаю, это бред какой-то, — нахмурил брови ассасин. — Не могу я быть «той самой душой». — О, правда? — он снова уткнулся в бумаги, водя глазами по тексту, очевидно, что-то вычитывая, а ещё делая вид, что предрассудки ассасина его утомили и ни капли не волнуют. Джафар активно закивал головой, не обращая внимания на то, что демон слушает его хорошо если вполуха, хотя отлично видел это. — Сам подумай, тебе ведь жить ещё пятьсот лет, а может, даже больше. Но я человек, я не могу жить столько же — мой век закончится лет через сорок. — О, тогда Вам нужно будет знать о «деле одного волшебника», — ответил демон всё с тем же безразличием, перебирая бумаги у себя в руках. — Давным-давно волшебник такого большого уровня, что также, как и я, мог разрезать ткань пространства и времени, отправился путешествовать в другой мир. Он был очень значимым волшебником в нашем мире, но что-то поразило и пленило его в том, другом мире. И он остался там. Достаточно надолго. Ему было тогда около шестисот лет. Это где-то тридцать с лишним лет, если переводить на человеческие возрастные рамки. По сути, ему было ещё жить и жить. И что Вы думаете? Он постарел за какие-то сто лет нахождения там. Постарел настолько, что становился немощным. Естественно, он, заметив неладное, еле вернулся обратно. Позднее, лучшие маги со всего мира поставили эксперимент, выяснили и научно обосновали, почему так получилось. Этот феномен так и называется «дело одного волшебника». — Что ты хочешь этим сказать? Джафар заподозрил что-то неладное, и все его подозрения были оправданы, когда на лице у демона появилась коварная усмешка. Эта смена настроения на его лице, буквально от форменного безразличия до дьявольского сволочизма, до сих пор вводила в состояние крайнего недоумения. — Исследования показали, что у каждой вселенной есть свой паранормальный фон, своя среда. И если какое-либо существо попадёт в другую вселенную с совершенно иной средой, оно начнёт уподобляться всем живущим в том измерении существам, если живёт там продолжительное время. — То есть со временем я тоже… — Тоже станете демоном, -на его лице появилась торжествующая улыбка. — По этой причине я появлялся на Земле исключительно периодически. У Вас появятся определённые магические способности, некоторые элементы специфичной демонической анатомии (см. «эльфийские уши») и, соответственно, долголетие. Как видите, одни плюсы! — Подожди ты со своими плюсами, — ткнул его в плечо ассасин, по непонятным причинам начиная нервничать. — Фигня какая-то. А если животное попадёт в другую вселенную, оно что, тоже уподобится остальным существам? Да и животных с разным сроком жизни очень много. — Нет, — ласково улыбнулся ему Синдбад. — Я неправильно выразился, поэтому перефразирую: «существо с высокой духовной и сознательной организацией уподобляется существам с теми же характеристиками души и сознания». — Но я же до сих пор не превратился в демона. — Ну подождите ещё, — снова совершенно спокойно ответил Синдбад, переведя взгляд и бесцельно смотря в конец длинного коридора. — И вообще, Джафар-сан, пойдёмте-ка назад. — Что? — поднял бровь ассасин. — С какой это стати? Мы ведь направлялись… Синдбад повернул к нему голову и, надув губы, обиженным взглядом посмотрел на него снизу вверх. — Там Серен идёт. — Серендин? — он встрепенулся, посмотрел в ту сторону, в которую только что глядел демон, и действительно увидел там приветливо и одновременно коварно улыбающуюся дьяволицу. — Я и говорю, пойдёмте назад, — шёпотом процедил бесстрашный Кровавый генерал. — Слушай, ты что себя как ребёнок вообще ведёшь? — возмутился ассасин, и в этот момент демон с ужасом осознал, что женщина всё-таки догнала их и теперь нахально улыбалась им в лицо. — Приветик! — она показала им раскрытую ладонь. — А что человек такой недовольный с самого утра? Синдбад снова обидел своего домашнего питомца? — Твоя формулировка меня нереально бесит, — нахмурил брови ассасин, складывая руки на груди. — Просто Джафар-сан не верит, что скоро превратится в демона, — с безразличием глядя на усмехающуюся дьяволицу, усталым голосом доложил демон. — О, ну, это ты зря, человек, — подмигнула Серендин. — Синдбад говорит абсолютную правду. Это странное свойство вселенной называется «поглощением» и действительно существует. — А ещё он говорит, что я и есть «та самая душа», — надул губы ассасин, и никому на самом деле не было понятно, на что конкретно тот обижается и обида ли это. — О, — она прикрыла рот ладонью, изображая удивление, но у обоих было такое чувство, что она подсознательно знала об этом и вообще ничему не удивлена. — Я поздравляю вас. — Некого и не с чем здесь поздравлять, — насупился Джафар. — Как грубо, Джафар-сан, — детским обиженным голосом пролепетал Синдбад. — Может, только что Вы ранили мои чувства? Впрочем, по его голосу вообще было не сильно заметно, что чьи-то чувства были задеты. Он просто в очередной раз захотел поиздеваться, поиграть в свою странноватую игру. — Если что, человек, ты можешь смело ко мне обращаться! — она гордо хлопнула себя кулаком по груди, выпрямив спину. — Тётя Серендин обязательно тебе поможет. — Себе бы помогла, идиотка, — раздражённо ответил ей Синдбад, оторвавшись от бумаг, в которые было уткнулся. — У самой в личной жизни одни несчастья. — Несчастья? — ассасин резко повернул к нему голову. — Видите этот браслет у неё на шее? — демон ткнул пальцем в женщину, у которой начинал уже дёргаться глаз от его неприветливости и враждебности. — Это международный признак замужества на Церере. Она была влюблена в своего друга детства — Драгула — и тот тоже был в неё влюблён. Долгое время Серендин то говорила ему, что он для неё как брат, то тупо отшивала его, потому что она принцесса и типа вся такая умная. Когда я заставал подобные сцены, я встречал их молча, но мне стало действительно смешно, когда Драгул, в итоге, женился на её фрейлине. — Заткнись, — прошипела разъярённая принцесса, и почему-то в этот момент Джафар обратил внимание на бумаги, которые всё время были в руках у демона. — Хм, а что это у тебя в руках? — А? — Синдбаду пришлось отвлечься от рассматривания недовольного лица принцессы, которая того и гляди начнёт прыскать ядом, чтобы посмотреть на заинтересованного ассасина. — Это работа, которую мне нужно сделать. Так как я всё-таки наследник трона, я не могу не участвовать в делах государственных. — Вот как. Демон мягко улыбнулся ему. У него был такой взгляд, что, если бы он только был хотя бы одного с ассасином роста, он бы погладил его по голове. Наблюдая за этой сценой, Серендин только фыркнула – она уверена, что такого взгляда и улыбки от Синдбада не получал ещё никто. Более того, она и сама, зная его с рождения, не надеялась увидеть этого чёрствого демона по уши влюблённым, согретым чувством у него внутри. — Когда я закончу с этой работой, мы сможем вернуться домой. Джафар улыбнулся ему в ответ, совсем забыв о том, что спорил с ним о чём-то, а Серендин только со скептицизмом глядела на них. Джафар казался ей удивительным человеком — сначала он твердит, что не может быть «той самой душой» Синдбада, а потом улыбается ему мягкой, тёплой и любящей улыбкой. Это исходило из того, что тот просто не видел своего лица в тот момент. По крайней мере, принцесса была уверена, что он и сам бы удивился, увидев всю силу его собственных противоречий. До сих пор тепло улыбаясь ему этой заботливой улыбкой, он повернул голову, и с его лица тут же исчезло это выражение. Ассасин это почувствовал, но пока что и сам не мог до конца понять, чем это могло быть вызвано. Их положение в коридоре было таково, что левая рука была обращена к стене с бордовым покрытием, на которой висели различные произведения искусства, а правая — к остеклению. И буквально кожей левой руки он почувствовал леденящий душу холод. Он повернул голову, и взгляд его наткнулся на часть картины, где с первого взгляда видна лишь мешанина из коричневых, серых и кроваво-красных мазков. Нахмурив брови и развернувшись лицом к картине, тем самым вызывая внимание спутников к себе, он ахнул от удивления. То, что он принял за непонятную смесь каких-то местами грязных, местами приглушённых цветов, оказалось полем битвы, на котором тут и там творился хаос. И хаос этот так хорошо был воплощён на полотне, что Джафар, не сильно разбирающийся в искусстве и просто никогда и не стоявший рядом с картиной, мог чувствовать боль, страдание, смятение и навсегда застывшие крики. От антуража этого необычного произведения веяло не просто каким-то мраком, но самой смертью. Он отшатнулся, почувствовав, что от странного холода, исходившего от полотна, по его руке пробежались мурашки. Живопись — это язык. В такие моменты начинаешь понимать, что, должно быть, это действительно язык, способный передать чувства и эмоции художника, который может говорить на нём, общаться. И он говорил ему о настоящем безумии, не просто о бедствии, а о трагедии. Только отойдя от картины, он смог понять, что во всём этом хаосе из окровавленных, сражающихся, а также молящихся тел выделялся один единственный мужчина. Это был очень необычный парадный портрет с леденящим душу и даже профессиональному убийце кажущимся отвратительным пейзажем. Золотистые ужасно холодные глаза привлекательного мужчины смотрели, казалось бы, прямо на него, из-за чего создавалось впечатление, что сам Джафар находится прямо там и обескураженным взглядом смотрит прямо на него, проглотив язык. Его чёрные волосы с фиолетовым отливом были невероятно длинными – они разметались по пространству, развиваясь на ветру, который, конечно, тоже ощущался прямо-таки кожей ассасина. Также тёмные волосы обрамляли его лицо, имеющее правильные черты, и оно выражало его холодность и безразличие по отношению к творящемуся вокруг хаосу. Он выглядел безупречно, но вместе с тем так отстранённо, что создавалось впечатление, будто происходящее не имеет к нему никакого отношения. Вдобавок ко всему, в некоторых местах его безразличный лик был измазан кровью, что добавляло некоего жуткого налёта его образу, ведь тот не нашёл нужным даже стереть кровь с лица. Присмотревшись к его глазам, Джафар снова поёжился, так как на каком-то немыслимом уровне сознания чувствовал, как между ним и картиной, даже не так, между ним и обладателем этих глаз гуляли ледяные потоки ветра, пропитанного кровью и войной. Его шею пересекала тьма водолазки, торчащей из-под тёмно-синей рубашки с тонко прописанными художником золотыми узорами, похожими на языки огня. До кучи поверх был накинут бордовый халат, что развевался вокруг своего хозяина вслед за волосами, из-под халата выглядывали серые шаровары, а на ногах были золотистого цвета туфли с загнутыми концами. Между его пальцев с очень длинными чёрными когтями были зажаты два огромных веера, в каждой руке по одному, расшитых различными символами ветра с помощью серебряных нитей. — Кто это? — как заворожённый, спросил Джафар, до сих пор неотрывно вглядывающийся в его глаза. Синдбад с каким-то сожалением посмотрел на тот портрет, а взгляд вечно весёлой, жаждущей забав и приключений принцессы Серендин стал по-настоящему грустным. — Бегемот, — произнесла она с серьёзным выражением на лице. — Бегемот? — повторил Джафар, вспоминая, где бы он мог ещё слышать это слово, после чего с явным удивлением посмотрел на маленького демона. — Это не тебя так называют? — Да, — кивнул демон. — Это я. Джафар снова ошарашенными глазами уставился на полотно. Только после этих слов он начал замечать, что в образе этого высокого мужчины с холодными глазами есть отдельные моменты, и вправду напоминающие Синдбада: его золотистые глаза, чёрные волосы с фиолетовым отливом, огромные круглые серьги в ушах. Конечно, после того, как он услышал его «настоящий» голос, ассасин стал задумываться над тем, как тот мог выглядеть до проклятия, но ещё никогда не рисовал себе его образ у себя в голове. И, надо сказать, Синдбаду было, что терять. Не подумав, Джафар у себя в голове синтезировал голос демона и внешность на картине, и сердце его аж подскочило – настолько эти два параметра сочетались и подходили друг другу. — Около треста пятидесяти лет назад король на день рождение сына заказал у художника парадный портрет, - начала свой рассказ принцесса Серендин. — Уже тогда он был известен, как Кровавый генерал, и художник ожидал увидеть тучного грозного мужчину, и, увидев Синдбада, он фыркнул и сказал что-то типа «Я не вижу в нём кровавого завоевателя». У Сина как раз к тому времени назревал новый поход, и он предложил художнику отправиться вместе с ним. Тот согласился. Говорят, увиденное на поле боя оставило ему глубокую душевную травму. На полотне он написал красками всё то, что увидел и прочувствовал. Наверно, ты сразу заметил, что картина получилась очень реалистичной? — Да, я как будто почувствовал ветер, гуляющий между мной и полотном, — согласился с ней Джафар. — Ветер — это стихия Синдбада, — мягко улыбнулась Серендин. — С помощью его вееров он мог спокойно управлять воздухом. Это самый буйный элемент из всех, но ветра с превеликим удовольствием служили ему. — Значит, Син действительно отличный маг? — он повернул голову к принцессе. Та пожала плечами, всё также ему улыбаясь: — Сам подумай — он один из немногих, кто смог разрезать ткань пространства и времени. Например, мне никогда не достичь такого уровня, чтобы постоянно перемещаться между измерениями. — Значит, он и воин неплохой, — задумался Джафар, уцепив пальцами подбородок. — О, нет-нет, Джафар-сан, здесь Вам нужно кое о чём знать, — нервно усмехнулся демон, обращая на себя всеобщее внимание. — Из-за того, что мир демонов переполнен магией, которая окружает каждого новорождённого буквально с пелёнок, мы не тратим много времени на развитие умений, которые с ней не связаны. — То есть? — поднял бровь Джафар. — Сами подумайте, зачем это делать, если можно сконцентрироваться на более привлекательной в любом плане магической мощи? — То есть по сравнению с демонами я владею своим телом, не побоюсь этого слова, в совершенстве? — осенило профессионального убийцу. — Я уверен, что даже по сравнению с остальными ассасинами вы владеете телом просто превосходно, — кивнул маленький демон с игривой улыбкой на губах. — Но тогда как ты, лишившийся магии, можешь продолжать жить спокойно и избегать различных правонарушений, направленных в твою сторону? — никак не мог понять ассасин, говоря с какой-то озабоченностью, как обычно говорят, когда беспокоятся о ком-то, и это грело собеседнику душу. — Например, уворачиваться от различных попыток убийства? — О, ну, у меня осталось несколько абсолютно верных мне людей после войны, — уклончиво ответил ему Синдбад. — Мне нужно только свистнуть, и те сразу заспешат ко мне. — Это легендарные воины, — кивнула Серендин. — Их называют «семьдесят два великих воина». Семьдесят два великих демона, которыми управляет «Бегемот». — Почему Синдбада называют «Бегемотом»? — поднял бровь Джафар, скривив губы в задумчивости. — О, для людей это просто слово, — оживилась принцесса. — Но в мире демонов слово «бегемот» означает то же самое, что и «зверь». Кровожадное чудовище. Также он является олицетворением ужаса первобытного хаоса и тёмных уголков вселенной. — Его так назвали из-за войны? — Ну нет, это прозвище он и раньше носил, Говорят, как только родился Синдбад, вокруг него сгустился непонятный мрак, как будто принявший его за своё дитя. — Если задуматься, я тоже иногда видел что-то подобное, — нахмурил брови ассасин. Серендин хотела ещё что-то сказать ему, но не успела, так как к ним, а точнее к Синдбаду подбежал один из похожих друг на друга нерасторопных слуг. Как обычно, его охватил непонятный трепет при виде того, кого не просто так назвали «Бегемотом», но довольно быстро взял себя в руки, помня об ответственном задании, что возложили на его плечи.