Отделение мертвых душ

Небо потихоньку затягивалось темными тяжелыми облаками. «Будет дождь» - пронеслось в моей голове. Ветер стал сильнее бить по лицу сквозь открытое окно, распущенные волосы развевались, вырисовывая в воздухе причудливые невидимые узоры. Торопившиеся попасть в помещение до того как первые капли коснутся земли люди сначала оторопело остановились смотря в раскрытое окно палаты, а затем еще больше прибавив шагу буквально влетели в здание больницы. Думаю, я бы тоже испугалась, увидев в одном из окон, исхудавшее тело, в белой длинной ночнушке, с развевающимися по ветру волосами. Однако сейчас мне стало невыносимо смешно. И впервые за долгое время я, наконец, издала короткий смешок, на полноценное веселье сил не хватало. Порывы воздушных потоков все усиливались, стекла в оконных рамах начали угрожающе дребезжать, а сами рамы покачиваться в разные стороны. Словно это не больничное окно, а птица пытающаяся вырваться наружу и улететь в места незнающие боли и слез. Где-то вдалеке загромыхало, заряженный воздух, готовился осветить все вокруг первыми вспышками молний. Сухой земли почти не осталось, и вода начала собираться в веселые ручейки, стекающие в ближайшие ямки, образуя узор из больших и маленьких лужиц. Резкий и оглушающий раскат грома пронесся над серым зданием, заставляя вернуться из своих мыслей обратно в палату. Становилось все холоднее, к тому же моя ночная рубашка и волосы намокли от дождевых капель, спокойно попадающих в помещение сквозь открытое окно. «Нужно закрыть окно» - пронеслась еще одна мысль отозвавшаяся глухим эхом в голове. Подумать не значит сделать, еще минут пять я простояла все в той же позе и только хотела протянуть руку, как створки неожиданно захлопнулись под очередным порывом ветра. Сила удара была так велика, что стекла просто вынесло из рам, предварительно разбив на мелкие осколки. По всем законам физики они должны были приземлиться под окном, но, благодаря, всё тому же ветру, более легкие из них задуло в палату. Я так и стояла с чуть вытянутой вперед рукой, глядя на осколки, впившиеся в кожу. Кровь тоненькими струйками стекала вдоль разреза и, смешиваясь с капельками дождя, осевшими на коже, принимала слегка розоватый цвет. Видимо это наделало много шума, так как в коридоре послышались громкие и быстро приближающиеся шаги. Судя по всему, их было двое или трое. Влетевший в палату врач замер на пороге, наблюдая, как я медленно поворачиваюсь, аккуратно становясь на разбитое стекло под ногами. Через мгновение на пороге появились две медсестры, одна из которых завизжала, увидев меня, стоящую на битом стекле со стекающими по рукам каплями воды смешанными с кровью. Врач первым пришел в себя: - Что вы кричите как потерпевшая! Скорее готовьте операционную, и везите каталку, нужно достать осколки и обработать порезы. Быстрее девушки, быстрее. Сестрички разбежались, каждая со своим заданием. В это время доктор подошел ко мне и пытался успокоить, говорил, что все будет хорошо. Я же стояла, как статуя, изредка моргая и совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг. «Странно с чего вдруг такая апатия? Мне совершенно ничего не хочется, на все и всех плевать». - Даже пребывая в глубокой депрессии, я не чувствовала себя так, как сейчас. Пока я пыталась понять, что могло послужить всему этому. Меня уже уложили на каталку и привезли в операционную. - Пожалуйста, позвоните, кто-нибудь в хозяйственный корпус и попросите прислать стекольщика, нужно поставить стекло, прибрать в палате и желательно сделать это до того, как я здесь все закончу. – Произнес хирург, аккуратно извлекая осколки из моей руки. Послышались шаги и тихий хлопок закрывающейся двери. Я лежала с закрытыми глазами, так как лампы в хирургии слишком яркие, и они начинали слезиться. - Придется наложить несколько швов, но обещаю, они будут едва заметными. – Видимо обращаясь ко мне, произнес доктор. Я ничего не ответила, даже не шелохнулась. – Зачем же было стоять у открытого окна, к тому же в такую погоду? – он явно был настроен разговорить меня, но сил хватило лишь на легкий вздох, после которого все ушло в темноту: и лампа, что резала глаза, и ноющая боль в руке, и голос, пытавшийся вывести меня из оцепенения.