Глава 21.
1 мая 2019 г. в 19:55
POV Павел:
«Всё встало на свои места и словно некий камень упал с моих плеч. Всё хорошо! Соня идёт на поправку, я рядом с Ней, и что меня особенно радует – с отцом любимой у нас сложились тёплые доверительные отношения. Ян Вячеславович сам сказал, что видит и понимает, как мы друг на друга смотрим… Попросил беречь его дочь, упомянув при этом тот факт, что после всего пережитого, Соня должна быть счастливой. Я это и сам понимаю прекрасно. И обещаю, что будет! Будет любимая счастлива, и я вместе с Ней. Всё у нас получится в этот раз. Не может ведь быть иначе…
… Конечно, я понимаю, что всё это ровным счётом лирика и слова. Нет, я верю в лучшее, верю, что всё у нас получится обязательно. Ведь без веры жить просто нельзя, но… Есть много пунктов, которые, так или иначе, нужно учитывать. И первый пункт – это не предпринимать сгоряча никаких действий. Сейчас важно именно всё осмыслить. Соне предстоит длительная реабилитация, и именно за это время, мне нужно будет определиться. Понять, как быть дальше и что-то решить с будущим. Ведь сейчас я никто, в прямом смысле этого слова.
С тётей я больше не созванивался, после того диалога на крыльце больницы. Я ни о чём не жалею – поступить иначе не мог. Быть может, я и разговаривал грубо, но я сказал свою правду. И слова назад не возьму. Лучше пойду по ночам грузчиком работать, чем буду унижаться, и просить прошение у Элеоноры. Да, я обязан этой женщине многим. Благодаря ней, я не оказался в детдоме, хоть и как таковой семьи, после смерти родителей, у меня не было – сам по себе рос. Прожигал жизнь, сорил необдуманно деньгами, и… Года два назад, подобная ссора с тётей, для меня действительно стала бы концом света. Я зависел от неё, и это меня устраивало. Всё изменилось, когда в мою судьбу ворвалась Соня. После этой встречи, изменился я сам…
Оглядываясь назад, я понимаю лишь одно – испытания сделали наши чувства только сильнее. Не хочу вспоминать былое, иначе опять в душе будет ураган, смысла в котором сейчас уже нет. Нужно как-то привыкнуть к максимальному проявлению мудрости и осознать, что всё могло быть гораздо хуже, нежели есть сейчас. Я никогда не прошу себе того былого рокового молчания, но и благодарить Всевышнего за то, что Соня сейчас рядом со мной – не устану. Ей становится лучше – потихоньку идёт на поправку, а я как бы оживаю с Ней рядом. Свободно дышу лишь рядом с любимой.
Сегодня, уже под вечер, я помогал принять Соне душ. Ничего пошлого и хотя бы отдалённо похожего на это – не было. И дело тут совершенно не в том, что я видел Её полностью обнажённой, и это что-то да значит, – всё дело в доверии. Соня настолько меня тревожит и волнует, что Она – часть меня. И для меня это естественный факт, что в те минуты, когда любимой нужна моя помощь – я рядом. Ей же пока нельзя напрягаться, нельзя делать резких движений. Послеоперационный шов обещают снять в ближайшее время, а пока он имеется, Соне нельзя принимать ванну. Только контрастный душ и то недолго. Вот мы и провели водные процедуры максимально быстро и слаженно: я помог Ей помыть голову, потёр спинку, потом укутал в большое полотенце, словно ребёнка… Она же беззащитна совсем. Я в этом в очередной раз убедился. С виду строгая, властная, перфекционистка до мозга костей… А на деле – слабая, женственная, испуганная. Слегка замкнувшаяся в себе, после болезненного развода и обретённой в прошлом болезни. Мне кажется, что Она до сих пор не верит, что всё относительно хорошо. Что я не оттолкнул Её от себя после всего, что я рядом… Уж очень крепко Она сжимает мою руку, прямо до посинения. А я не высвобождаюсь. Понимаю, что Ей это нужно и важно. Лишь только сам, прижимаю к себе Соню ещё крепче. Не понимаю, даже отдалённо, как можно представить себе иной расклад всех событий…
Шрам у Неё, между прочим, совсем небольшой и аккуратный. Просто у страха глаза велики, и увидев его [шрам] впервые, ещё в больнице, Соня накрутила себя. Ерунды напридумывала всякой. И сегодня, помогая Ей принять душ, я лишь только подтвердил свои изначальные догадки. Ничего там ужасного нет. Всё в порядке уже сейчас. А уж через полгода, так и подавно, ничего заметно не будет. К слову, после душа мы самостоятельно сделали перевязку, и я понял, что в этом ничего страшного нет. Тут уже я слегка накрутил себя – боялся, что моих теоретических навыков не хватит, но опасения оказались напрасными. Я осторожно обработал шов любимой мазью, наложил сверху повязку, помог Ей надеть бандаж, и сидел рядом. Вначале – пока Она не уснула, мы о чём-то отвлечённом болтали, а потом, я просто стерёг Её чуткий и сладкий сон, позволяя при этом родителю Сони заниматься своими делами. Так уж вышло, что у Яна Вячеславовича что-то там приключилось на службе, и он по полдня висит на телефоне, параллельно переживая за Соню. Как могу, я уверяю мужчину, что всё хорошо, и что я готов рядом с его дочерью дежурить целыми сутками.
Вечер не предвещал никаких значимых перемен, и единственное, что было у меня в планах, пока Соня спит, это изучить пару медицинских статей о лечебной гимнастике – настолько она эффективна после таких операций, как перенесла любимая. Но… Изучение этой темы пришлось отложить, потому что приехавшая в гости к подруге Ольге, поведала нам с Яном Вячеславовичем историю, от которой волосы встали дыбом в самом прямом смысле этого слова.
- Господи, что же это за человек-то такой?! – наблюдая, как у отца Сони руки самопроизвольно складываются в жёсткие кулаки, я пытался осмыслить услышанное, но информация была настолько шокирующей, что проецировать это всё даже на такого нелюдя, как Джекович, оказалось непросто.
- Я не знаю, то было бы, не окажись меня, совершенно случайно, в тот вечер на кухне, – Оля шумно вздохнула. – Девочке восемнадцать совсем недавно исполнилось – вся жизнь впереди…была. С Сонькой всё обошлось чудом…
- То есть, в полиции так и сказали, что у них на него ничего нет, и дело закрыто, так толком и не открывшись?.. – я окинул всех присутствующих вопросительным взглядом.
- Это стандартная отговорка, – Ян Вячеславович кивнул. – Одного заявления от пострадавшей, в таком случае мало. Тем более, она не обращалась в больницу и справок у неё нет… Всё по закону, как бы это нам не было горько принять.
- А камеры? В отеле же было много камер. Не в самих номерах, но коридоры оснащены были видеонаблюдением по регламенту, – я старательно напряг свою память, и сам того не желая вспомнил неприятный эпизод из далёкого прошлого.
… Своеобразный план стал выстраиваться сам собой, но… Усилием воли я пресёк на корню все эти мысли. Соня ещё слишком слаба, чтобы Её впутывать во всё это. Да и напоминать Ей о таком я не могу. Потому что повёл я себя тогда отвратительно и это мягко сказано.
- В данный момент всего-навсего две рабочие камеры, – Ольга обречённо покачала головой из стороны в сторону. – Лев с недобросовестной службой связался, его «кормили» обещаниями почти неделю, а в связи с произошедшими обстоятельствами, углубляться в этот вопрос было некогда… Вот всё и наложилось одно на другое…
- Что наложилось и куда? – послышался тоненький женственный голосок, и, устремив свой взгляд в арочный проём, разделяющий гостиную и кухню, я увидел любимую.
Мгновенно поднявшись на ноги, я помог устроиться Соне, как можно удобнее, в уголке мягкой лавочки (кухонный уголок), параллельно поправляя воротник у Её махрового халата.
- Оль, ты чего замолчала?.. Хватит от меня всё на свете скрывать. Я в здравом уме и я тоже хочу быть в курсе всего происходящего, – фраза прозвучала максимально твёрдо и чётко, а по внешнему, в меру решительному виду любимой, было понятно, – Она настроена докопаться до истины любой ценой.
Потому, я не стал долго колебаться и поймав на себе несколько растерянные взгляды Яна Вячеславовича и Ольги, неторопливо и внятно, по порядку, начал пересказывать любимой всё то, что минут пятнадцать назад, сам впервые услышал из уст шефини».