Naurlindale

- Atta! Atta, ты привезёшь её? Ты обещал! - Ты ведь не забудешь? - Не забудешь, правда?! Мальчишки торопились, перебивая друг друга. Один – темноволосый и смуглый, второй – со светлой, почти серебряной гривой и молочно-нежной, как у девушки, кожей. Но оба с одинаково бесстрашным и полыхающим взглядом – видно, чьи сыновья. Нерданэль переглянулась с мужем, пряча улыбку. - Если вы двое сейчас прекратите скакать, как два молодых оленя на лугу, и немедля сядете за стол, отец, может быть, разрешит вам проводить его немного... – нарочито строгий голос матери не смог скрыть нотку ласковой насмешки. От восторженного мальчишеского вопля дрогнули крепкие каменные стены дома. - Не уверен, что это разумно, melde, - шутливо хмурясь, проворчал Фэанаро. – Эти непоседы всю дичь в округе распугают. - Ну отеееец! – в один голос заныли мальчишки, поспешно занимая свои места на скамье за накрытым столом. Турко при этом пытался пригладить не совсем чистой ладонью растрепавшиеся светлые волосы, а его брат всё старался сесть так, чтобы мать не заметила сажи на левой щеке - он совершенно забыл умыться после утреннего набега на отцовскую кузню... - Посмотрим, посмотрим… - покачал головой Фэанаро, по-прежнему хмурясь. Его младший сын потянулся было наскоро вытертой о штанину ладонью к миске с засахаренной вишней, но тут же получил от матери лёгкий шлепок по запястью. - Я пойду за близнецами. Если к моему возвращению за этим столом будет сидеть хоть один неопрятный эльф, кое-кто останется без сладкого и сразу же после завтрака отправится наверх, помогать с близнецами и держать для меня пряжу! Изумрудно-зелёные глаза полыхнули холодной сталью – и тут уж явно было не до шуток. Ещё прежде, чем дверь захлопнулась за её спиной, Нерданэль услышала торопливый топот – мальчишки наперегонки бросились к умывальнику. А следом, предчувствовала она, нехотя направится и их отец. Лучше лишний раз умыться, чем отбывать потом повинность в виде многочасового сидения в верхней горнице с мотком пряжи, распяленной меж ладонями… - Морьо! - Чего тебе? - У тебя ухо в саже! - Сам знаю! Воды полей мне… Да понемногу, а то утопишь! Звук плещущейся воды и сосредоточенное отфыркивание. - А теперь? - Да отходи уже, хватит полоскаться! Моя очередь! Держи кувшин! Снова плеск воды. - Турко! - Чего надо? - Ты ведь опять за перепелиными яйцами лазил, а со мной не поделился. - С чего взял? - У тебя перья и солома в волосах. - Вот ведь!.. Светловолосый эльда поспешно принялся пальцами расчёсывать спутанные пряди. - Турко! - Чего ещё? - Давай помогу, а то ходишь, как девчонка гривой трясёшь… - Сам ты девчонка! - Да не дуйся ты! Сейчас мать придёт, отправит, чего доброго, с младшими возиться. Так что давай, тащи сюда свою лохматую метёлку! - Вы двое! Я вас долго ждать должен? – оба подскочили от недовольного голоса отца и по-быстрому переместились к окну, где один уселся на низкую скамеечку, а другой принялся быстро и накрепко плести ему косы. - Эй вы, сорванцы! Вы что, всю воду вылили?! А мне теперь холодной из колодца прикажете умываться? – вознегодовал их отец. Но делать нечего, пряжа – страшный аргумент… Едва трое эльфов успели привести себя в надлежащий вид и вновь чинно усесться за столом, в комнату вернулась Нерданэль с близнецами. - Мама, давай помогу, - Кано, вошедший следом, подхватил на руки сестру. - Спасибо, мой славный, - улыбнулась Нерданэль. – Ну что? Все в сборе? А где Нельо? - Он в мастерской, - отозвался Кано, вручая девочке чашку с молоком. – Он проверял отцов охотничий лук и обнаружил вчера вечером, что тетива немного износилась у петель, так что пришлось новые плести. Он уже заканчивал, когда я уходил. - Неужели у нас не осталось ни одной, раз ему пришлось сейчас этим заниматься, - поднял брови Фэанаро, помогая Кано усадить Линтэ поудобнее и пододвигая к ним поближе блюдо с медовыми хлебцами. Морьо и Турко затравленно переглянулись. - Таааааак, - протянул Фэанаро, пристально глядя на двух самых беспокойных своих отпрысков. – И почему вашему старшему брату пришлось утром вместо завтрака ваше дело доделывать. Не вам ли двоим я ещё третьего дня велел этим заняться? Мальчишки сидели, потупившись. Турко нервно теребил край перетянутой кожаным шнурком косы. - Да ничего страшного, отец, я всё уже закончил, – по-мужски низкий голос старшего фэаноринга прозвучал от распахнутой в сад двери. - Доброе утро, мама. Нерданэль подставила сыну щёку для поцелуя и засмеялась: - А всё же не удастся тебе этих бесстыдников спасти от наказания! Должен же кто-то и пряжу мне подержать… Морьо и Турко казались совершенно убитыми горем. Фэанаро не смог сдержать смех при виде двух мальчишечьих физиономий, выражавших бездну скорби и уныния. - Ладно вам горевать, зато я привезу вам из леса белку, как обещал. Но если только ваша мать мне по возвращении скажет, что вы тут без меня совсем от рук отбились, отдам вас опять в кузни Ауле на перевоспитание! - Отец, а не лучше ли в сады Йаванны? Яблони окучивать да грядки унавоживать - это вам не с подмастерьями языками чесать… - по-прежнему широко и светло улыбаясь, безжалостно предложил Нельо. *** Полуденное сияние Лаурелина плыло над томным от летнего зноя миром, когда Фэанаро наконец вынужден был признать, что все нехитрые сборы окончены и пора отправляться в путь. - Melde, напомни мне, почему я оставляю на тебя эту бессовестную ораву и отправляюсь шататься по лесам и горам? – разом мрачнея, вопросил Фэанаро. Нерданэль засмеялась тихо и покачала головой. - Ты ведёшь себя в точности как твой третий сын, когда он очень хочет избежать уроков игры на арфе. Ты же знаешь, что едешь не развлекаться, а мириться с братом… Привстав на цыпочки, эльдиэ легко коснулась губами его щеки. Ей было горько отпускать его. Впрочем, рыжеволосая дочь Махтана была уверена, что и муж её станет скучать. - Тебе пора бы забыть ребяческие обиды, - ласково укорила она. - Не надо, я наслушался уже от отца, - проворчал тот в ответ, становясь вдруг больше похожим на Морьо, нехотя выслушивающего наставления. – Не вижу я ничего доброго ни в сыновьях его, ни в той женщине, что заняла место моей матери. - Всё равно поезжай, meldo, ради отца. Ради твоих сыновей. Неужели ты хочешь, чтобы дети наши росли посреди этой бесконечной вражды? Фэанаро помолчал, делая вид, будто занят шнуровкой на запястье. Подарок Тьелкормо – без этих наручей он никогда не выезжал на охоту… Фэанаро знал, что жена верно говорит. Их сыновья стали очень близки с детьми Нолофинвэ, и его враждебность ко Второму дому мешала их доброй дружбе. И это злило и язвило старым воспоминанием, когда он вот также стал помехой счастью своего отца. Напоминанием о прежней супруге, которую тот хотел бы забыть. Первенцем, который помешал любимому второму сыну получить право первородства. Или, во всяком случае, так ему казалось. - Я всегда прислушиваюсь к твоему совету, ты знаешь, - со вздохом произнёс он наконец, обнимая жену за плечи. - И сейчас сделаю, как просишь. Я встречусь с Аракано, melinya. Но даже ты не сможешь уговорить меня признать в нём родную кровь. Та только улыбнулась, опуская голову ему на плечо. Глубокая медь её волос в дневном свете отливала чистым пламенем. Бережно касаясь ладонью шёлково-мягких пушистых прядей, Фэанаро в который раз невольно удивился тому, что они, такие огненно-жгучие на вид, не обжигают пальцы… И, видит Единый, ему так же тяжело оставить свою жену теперь, как и в первые годы супружества. Пусть и всего на день. Слова родились сами собой, поднялись от самого сердца – к губам. - Melinyel, órenya… И минуты потонули в глубоком золоте льющегося в высокие окна света. Ему казалось, его эльдиэ и была светом – живым, дышащим теплом и любовью, таким податливым и мягким под его руками. Тонкие пальцы в его волосах – или тонкие лучи золотого сияния? Её губы на его губах – или медовое сияние янтарного полдня? И, пожалуй, если бы не сыновья, поджидавшие внизу, Фэанаро так и не отправился бы в тот день на встречу с братом. *** В этот раз он ушёл в горы один. Рассудив, что встреча будет и без того неловкой, Аракано оставил дома и брата, и сыновей. Инголдо, даром что не любит охоту, так и рвался ехать с ним, да отец отсоветовал. Начинать надо с малого. Если Фэанаро окажется один против сразу двух «врагов», добром встреча точно не закончится. Так что Аракано взял копьё, лук, любимого сокола – и отправился в горы сразу после беседы с отцом. Лето стояло в самом притине – смолистое, душно-пряное. В нагорьях в этом году особенно буйно разросся шиповник, и его белые, как падучие звёзды, цветы слабо мерцали в сумерках, наполняя воздух тонким сладким ароматом. Он, как и было уговорено, остановился на обычном месте у лесного озерка – и охотился там целую неделю, поджидая старшего брата. Не столько, впрочем, охотился, сколько поджидал. Много ли ему одному надо? А Фэанаро всё не было. Кажется, если бы старший сын Финвэ наотрез отказался явиться или придумал очередную отговорку, отец прислал бы кого-то с вестью… Но нет. И дни текли медленно и тягуче, как капли дикого мёда по древесной коре. Впрочем, к вечеру седьмого дня, когда он совсем было уже собрался возвращаться домой, брат всё же явился. - А, ты ещё здесь, - не скрывая разочарования в голосе, поприветствовал старший финвион брата. Аракано улыбнулся в ответ широко и беззлобно. - И я рад видеть тебя, háno. Отец сказал, что ты обещал прийти, как я мог не дождаться? Старший эльф только хмыкнул в ответ и, не глядя на сводного брата, прошёл в охотничий домик. Нолофинвэ остался на берегу озера, сидя на приятно прохладной траве у самой воды с деревянным чурбачком и маленьким серебряным ножиком – он вырезал игрушку для дочери. Поверхность озера изредка чуть вздрагивала под быстрыми пальцами ветра. Ивы серебристо вздыхали и гладили девичье-тонкими ветвями прибрежные камни. Похожая на пролитую струйку расправленного металла змейка бесшумно канула с берега в хризолитовую воду. Аракано рассеянно следил за тем, как она плывёт – тёмная лента на зелёном шёлке. Куруфинвэ вышел из дома по-прежнему мрачный и отстранённый. - Я пробуду здесь только до завтрашнего вечера, - бросил он, не глядя, через плечо и принялся прилаживать новую тетиву на лук. Накинул петлю на зарубку, упёр гнутый рог на ногу и, словно не было в нём немалой силы, сопротивлявшейся руке, легко набросил на противоположное плечо лука вторую петлю. Примерился к оружию. Тетива под пальцами запела, как струна. - Как скажешь, háno. В любом случае, я рад встрече, - безмятежно отозвался второй эльф, сдувая с ладони кудрявые стружки. – И ценю, что ты нашёл время для встречи со мной. Особенно сейчас, когда у твоих младших что ни день - новое открытие. Немудрено, что ты не хотел расставаться с ними в такой момент. Я видел близнецов в последний раз в день их рождения, но уже тогда было понятно, что пошли они в отца… Нерданэль уже дала им имена? Нолофинвэ знал, о чём можно заговорить с братом так, чтобы тот не смог не ответить. Фэанаро хоть и не торопился говорить, в уголках надменных губ появилась задумчивая мягкость, как намёк на улыбку. По крыше охотничьего домика всполохом деловитого пламени пробежала белка. С хлопотливым цоканьем принялась зазывать подругу. Та, сидя на ветке сосны поодаль, беззлобно стрекотала в ответ, но бежать на зов не желала. Эльфа, пусть даже и с луком, она не боялась, просто упитанному рыжему зверьку, только что плотно отужинавшему, явно лень было ещё куда-то торопиться… - Сына она назвала Атаринкэ. А дочь… - речь старшего нолдо чуть споткнулась. – Мы по-прежнему зовём её Наурлинтэ. Нерданэль не спешит давать ей имя. Аракано услышал ложь, как фальшивую ноту в песне, но не стал подавать виду. У брата должны быть причины не сообщать имя прозрения дочери. Даже если эта причина – обычная его нелюбовь к детям Индис. Поэтому, поздравив Фэанаро, как подобало случаю, он сменил тему. - Что твои старшие? – всё тем же ровным тоном спросил он брата. – Я слышал от отца, твой первенец обещает стать одним из лучших мечников Эльдамара. В тёмно-синих, как штормовое море, глазах Фэанаро ярым пламенем полыхнула гордость, но он всё же ответил, хоть и нехотя: - О твоём старшем я слышал то же самое. - О, Финьо во всём стремится подражать старшему другу, - легко отозвался Нолофинвэ. Лезвие так и порхало в его руке над фигуркой орла, раскрывшего тяжёлые крылья, как бы в полёте. – И да, я несказанно рад, что наши сыновья дружны, háno. Фэанаро в ответ только покачал головой с невесёлым смехом: - Знаешь что, я ведь не ломоть хлеба, чтобы меня умасливать. Знаю, отец тебя прислал говорить со мной о мире. Но я с тобой и не ссорился пока. А до того, что видимся редко, так не надо быть мудрейшим из мудрых, чтобы понять – дети Индис мне не родня. Чего ещё тебе? Аракано и бровью не повёл. Он всё это, конечно, знал. И как бы ни ранили его слова старшего брата, доказывать ему что-то было всё равно бесполезно. Оставалось терпеть и надеяться, что со временем гордое сердце обиженного сына Финвэ смягчится… Не он ли минуту назад почти улыбался, рассказывая ему о близнецах? «Приму это как добрый знак. Видит Единый, я хочу мира едва ли не больше, чем отец». - Ты устал с дороги, - сказал он, поднимаясь на ноги и отряхиваясь от стружек. – Я сегодня утром поймал отменного тетерева, пойду приготовлю нам королевский ужин. Фэанаро не удостоил его ответом. Он просто развернулся к брату спиной и отправился к исстрелянным старым мишеням у дальнего края поляны. На удивление, вечер прошёл довольно благостно. Поистине королевский ужин, состоявший из печёного тетерева, подогретых на огне пшеничных лепёшек и сладкого ежевичного вина, да дышащая сонной теплотой тишина лесного озера, кажется, настроили старшего финвиона на мирный лад. Сидя на опустившейся к самой воде широкой ивовой ветви, он сейчас даже напевал что-то, поглядывая с улыбкой на золотящуюся россыпь созвездий. И отчего-то напоминал в этот момент Нолофинвэ барса, насытившегося, обманчиво-безобидного, но по-прежнему смертоносного – стоит ему почуять хоть тень опасности… Хотя они даже вновь беседовали за едой – обо всём и ни о чём. О новом способе закалки стали, об охотничьих соколах и охоте, о необычайно жаркой погоде. Аракано не рисковал заговаривать о сыновьях Фэанаро, о собственных детях, об отце и, тем паче, о матери. Начинать надо с малого. Ночевать он сам остался под открытым небом и, лёжа на разостланном поверх охапки папоротника плаще, всё силился отмахнуться от горького чувства, оставленного сегодняшним разговором. «Как рассказать, брат, что я не пытаюсь украсть у тебя ни отца, ни право первородства? И пусть твоя нелюбовь к моей матери объяснима, коль она заменила твою собственную в сердце Финвэ, но едва ли ты можешь винить её детей в том, что они родились в этот мир. И ведь мы с тобой так похожи – все видят, но не ты. Отчего в тебе столько злобы к нам, к своей родной крови, брат?» Несмотря на духоту, Фэанаро ушёл ночевать в дом. «Словно боится, что я ему, сонному, нож в спину воткну», - отметил про себя со вздохом Аракано. Серебряный свет Телпериона уже почти угас, когда к нему, наконец, пришёл сон. *** Это был сон. До краёв наполненный бело-золотым светом, словно чаша – сладким осенним вином. Он стоял у самой кромки воды, и солёная морская волна преданно ластилась к его босым ногам, как когда-то давно… Да, давно он не покидал дымной темени Ангбанда. Незачем было. И вот теперь – он здесь. Для чего? Ах да, сон… Вопреки обыкновению, впрочем, он не мог ни управлять сонным видением, ни проснуться по собственному желанию. И было что-то странное, почти пугающее в умиротворяющем неподвижном полусвете, сквозь который мерцали в вышине необычайно близкие звёзды… «Где я?» - произнёс Саурон невольно. Звук его собственного голоса отозвался тихим звоном где-то позади… Майа обернулся. Ступени. Высеченные в чёрном теле гранитной скалы, они вели куда-то вверх. Поскольку продолжать стоять и смотреть на волны было бы глупо, он принялся осторожно подниматься. Выше и выше, пока не ступил на широкую каменную площадку, у краёв которой дымно пенились облака. Саурон вновь осмотрелся. Отсюда было понятно, что он находится на небольшом острове посреди моря. Лишь на юго-западе темнели очертания материка… Далёкие громады подпирающих небосвод гор, широкие полотна лесов на склонах, сияющие чаши долин, хрустальные шпили башен, мерцающие огни прибрежного города, и если присмотреться – смутными тенями танцуют на волнах корабли под серебристо-серыми парусами… Аман. Благословенные земли. Саурон с жадным любопытством всматривался в осиянный благодатным сиянием берег. Где-то там был сейчас и Мелькор. Быть может, этот сон – знак от учителя? Быть может, время наконец пришло?.. Хотя нет, слишком много света. Иголочка тоскливой боли кольнула в сердце. Но тогда к чему это всё это? Он вновь развернулся лицом на север. У противоположного края вершины на этот раз обнаружился круглый каменный павильон под пирамидальной мраморной крышей, лежавшей на высоких стройных колоннах. В центре его - широкая наковальня. В горне жарко полыхал огонь. Не в силах удержаться, Саурон приблизился. На небольшом рабочем столе разложен инструмент – всё, что только может пригодиться златоковцу… Майа задумчиво примерился к молоту. Странно тёплое тёмное дерево рукояти ладно легло в ладонь, приятная знакомая тяжесть отозвалась в душе трепетом предвкушения. Если подумать, он давно не находил времени для того, чтобы выковать нечто такое, что было бы просто красиво. Не полезно и нужно, но просто красиво и в согласии с его внутренним стремлением к совершенству… Цепи, оружие, хитроумные механизмы - не в счёт. Саурон оглянулся – у стола обнаружился просторный деревянный сундук, а в нём… Майа не сдержал радостного возгласа. Золото, светлое серебро, даже драгоценные камни, с которыми он особенно любил работать… А почему бы и нет, собственно? Какая разница, чем он занят во сне, и кому этим сном обязан? Почему бы не забыть хоть на малое время о заботах наместника крепости и военачальника? Почему не вспомнить, каково это – быть собой? У него есть всё необходимое… Хотя, быть может, не помешал бы подмастерье. Тихая музыка каплей расплавленного золота упала на раскрытую ладонь. Хоть прошло несколько лет с того дня, он все равно узнал её. Это была его музыка. Та самая, долгожданная и невозвратно отнятая у него. Он вновь посмотрел на запад, сжимая рукоять молота с такой силой, что неприятные иголочки боли заплясали под кожей. У самого края, там, где белопенные волны облаков бесшумно набегали на камень, теперь лежал ребёнок. Маленький эльф явно спал, свернувшись уютным клубочком, как котёнок. Ветер перебирал мягкие чёрные пряди его волос, разметавшихся по земле. Саурон замер. К чему это всё? Что это за сон? И сон ли вовсе? И кто способен сотворить подобное – свести две души в одном сновидении… Тихая, как дыхание спящего, мелодия фэа маленького квенди звучала так ясно и близко… Кто же?.. Да, воистину, кто. Мог бы сразу догадаться. - Чего ты хочешь от меня, Единый? – Саурон хрипло рассмеялся. – Показал мне Аман, поманил горном и золотом, посулил ученика… Вновь счёл за легковерного дурня, который побежит ловить ветер голыми руками? Майа ожидал, что на этом сон развеется, как дым. Ведь к чему продолжать, если он не изменил решения? Но нет, странный неподвижный свет всё ещё окутывал мир бело-золотой вуалью, от горна веяло знакомым жаром, ветер нёс прохладный фимиам морской соли и чoбра. И его музыка у края обрыва дышала молитвенно-тихо, как огонёк лампады. Саурон подумал мельком, что будет, если он сейчас столкнёт спящего эльфа вниз. Умрёт ли он наяву там, в благословенном Валиноре? Или, быть может… Он опустил взгляд на тяжёлый молот. О, ему не впервой. Детей, правда, убивать ещё не приходилось, но это не значит, что мысль об этом ужасала. Майа усмехнулся. Он даже может проявить милосердие, и эльф умрёт быстро и без мучений. И больше не будет этой рвущей покой и путающей мысли музыки. И снов. Минуту постояв в раздумьях, Саурон судорожно выдохнул и повернулся спиной к спящему эльфу. Нет, не теперь. Может быть, позже. А может… Время покажет. В конце концов, никто не обещал ему, что сон будет повторяться. А пока… Огонь в горне загудел приветственно и жарко. И майа, отбросив лишние мысли, погрузился в певучую, звонную музыку творения.