Naurlindale

Феанаро вновь и вновь напоминал себе, что теперь, по крайней мере, с этим покончено. Он сделал это ради отца и потому, что Нерданэль просила. И, пожалуй, ради сыновей. Сделал всë, что мог: пришëл, выслушал, отвечал, был почти дружелюбен. Но всё равно чувствовал себя отчего-то смертельно усталым и страшно собой недовольным. Нолдо пролежал без сна большую часть ночи, а тоскливое, слепое это чувство всë росло в его груди. Немного затхлый и душный аромат тëплого дерева, прелой листвы и кисловатый запах звериных шкур мешался в сознании со странным гнетущим чувством и становился совершенно нестерпим. Фразы из их c братом разговора, беспричинная тревога о детях и жене, тень воспоминаний о матери, мелодия еë песни без слов, пронзительно-тоскливой и оттого так ему запомнившейся, усталый взгляд отца и его то тихий и умоляющий, то гневный и скорбный голос - эти образы, звуки и мысли без конца сменяли друг друга в его тяжëлой от жары, вина и усталости голове. Сухая, смолистая темень давила на виски. И эта коловерть продолжала и продолжала своë вращение до тех пор, пока он, задыхаясь и чуть не скрипя зубами от непонятно на кого направленной ярости, не вышел под родниково-прохладный свет Тельпериона, разбавленный зеленоватым лесным сумраком. Здесь было тихо и свежо. Озеро спало в замшелых ладонях леса, дыша влагой и прохладой. Феанаро глотнул крепко настоянного на травах и росе ночного воздуха - и показалось вдруг, что позади, минуло. И даже усталость вновь легла веки. Только не возвращаться в дом, а остаться здесь... Неспешно эльф спустился к озеру, напился ледяной чëрно-серебряной от ночного света воды и запрокинул голову к звëздам. Серебро тускнело. "Мне казалось - не прошло и часа, а уж утро скоро... Некогда спать теперь". Он нехотя покосился на спящего поодаль брата. Разбудить? Или - сам виноват! - оставить его здесь и отправиться на охоту. Одному, как когда-то. А потом и вовсе не возвращаться к озеру, а сразу - домой. Мысль была приятной, ведь так он вполне избежал бы опасных разговоров, от которых неприязнь, тщательно им лелеемая, утихала, опускала покорно голову... Но нет. Иначе и Нерданэль, и отец, и то надоедливое чересчур правдивое чувство вины не дадут ему покоя. Аракано спал на спине, закинув одну руку за голову. В сумраке черты его казались резче, излом бровей надменнее, плотно сжатые губы - тоньше. Феанаро остановился, хмурясь и почти испуганно глядя на брата. Ему говорили прежде, что они с Нолофинвэ похожи, да он и сам знал это, глупо было бы отрицать очевидное. Но сейчас ему сделалось почти жутко от поразившего его сходства. Он был словно в дурном сне и вместо брата видел сейчас себя самого, спящего под тускнеющим светом звëзд. -Вставай, Аракано, нам пора, - громче, чем было нужно, произнëс он и поморщился. Не хватало, чтобы сын Индис заметил, как ему не по себе сейчас. Лежавший на земле эльф глубоко вздохнул, перевернулся на бок. -Уже встаю, отец, - пробормотал он голосом Майтимо. И продолжил, по-видимому, крепко спать. "А ведь и правда голоса похожи. Не замечал раньше". Злясь на самого себя за то, что уголки губ невольно дëрнулись в улыбке, Феанаро подошëл ближе и нарочито грубо толкнул его в бок. -Я к тебе нянькой не нанимался, вставай! И охнул от прилетевшего в ответ удара под колено. -Иди ты в бездну, брат, - проворчал Кано голосом Нельо знакомую Феанаро фразу, за которую его третьему сыну не раз доставалось от матери... Конечно, "брат" относилось не к нему, а к Арафинвэ. И одна мысль о том, что единокровные братья могли когда-то быть похожими на его собственных сыновей, вызывала у эльда странное и смешанное чувство злости и... сожаления. Что он этого всего не видел и не знал. Он любил своих детей. Он знал их мельчайшие привычки, знал их слабости и их силу. Он направлял их способности, учил всему, что умел сам. А братьев... Их он не знал совсем. И сейчас это показалось вдруг чем-то важным, но безвозвратно и бездарно упущенным. -Кано, вставай, - почти умоляюще прошептал Феанаро. Сначала спящий ничего не отвечал, словно и не слышал. Неизвестно откуда взявшийся ветер неприятным холодом повеял из тëмной ночной чащи. Оглушающая тишина опять стальным обручем cдавила виски. И тогда глухим, словно чужим голосом Нолофинвэ произнëс: -Ты поведëшь, а я последую. Я прощаю тебя и не стану держать зла. "Это просто сон. Ему снится сон. Он не тебе это говорит". Но чувство безысходности, беспричинного острого стыда и предчувствие неминуемой беды накрыло его, ещë горше сжимая болью виски. "Сариэ. Нашу дочь я буду звать Сариэ", - непрошенное воспоминание голосом Нерданэль шепнуло в ухо. И это страшное имя тоже имело отношение к сказанному сейчас во сне братом. Феанаро развернулся на месте, подхватил лук и колчан со стрелами, оставленные с вечера у мишеней и, не оглядываясь более, как был босой бесшумно скрылся в предрассветной темноте. ________________________________________ Аракано снился в ту ночь какой-то нелепый сон. Он шëл и шëл в беззвёздной темноте против ледяного ветра, а вокруг ног белыми лентами змеилась позëмка, прозрачно-белëсая на фоне почти чëрного льда. Лëд, метель... Ох, Эру, скорее бы зима! Жара стоит невыносимая. Жара? Золотой полуденный свет просочился, наконец, сквозь сомкнутые веки, враз растопив сковавший разум ледяной панцирь кошмара. Всё ещё вздрагивая от слишком уж живого ощущения колких иголочек ветра на лице, эльф отбросил в сторону смятый плащ и поднялся на непослушные со сна ноги, поминая сквозь зубы треклятую тьму и пустоту и путаясь ногами в стеблях увядшего за ночь папоротника. Это когда он успел так устать, что спал - спал глубоко и по-настоящему, закрыв глаза, видел сны... И проспал охоту со старшим братом. Столько дней ожидания! Столько часов размышлений и тщательной подготовки - как, когда, какими словами лучше высказать... И что теперь?! Что он скажет отцу? "Я проспал". А Инголдо ему это ещё долго припоминать будет... -А ты горазд спать, Кано! Кто бы мог подумать! - голос Феанаро прозвучал неожиданно близко. Эльф, как оказалось, преспокойно сидел на берегу озера, на том самом месте, где давеча сам Аракано, и точно также выглаживал что-то ножиком из деревяшки. -Проспал? - Безнадёжно вопросил тот и сам себе убито подтвердил, - Вижу, проспал. Проклятье. Почему не разбудил? - он развернулся к брату и попытался испепелить его, хохочущего, гневным взглядом. Но и сам знал, что не очень-то грозен сейчас. В растрепавшихся волосах - мелкие листочки папоротника, измятая рубаха в травяных пятнах, небось, ещë и лицо в грязи. Так-то ему везёт. Эру Единый, за что?! -Я пытался разбудить тебя, Кано. Вспомни хорошенько, куда именно ты меня послал и что велел там искать, - старший финвион рассмеялся вновь, открыто и раскатисто, запрокинув голову к ясному и вопиюще полуденному небу. Нолофинвэ давно не слышал, чтобы его брат так смеялся. Нашёл время. Эльф нахмурился, и принялся угрюмо приводить себя в порядок, стараясь собраться с мыслями и не слушать, как Феанаро продолжает над ним глумиться. И надо же, стал вдруг таким разговорчивым - куда только делась вчерашняя замкнутость, надменность, отчуждённость... Аракано вдруг вспомнил, что в дорожном мешке оставалась почти полная фляга с вином, и с подозрением покосился на брата. Феанаро был почти неприлично весел, но, кажется, по иной причине. Было в этой весёлости, впрочем, и что-то такое, что настораживало. Не как предчувствие злого умысла, а скорее наоборот... И в его словах было что-то... Что-то важное, что нельзя упустить. Эльф набрал полные ладони озёрной воды, плеснул себе в лицо и вдруг замер. Ах, вот оно что. -Как ты сейчас назвал меня, hano? - медленно спросил он. -Много как. Lórifinwë, Спящий Финвэ - как тебе такое эпессе? Или Fastafinwë (Лохматый Финвэ, то есть)? У тебя на голове белки всю ночь гнездо вили, не иначе. Ты на себя посмотри, похож на пьяного тролля! -Ты назвал меня Кано, quettúri (мастер слов, владеющий словом) - с возродившимся спокойствием вытирая лицо, ответствовал младший финвион. Внезапное озарение разом вернуло ему самообладание. Однако Феанаро не так-то просто оказалось смутить. -Назвал. Что с того? Признай, это не лучшее из твоих имён. Давай я дам тебе другое. Lordafinwë (Ленивый Финвэ) отлично звучит и, уверен, очень понравится Анайрэ. А отец и вовсе будет в восторге. -Ты называл меня Кано не более трёх раз за всю мою жизнь. Впервые это случилось, когда я ещë мальчишкой забрался в твою мастерскую и обжег себе руку от плеча до запястья... - Я не виноват, что у тебя все имена такие длинные и совершенно не подходят для исключительных обстоятельств, требующих быстрых и решительных действий. Надо придумать новое, покороче. Феанаро сдул с рукава золотистый завиток и деловито осмотрел со всех сторон почти готовую игрушку. Потом подумал и достал откуда-то маленький резец с узким скошенным лезвием ("Неужели он из дома без инструмента не выходит?!") и продолжил работу. Аракано сделал вид, что не заметил в словах брата угрозы. -...во второй раз, если я верно помню, это случилось в тот день, когда родился Нельо... -О, будь уверен, я был не в себе. И мне казалось, что мы оба выпили достаточно вина, чтобы не вспомнить на утро всю ту чушь, что несли вечером. Скажу больше, я не могу сказать с уверенностью, назвал ли я тебя тогда Кано или Нармо... -Ты хочешь сказать, что мог спутать меня со своим старым охотничьим псом? – строго уточнил Кано, едва сдерживая улыбку. -Я был пьян, - Феанаро насмешливо взглянул на брата и снова вернулся к работе, почти задумчиво добавив: - Хотя знаешь, стоит всё же привести в порядок ту метëлку, что у тебя на голове, а то я вновь могу забыться - ваше с Нармо сходство сейчас совершенно удивительно. Нолофинвэ потëр пальцами переносицу, стараясь не поддаться желанию ударить брата по голове чем-нибудь тяжëлым. Эльф злился, но при этом едва сдерживал смех и непонятную ему самому радость. "С Куруфинвэ всегда было непросто, но вчера я хотя бы знал, как себя с ним вести и чего ожидать", - вздохнул он. -Olosta, - произнëс вдруг старший брат и покачал головой. - Нет, опять слишком длинно. - Ты о чëм? Феанаро вновь поглядел на него с выражением насмешливой жалости. -Я посвящаю часы своего досуга раздумьям о твоëм новом имени. Так что пойди-ка лучше приведи себя в порядок, пока я не решил, что лучшего прозвища чем laminya тебе не найти. -Мне нравится Кано, если тебе это имя не слишком неприятно, брат, - тихо и очень серьëзно отозвался младший эльф и скрылся в доме, безуспешно пытаясь понять, что именно нашло на его брата и чем эта перемена грозит им всем. ________________________________________ Нерданэль сидела с дочерью на коленях и смотрела с вершины холма на долину. Девочка спала. Звонкие мальчишечьи голоса весело перекликались в ближнем орешнике – сыновья взялись набрать для неё орехов, но совершенно о том забыли и теперь, кажется, собирались брать приступом вражескую крепость. Бедному Нельо, как обычно, досталась роль тёмного владыки осаждаемого «замка»... Он славный эльда, еë первенец. Он больше остальных детей похож на еë собственную родню, а не на род финвионов, и Нерданэль казалось, понимали они друг друга всегда без слов. Но она любила его иначе, чем прочих. Это было неизбежно. Ведь он был кровно и по духу - еë. Остальные же мальчишки - и особенно Атаринкэ - так похожи на Феанаро... И их она любила горячее, тревожнее, больнее. Они были по духу – его. И ей приходилось постоянно вглядываться в их лица, прислушиваться к их фэа, чтобы понять, разгадать, почувствовать… Майтимо всë это понимал, она знала, и не обижался на мать за еë спокойную привязанность. День был так хорош. Город раскинулся в долине, бело-золотой, весь залитый сиянием, утопающий в зелени и зное. Небо, широкое, бледно-голубое, и словно обмелевшее от полуденного жара, утратившее ночную свою глубину, сулило ясный же вечер. Нерданэль улыбнулась. У неë было доброе предчувствие, а это сейчас случалось так редко. Если Феанаро не явится к вечеру, стало быть, терпение Аракано дало свои плоды, и муж еë сумел внять голосу рассудка. Пусть подольше побегают по лесу с луками и стрелами – мужчинам без этого никак, будь то ребёнок или взрослый эльф. Несложно угадать, что мудрый Нолофинвэ взял с собой порядочный запас вина. Эльдиэ покачала головой – сначала вспомнят все обиды, а когда вторая фляга покажет дно, помирятся и начнут хвалиться сыновьями и нести всякий вздор. Он был таким мальчишкой порой, еë огненный супруг. Упрямым, своевольным, обидчивым и ранимым... и она тем крепче любила его. -Всë будет хорошо, - прошептала она спящей у неë на руках маленькой эльдиэ, и бережно поправила край платка, которым прикрывала лицо ребëнка от яркого света и жара... Линтэ у неë на руках вздохнула и так знакомо нахмурилась во сне. Девочка была тоже похожа на отца. Нерданэль могла представить себе, какой она должна была бы стать - высокой и статной, с волной смоляно-чëрных волос, с тонкими чертами и горящим огненным взором... Неужели не станет? "Сариэ, Сариэ... почему мне опять так страшно, когда я задумываюсь об этом? Порой мне так жутко становится, что кажется, все мои дети обречены на что-то ужасное, немыслимое, горькое... Славные мои мальчики, им будет тяжело. Но они будут вместе. Они всегда будут друг у друга. Отчего же мне кажется, что ты останешься одна? Неужели братья оставят тебя? Как же случится это? Как же может случиться, что нас с отцом не будет рядом, когда мы будем так нужны тебе... вам всем". Никто не видел, не замечал, но материнское сердце знало наверняка, угадывало чутко малейший диссонанс. И в этих чужих, невпопад звучащих мелочах звучало надвигающееся страшное и... "Нет, я не стану об этом думать. Пока вы все мои. Вы все здесь, со мной. И муж мой нынче прекратит вражду с сыновьями своего отца – я знаю. И тебя, Линтэ, я не отдам так просто". Гулкий, ширококрылый колокольный звон воспарил над городом. Ну, вот уж и третий час. Пора возвращаться домой. -Мама, я принëс всë, что мне удалось спасти от стаи прожорливых братьев. Кано со смехом поставил у ног матери берестяной короб от силы наполовину наполненный крупными душистыми лесными орехами. -И, как ни удивительно, младшие все равно голодны, как сурки после зимней спячки, - деловито добавил он. Нерданэль засмеялась и передала сыну проснувшуюся от колокольного гула Линтэ. Девочка широко зевнула и, обхватив ручонками брата за шею, уткнулась лицом ему в плечо, прячась от яркого света. Кано с улыбкой взъерошил ей волосы - смоляно-чëрные, отливающие медным пламенем под золотым полуденным сиянием Лаурелина. -Она становится похожа на вас с мамой, - весело сказал он подошедшему старшему брату. - Смотри! Майтимо легонько щëлкнул по носу всë ещë сонную сестрëнку. -Такая соня! Этим она на тебя похожа! -Скорее уж на Финьо! - Ну уж нет! Финдекано, он как альбатрос, сначала долго-долго где-то пропадает, а потом спит и спит, пока нет попутного ветра… чтобы снова носиться где-то без сна и отдыха. И оба рассмеялись, переглянувшись и вспоминая что-то явно забавное, что они знали об общем друге, но не хотели рассказывать при всех. Нерданэль, глядя на своих старших сыновей, – уже по-мужски высоких и таких красивых – снова ощутила ту головокружительную радостную лёгкость доброго предчувствия. Тени пока отступили. Надолго ли? Морьо и Турко показались из орешника. Между ними, крепко держа обоих братьев за руки, топал Атаринкэ. Все трое, с ног до головы в пыли, голодные и усталые, но явно довольные и беззаботные, хохотали над чем-то… Да, определённо пока всё было хорошо. ________________________________________ Незаметно это стало привычкой. Раз в несколько дней, даже если нет потребности в отдыхе, он неизменно оказывался здесь. Недвижимый прохладный свет. Шум прибоя и шелест сухих трав. Несколько сотен ступеней наверх - и стоять, прикрыв глаза, вдыхая этот мир-во-сне. Запахи (соль, горький дым и сладкое послевкусие - чабрец). Звуки (клики чаек, голос ветра и воды, приветственный гул пламени в горне). И, конечно, музыка. Его песнь. Если Единый рассчитывал этими снами смягчить Гортхаура Жестокого, он просчитался. Здесь он мог быть Майроном, здесь он мог вспомнить своё имя, чтобы потом, вернувшись в мир реальный, полный мрака и огня, начисто отсечь всё, что связывало с прежней жизнью. Чем больше он был собой здесь, тем легче становиться совершенной противоположностью себя там, в Ангбанде. Его больше не тяготили те способности и желания, которые невольно приходилось забывать до лучших времён военачальнику Мелькора. Для них нашлось своё время и место - что было в глубоком согласии с внутренним стремлением майа к порядку... Маленький эльф спал. Он не просыпался от звонких ударов молота о металл. Сонное дыхание, сонные тени от длинных ресниц на бледных щеках, сонные пряди можжевеловой тьмы разметались по земле. И это тоже стало привычкой - окончив очередную работу, сесть рядом со спящим и слушать, пропуская сквозь пальцы шёлковый пепел тёмных волос. Майрон знал ещё совсем юную фэа своего творения до тончайших оттенков звучания. Спящее пламя. Столько нераскрытых возможностей. Неогранённый камень. А мог бы ловить гранями свет, играть пламенными красками... Это был соблазн. И Саурон не знал, разумно ли противиться... Нынешний вечер был гулок и пуст. Майа сидел на краю обрыва, вглядываясь до слёзной рези в глазах в лавандовое взморье на западе. Так близко... "Где ты?! Я так долго жду!.." Но зов каждый раз падал в пустоту, чтобы кануть беззвучно, безответно, безвозвратно. Учитель словно был вовсе изгнан из пределов Эа, и как ни старался ученик дотянуться, уловить хоть отзвук знакомых мыслей, ответа не было. И не хотелось думать о том, что если это - правда. Если Мелькора и правда вышвырнули за Двери Ночи, лишили тела, сил, возможности вернуться... В груди каменела и стыла знакомая боль. Проклятое одиночество. Проклятые Валар. Проклятая война. Но даже на гнев не оставалось сил и воли... Маленький эльф рядом глубоко вздохнул во сне. Протянуть ладонь - и запустить пальцы в приятно тёплую гущу длинных волос. Привычный жест привычно успокаивал, притупляя горечь. Однако в этот раз тихая музыка спящей души впервые словно вздрогнула, как пламя свечи от порыва ветра, - и изменилась. Тоскующая, плачущая, зовущая, жалобная, вопросительная - заслезилась, заплакала: "Где ты? Я так долго жду..." Словно маленький ребёнок, потерявшийся в лесу. "Где ты? Я жду... Я так жду тебя!" Невозможно удержаться. Не в жалости дело - её он забыл давно. Но это было эхо его мысли и его собственного отчаяния. Вопреки обычному своему презрению к поспешным решениям и необдуманным порывам - он вдруг понял, что противиться нет смысла. Всё решено давно и есть только один верный ответ. Майрон закрыл глаза, отсекая залитые тусклым золотым сиянием лавандовые берега, отступая в глубь своего фэа. И пока пальцы с обычной неспешностью перебирали тёмный шёлк, на губах сами собой рождались созвучия. Очень осторожно, чтобы не разбудить. Не по имени. Не время. Не теперь. Рано. Однажды. Надо подождать. Но я здесь. Ты знаешь теперь. Ты слышишь меня? Слышишь... Ты мой. Твоё имя - только я знаю его. Так менестрель настраивает арфу. Легко-легко он касался незримых струн маленькой души и задавал им верное звучание, учил их петь, как должно - в совершенном унисоне с музыкой айну Майрона. И фэа в его руках отзывалась - податливо и послушно. Чувство абсолютного покоя и бесконечной гармонии поглотило давешнее отчаяние. Ювелирная точность звуков, плавкий и безукоризненно чистый материал в ладони - это было незнакомо, ново, но столь же естественно и правильно, как гудение пламени в кузнечном горне и тяжесть молота в руке... И когда (спустя, быть может, час - или целую вечность) он открыл глаза, результат усилий был как на ладони. Пламя и ночь. Неожиданно. Не то, чего он хотел. Увидят. Узнают. Невозможно не узнать... Удивлённо и с нарастающей тревогой Майрон пропускал сквозь пальцы дымно-чёрный шёлк, по прядям которого словно бы стекали струйки жидкого пламени. И пусть. Что сделают? Как запретят? Будь он, Саурон, на месте Валар, нашёл бы способ не подпустить впредь квенди к предателю, но владыкам Запада такие методы в голову не придут, а Мелькор... не станет же учитель в самом деле лишать своего верного ученика маленького безобидного развлечения? Кстати об учителе... Майа стоило немалых усилий унять невольную дрожь нетерпения при этой мысли . Ведь маленький эльф может стать его глазами и ушами в Валиноре. Он сможет пройти туда, куда ему самому дорога закрыта, задать тот самый вопрос, что уже несколько столетий остаётся без ответа... Быть может, даже сумеет помочь Мелькору вернуться в Эндоре!.. Да, занятная мысль. План потребует тщательной и неторопливой подготовки. И бездну терпения - ведь эльф ещё так мал, едва ли сгодится хоть на что-то в ближайшие несколько десятков лет... И стоило умерить пыл и восторги, ведь восхитительный план мести получится воплотить в жизнь только если Эру продолжит бездействовать и позволит этим снам продолжаться... Саурон на его месте бы не позволил. -Что, Отец, кто для тебя окажется ценнее? Я, рождённый от твоей мысли прежде всего тварного мира, или этот маленький эрухини, сотворённый тобой для меня и по моему же эскизу? Нарушишь слово и заберёшь обещанное? Или позволишь распорядиться своей собственностью, пусть даже в ущерб тебе и твоему замыслу?.. Странный сон близился к концу. Бесконечная вереница дел ожидала майа там, в Ангбанде. Но он не торопился, словно всё ещё ожидал ответа на свой вопрос-вызов. Ответа не было, как впрочем и всегда. Для бесед у Отца были послушные дети... В меркнущем золотом сиянии прозрачной льдинкой истаивала лавандовая даль. Серебряный ветер сонно качался на фиалковых волнах. От сухих трав по земле текли ручейки дымного благоухания - полынь и чобр. Златоглазый айну сидел неподвижно на самом краю обрыва и тихо пел, не разжимая губ, для спящего подле него маленького эльфа.