Naurlindale

Путь обратно оказался небогат на происшествия. Туман с рассветом рассеялся, словно и не было, прохладный осенний день распустил широкие крылья во всю оглядь, облил лес и поля золотом, охрой и багрянцем. Дети же, уставшие после впечатлений бессонной торжественной ночи, не доставляли родителям больших хлопот. Теперь дорога все больше шла с горы, но торопиться было некуда, поэтому шли пешком, вели неторопливые беседы, часто останавливались на вышитых светом и тенью полянах, и мерцали светло-напевно лампады и светильники, зажжённые от огня, благословлённого самой Вардой Тинталлэ*... Едва ли не втрое дольше заняла дорога домой, подолгу медлили эльфы, прощаясь с друзьями. К переправе приблизились только на третьи сутки. Воздух в тени под раскидистыми кронами пах прелыми яблоками и влажной землёй. В звонком, прозрачном воздухе далеко и ясно разносился звук водопада, однако на этот раз никому не захотелось наведаться к Airalantasírё. Фэанаро старался радоваться со всеми. В конце концов, даже он не мог не признать, что ему хорошо и благостно путешествовать, как в юности, однако деля на этот раз радость с семьёй. И да, он принял окончательно и без прежней неохоты, что в круг его семьи теперь вошёл и брат… По крайней мере, для Ноло стоило сделать почти безоговорочное исключение. Пусть пламенный не мог не жалеть по-прежнему в глубине души, что Аракано не сын Мириэль, не мог не думать о том, каково это было бы – расти в окружении братьев и сестёр, рядом с отцом и матерью, не знать никогда этих холодных, как тело ядовитой змеи, слов – «мачеха», «сводные», «пасынок». Этих немыслимых слов, родившихся в языке нолдор лишь для него одного из-за той женщины, укравшей у старшего сына любовь отца, первую семью. Оттого-то с Финдис ладилось хуже – золотые волосы и яркие синие глаза сводной сестры слишком живо напоминали то, что не хотелось вспоминать… И было другое, от чего Фэанаро не только не мог, но и не хотел отмахиваться. Именно эта тревожная мысль омрачала порой его лицо выражением хмурой сосредоточенности. И ведь ничего не предвещало. Были обычные раздражающие, но откровенно поверхностные события: то сыновья что-то не поделили, то дочь ушла к водопадам с сыном Финдис, вообразившим себя обручённым с Линтэ на основании лишь того, что они выпили по горсти воды из ручья. Фэанаро плотно сжал губы и нахмурился – чтобы не рассмеяться. То, с какой торжественной серьёзностью Артамир отнёсся к случившемуся, вызывало у него и раздражение, и смех, и – совсем уж неожиданно – уважение. Ему нравился этот мальчик, который при других обстоятельствах мог бы быть ему племянником. И тогда не было бы этих шуточек от Ноло, мол, говорил я тебе, что ванья придёт руки дочери просить. Нет, если бы не болезнь Мириэль, если бы не та женщина, вползшая, подобно змее, в дом Финвэ… Всё было бы иначе. Но теперь Артамир был лишь сыном сводной его сестры, для его брачного союза с Наурлинтэ пришлось бы просить особого благословения у Манвэ, но… это было не невозможно, не противоестественно. И предчувствия у пламенного на этот счёт были самые мрачные. И как было бы славно, будь нарисовавшийся на горизонте малолетний ухажёр дочери единственной проблемой Фэанаро. На самом же деле, это его теперь почти не задевало. Кто мог ожидать, что беда подстерегала посреди торжественного собрания на священной горе Таниквэтиль. Когда были погашены все огни, а Древа заснули, когда мир, укутанный туманом, погрузился на несколько мгновений в первозданный мрак, а потом сама Возжигательница Звёзд затеплила новое пламя, и рассвет щедро плеснул серебром и золотом… Посреди сонма лиц, сиявших благодатной радостью, старший финвион тогда увидел одно единственное подобное погасшему светильнику. О, он старался. Ловил блики чужой радости и отражал, выдавая за свои. Он лгал. Притворялся. Волк в овечьей шкуре. И довольно было лишь на мгновение столкнуться их взглядам – и они окончательно и навсегда поняли друг друга. Фэанаро Куруфинвэ увидел не знающую меры и предела ненависть в глазах Мелькора. Поймал тень замысла будущей мести. Но и сам не остался незамеченным. Впрочем, какой-то квендэ, пусть и сын короля нолдор, Мятежного мало интересовал. Он лишь усмехнулся нехорошо и отвёл скучающий взгляд. *** Нолофинвэ долго наблюдал за братом, не решаясь подойти – не его ли присутствие опять смущало Фэанаро? Однако он по опыту знал, лучше не давать пламенному подолгу раздумывать над такими вещами, как нельзя позволять ране гноиться под повязкой. С двумя чашами горячего пряного вина он подошёл к брату и уселся молча рядом на траву. Золотой свет Лаурелина густел, тускнел, шёл на убыль, сквозь него, как сквозь прозрачный янтарь, на небе проглядывали звёзды. Они пили не торопясь, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, но уже одного этого было довольно, чтобы понять – не в сводных брате и сестре дело. Аракано ждал, Куруфинвэ неторопливо обдумывал свои невесёлые мысли. - Он уже приходил к тебе и твоим сыновьям со своими проклятыми советами? Ноло не пришлось объяснять, кто именно. - Нет, пока что обходит Дом Финвэ стороной, я не слышал также, чтобы он пытался приступить к кому-то других членов нашей семьи. Фэанаро кивнул. Аракано мысленно ликовал, когда брат так и не нахмурился при упоминании общей семьи. Они ещё помолчали, поглядывая на младших детей, угощавших лошадей кусочками пшеничной лепёшки и ломтиками яблок под зорким надзором Нельо и Финьо. Нерданэль, Финдис и Анайрэ сидели под прозрачно-золотыми берёзами и весело смеялись – все три такие разные, но такие удивительно прекрасные в этот вечер. Остальные, взрослые и дети, собрались вокруг Кано – его уговорили спеть новую балладу. Ноло не первый раз заметил, что его Ириссэ стоит об руку со среброволосым фэанорингом. - Он был на празднике, - глухо вдруг уронил старший финвион, словно слагая с себя тяжкий камень. – Мелькор. - Он был там и в прошлый раз. Пока брат Владыки не запятнал себя, едва ли кто-то посмеет не допустить его. Фэанаро хмыкнул невесело. - Разве недостаточно он запятнал себя? Или ты веришь в его исправление? Аракано медленно сделал глоток вина и долго размышлял, прежде чем ответить. - Нет, брат, я не верю ему. - Это хорошо. Держись от него подальше и говори всем нашим, что он опасен. Я знаю точно, он задумал нечто… Странно, что Валар позволяют ему беспрепятственно ходить среди квенди и учить. Аракано, стараясь не улыбаться всё ещё такому непривычному для него слову – «наши», осторожно уточнил: - На празднике что-то случилось? Что-то гложет тебя, я вижу. Фэанаро пил вино, глядя прямо перед собой. Голос Макараурэ вёл негромкую песнь в золотой вечерней тишине, тихо-тихо серебрились переливы арфовых струн под искусными пальцами, и ветер забывал вздыхать в кронах деревьев, очарованный, убаюканный… Фэанаро заговорил тогда быстро и отрывисто, не глядя на Аракано: - Так хорошо, брат. Смотри, как им хорошо всем вместе, нашим детям. Я вижу, как спокойна и счастлива стала моя Нерданэль. Я и сам горя не знал в последние годы. Но он… Я видел его, видел тень чёрного замысла в его глазах. Он замыслил уничтожить наш покой, нашёл какой-то способ! Валар слепы. Манвэ слеп. Младший брат знал горячность старшего, знал, как тот поспешен в суждениях, но… в этих словах было столько скрытого, давно бродившего под спудом гнева, столько уверенности. Да и мысли эти не раз посещали и самого Аракано, хоть и не беспокоили его прежде так глубоко. - Охотно верю, что Мелькор может замышлять нечто… но как? Как осуществить это… что угодно – у самого подножия престола Манвэ Сулимо? Хотя Владыка Арды не склонен ожидать предательства, тем более от брата. Фэанаро криво усмехнулся. Все знали, что мятежный много раз предавал доверие всякого, имевшего неразумие ему поверить. - Мы должны сами позаботиться о своём и, главное, их благополучии, - тихо произнёс Фэанаро, глядя на своих близнецов, усевшихся подле любимого старшего брата и принявшихся заплетать его длинные медно-рыжие волосы в косы, вплетая длинные гибкие стебли трав и осенние цветы. Нельо делал вид, что ничего не замечает и продолжал тихую беседу с Финьо, который, однако, едва мог сохранять серьёзное выражение лица. Макалаурэ закончил петь балладу, но теперь Ириссэ упрашивала его сыграть что-нибудь весёлое, чтобы можно было танцевать. Светильники, зажжённые от огня Варды, широким полукругом охватывали поляну и мерцали в траве, словно дремлющие звёзды. - Как мы можем помочь, брат? Фэанаро не отвечал. - Как бы то ни было, я готов помочь тебе в любом начинании, ты же знаешь. - Я знаю? – неожиданно жёстко спросил старший и впился цепким, требовательным взглядом… А потом вдруг добавил почти мягко, почти извиняясь: - Да, я знаю, Кано. От этого признания сыну Индис показалось вдруг, что все эти разговоры про опасность – глупость несусветная. Ведь если старший брат его признал, если их бесконечной вражде и впрямь конец – какого ещё зла можно ожидать в светлом Валиноре? - Свет хрупок, - словно подслушав его мысли, проговорил Фэанаро. – Свет хрупок, а Валар слишком доверчивы. Но… Ты помнишь тот светильник, что я подарил Инголдо год назад? - Конечно! Я до сих пор так и не понял, как ты заставил его гореть и не гаснуть. - Я заставил хрусталь запомнить отражённый в озере свет звёзд. Хрусталь не умеет забывать. Тот свет, что мы видим – тень этой памяти. - Велико искусство Куруфинвэ, - улыбнулся Аракано. Фэанаро глянул в ответ насмешливо, но беззлобно. - Я думаю о том, как можно было бы заключить самый свет в крепчайший алмаз – не тень воспоминания об отражённом сиянии, нет… Взять частицу света Древ в час их силы и сохранить… на случай беды. Нолофинвэ смотрел на брата во все глаза, пытаясь осознать невероятный замысел. - Ты считаешь, это можно воплотить в жизнь? Самому? Без помощи Валар? - Да, я так считаю. Не сомневайся во мне, братец, я всегда добиваюсь своего, так что найду способ спасти вас всех от козней врага, что бы он ни задумал. Нолофинвэ молча кивнул. Он верил. Потому он и любил так крепко старшего брата, что его слово никогда не расходилось с делом. - Если тебе будет нужно, я всегда готов помочь. - Спасибо, Кано. Я буду иметь в виду. А теперь… хватит нам тут киснуть. Я намерен пригласить свою супругу на танец. И Фэанаро, разом сбросив груз тяжёлых мыслей, легким и стремительным движением поднялся на ноги. Помедлил, обернулся, подал руку брату, помогая встать. - Не говори пока никому. - С чего мне болтать? - Даже Анайрэ не рассказывай. Она передаст Нерданэль, а ей негоже опять терзаться предчувствиями. - Я сделаю, как ты просишь, брат. Фэанаро улыбнулся широко и вдохнул полной грудью свежий осенний воздух. Сумерки полупрозрачной серо-серебряной вуалью опускались на мир. Эльфы танцевали и пели под яснеющими звёздами. Чёрные тени прятались в чащах и в укромных ущельях, ужаленные возрождённым в ночь торжества светом.