Магия Рована

      Тяжелые капли падали с темного неба, со стуком оставляя на стекле прозрачные дорожки. Дождь моросил с самого утра, но казалось, набрал свою силу только сейчас. Тучи, заволокшие все до самого горизонта и, казалось, не собирались расходиться, поезд несся под ливнем, все больше и больше собирая на окнах капли.       Мальчик, сидевший рядом с запотевшим стеклом, плавно провел по нему ладонью, стирая конденсат, и посмотрел на беспросветную громаду облаков на небе. Ему казалось, что небо в этот день грустит о чем-то своем. – Какая тебе больше нравится? – внезапно вывел его из задумчивости низкий голос отца, сидящего напротив. В его пухлых руках лежали несколько листовок с рекламой – их придумал он сам, работая в рекламном агентстве, которому посвящал все свое время. Совсем как сейчас, протягивая сыну свои наработки. Мальчик с обреченным вздохом принял их и повертел в руках. – Никакая. – Хмуро отозвался Макс, взглянув на яркие картинки и вернув их отцу. – Обе некрасивые.       Тот с удивлением и еще большим вниманием рассмотрел их сам, поднеся почти к самому лицу. – И чем же они тебе так не понравились? – спросил Скотт МакДэниелс, переведя взгляд на сына. – Просто не понравились, – буркнул Макс, отворачиваясь от отца, который внимательно наблюдал за мальчиком. Такой ответ явно не удовлетворил того, и он еще раз более настойчиво протянул ему глянцевые бумажки. – Ты их даже не рассмотрел толком, – с некоторым осуждением произнес Скотт, предлагая сыну обосновать свою точку зрения. Макс снова взял в руки листовки и сделал вид, что еще раз их перечитал, нахмурившись и постоянно поглядывая на отца. – Вот эта слишком яркая, цвета ужасно выглядят! – наконец выдал он, резко вытянув руку с одной из бумажек. – А вот у этой даже если очень захотеть, не разберешь, что написано! И слоганы у обеих глупые, вообще не понятно, что тут имеется в виду!       Мальчик исподлобья посмотрел на отца, все так же держа листовки перед собой и всем своим видом показывая, что больше он на эту тему говорить не намерен. – Хорошо, хорошо, – отозвался Скотт, принимая свои наброски обратно и убирая их в свой небольшой портфель. – Только это не повод повышать голос, подумай, что бы на это сказала твоя мама? – Мама бы не хотела, чтобы ты в ее день рождения думал только о работе, – язвительно отозвался Макс, все так же враждебно глядя на Скотта. – Мама не хотела бы, чтобы ты срывался на окружающих, – со вздохом протянул мужчина и посмотрел в окно. Макс в ответ на это засопел и вернулся к изучению капель на окне. Пока они препирались, дождь зарядил сильнее, превратившись в ливень, и от этого тоненькие дорожки стали напоминать водопады, в которых отражался он сам. На Макса хмуро уставился черноволосый мальчуган, который, казалось, готов выбраться из отражения и ударить его. Он передернул плечами и виновато посмотрел на другую часть окна, которую задумчивым взглядом изучал Скотт.       Он выглядел несколько подавленным: этот день должен был сплотить их, и все же мистер МакДэниелс чувствовал себя виновато. Не в силах видеть грустное выражение на пухлом лице отца, отражающееся в стекле, Макс отвернулся и стал смотреть на двери вагона. Поезд только что остановился на станции, и в него спешно входили люди, стремясь укрыться от продолжавшегося снаружи дождя.       Как и город, маячивший за стеклом, пассажиры были мокрыми и невзрачными, одетыми в серое, словно специально стараясь слиться с погодой. Макс разделял это унылое настроение, со скукой перебегая взглядом с одного на другого входившего. Вдруг в мутной массе он заметил розовый плащ. Мальчик вытянул шею, чтобы рассмотреть женщину, надевшую такой яркий наряд, но та, мелькнув на несколько секунд, растворилась в серой толпе.       Поезд наконец снова тронулся, люди постепенно занимали свободные места, отряхивая намокшую одежду, складывая зонты и устраиваясь на теплых сиденьях. Макс продолжал бесцельно смотреть на них, где-то на подсознании пытаясь все так же уловить яркий образ и совершенно его не находя. Внезапно его взгляд зацепился за троих странно одетых мужчин, расположившихся через проход чуть позади сидевшего к ним спиной Скотта МакДэниелса. Мальчику показались странными их длинные мантии в пол, смотрящиеся совершенно неестественно.       Спустя несколько минут он наконец понял, в чем дело. Несмотря на то, что они только что вошли в вагон из-под проливного дождя, их старомодные мантии были абсолютно сухими. Сколько не рассматривал их Макс, он так и не смог заметить у них дождевики, или зонты, которые могли бы спасти их от идущего снаружи ливня. Один из троих, почувствовав на себе пристальный взгляд мальчика, потянулся к вороту плаща.       Поезд въехал в тоннель, и на несколько секунд стало темно. Макс вздрогнул, вжавшись в свое сиденье и зажмурившись. Когда в вагоне снова стало светло, мальчик наконец смог расслабиться и обернуться в сторону заинтересовавших его людей. Но на удивление, там оказалось совершенно пусто. – Мы выходим, приготовься, Макс, – голос отца отвлек его от мыслей об увиденных странностях.       Покидая вагон, Макс еще раз огляделся, но ни яркого плаща, ни загадочных черных мантий он не увидел. В конце концов, это был день маминого праздника, раз в году именно в него всегда происходили какие-то странности. Два года назад, к примеру, Брин МакДэниелс исчезла, ни оставив на прощанье даже записки, но Скотт и Макс до сих пор хранили традицию – на ее день рождения ездить в Чикагский Институт Искусств.       На перроне было на удивление много людей. Дождь уже закончился, хотя небо так и не прояснилось, и прятавшиеся в здании вокзала люди спешили занять свои места в подошедшем поезде, пока с неба не начало лить снова. Мистер МакДэниелс уверенно взял за руку сына и провел его сквозь толпу, своей грузной фигурой создавая довольно широкий проход. Благодаря этому они быстро оказались около выхода, где сели в первое попавшееся такси, выбрав его из целого ряда желтых автомобилей, припаркованных у тротуара.       Оказавшись в машине, Макс снова прислонился к затемненному стеклу. Посмотрев наверх, он попытался разглядеть крыши высоких чикагских небоскребов, но те терялись где-то вне поля его зрения. Бросив бесполезное занятие, мальчик повернулся к отцу, устроившемуся рядом. Водитель, получив от мистера МакДэниелса информацию о пункте назначения, неспешно вывернул на дорогу. – Пап, – тихо позвал Макс, краем глаза наблюдая за тем, как сменяется городской пейзаж. – Слушай, а ты не видел в поезде троих людей в черных мантиях? – В мантиях? – Скотт вышел из задумчивости и с удивлением посмотрел на сына. – Кажется, нет, а где они сидели? – Через проход за тобой, – отозвался Макс. – Просто они выглядели такими странными… – Странными? – переспросил его отец, со вздохом посмотрев в глаза сына. – Я же уже говорил тебе, Макс, книгу не судят по обложке. – У них были сухие мантии, хотя они вошли в поезд после дождя, я подумал, что… – мальчик не успел закончить свою мысль, Скотт жестом прервал его. – Всему должно быть какое-то объяснение, – строго сказал мистер МакДэниелс. – Если они показались тебе странными, это не значит, что тебе можно вот так прямо говорить об этом. Вспомни о правилах приличия! – Я знаю, – тихо ответил Макс, насупившись, и отвернулся, всем своим видом показывая, что больше не хочет продолжать разговор.       Остальную часть пути они ехали в тишине. Макс выхватывал взглядом широкие улицы, мимо которых они проезжали, рассеяно смотрел на прохожих, идущих по своим делам, но все это казалось ему совершенно скучным и обыденным. Раньше он очень любил эти семейные поездки, Чикаго всегда казался ему ярким и полным огней. Исчезновение его матери сделало его безжизненным серым памятником, возвращаться в который раз за разом становилось все грустнее.       Скотт услышал тяжелый вздох и посмотрел на сына. Тот с совершенно тоскливым видом рассматривал проносившийся мимо городской пейзаж. Мужчина понимал, что должен что-то сказать ему, поддержать, как заботливый отец, каким он и хотел быть, но слова в голове почему-то не складывались. В голове Скотта пронеслась мысль, что это намного сложнее, чем придумывать кричащие слоганы для рекламы.       Макс первым заметил двух бронзовых львов, стоявших у входа в музей. Такси остановилось прямо напротив огромной лестницы, на вершине которой возвышалось здание музея. Мальчик выбрался из машины первым и, пока мистер МакДэниелс расплачивался с водителем, подошел к одному из львов, чтобы потереть его огромную лапу. Они всегда делали так, когда приезжали всей семьей – его мама считала, что это приносит удачу. Вскоре к нему присоединился и отец. Выполнив этот своеобразный ритуал, они стали подниматься по лестнице. Скотт еще раз посмотрел на грустное лицо сына и взял его за руку. Это немного приободрило Макса, хотя и вызвало у него удивление. – Знаешь, Макс, – наконец сказал Скотт, крепче сжимая тонкие пальцы сына в своей широкой ладони. – Я очень рад, что ты поехал со мной. Думаю, и мама тоже.       С этими словами он толкнул высокую дверь музея и пропустил мальчика вперед. Тот первым вошел в огромный холл и осмотрелся – за год здесь абсолютно ничего не поменялось. Посетителей в музее было не так много, и к отцу с сыном сразу подошла девушка с бейджем на груди, предложив свою помощь. Скотт порылся в кармане и достал засаленную на вид старую бумажку, на которой поблекшими от времени чернилами были написаны имена художников. – Мы бы хотели посмотреть полотна Пикассо, Матисса, Ван Гога и… – мистер МакДэниелс запнулся, с сомнением поднеся листок к самому лицу, чтобы рассмотреть последнюю запись. – Гоген, кажется… – Гоген, – с улыбкой подтвердила девушка. – Его полотна вам точно понравятся.       С этими словами она развернула небольшой бумажный путеводитель с картой и указала ему нужные части галереи на втором этаже. Макс дождался, пока отец запомнит путь и двинулся следом за ним по широкой мраморной лестнице.       Верхняя галерея пестрила красками и, казалось, сама по себе являлась произведением искусства. Каждая картина, сотканная из крохотных мазков, являлась окном в целую вселенную, закованную в границы деревянных багетов с витиеватыми узорами на них. Скотт остановился напротив картины с изображением дождливой парижской улицы. – Совсем как сегодня, – усмехнулся он, указав на огромное полотно. Мальчик внимательно посмотрел на картину и кивнул. – Это Кайботт, – прочитал он имя художника на небольшой табличке, что висела рядом с картиной. Мистер МакДэниелс с удивленным смешком окинул картину взглядом. – Твоя мама всех художников наизусть знает, – с некоторой гордостью произнес он. – Сразу бы догадалась, кто это. А я, признаться честно, ни одного так и не запомнил.       Он похлопал сына по плечу и двинулся вдоль галереи, рассматривая полотна на стенах. Макс задерживался у некоторых картин, с интересом разглядывая стили разных художников, подмечая детали и особенности исполнения. Он как раз остановился рядом «Стариком с гитарой» Пикассо, как вдруг услышал восторженный возглас отца. – Мистер Лукенс, рад вас видеть! – своим громким голосом Скотт привлек внимание к себе и немолодой супружеской паре. Мужчину Макс уже видел – тот был коллегой его отца, возглавлявшим их рекламное агентство. – Здравствуйте, Скотт, – со сдержанной улыбкой тот пожал пухлую ладонь МакДэниелса и сдержанно представил его своей жене. – Я делал рекламу для известных сухариков… – начал было Скотт, но мистер Лукенс жестом прервал его, останавливая готовые вырваться наружу громогласные рекламные фразы. – Дорогая, Скотт – фанатик своего дела, думает о работе даже в свой выходной, – мужчина повернулся к своей супруге и кивнул ей. – Вы решили погрузиться в культуру? – Да, у нас с сыном традиция, каждый год ездить в художественный музей, – с улыбкой ответил ему мистер МакДэниелс и подтянул Макса за плечо. – Кажется, вы уже виделись с моим сыном, Максом? – Да, я был у вас в прошлом году, – кивнул мистер Лукенс и тепло пожал мальчику руку. – Рад, что молодой человек оторвался от компьютерных игр и телевизора. Тебе понравилась какая-нибудь из этих картин? – Вот эта картина Пикассо, – отозвался Макс, указывая аккуратным жестом на то полотно, около которого они встретились. – У тебя хороший вкус, юноша, – серьезно кивнул мужчина, подходя ближе к картине и рассматривая ее вблизи. – Могу предложить сравнить ее с моей любимой. – Дорогой, произведения искусства не сравниваются между собой, они все по-своему прекрасны, – наконец подала голос миссис Лукенс, подходя к мужу и беря его за локоть. – Ох, прости, невежливо учить такому молодое поколение, – улыбнулся ей супруг. – И все же я настоятельно хотел бы показать ее вам. – Мы не против, правда, Макс? – мистер МакДэниелс с широкой улыбкой сгреб сына за плечи и прижал к своему животу. Мальчик только кивнул в ответ, заинтересовавшись тем, какие картины могли бы понравиться такому твердому и спокойному человеку, как мистер Лукенс.       Мужчина провел их компанию мимо нескольких картин и остановился около полотна Рембрандта. Макс с некоторым сомнением посмотрел на изображенный образ – стиль этого художника он любил не так сильно, в отличие от широких мазков ранних работ Пикассо. – Как тебе, Макс? – первым спросил мистер Лукенс, дав мальчику время получше вглядеться в картину. – Красиво, – кивнул тот, не зная, как ответить более конкретно. Его отец, заметив это, с улыбкой присел рядом с ним. – Послушай, я бы хотел переговорить о работе, – начал Скотт, положив руку на плечо сына. – Ты не против прогуляться самостоятельно? Может быть сходишь к тем железкам, которые мама всегда рисовала? Я подойду туда через полчаса, идет?       Макс кивнул и, попрощавшись с Лукенсами, быстрым шагом пошел вдоль галереи, ища вход в нужный зал. Он чувствовал подступающий комом в горле гнев из-за того, что его отец снова думает только о своей работе. Этот день они должны были провести вместе, гуляя по любимому маминому Институту Искусств, но в итоге мистер МакДэниелс снова увлекся своим обычным занятием. Макс подумал, что мама такому бы совсем не обрадовалась.       Оружейная галерея встретила мальчика знакомой полутьмой, в ней не было такого яркого освещения, как среди картин, которое бы позволяло разглядеть все мелкие детали экспозиции. Посетителей здесь почти не было, только двое прогуливались в дальнем конце, рассматривая висящие на стенах чугунные палицы и секиры. Макс остановился напротив витрины с доспехом внутри, который возвышался над остальными экспонатами и поблескивали начищенным серебром.       Макс вспомнил, как когда-то они с мамой так же сидели здесь, рядом с этими доспехами, и она прорисовывала узорную кирасу в своем альбоме для набросков. Она увлекалась живописью, и мальчик очень любил наблюдать, как на чистых белых листах из-под ее руки появляются изящные карандашные линии, складывающиеся в картину.       Макс рассматривал кованные узоры на наплечниках доспеха, высоко задрав голову, когда в галерее появились новые посетители. Сквозь стекло он увидел какое-то движение и с интересом выглянул из-за витрины. Вошедшие были одеты в совершенно старомодные мантии, абсолютно такие же, в каких были странные личности из поезда!       Макс быстро нырнул обратно за доспехи, чтобы со стороны входа его не было видно. Но люди совершенно не обращали на него внимания, ведь он остался единственным посетителем галереи, они тихо переговаривались между собой, пока проходили зал насквозь. Остановившись перед небольшим канатом с табличкой «Ремонт. Не заходить», загораживающим алую декоративную портьеру, один из них достал что-то из рукава. Максу показалось, что это был длинный и тонкий прут, с которого состригли все сучки, отшлифовали и покрыли лаком. Мужчина легко повел им в воздухе, сделав странный жест, словно был дирижером. Портьера внезапно пришла в движение и сама по себе открыла небольшую арку, ведущую в темный коридор. Веревка с табличкой тоже пришла в движение и растянулась вниз, до самого пола. Люди неспешно прошли через нее, по очереди скрываясь в арке.       Макс во все глаза наблюдал за происходящим. Никто из странных личностей даже не дотронулся до предметов, но те каким-то невероятным образом двигались сами по себе. Мальчик внимательно посмотрел на портьеру из своего укрытия, но не заметил ни одного странного механизма, который мог бы приводить ее в движение.       С одной стороны ему нельзя было уходить одному, не дождавшись отца, но интерес разгорался в нем все больше, и он просто не мог усидеть на одном месте. Высунувшись из-за витрины, он осмотрелся и на цыпочках перебежал то небольшое расстояние, отделявшее его от странной арки. Еще раз проверив, что никого вокруг нет, Макс перемахнул через лежащий на полу канат и скрылся за портьерой.       Воздух в коридоре неприятно пах плесенью, было темно и Макс остановился, прижавшись к стене спиной, чтобы глаза немного привыкли. Он слышал, как снаружи мимо портьеры прошли посетители, что-то активно обсуждая между собой. Мальчик сильнее вжался в прохладный камень, боясь, что его могут заметить, но голоса через некоторое время затихли, отдалившись. Как только они исчезли, Макс наконец оторвался от стены и продолжил идти по коридору.       Его глаза наконец привыкли к полутьме, и мальчику стало казаться, что пол и стены светятся неярким янтарным светом. Наконец он вышел в большую круглую комнату. По ее сторонам находилось множество зеркал в высоких рамах, а посреди нее стоял постамент, на котором располагался огромный ветхий гобелен. Макс обошел его по кругу, но тот оставался на своем месте. Зеркала заинтересовали его больше – они были странными, массивными и не отражали совсем ничего. Мальчик подошел к одному из них и присмотрелся. В зеркале не отражались ни постамент, ни мягко светящийся пол, ни даже другие зеркала. Он видел только себя на темном, совершенно черном фоне.       Удивленный увиденным, Макс обошел комнату еще раз и снова остановился около гобелена. Тот был очень ветхим, похожим на какую-то реликвию, пришедшую из далекой древности. Из всех цветов на нем остались только бледные рыжие пятна, остальную картину можно было только угадывать. Макс задумчиво прикоснулся пальцами к грубой серой ткани и аккуратно провел по одной из линий, где еще можно было увидеть смутные очертания какого-то изображения.       Вдруг одна из нитей, составлявших полотно, загорелась золотом в том месте, где он дотронулся до нее. Макс, тихо охнув, отдернул руку и отскочил от гобелена. Тонкая нить завибрировала, словно была не частью картины, а натянутой струной. По комнате пронесся приятный звук, отдавшейся эхом от стен. Следом за ней, словно паутина, ожили и другие нити, вспыхивая и сплетаясь в узоры. Вместе с ними усиливалась и усложнялась льющаяся по залу мелодия. Наконец проснулась и последняя нить, приведя музыку к кульминации.       Макс пораженно смотрел на горящий разноцветными красками гобелен. Каждый его цвет был наполнен силой и будто светился изнутри, обдавая его теплом. На его верхней части в золотом орнаменте сплелись три непонятных слова: «TAIN BO CUAILNGE». В центре полотна было выткано изображение пасущегося быка, окруженного множеством спящих воинов. Справа от них было огромное марширующее войско, а с холма на фоне смотрел статный мужчина с длинным копьем в руке.       Цвета картины полыхали огнями, и Максу казалось, что все изображенные персонажи действительно двигались: маршировало войско, бык щипал колышущуюся на ветру траву, а спящие воины мирно переворачивались на земле. Единственно неподвижной оставалась лишь темная фигура на холме. Макс поднял руку и дотронулся до изображения мужчины. Гобелен будто вздрогнул, и по узорам пробежала тень, приглушившая его яркий свет. Приятная мелодия неожиданно превратилась в ужасную какофонию, то затихая, то вдруг выстреливая нотами резкого крещендо. Пальцы словно обожгло, и он отдернул руку, прикрыв глаза, когда свет стал нестерпимо ярким.       Макс испуганно жмурился, пока внезапно не оказался в тишине и темноте. Он приоткрыл глаза и осмотрелся. Комната со множеством зеркал пропала, как и сияющий гобелен. Сейчас он стоял сразу за огромной портьерой, которой частично был завешан вход в коридор, где он находился. Он обернулся и сделал пару шагов в том направлении, где находилась комната, но внезапно наткнулся на холодную стену. Удивившись и пощупав ее на предмет дверной ручки или чего бы то ни было еще, он решил, что лучше все же вернуться обратно.       Все это было очень странным, Макс чувствовал себя напуганным, но в то же время что-то внутри него говорило: «Так и должно быть.» С этими мыслями он вышел из-за портьеры и перелез через канат с табличкой.       В оружейной галерее царило необычное оживление, но, поискав глазами, Макс легко нашел грузную фигуру своего отца, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом с двумя охранниками. Судя по обеспокоенному лицу служащего, на которого наступал мистер МакДэниелс, мальчик понял, что случилось что-то серьезное. – Пап, – громко позвал Макс, направляясь к ним. Скотт, услышав голос сына, тут же бросился к нему и прижал к себе. – Слава богу! – мистер МакДэниелс рукавом вытер выступившие на глазах слезы, крепко держа Макса в объятьях. – Где ты был, Макс? Я искал тебя два часа! – Извини, пап, – отозвался Макс, выпутываясь из складок его плаща. – Я просто зашел в ту зеркальную галерею, минут на двадцать… – Какая еще зеркальная галерея, о чем ты? – Скотт удивленно отпустил сына из объятий и осмотрелся. – Та, которая на ремонте, – Макс обернулся, чтобы показать на табличку, но удивленно замолчал. Портьера оказалась большим старым знаменем, кое-как пришпиленным к стене, чтобы было видно расшитые на нем символы. Огораживающего каната не было, как и надписи о ремонте на нем. Стена за висящим полотном была выложена старинной каменной кладкой, никаких намеков на арку и коридор за ней не было и в помине.       Пока Макс растерянно осматривался, мистер МакДэниелс пожал руки охранникам, которые с облегчением смотрели на найденного мальчика, а когда они отошли, присел перед сыном и всмотрелся в его лицо опухшими глазами. – Зачем ты обманываешь меня, Макс? – уставшим голосом спросил он, положив ладонь на плечо сына. – Где ты был последние два часа? – В галерее с зеркалами, – отозвался Макс, испуганно оглядываясь по сторонам. – Правда, я думал, что я недолго… – Здесь нет никакой «галереи с зеркалами», Макс, – Скотт достал из кармана брошюру с планом музея и протянул ее сыну. Тот схватил бумагу и несколько раз осмотрел ее, но ничего подобного не нашел ни в списке, ни на самой карте. – Макс, ты мне врешь? – строго спросил отец и вгляделся в глаза сына. Макс уставился на ботинки, не выдержав его тяжелого взгляда. – Нет, я не вру, – тихо ответил он, постаравшись придать голосу твердости, но слова прозвучали глухо и нерешительно. В ответ на это Скотт схватил его за руку и без разговоров потащил к выходу. Макс шмыгал носом, пока они спускались по ступенькам мраморной лестницы, мистер МакДэниелс молчал.       В такси они сели так же в тишине, каждый находился в своих мыслях. Макс смог немного успокоиться и чувствовал скорее обиду, чем страх. Отец сам бросил его одного из-за своей дурацкой работы, а теперь еще и не верит ему! Макс хмуро смотрел в окно такси, на котором они ехали обратно на вокзал, и в отражении следил за тем, как тот громко шуршит своими глянцевыми рекламными листами.       Снова начался дождь. Выходя из машины, Макс подставил лицо холодным каплям, но не простоял так и минуты. Нетерпеливо позвав его, Скотт первым отправился к зданию вокзала, и мальчику пришлось перейти на бег, чтобы догнать его. В купе они сели в той же гнетущей тишине. Мистер МакДэниелс отдал свой билет кондуктору и откинулся на спинку сиденья, собираясь проспать остаток пути. Макс наблюдал за ним, думая, что тот скажет хоть что-нибудь, но отец молчал. – Ваш билет, молодой человек, – обратился к нему кондуктор, и мальчик, встрепенувшись, полез в карман. – Извините, вот, – он достал из кармана бумагу и удивленно уставился на вытащенный конверт. Но тут же, спохватившись, нашел свой билет в другом кармане. Как только кондуктор ушел, Макс удостоверился, что отец решил не обращать на него внимания, и снова достал странную находку из кармана.       На обложке изящным почерком было выведено его имя. Сливочного цвета конверт имел красивые закругленные уголки.