***
В лесу было тихо. Слишком тихо. Не было ни птиц, ни даже кузнечиков. Казалось, что весь лес – одно существо, затаившееся и выжидающее подходящего момента, чтобы напасть. Тесак чувствовал себя единственным источником шума, старался ступать как можно мягче и вздрагивал от звука собственных шагов. Ужасно хотелось развернуться и броситься бежать, так, чтобы в ушах свистело, и остановиться уже у двери дома, но что-то заставляло идти дальше. Навязчивое, зудящее чувство, перебивающее страх. Тесак видел, как Ева Сергеевна смотрит на Николая Васильевича – как на бесстрашного героя, при этом глаза её, кажется, становятся немного больше, и в них так ясно отражается искреннее восхищение… А ещё иногда девушка в такие моменты чуть приоткрывает рот – и это выглядит так чудесно, так по-детски трогательно. Эх, Тесак пошел бы на многое, ради того, чтобы Ева Сергеевна смотрела так же на него. Но пока не придумал ничего лучше, чем отправиться ночью следить за жуткой усадьбой и её – не менее жуткими – обитателями.***
Ночь была звёздная, ясная. Где-то лаял и завывал пёс, где-то женский голос тянул песню, где-то плакал ребенок – и всё это почти успокоило Порфирия Матвеевича, он даже немного замедлил шаг и задумался о чем-то своём, когда вдруг позади услышал какой-то шум, краем глаза заметил, как по забору ближайшего дома мелькнули несколько теней, и внутри всё похолодело – было ли это игрой воображения или нет, но у теней можно было заметить рога… Глянув в другую сторону, Порфирий Матвеевич резко побледнел и бросился бежать так, как давно не бегал – чертовское создание в развивающихся лохмотьях бросилось за ним. Впереди виднелась вторая рогатая фигура, заставившая Порфирия Матвеевича резко сменить маршрут, попутно голося на всю округу…***
Чтобы перебить страх, Тесак уже представлял, как сможет узнать что-то очень важное, проследив за господином Рихтером – правда, он пока не придумал, что именно узнает – и как Ева Сергеевна будет слушать его, очень внимательно, не отводя взгляд и, возможно, даже чуть приоткрыв рот… Тесак глянул по сторонам и остановился. Что-то не так – незнакомые деревья, нет привычных ориентиров. Неужели свернул куда-то не туда?***
Порфирий Матвеевич мчался во весь дух, а за ним, кажется, целая свора чертей – они выли, взвизгивали, хохотали и рычали. Единственной надеждой на спасение была церковь, туда нечисть точно не посмеет ворваться. Только бы успеть. Бесы в затылок дышат, ничуть не отстают, но спасение уже близко. Порфирий Матвеевич свернул к кладбищу, за которым была церковь. Ещё совсем немного… Но под ногу что-то попало, земля неожиданно стала совсем близко, в голове пронеслось: «Вот и всё…», - и Порфирий Матвеевич рухнул. В уши ударил ликующий чертовский визг, со всех сторон потянулись руки, хватающие за одежду и утягивающие в самое пекло…***
В очередной раз осмотревшись, Тесак с ужасом понял, что заблудился. И как он не заметил, что с тропинки сошел? Будто наваждение какое-то. Леший тешится – не иначе. Блуждал-блуждал, уже из сил выбился, даже «Отче наш» шепотом читать начал. Вдруг увидел – огонёк вдалеке меж деревьями мелькает. В Голову тут же бабкины сказки о лесной нечисти полезли. Но делать нечего. Перекрестившись, Тесак пошел на свет. Подобравшись ближе, он услышал, будто пение, или же просто птицы ночные раскричались, то ли музыка, то ли сверчки и лягушки перекликаются. ― Стёпа… ― приятный высокий голосок и звонкий смех. Тесак вздрогнул, он уже даже как-то отвык от собственного имени, которое заменило намертво приставшее прозвище. Глаза испуганно забегали, ища источник звука. ― Я здесь, ― раздалось прямо за спиной. Тесак резко обернулся, но никого не увидел. ― Стёпа… ― снова прямо позади. Наконец он заметил девушку. Рыжая, простоволосая, в пёстром сарафане и пугающе красивая. И от одного взгляда на неё Тесак будто разума лишился – сам не зная почему, пошел за ней и будто ничего вокруг больше не видит и не слышит. Очнулся лишь когда в глаза яркий свет ударил, а в уши – хор сотен голосов. На большой поляне горели высокие костры, вокруг которых в каком-то общем безумном веселье плясали мыслимые и немыслимые существа. Некоторые, на первый взгляд, походили на людей, но, если присмотреться: у одного волчий хвост, у другого уши ослиные, у третьего и вовсе – копыта. Были здесь и зеленые косматые страшилища, и мелкие визгливые черти, и ведьмы, которые в танце обращались в сов и ворон. И все эти твари со смехом и улюлюканьем затянули Тесака в свою круговерть. Хватали его, кружили, толкали один к другому. И в голове у Стёпы уже звон и туман, но внезапно помутившееся сознание выцепило из толпы знакомое лицо. Только вот глаза у Ульриха сейчас были черные с красными точками зрачков, голову венчали огромные козлиные рога, а за спиной мелькали мощные крылья. И едва Тесак открыл рот, чтобы позвать его по имени, как Рихтер из ведра окатил его чем-то липким и горячим, взглянув на свои руки, Стёпа понял, что они все в крови, в глазах поплыло, в горле встал ком. Ульрих широко улыбнулся, демонстрируя белые острые зубы…***
― Черти проклятые! Пустите меня! Я человек православный! ― голосил Порфирий Матвеевич между чтением молитв, и вдруг понял, что никуда его уже не тащат, даже не хватают уже. Пятеро чертей бросились врассыпную от прибежавших на крики селян с факелами и фонарями. И, что удивительно, при побеге у некоторых чертенят отвалились рога, попадали с голов мешки, и теперь - при свете - можно было разглядеть перемазанные сажей лица подростков. Порфирий Матвеевич приподнял голову, затем сел, ошарашенно осматриваясь. ― Ева Сергеевна! После оклика из группы спасителей, один «чертенок» в вывернутом наизнанку рваном тулупе, обернувшись, остановился. Увидев Гоголя, Ева стянула с головы мешок, ломая рога из веток. ― Николай Васильевич… ― от избытка эмоций девушку трясло, глаза её были широко раскрыты, а на губах застыла полубезумная улыбка. ― Вас все ищут… ― взяв её ледяные руки в свои, Николай Васильевич постарался успокоить Еву. ― Так… ― между тем, оклемавшийся Порфирий Матвеевич поднялся и, отряхиваясь, обнаружил пропажу пистолета. ― А что здесь, собственно, происходит…***
Тесак уже не понимал, в сознании он или нет, реально ли происходящее вокруг или нет. Он уже ничего не различал. Внезапно прямо перед Стёпой возникла неестественно большая, оскаленная морда гиены. Отшатнувшись назад, Тесак запнулся, но упасть не успел – огромное чудовище схватило его своими птичьими лапами и взмыло в воздух.***
― Понаедут всякие и устраивают тут! Дебоши… ― ругался Порфирий Матвеевич. Немного позади него шли Гоголь и Ева, за ними – Яким и Настя. ― Вы не понимаете, у неё помутнения… ― начал было Николай Васильевич. ― Помутнения! ― Порфирий Матвеевич резко оглянулся, перебив. ― Следить надо, раз помутнения! ― он продолжил шагать вперёд, бурча себе под нос. ― У одного припадки, у другой помутнения… Парочка из желтого дома… Ева с Гоголем переглянулись, едва сдерживая улыбку. ― Вот он где… ― пробормотал начальник полиции, поднимая пистолет и пряча его за пояс. ― Нам туда… ― Николай Васильевич кивнул в сторону постоялого двора. ― Спокойной ночи… ― Ещё раз прошу прощения, ― девушка тоже чуть склонила голову. ― Спокойной ночи… Порфирий Матвеевич лишь раздраженно фыркнул. Отойдя подальше, Гоголь и Ева вдруг прыснули смехом. ― Вот Вы смеётесь, а если бы он пистолет не потерял? Если бы стрельбу с перепугу начал?― недовольно заметил Яким. ― Вот… Правильно! ― согласилась Настя. ― Ева Сергеевна, глаз больше не спущу с Вас… Дернул же Вас черт… Это Федька Вас надоумил с ними на это дурачество? Точно он, баламошка такой…***
Стёпа пришел в сознание и далеко не сразу понял, где находится, быстро ощупал себя, убеждаясь, что все части тела на своих местах. Глянув по сторонам, осознал, что лежит на крыше собственного дома. Неловко поерзав, постарался осторожно спуститься, но конечности после сильного потрясения не слушались, и потому Тесак неуклюже скатился по отлогой плоскости и приземлился в копну сена. Живой. Даже не верится! Да, с ног до головы перепачканный кровью, до дрожи испуганный, но живой…