Утро началось отвратительно. Тело ломило после ночи на жёстком диване, в котором СССР и не помещался вовсе со своими двумя метрами, оставляя ноги в висячем положении, а тело в позе дуги, раскалывалась голова, напоминая, чем закончился прошлый день, а чей-то голос, зовущий коммуниста, отдавался эхом в больной голове, словно она находилась между молотом и наковальней. Веки, словно налитые свинцом, отказывались подниматься, а сознание упрямо проваливалось в пустоту, прозрачно намекая, что следует ещё немного подремать, не реагируя на внешние раздражители. К слову, о раздражителях…
-…проснись! Опять ты вчера бухал?! Ну ты же обещал Белке завязывать с этим, тебе и так с каждым днём всё хуже! А ну вставай, алкашня! И приводи себя в порядок, сейчас остальные придут. Скажи спасибо, что я вперёд пошёл, словно чувствовал! Так, я тебя сейчас с дивана столкну!..
— Руся, завались, — недружелюбно буркнул несчастный, — Башка раскалывается.
— Ещё бы она не раскалывалась! Это ж надо, две бутылки водки в одиночку выпить! Если ты, конечно, не выкинул ещё несколько.
— Не, только две, — приоткрыв глаза, пробормотал Союз и зажмурился, пряча глаза от режущего света. А вот следующая мысль заставила похмельного подскочить на месте и, распахнув глаза и зашипев в ответ на свет и головную боль, мигом о себе напомнившую, прохрипеть: — Остальные тоже идут?!
— Да-а-а, бать… Неплохо ты, конечно, отпраздновал победу… Я тебе это уже десять минут объяснить пытаюсь. Так что давай, приводи себя в порядок, а я пока, так уж и быть, приберусь. Обезболивающее на кухне в верхнем ящике, ты в прошлый раз забыл в аптечку вернуть! — крикнул Россия вдогонку отцу, покинувшему гостиную.
Пока сын чем-то шуршал в комнате, коммунист потянулся к ящику, о котором шла речь, чтобы тут же наткнуться взглядом на нужную коробку. Выпив две таблетки разом и поморщившись от очередного приступа головной боли, он отправился в ванную, чтобы, последовав совету сына, умыться и хоть немного привести себя в порядок. Водные процедуры заняли не более десяти минут, и закончил он как раз вовремя. Раздался стук и хлопок входной двери.
Ещё раз ополоснув лицо холодной водой, СССР пошёл встречать новоприбывших.
— Пап, привет! — стоило ему оказаться на пороге, как на шее повисла Белка, крепко её сжимая и заливисто хохоча.
— Привет, бать! — поздоровался Украина, глядя на открытые окна.
— Сәлем, пап! — добродушно улыбнулся Казахстан и, пропустив сестру, сам обнял отца.
— Привет всем, — улыбнулся в ответ Союз, пытаясь не морщиться от головной боли, хоть и приглушённой обезболивающим, но не ушедшей полностью, — Как вы все?
— Отлично! Знаешь, мы все так радовались, когда это всё закончились! В честь этого даже все собрались и решили прогуляться! Украина, как всегда, ворчал, но тоже согласился пойти!.. — жизнерадостно защебетала его дочь, Казахстан с улыбкой согласно кивал, а Украина только фыркал. Россия же сидел на диване, внимательно следя за происходящим, чтобы, в случае чего, отвлечь всех на себя и дать отцу шанс прийти в себя.
— А чего это у тебя окна открыты? Холодно, жуть! — вдруг воскликнула Беларусь и кинулась закрывать их.
— Да… Жарко было, вот и открыл… — пробормотал коммунист, пересекаясь взглядом с Россией.
— А ты тут как? Не скучаешь? — склонив голову набок, поинтересовался Украина.
— Да когда мне скучать? Меня уже все запоздравляли…
— Да, все радуются победе. Все так долго этого ждали… — счастливо прошептала девушка.
— Кстати, бать, тебе доложили, что Третьему Рейху удалось сбежать?
— спросил Россия.
— Да, но, насколько я знаю, ему неплохо досталось. С такими ранениями без помощи он долго не протянет. А помогать ему никто и нигде не будет. Даже на Родине он сейчас изгой. Думаю, он уже где-нибудь загнулся, — помрачнев, ответил Союз.
— Надеюсь, — звонко, но несколько натянуто рассмеялась Белка, — Туда ему и дорога. Только вот Германию жалко…
— А что с ним? — напрягся СССР.
— После исчезновения Рейха, всех собак спустили на него. Если раньше говорили у него за спиной, то теперь высказывают недовольства и беспочвенные обвинения в лицо, приписывая все грехи отца, — недовольно ответил Россия, — Кстати, тебя бы тоже очень хотели видеть на совете.
— Может быть, в следующий раз… — задумчиво ответил ему отец. Знал ли Рейх, как достаётся его сыну?
— Слушайте, чего это мы всё о грустном? Давайте куда-нибудь сходим вместе! — предложила всегда позитивная Белка. Чуть подумав, все согласились. Ведь они так давно никуда не ходили все вместе…
***
Тихо застонав от ломящей боли во всём теле, Рейх распахнул глаза и, вспомнив события прошлого дня, взбешённо зарычал и, поняв, в каком безвыходном положении оказался и насколько он бессилен сейчас, начал от души материться, поминая всех предков грёбаного русского отродья. Он так играючи вывел его из строя… Но ничего, он может побыть паинькой. Пока что. Но как только ранение затянется… СССР пожалеет о том, что сохранил ему жизнь.
Осторожно приподнявшись, немец наткнулся взглядом на вчерашний стакан воды, чудом не расплескавшейся во время их маленького конфликта, и кусок уже зачерствевшего хлеба. Ярость снова начала подниматься из глубины сознания, и одним взмахом руки нацист отшвырнул от себя этот кусок. Взгляд остановился на воде. Пить хотелось адски. Но и принимать подачки врага не хотелось. Здравомыслие боролось с гордостью, и последней пришлось отступить. Сейчас главное выжить, а дальше он всё припомнит русскому. Взяв чуть дрожащей рукой стакан, Рейх несколькими глотками осушил его и поставил обратно. Живот напомнил, что, вообще-то, стоит и поесть, но немец только раздражённо отмахнулся.
Аккуратно и очень медленно он встал на ноги и сделал несколько шагов. Не обращая внимания на лёгкую боль в боку, он подошёл к двери и дёрнул её на себя. Как и ожидалось — она оказалась заперта. Вздохнув, нацист вернулся на матрас и, скрестив ноги, сел, прихватил свою фуражку, которую сейчас легонько поглаживал по козырьку большим пальцем. Что он может предпринять в сложившейся ситуации? Дождаться возвращения русского и неожиданно напасть? Нет, вариант не подходит. СССР сразу скрутит его и вновь отправит в беспамятство. Попробовать вскрыть замок на двери? Идея хорошая, да вот под рукой нет даже жалкого кусочка проволоки. Дождаться коммуниста и предложить заключить мирный договор? От этой мысли нацист даже фыркнул. Сразу же после этого предложения он получит очередную порцию боли. Нет, это не подходит. Прикинуться совсем слабым и дождаться момента, когда русский расслабиться, а дальше напасть? Вполне возможно, но не сейчас. Сейчас ему и прикидываться не надо. Да, именно так он и поступит. Дождётся, пока окрепнет и нападёт.
По губам зазмеилась злобная усмешка, а фуражка заняла своё место на голове нациста…
***
Вернулся СССР домой поздно ночью. Весь день с его лица не сходила улыбка, а в ушах звенел счастливый смех его детей. Даже вечно отчуждённый Украина сегодня вёл себя искренне и тепло. Лишь Россия изредка бросал обеспокоенный взгляд на отца.
Достав из кармана ещё тёплую булку хлеба, которую купил в пекарне несколько минут назад, он взял стакан и налил туда молока. У него сегодня хороший день, так почему бы не приукрасить его для одного пленного? Он даже расщедрился на кусок ветчины, которую купил, чтобы перекусить перед сном. С трудом сменив выражение лица со счастливого на равнодушное, он отпер дверь в подвал и зашёл.
— Я уж думал, ты там помер, — поприветствовал его Рейх.
— Не дождёшься, — усмехнулся Союз и поставил перед сидящим на матрасе немцем стакан и тарелку.
— С чего это ты так расщедрился? — подозрительно спросил он.
— В честь праздника, так сказать.
— Ты ведь в курсе, что я, вообще-то, проиграл? — нешуточно возмутился немец, — Тебе не говорили, что у тебя напрочь отсутствует чувство такта?
— Это только по отношению к тебе, — огрызнулся русский. Отойдя в сторону, он уселся у стены и внимательно посмотрел на фрица. Выглядел тот гораздо лучше, чем вчера.
— Ну и? Was hast du gestarrt? (Чего уставился?) — Раздражённо поинтересовался Третий, не спеша прикасаться к еде или молоку.
— Думаю, — насмешливо прищурился коммунист.
— Тебя в детстве не роняли? — недружелюбно поинтересовался нацист.
— Нет, как-то не приходилось, — вздохнул СССР, — Тебе нужно обработать раны и сменить бинты.
— Прикоснёшься ко мне, и я не посмотрю на то, что ещё слаб, приложу все силы, чтобы испортить тебе жизнь хоть немного, — встрепенувшись, потревоженной змеёй зашипел немец.
— И не собирался, — недовольно фыркнул русский, — Раз уж ты в сознании, сам о себе позаботишься, — он достал из кармана новый бинт и бутылку спирта (до чего же глубокие карманы), передал немцу и, бросив на нациста последний взгляд, пошёл к двери.
— Дверь можешь не запирать! — полетело ему ехидное вслед, и ответом этой фразе был скрежет ключа в замке.
Едко улыбнувшись, Рейх потянулся к молоку. Главное — не сорваться и продолжить пудрить мозги этому русскому. Он выберется из этой дыры — это просто вопрос времени.
