***
Хлопнула входная дверь, в гостиную вошли Германия и Россия. Русский, не глядя на отца, прошёл на кухню, а немец задержался. Посмотрев на провожающего взглядом сына коммуниста, он заметил: — Ему нужно время, он просто ещё не смирился. — Я понимаю это, но боюсь, что он не простит, — горько усмехнулся СССР. — Он привязан к тебе больше, чем ты думаешь, — возразил Германия, присаживаясь на край дивана, — Я снова должен поблагодарить тебя. Ты спас жизнь моему отцу, хотя все ожидали совсем иного. Отец рассказывал, что ты всегда мог его удивить, но я не верил… Что ж, теперь я тоже удивлён. — Это скорее слабость, чем качество, которому стоит удивляться, — не согласился Союз. — Чем бы это не было, в любом случае, спасибо, — немец вздохнул и поднялся. Бросив на своего собеседника последний взгляд, он ушёл на кухню. Немного посидев, коммунист снова попробовал встать. Вышло раза с третьего. Задумчиво посмотрев на дверь в кухню, он развернулся и медленно побрёл в свою спальню. Он не тот, кто готов смириться со своей беспомощностью. Шаги давались с трудом, ноги начали подкашиваться, а голова кружиться. Когда земля начала уходить из-под ног, СССР успел ухватиться за стену рукой. С трудом повернувшись, он опёрся на неё спиной и медленно сполз по ней на пол. В ушах звенело, перед глазами плясали цветные пятна, сводя русского с ума. Да, попытка проявить самостоятельность была плохой идеей. Зажмурив глаза, он часто задышал, пытаясь не сильно беспокоить рану на груди. Когда его самочувствие более-менее пришло в норму, он открыл глаза и скривился. До чего же неприятно ему стало, что он настолько беспомощен. Ему ведь раньше доставалось куда больше, так почему же такая мелкая рана подкосила его? Или, может, виновата болезнь? Его организм ослаб под её натиском. Что бы ни было причиной, он ослаб настолько, что не может устоять на ногах. Новая попытка встать провалилась. Как и все последующие. Ему лишь стало хуже. Ещё одна попытка закончилась кратковременным беспамятством. А когда он пришёл в сознание, услышал много не очень лестных эпитетов в свой адрес. Причём, если половина из них была на немецком, то вторая на его родном, русском языке. Да и поднимали его в четыре руки. — Was он тут забыл? — хриплый, немного шипящий голос. — Не знаю, в спальню, что ли, блять, шёл, — громкий и твёрдый голос. — На русском ведь ему сказал: «Сиди тут!», но нет же, ему сдохнуть приспичило! — Вот ведь неуёмный! По ощущениям, коммуниста снова положили на диван. Только на нём могло быть настолько неудобно. — Надо бы его на кровать, вообще-то, переправить. Он всегда не любил этот диван, он в нём банально не помещается, — всё тот же твёрдый голос, такой знакомый, но… Союз никак не мог вспомнить, кому он принадлежит, мысль, дразня его, постоянно ускользает. Сознание начало заволакивать туманом, а после оно и вовсе провалилось в пустоту.***
Всё пылало. Вдали раздавались выстрелы, крики, где-то совсем рядом громыхнул взрыв. Не так всё должно было закончиться… Глядя на огромный дворец, где он родился и вырос, молодой парень покрепче сжал в руке рукоять пистолета и уверенно вошёл в это некогда величественное здание. Теперь оно выглядело иначе… Как давно он сюда не возвращался? Неделю? Месяц? Может, год? Когда был тот роковой разговор? Нет. Не он был роковым. Этот исход был предрешён с самого начала. Еще много лет назад было понятно, что ни один не отступит. Неужели, это должно закончиться смертью одного из них? Судьба на подлости богата… Но отступать поздно: его люди уже во дворце, охрана уже обезврежена, путь открыт, а его дом разрушен… Тяжёлые, кованые ворота, через которые он в детстве перелазил и сбегал из отчего дома, снесены. Огромные окна выбиты, дорогие вазы разбиты, портреты и картины сорваны со стен и сейчас догорают в углу огромного зала. А ещё вокруг трупы. Много трупов и крови. Отведя взгляд, парень переступил через бездыханное тело стражника и пошёл в тронный зал. ОН ждёт его там. ОН знает, что умрёт сегодня от руки парня. От руки собственного сына. Вот нужная дверь, огромная и позолоченная, ОН всегда любил роскошь. Секундное затруднение, и, больше не сомневаясь, он толкнул дверь и вошёл. ОН был там. Восседал на троне, всё такой же величественный и непоколебимый, всё такой же холодный, совсем как мраморная статуя. — Здравствуй, отец. — Ну здравствуй, сын. Оба замолчали, начав мериться взглядами. Холодный, чуть насмешливый у отца и равнодушный, но решительный у сына. Первым не выдержал и отвёл взгляд Российская Империя. — Мы не виделись полгода. Как ты поживаешь? — криво улыбнувшись, поинтересовался он. — К чему эта светская беседа? Я тут не за этим, — отрезал СССР. — Я знаю, зачем ты пришёл, — склонив голову набок и прищурив глаза, ответил ему отец, — Но готов ли ты? — Что ты имеешь ввиду? — Всех не спасти, сын. Всегда будут смерти и потери. Даже сейчас. Ты идёшь к своей цели по головам, по трупам моих и своих людей. — Я знаю, что всех не спасти, но пожертвовав несколькими людьми, можно спасти тысячи. Я готов к этому. — А к одиночеству? — вопрос был задан тихо, но по спине Союза пробежали мурашки, — Ты готов к нему? Как только ты захватишь власть, может даже станешь сильной державой, сильнее меня, ты сможешь доверять лишь себе. Даже твои дети однажды могут стать твоими врагами. — Никогда этого не будет! И я готов к одиночеству! — Ложь. К нему нельзя быть готовым. СССР вздрогнул. Он не ожидал услышать в голосе отца столько горечи. А РИ медленно встал и, сделав шаг к сыну, развёл руки в стороны: — Обнимешь отца напоследок? Как в детстве. Это был удар ниже пояса. Отступив на шаг, Союз тяжело задышал. Перед глазами пролетели картины из детства. Но, зажмурив глаза и замотав головой, он прорычал: — Нет! Я уже давно не ребёнок! Я больше не нуждаюсь в этом! — спустя секунду перед Империей снова стоял равнодушный и собранный молодой человек. — Да, теперь я вижу это, — сухо заметил Российская Империя, — Боже, я вырастил монстра… — Боже?! Снова ты о своём Боге? Где же он, когда так тебе нужен?! Как ты там пел? «Боже царя храни…» Так что же он тебя не сохранил, отец? — СССР направил дуло пистолета на него, — Где твой Бог?! — …похоже, я был плохим отцом… — Прощай. Раздался выстрел.***
Распахнув глаза, коммунист подскочил, но из-за резкой боли в груди упал обратно. Сердце бешено билось, пытаясь, казалось, сломать ему рёбра, Союз хрипло и часто дышал, а перед глазами всё ещё стояла картина бездыханного тела отца, истекающего кровью. Снова этот сон. Как долго прошлое будет преследовать коммуниста? И отпустит ли когда-нибудь? Немного придя в себя, русский смог осмотреться. Находился он в своей спальне, на кровати, застеленной новым чистым бельём. Они всё-таки нашли его… Видимо, СССР сюда перенесли, пока он был без сознания. Прикрыв глаза, Союз снова начал погружаться в воспоминания…