***
Дверь в «камеру» Рейха отворилась с громким противный скрипом. — Ну надо же, я, почему-то, даже не сомневался, что это твоих рук дело, пендос, — поприветствовал вошедшего немец, — Жабоед и твой папочка тоже здесь? — Подцепил это слово от Раши? Я бы на твоём месте вёл себя поспокойнее, — насмешливо заметил США. — Нет уж, спасибо, — засмеялся нацист, — Мне это никак не поможет. — Тебе вряд ли, — подтвердил Америка, — А вот твоим дружкам это облегчило бы смерть. — Японская Империя? Италия? — встрепенулся фриц, — Значит, это действительно они… — Слышал их, да? — довольно улыбнулся американец, — О, как жаль, что тебя тут не было несколько дней назад, когда Фашистской Италии выжигали глаза. Как он кричал… — Что?.. — прошептал Рейх, а после зарычал: — Что вы с ним сделали?! Согнув ноги в коленях, он упёрся в стену и, оттолкнувшись, со всей силы пнул США в грудь, вынудив того пошатнуться и отступить. Полетев обратно, немец ударился спиной о стену. Раздался хруст и, тихо застонав от боли, он бессильно повис на цепях, продолжая, тем не менее, довольно скалиться, глядя на дезориентированного американца. Тяжело дыша, тот взбешённо смотрел на пленника. А после, очень жутко и спокойно улыбнувшись, он подошёл к двери и приказал кому-то: — Принести мне перчатки и нож. Нож сначала раскалить на огне. Послышались тяжёлые удаляющиеся шаги. Усмехнувшись, Америка мрачно посмотрел на бывшего фюрера. Вдруг он начал мурлыкать себе под нос мотивчик какой-то мелодии, всё шире улыбаясь. Медленно подойдя к прикованному пленнику, он осторожно провёл рукой по его телу снизу вверх, а, добравшись до воротника его некогда белоснежной рубашки, резко дёрнул, срывая одежду и оголяя торс немца. Взбешённо зарычав, нацист дёрнулся, пытаясь отдалить от больного американца, но наткнулся спиной на стену. А США тем временем довольно рассматривал ещё не полностью затянувшуюся рану на теле немца. — Ein kranker Bastard! (Больной ублюдок!) — прохрипел фриц. — Прелестно, теперь я знаю, с чего мы начнём наше веселье! Дверь в «камеру» открылась, и вошёл мужчина. В одной руке он держал медицинские резиновые перчатки, а в другой раскалённый нож. Оскалившись, Америка надел перчатки и забрал нож. — Повеселимся? — повернулся он к Рейху. Их разделял метр. И, сделав шаг, американец преодолел его. Едва касаясь кожи пленника, он провёл своим орудием пыток по груди немца, оставляя розовую полосу лёгкого ожога. А после резко надавил и пересёк грудь наискосок, оставив алую полосу запёкшейся вмиг крови. Нацист, сцепив зубы, тихо застонал. — Знаешь, почему именно раскалённый нож? — весело поинтересовался США, снова пересекая грудь пленника, где теперь образовалась кроваво-алая «Х», — Хотя, конечно, знаешь, ты ведь и не такое вытворял, да? Но это ничего, мы тоже талантливы в этом деле. Он медленно провёл уже почти остывшим ножом по ране фрица, дразня, нагнетая. — Знаешь, что это за место? — американец слегка задел край раны, и оттуда потекла алая струйка крови, — Заброшенный дом. В городе, жителей которого столь жестоко и хладнокровно убили твои солдаты, — он сильнее надавил на рану кончиком ножа, проникая внутрь. Немец заскрипел зубами, издав громкий стон, — И мы решили устроить тут парочку камер для пыток. Сначала пытали твоих шпионов и солдат, а теперь тебя и твоих дружков. Эта камера оборудована специально для тебя. Нравится?! И он вонзил нож, а после повернул его против часовой стрелки. Здание заполнил крик Рейха и довольный смех США, а тело фрица окрасилось в красный. — А это весело! — заметил Америка и снова крутанул нож, теперь уже по часовой стрелке, вырывая из груди пленника ещё один крик. В очередной раз распахнулась дверь, и вошёл Великобритания. — Вижу, ты во всю веселишься? — усмехнулся он, — Когда достанешь нож, прижги рану, ты же не хочешь, чтобы наш дорогой гость умер от кровопотери слишком рано? — Конечно, father. Дверь снова открылась. Вошёл ещё какой-то человек. — Ты выполнил мой приказ? — обратился к нему любитель чая. — Пока что нет, извините, — виновато ответил тот, — Я должен тут присутствовать. Солдаты этой мрази убили мою жену и дочь. — Что ж, Август, ты имеешь право находиться здесь, — вздохнул англичанин, кинув на тяжело дышащего Рейха полный ненависти взгляд. Тот ответил ему столь же «дружелюбным» взглядом, — Можешь даже поучаствовать, — а после приказал человеку за дверью: — Принесите кислоту. И найдите Францию, где он там заблудился?***
Снова крик. Он разносится эхом по зданию, отталкиваясь от стен, блуждая, кажется, даже в самых потаённых и пыльных углах. — Почему… Почему Август не выполнил приказ? — тихо спросил Фашистская Италия. — Он ушёл, — прошептала Японская Империя, — Наверное, к Рейху. — Как он выжил? — мужчина закашлялся и сплюнул кровь. — Ты… — Неважно, — перебил он свою собеседницу, — Не спрашивай. Лучше ответь на мой вопрос. Что думаешь? — Я не знаю. Ты уверен, что без посторонней помощи он не выжил бы? — Да, у него не было ни шанса. — Может, правда СССР? — С чего бы ему помогать Рейху? — хрипло и надрывно засмеялся Италия, — Они враги. — Но раньше они дружили, — очень тихо произнесла японка. Её слова потонули в очередном крике немца, но её напарник услышал. — Что? С чего ты это взяла? — Я как-то подслушала их с Германией разговор. Он рассказывал сыну, как они дружили в детстве. Поэтому это правда может быть Союз. — И ты мне об этом не рассказала?! — возмутился итальянец. — Повода не было, — буркнула Империя. — Ладно. Но я всё равно не думаю, что СССР помог Рейху. Мало ли кем они были в детстве, сейчас они враги, между ними четыре года ненависти и боли. — Ты, конечно, прав, но зачем Великобритании врать? Насколько я знаю, они уважают друг друга. — Да чёрт его поймёт. Он — больной ублюдок, для окружающих сдержанный интеллигент, а в душе жестокий и хладнокровный садист. Чего ты от него ждёшь? Тут женщине уже было нечем крыть. Она замолчала. Саднило горло. Она тоже сорвала голос, к тому же их уже три дня не поили. Да и сил не осталось. Ни на что. Но она не сдастся. Ради дочери. Ради друзей. Никто из них не сдастся.