Война не уходит просто так.

      Первый раз за столько лет я не спешу на Хогвартс-экспресс, чтобы занять свободное купе. Я просто трансгрессирую с площади Гримо. Уходить в школу из дома — так обычно. Особняк Блэков изменился, стал более комфортным для меня, наконец-то завершена детская комната, на каникулах я попрошу Андромеду привезти ко мне Тедди. Мне всегда было интересно, каким бы я вырос, если бы меня воспитывал Сириус? Я надеюсь что рядом со мной Тедди станет счастливым.        Этот год будет отличаться от всех остальных, в этом году не было набора первокурсников. Учителя были слишком заняты реконструкцией и восстановлением школы, чтобы уделить внимание набору на первый курс. К тому же этот год — всего лишь дополнительный курс, так как война не способствовала получению знаний. Это лишь возможность доучиться и сдать экзамены.  — Гарри! — Гермиона встретила меня у карет и тут же заключила меня в объятья. Я улыбнулся, я скучал по её теплу. — Как прошли твои каникулы? — наверное она не подумала, прежде чем спрашивать, — ой, извини, глупый вопрос, очень глупый. Просто я так волнуюсь! — я ободряюще ей улыбнулся, показывая, что всё в порядке.       Сейчас эти кареты пустовали на половину, мало учеников. Больше всего пострадали два курса: Гриффиндор и Слизерин, что не странно. Оказалось, что на факультете змей много полукровок с громкими фамилиями, и конечно их не пощадили. Самый нетронутый —Когтевран, до них просто не было дело, студентов этого факультета толком и не обучали, они были как слуги. Из всего, что я знаю, можно заключить, что дополнительный год — отличная идея.  — Я навестил Тедди и Андромеду, занялся ремонтом дома и ищу ещё пару домовиков, — рассказал я. — Думаю, что это рождество проведу там вместе с Тедди. — Побывал у родителей, скоро мы проведём церемонию погребения. Я хочу, чтобы Римус и Тонкс покоились рядом с моими родителями.  — Это замечательно, Гарри, — сказала Гермиона, обняв меня за плечи. — Я нашла себе квартиру рядом с магловским районом, где живут мама и папа. Они меня не помнят, я хочу перевести их в больницу Святого Мунго.  — Это правильное решение, — сказал я, остальную часть пути мы провели в комфортном молчании. Несмотря на то, что этот год необычный, зал всё такой же прекрасный. Потолок и чаропы, как когда-то сказала Гермиона. Я с таким же диким восторгом рассматривал этот высокий потолок. Это волшебство.  — Посмотри на стол слизеринцев, — прошептала Гермиона, когда мы усаживались за свой стол, я искоса посмотрел на него. — Они выглядят как побитые собаки, — зашипела Герми.  — Они проиграли, их взгляды рухнули, эго пострадало. Они не знают, во что верить и чувствуют себя неловко, — ответил я, не знаю, я должен чувствовать восторг превосходства, смотря на эти ряды, но ничего не чувствую.  — Сегодня я не буду мотивировать вас на успешную учёбу и говорить об экзаменах, — Макгоногол не встала у стойки как Дамболдор, она спустилась к столам и окинула каждого взгядом. — Это потеряло смысл, этот год, что нам предстоит, год во имя погибших, чтобы почтить их память, — пауза, каждый сосредоточился на этих словах и обдумывал их. — Я знаю, что это война каждому нанесла раны, но хочу напомнить, что здесь нет победителей и проигравших, — не каждый бы сейчас с этим согласился, посмотрев на стол Слизерина. Пусть они и старалась держаться гордо. — Все, кто собрался в этом зале сегодня, у нас одна цель — показать, что мы не сломлены, показать, что все жертвы были не напрасны. Я надеюсь, что в этом году мы с гордостью пронесём нашу боль, воплотив её в наши старания и силу. Речь была хороша и не фальшива, говоря, Минерва смотрела на каждого. Пира не было, был тихий ужин с перешёптываниями, нам не представили учителей, так как все остались прежними, только не знаю, кто будет преподавать ЗОТИ. После ужина я не пошёл со всеми в башню, решил пройтись по коридором, Гермиона как староста взяла на себя всю организацию. Я шёл бесцельно, бродил и сворачивал, куда пожелаю и вот на непонятно каком этаже, так как лестницы меняют направления сами, я открыл первую дверь и увидел множество парт, строительный мусор, разбитые склянки, негодные портреты, учебники и зеркало. То самое, смотря в которое, можно сойти с ума от недосягаямости желамоемого. Я был не один, Малфой, которого я не видел на ужине, сидел на пыльном полу, паверх мантии, в белоснежной рубашке и чёрных брюках, интересная обувь с каблуком, вот почему он мне казался выше. Длинные волосы заколоты вверх с помощью длинной шпильки. Он сидел и смотрел на пыльное отражение. Я не стал мешать и сел чуть позади, всё равно он меня не увидит. Я смотрел и видел Сириуса, Римуса, папу, таких молодых, семнацатилетних мародёров, рядом с Римусом стояла Тонкс, она нежно поглаживала его плечо, рядом с папой — мама, они держались за руки. За их спинами я увидел Седрика, Фреда, Колина со своим фотоаппаратом, Лаванду Браун. Они смотрели на меня и улыбались, Фред махал мне рукой, дурачился как всегда. Не знаю, могу ли я так думать, расчитывать на это, но кажется, на лице отца я вижу гордость. Не думал, что так больно будет их снова увидеть.  — А что ты видешь? — спросил я, не знаю, мне просто нужно было услышать чей-то голос. Понять, что я не в зазеркалье, что я здесь, чтобы кто-то сказал, что это реальность.  — Отца и крёсного, тот день, когда они учили меня летать на метле на заднем дворе, мне было три или четыре, — ответил Малфой, не думал, что он ответит, — и тётю Беллу, конечно она была шизофреничкой, но она меня любила.