Иудейка

- Здесь отличное место, чтобы побегать, - Джек вывел их на побережье Северного Атлантического океана: берег порос осокой, а чуть дальше за ней – рыжеватый песок. - От кого? Джейн сначала посмотрела на него с непониманием, но через мгновение рассмеялась, глядя на озадаченное лицо Энжела. - Ни от кого, Джек, просто спортивная пробежка – это полезно для здоровья. - Вы занимаетесь спортом? - Не каким-то конкретным, просто для общего развития. Несколько минут они молчали, слушая хруст песка под ногами. На улице уже стемнело, но гирлянда фонарей освещала неровную дорогу. - Откуда вы, мисс Уотсон? - Я думала, вы знаете, что я приехала из Лондона. - У вас акцент, незаметный на самом деле, но когда вы быстро говорите, то звук «р» у вас переходит в гортань, - Джейн посмотрела прямо ему в глаза, пристально всматриваясь в изумрудные радужки - Я переехала в Лондон из Бельгии четыре года назад. Помимо английского, я говорю на французском языке. «И немецком». Но эти слова застряли в горле пересохшим комком. - Чем вы занимались в Лондоне? - Училась в университете Гринвича на факультете иностранных языков, там же нашла работу в «Гранд-Отеле Лондон» - Почему же вы переехали? - Не хотела жить в Брюсселе, мистер Энжел. Давайте поговорим о вас. Чем вы занимаетесь, какие планы на будущее? Джек Энжел вызывал странное чувство, как будто Джейн знала его когда-то очень давно. Странные желания появлялись у неё рядом с ним: хотелось лечь на песок, положить голову ему на колени, чтобы он гладил волосы, касаясь лба тёплыми подушечками пальцев, слушать шум холодного прибоя, смеяться над простыми шутками. И чтобы все было просто. Чтобы не было этой разрухи, чтобы война не забирала время и не наступала на пятки. Рядом с Джеком Энжелом хотелось не бояться. Хотелось непременно все рассказать, всё, что на душе, всё, что она так тщательно скрывает даже от своей памяти. - Я заканчиваю Кембридж на инженерном машиностроении. Из-за войны уже невозможно заниматься, как раньше, поэтому мне нужно досрочно сдать экзамены, чтобы меня могли призвать на фронт авиации. Армии нужно чинить самолёты и собирать новые, мисс Уотсон. - И… Когда же вас должны призвать? - По прогнозам профессора Орловски, курирующего мои экзамены, через четыре месяца. - Это скоро, - Джейн задумчиво посмотрела на океан. Волны громко шелестели, разбиваясь друг о дружку, - Вы знаете, мы с моей подругой в Лондоне сидели у неё дома, занимались обычными девчачьими делами, когда по радио объявили, что война началась. Мы тогда даже не смогли понять всю тяжесть этой новости. И у нас зашёл разговор о том, кому проще воевать: тем, у кого есть семья, кого хоть кто-то ждёт, или тем, кому уже нечего терять. Джейн замолчала, потому голос начинал предательски дрожать. На глазах навернулись слезы, но не от грусти, и не потому, что хотелось плакать – от ужаса, что где-то там за горизонтом из-за таких, как её семья, гибнут люди. Джек посерьёзнел, слегка нахмурившись, вглядываясь в профиль Джейн. Что-то таилось в ней, что-то мучающее её изнутри, печальное. - И что вы решили? - Ничего, мистер Энжел. Каждая осталась при своём, - она слабо улыбнулась, - Я до сих пор думаю, что на войне нужны люди, которые уже все потеряли, и все, что у них осталось – это родина. Их не будет терзать мысль, что им или их близким причинят душевную боль. Они не будут бояться, что оставят семью без отца, брата или сына; их не надломит смерть дочери или матери от голода, тяжелой работы или болезни. Моя подруга Марси считает, что семья и любовь придают сил к жизни, и что только так мы можем надеяться на лучшее. - Я знал одну девушку, Марси Дулиттл; мы учились здесь в одной школе, - Джейн перевела взгляд на Джека. - Да, это она. Как удивительно, - она снова задумалась, опустив голову, - Она осталась с матерью в Лондоне, помогают сёстрам милосердия. Благодаря ей я тут. Вы, наверное, думаете, что я трусиха и просто сбежала от того, что происходит там. - Нет Джейн, нет, ни в коем случае, - Джек горячо заговорил, потому что почувствовал, что Уотсон открывается ему. Ещё одно откровение, такое обжигающее, что в груди становится тесно от жара, - Война – не место для девушек, тем более для таких, как вы, - он заглянул ей в глаза, от всего сердца желая, чтобы она ему поверила. Вручила тот комок чувств, который затянулся под сердцем. - Джек, я не могу отрицать, что мне страшно, я буду выглядеть глупо, если я так скажу. Простите, что я говорю вам всё это, наверное, не стоит, но… - Джейн… - Мистер Энжел, прошу, не перебивайте меня, - открытый распахнутый взгляд серых блестящих глаз его обезоружил, - Возможно, это наивно и опрометчиво выдавать вам всю подноготную, но Джек, я была бы очень рада, если бы вы могли стать моим другом. Вот так просто. Стать её другом. Странное это явление – закон внутренней симпатии. Как будто от их сердец тянется тонкая красная нитка, выходит прямо из груди и связывает их между собой. И чем больше они говорят, видятся, чувствуют, нить становится крепче и короче. Джек не опомнился даже, сидя на кровати в своей комнате, когда проводил Джейн до её дома. Они расстались тихо, и когда дверь негромко щелкнула, он стоял ещё какое-то время у крыльца, осознавая, какое невиданное существо повстречалось ему. Не мог поверить, что это происходит с ним по-настоящему. Этакая лесная фея, удивительная и непредсказуемая: он ожидал увидеть слёзы, но вместо этого она просто улыбалась с мимолетной прозрачной тенью грусти. Ни капли слёз. В глубине души Джек был даже рад, что она не плакала, потому что пока он только знал, как её рассмешить, но не успокоить. - Где ты был, Энжел? Бах. С небес на землю. - Что тебе нужно, Стив? – снова этот раздражённый вздох, как будто на плечи священника возложена вся вселенская тяжесть. - Просто напоминаю тебе, Джек, что скоро ты уйдёшь на войну. Советую подумать, надежду на какое будущее ты можешь дать мисс Уотсон. Слова Моргана значили только одно. Отказаться от общества той, которая становится необходима как воздух. Глупо человеку, простому смертному, как Энжел, отказываться от воздуха.

***

- Мисс Уотсон, надеюсь, вы не собираетесь здесь плавать? – громкий окрик дошёл до Джейн со стороны маленького лодочного причала. Она подпрыгнула от неожиданности – её застали врасплох на побережье океана, где не было ни одной живой души. - Мистер Морган? Это ваша работа – отслеживать одиноких девушек в пустынных местах? – усмехнулась она, делая пару шагов навстречу к мужчине, - Признайтесь, Стивен, вы следите за мной? - Мисс Уотсон, я просто обладаю способностью оказываться в нужное время в нужном месте, - они стояли в шаге друг от друга: Джейн смотрела на Моргана своим смешливым открытым взглядом, немного прищурившись, тогда как Стивен – серьёзный и даже немного суровый. По морщинке между бровями можно понять, что он скорее жёсткий по характеру, холодный, чем способный на душевную близость. - А если серьезно, сэр – что вы здесь делали? - Вы меня в чём-то подозреваете, Джейн? – мистер Морган выдерживал её пристальный взгляд и как будто был недоволен, что его словно вскрывают скальпелем, пытаясь заглянуть в самую суть, - Есть такое правило, мисс Уотсон: женщина может смотреть мужчине прямо в глаза, как это делаете сейчас вы, только если она принадлежит ему, как жена. Он стыдил её? Джейн приподняла брови, и серые радужки моментально стали ледяными, как океан за их спинами. - Это не самое романтичное предложение руки и сердца, мистер Морган, - Стивен сморгнул, немного опешив от той прохлады в голосе, которая царапнула его гордость, - Я, пожалуй, пойду, сэр. Доброго дня. Уотсон собралась было уходить, как Морган поймал её локоть и тут же, словно обжегшись, убрал руку. - Мистер Энжел, Джейн, - он многозначительно замолчал, видя как в её глазах потихоньку разгорается негодование, - Его репутация не характеризует его, как человека честного и достойного. Мне жаль говорить это, но я прошу вас держать дистанцию. - Это тоже слухи, мистер Морган? – её взгляд стал острым, как бритва, подстать её словам. - Для всех слухов есть основание, мисс Уотсон. - Позвольте мне самой составить впечатление о мистере Энжеле, - жестко отрезала Джейн, - Прошу меня извинить, сэр. Она довольно резко обошла Моргана и пустилась бежать, завершая своё спортивное утро. Уотсон злилась: на то, что прервали её дыхательные упражнения на берегу, что Морган, все ещё чужой человек, пытается вогнать её в какие-то свои рамки, что Джек… Что он позволил распускать и про себя какие-то слухи, и это очень раздражало, потому что одна её часть всё же зудела любопытством узнать, почему же его считают бесчестным. Джейн бежала изо всех сил. «Точнее, снова сбегала». От ярости и холодного ветра, напористо летящего прямо в лицо, выступили слёзы. - Ловите жидовку! Ловите, ловите грязную жидовку! – кричала гадкая Грета Вебер, светловолосая девчонка с болезненно красными щеками, - Она украла мои монеты! Десятилетние сверстники Далии гнались за ней гурьбой, очень быстрые, подстёгиваемые жаждой крови. Они летели за своей жертвой, упиваясь её отчаянной попыткой убежать, оторваться от них. Один особо находчивый мальчик, Ганс, швырнул ей в спину своим рюкзаком, сбивая Далию с ног, так что она упала вперёд, прямо на колени, раздирая в кровь ладошки. - Будешь знать, жидовка, как воровать! – Грета стащила с Далии шапку, так что копна кудрявых, как пружинки, волос прилипла к мокрому от слез лицу. - Я ничего не брала, клянусь! Я не крала твои монеты! - Ты мерзкая лгунья, жидовка! Мы тебе покажем сейчас так, что носа своего из комнаты не высунешь. - Нет! Пожалуйста, прошу – не надо! И в следующий миг орава злобствующих карателей тащат Далию за волосы в ближайший снежный сугроб. После небольшого потепления ударил мороз, и до того пушистый снег покрылся жесткой корочкой наста. У Далии не хватало сил сопротивляться: Грета отлично командовала четырьмя мальчишками, так что те, навалившись на неё всем своим весом, затолкали лицом в сугроб, ждали когда она начнёт задыхаться, поднимали её вверх для одного вдоха, раздирая ей волосы и одежду, и потом с силой запихивали обратно, забрасывали снег за шиворот, и в конце концов, когда на снегу появились размазанные капли крови с расцарапанных щек и разбитых губ и носа, ощетинившиеся волчата стащили с неё тёплые сапоги, набили их снегом и выкинули за ограду сада интерната. За «украденные монеты» Грета Вебер содрала с тонкой шеи Далии золотую цепочку с Маген Давидом, пообещав выжечь ей этот знак на груди сигаретами, которые курила шестнадцатилетняя сестра Греты – Розалин Вебер. Горькая обида и боль от унижений были оценены родителями, как слабость и неспособность постоять за себя.