«…ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный.»
Ветхий Завет, Песнь песней Соломона, Глава 8:6
Толпа была шумной, пестрой и дурной. Казалось, что многие из них перед началом празднества попадали с верхушки многолетнего дуба и крепко отбили себе голову. Но общий дух объяснялся одним единственным поверьем: люди свято верили, что шум и костры отгоняют нечисть. Демон признал себе, что в общей суматохе действительно мало приятного, так что долю правды можно было найти и в этом — мало какой бес захотел бы добровольно променять спокойную жизнь в полном придании самому себе на какой-то балаган.
Но многие другие приметы были откровенно глупыми. Его даже слегка злило то, что за свое краткое пребывание в городе он успел подслушать и увидеть своими глазами.
Люди посыпали пороги своих домов песком. Когда он, отговариваясь тем, что он странник и дом его далеко отсюда, спросил у местного мужика, зачем он это делает, тот с простотой ответил: «Шоб дух злой какой в дом не сувалси! Они ж, гляди, пока песчинку каждую не пересчитают, даже и не пошувелются! Нате вот! Считайте! Мне нисколечки не жаль!». Демон лишь улыбнулся тогда в ответ. На самом деле ему хотелось войти в каждый такой дом, где его держат за безмозглого, и сжечь там все дотла. Но он повременит.
Кстати, о пламени. Совсем рядом уж был главный — самый большой костер. Люди подходили к нему с клочками бумаги, сжигали их и улыбались, глядя в ночное небо. Демон смотрел на них со стороны, пытаясь понять, что же такое интересного и веселого в жженой бумаге.
—Хотите написать свою мольбу? — выявила интерес девушка, наблюдавшая за Демоном.
—Мольбу?
Она похлопала своими большими глазами.
—Ох, вы, видно, не местный. Там, откуда вы пришли, вы не празднуете Вальпургиеву ночь?
—Нет, — едва усмехнулся он. —Не празднуем.
—Какая жалость, это же такой замечательный праздник. Дело в том, что мы все пишем нашу самую большую мольбу Богу на листе, а потом сжигаем ее на главном костре. Вместе с пеплом и дымом она летит в небеса, где их и получает Бог, — мечтательно объяснила она.
—А если ведьма на метле перехватит мольбу быстрее Бога? — не унимался Демон.
Девушка возмущенно поджала губки.
—Быть такого не может! Ведьмы не летают над кострами в Вальпургиеву ночь! Боятся, что их сожгут!
—А где тогда они летают?
—Где-где, на холме, — она указала пальчиком в сторону за городской стеной.
—А почему бы вам тогда не жечь эти костры на самом холме?
Она начала часто и глубоко дышать, её личико слегка покраснело от недовольства.
—Если вы не хотите писать, так бы и сказали сразу! Зачем вам надругаться над чужими традициями?!
—Ох, я, право, не хотел. Лишь любопытство, не более того. Я бы с радостью, моя дорогая… — он посмотрел на нее с вопросом.
—Лиза.
—Моя дорогая Лиза! Прошу простить меня, если обидел своими расспросами, мне ваш праздник в диковинку. Конечно, я хочу написать записку. И заодно расскажите, что можно вообще писать?
—Ну… Только что-то хорошее, вы можете попросить урожая, здоровья, любви…
Лиза протянула ему из кармашка в подоле кусочек бумаги и уголек. Прежде он аккуратно взял ее за запястья.
—Ну что за прекрасные десницы, моя дорогая Лизонька, — он погладил пальцем по тыльной стороне ладони смущенной девушки. —Светлые, как парное молоко, — это точно не руки крестьянки, а прекрасной герцогини!.. — сладко прошептал он, уже готовясь поцеловать женские ручки, как вдруг девушка решительно вырвала их.
—Окститесь! Следите за собой! Я сосватана! А вы даже имени своего не сказали!
—Опять же прошу простить, незнание — мой вечный враг, — спокойно улыбнулся он.
—Назовитесь! Сейчас же! — она была настроена серьезно. Демон начал перебирать в голове человеческие имена, пытаясь вспомнить хоть какое-нибудь.
—Мое имя Руслан, я странствующий писатель, моя дорогая.
Девушка окончательно всучила ему бумажку и уголек и фыркнула:
—Вот и странствуйте дальше!
Демон повертел в руках уголек. Что-то хорошее, значит? Любви…
Он наскоро написал свое желание на листке. Затем встал чуть боком, прикрываясь плащом, чтобы его никто не заметил. Он сожжет записку, однозначно сожжет, но Демон есть Демон, его не переделать.
Он пустил искру пальцами и сжег бумагу в ладони. Так-то желание точно сбудется. Да и где это вообще видано, чтоб Бес к Богу с мольбами лез?
Мелкие искорки мгновенно смешались с остальными искрами костра.
—И что же вы пожелали?
—У меня давно нет своих желаний. Я пожелал любви вам.
Девушка вновь смутилась.
—Спасибо… Наверное…
—И вам, моя дорогая, спасибо за помощь. Пойду еще посмотрю, что у вас есть. Доброй ночи вам, Лизонька.
Он улыбался. Ведь он не лгал. Он действительно загадал прекрасной девушке любви.
Пепел разлетался по ночному небу, поднимаясь куда-то к молчаливой луне. А ведь еще только недавно он был буквами, которые складывались в страшное прошение.
«Хочу, чтобы Лиза страстно влюбилась в первого встречного.»
Такого было его желание. А бесовские желания, к сожалению, сбываются гораздо чаще, чем божеские.
Демон еще несколько секунд провожал стремительно теряющуюся в толпе светлую макушку девушки. Лиза в самом деле была замечательной: маленький ростик, аккуратное девичье тельце, светлые глаза цвета отражения в речке поля — голубо-зеленые. И если в глазах ее было дикое поле, в котором может прорастать как целебная мята, так и убийственный болиголов, то волосы ее были похожи на благородное поле пшеницы. Из нее бы вышла неплохая Полудница-Берегиня, — думает Демон. Но то, что он, живущий много веков, отметил в ней — так это тонюсенький голосочек, такой по-детски наивный. Словно горный ручеек звенит. Оттого вдвойне интересней услышать, как этот ручеек будет биться об острые скалы и брызгами разлетаться по округе.
Оставалось только ждать. Не так долго, но Демон мог заскучать легко и быстро: человеческое веселье было ему чуждо. Уж больно веселое.
Человеческий алкоголь его тоже не радовал и совершенно не скрашивал время: он вообще не особо любил пиво, отдавая свое предпочтение винам, а человеческое пиво было еще отвратительней того, что он пробовал в своем окружении.
Он смотрел на праздник как-то поверхностно, лишь отдаленно пытаясь запомнить повадки местных жителей этого времени. Для него они были как бабочки в банке, бабочки капустницы: красоты мало, индивидуальности подавно нет — куда не плюнь, везде такие. Они просто мечутся от стенки к стенке, а он наблюдает за их беспомощностью, отлично зная, как мало живут бабочки.
Его взгляд падает на мотылька, который, судя по всему, поломал крылья. Он сидит гораздо дальше от всех остальных, его лица не касаются огни праздника. Тень кирпичных домов окутывает его силуэт мраком, словно под плащом пряча от внешнего мира.
Он сидит спиной к стене, сложив свою голову на колени. Если бы Демон не был таким чутким и зорким, он бы наверняка подумал, что там сгорбился пьяница.
Черноволосый демон встал с бочки, на которой ожидал все это время, и спокойным, но твердым шагом отправился к юноше.
Темнота всегда была его домом. Его верной спутницей, преданной молчуньей. Что бы он ни делал, где бы ни был и какие ни имел бы помыслы, она самоотверженно прятала его, принимала таким, какой есть.
Он вышел из темноты так, как будто бы тень просто выплюнула его, как будто бы он вовсе не шел сюда, а просто сам по себе возник.
—Что тебя тревожит, юноша? — мягко спросил он. Парень на земле вздрогнул и поднял взгляд на внезапного собеседника.
—Какое тебе дело? — устало вздохнул он и уткнулся обратно в колени.
—Мне? — он будто задумался на время. —Ну что ж, не заставлю себя лгать и скажу просто и прямо: мне любопытно.
—Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — цокнул он.
Демон скупо улыбнулся, выдавив из себя смешок.
—Мне просто в самом деле интересно. Жизнь в этом городе этой ночью так и кипит, а в тебе она уже остыла. Скажу честно, вопрос больше профессионального характера. Я писатель. А еще я очень люблю помогать людям и слушать их.
—И что же ты пишешь, писатель? — юноша все-таки поднял голову.
—Человеческие жизни.
Юноша посмотрел на черноволосого как на умалишенного. Демон присел рядом.
—Знаешь, — дружелюбно сказал Демон, —Я в этом городе всего на одну ночь. Ты можешь рассказать мне, почему ты так несчастен. Это поможет. А потом мы больше никогда не встретимся.
—Я очень надеюсь на это, — юноша слегка отодвинулся.
Пора Демона вздохнуть.
Он достал из плаща
свистнутую одолженную бутылочку сидра, откупорил пробку и протянул юноше:
—Будешь?
Светловолосый не отказался. Он жадно отпил из горла. Но Демон знал, что он уже и без того пьян. Сидр поможет развязать язык.
Юноша неловко отвел голову в сторону. Казалось, он набирался смелости.
—Ты точно никому не скажешь и исчезнешь? — наконец спросил он.
—Совершенно точно. Мне просто интересно собирать с лиц людей эмоции, это во многом пригождается.
Сидр совершенно точно раскрепостил угнетенного.
—В таком случае, писатель, слушай…
Парень собрался с силами.
Сколько же спиртного он выпил? Демон смеет заметить: достаточно.
—Ты, конечно, странный человек. И имени твоего я знать не хочу, потому как еще больше не хочу, чтобы ты знал мое имя. Но где наша не пропадала.
Он сжал руки в кулак и задрал голову к небу, прикрывая глаза. Стена была холодной, леденящей горячие мысли.
—Скажи, ты когда-нибудь любил? — как-то слишком резко спросил он. —Не пустословно. Так, что хоть в огонь за ней, хоть в омут с головой. Так, что жизни без нее не видишь.
—Нет, — признался демон. —Не любил.
Парень злобно усмехнулся.
—И ты еще зовешь себя писателем? Сборщиком эмоций? В таком случае я совсем тебя не понимаю.
—Чувства бывают разные, — парировал демон. —Как светлые, так и грязно-темные. Я подошел к тебе как раз из-за вторых.
—Подловил, шельма. Мне нет смысла разжевывать тебе, как это — любить. Ты пришел за грязью. И я тебя ей оболью.
Демону начинал нравиться этот разговор, очень нравиться.
—Посмотри, — он снял со своей рубахи тканый пояс. —Правда красивый?
Демон не мог не согласиться. Пояс действительно вышел из-под чьих-то очень умелых рук, он пестрел узорами, которые складывались в картинку леса.
—Она мне его сделала. А я подарил ей меховой воротничок, видел бы ты, как она прекрасна в нем. Мы должны были пожениться на днях. Нам очень крупно повезло, не многие играют свадьбу со своего личного желания, многих под венец тащат насильно. Мы… очень любили друг друга… — он все крутил пояс в руках.
—По крайней мере, так думал я до этой ночи.
Демон слушал очень внимательно, цепляясь за каждую крупицу рассказа, он не смел перебивать юношу. Но сейчас тот замялся и явно нуждался в том, чтобы его подтолкнули.
—И что же стало с твоей невестой? — спросил он, делая вид, что не догадывается.
Юноша лишь грустно показал рукой на темный угол одного из домов. Туда, где бесстыдно целовалась светловолосая красавица.
Демон присвистнул.
—И что? — спросил он. —Что ты собираешься делать?
Юноша пожал плечами.
—А что тут уже можно сделать. Это ее выбор. Так, быть может, она будет счастлива.
Он разочаровался.
—Ты глупец, — холодно отрезал демон. Демона не пугал и даже не трогал злобный взгляд голубых глаз на себе. —Ты делаешь вид, что поступаешь правильно, — он привстал. —Играешь в святого, а сам как шавка зализываешь раны и жалеешь себя.
Парень тоже встал.
—Да что ты понимаешь!
—Счастье, — он прижал его к стене, схватив за воротник, —надо заслужить! За него надо бороться, натыкаться на вилы и штыки, а не пускать все на самотек! Эта женщина твоя! Сражайся, черт возьми!
—И что ты предлагаешь делать?!
Демон отпустил рубаху. Он подошел сзади и взял юношу за руку. Его тихий голос всегда работал как заклинание.
—Забери то, что принадлежит тебе.
Юноша вздрогнул, когда почувствовал в руке тяжелый металлический предмет. Его лезвие заблестело кострами, когда он глянул на нож.
Демон наклонился над ухом.
—Сделай это.
Юноша замер с пустым взглядом.
—Сделать?
Это?.. — как зачарованный повторил он.
—Сделать?
—Сделай это.
Накажи мерзавца.
—Сделать это, — отрешенно повторял он.
—Я сделаю это.
Костяшки побелели от силы, с которой сжимали рукоятку.
—Правильно. Сделай.
—Сделаю это, — как в бреду повторял он. Его ноги были тряпичными, но каждый шаг становился всё тяжелей и злобней.
—Сделаю.
Тканый пояс остался лежать на земле, выпавший из безвольных рук. Сидр повалился на бок и, разливая некрепкое горячительное, покатился между домами.
Демон поднял с земли лишь тряпицу. Он аккуратно провел по ней подушечками пальцев, ощущая каждую ниточку. Главный актер этого вечера продвинулся уже весьма далеко, а это значит, что и Демону стоит подойти ближе. Он привык смотреть на красочные действия из первых рядов еще с тех пор, когда люди не придумали даже нечто отдаленно напоминающее театр.
Казалось, Демон перестал быть видимым миру. Люди проходили так, как будто бы его, повелителя этой ночи, на площади и не было. Он не жаловался. Быть в центре внимания, безусловно, прекрасно, но особые дела требуют особых мер.
До любовников уже оставалось рукой подать. Демон скрылся за столбом, поддерживающим навес.
Юноша, не захотевший назвать своего имени, наконец поравнялся с Демоном. Шаги его были столь тяжелы, что казалось, в поношенные его сапоги был залит чугун. Было в его взгляде что-то нечеловеческое. Больше не человеческое. Он был безумен, и на лице его была улыбка: будто кто-то ее такую неаккуратно выдолбил резцом, и оттого было совсем не понять, что именно она значит — радость ли, грусть или что иное.
Белокурая девушка в меховом воротничке стояла к нему спиной. Стояла и занималась таким блудом, что узнай хоть кто в городе об этом — никогда бы ей уж не пришлось выйти замуж. Никому не нужна невестка, которая якшается по углам с невесть кем и так бесстыдно целует первого встречного.
Внезапно мимолетный воздыхатель распахивает глаза и смотрит прямо на только что пришедшего. Девушка недовольно скулит и медленно поворачивается.
—Здравствуй, Лиза.
Светлые девичьи глаза распахиваются от неожиданности, она мгновенно покрывается багрянцем.
—Егор, молю, Егор, это!.. — она и сказать толком ничего не успевает, когда он с силой отталкивает ее вбок, впечатывая в стену.
Она слишком напугана, чтобы что-то сделать.
—Ничего, — он слегка склоняет к ней голову, смотрит из-за плеча.
—Я сделаю это.
Жертва начинает пятиться назад. Человек, которого даже толком в сумраке и не разглядишь, был похож на зверька, загнанного гончей в ловушку.
—Мы будем счастливы, Лиза.
Поздно осознав, что путь вглубь переулка идет в тупик, мужчина попытался рвануть мимо нежданного гостя и побеждать к площади.
—Стой, сука! — озверевший, он выставляет ногу в бок, не давая и шанса выбраться из ловушки.
Девушка хватается за волосы и в истерике кричит:
—Егор, прошу, не делай этого! Егор!
Но уже слишком поздно.
Улица дрожит от воя.
Он не попал бы. Жертва сама напоролась. Нож неумело втыкается в плоть, добавляя еще больше боли.
Мужчина злится, что все произошло так, злится, потому что он сам хотел ударить. Он рычит и поворачивает нож в боку, выдавливая больше криков. Девушка заливается слезами, скатившись по стене.
Парень скалится и пинает второго по животу, он не вытаскивает нож.
Такой противный, жалкий, нелепый, никчемный, он его ненавидит, ненавидит, ненавидит, ненавидит, ненавидит!
Нож с противным хлюпом вылетает из тела, но не из руки. Он держит крепко, он не боится крови, он
н а с л а ж д а е т с я
Он слышит крики, когда жертва падает. По голове будто колотит молот, он замахивается вновь. И снова крики, крики, крики, когда он наносит удар за ударом, вспарывая грудь. Он бьет и его лицо покрывается кровавыми брызгами, режет, не жалея рук, делает это без устали.
Он наслаждается тем, как второй заплывает кровью и захлебывается ей, он знает, что тот уже не сможет кричать, но все равно слышит крики. А еще чувствует, как болит горло.
Ведь кричит он сам.
Девушка бьется в истерике, до её хрупких ножек доползает кровавая лужа, она пытается пятиться от нее, но руки не собираются держать.
Она хочет ослепнуть и оглохнуть прямо здесь и сейчас.
Егор устал. Руки больше не могут втыкать, поворачивать, продирать и вынимать.
Нож падает в кровавую лужу.
Он смотрит на свои руки, смотрит, как испачкал одежду и истерически смеется.
Поднимается и вновь падает.
Живот сворачивается в узел, он стоит на коленях и трясется. Его рвет. Он кашляет и корчится от неприятных ощущений и запаха.
Ему больше не смешно.
Девушка немо рыдает, сорвав голос. Она дерет на себе волосы и качается в стороны.
Егор разворачивается и на четвереньках пытается подползти к девушке, протягивая руку вперед и что-то бормоча, но тут же падает.
Все кругом в крови. Он слышит смех.
—Прекрасное завершение ночи! — хлопает Демон. —Ты молодец. Все таки сделал это, не ожидал, что будет настолько весело.
Девушка не верит своим глазам.
Он хлюпает босыми ногами по крови, но это его совершенно не беспокоит.
Демон довольно смотрит на труп, медленно присаживаясь на колено рядом с обессиленным убийцей. Подбирает нож с земли и берет парня за руку. Тот только тупо пялится.
—Ты хорошо усвоил урок, — говорит он, вновь вкладывая нож в чужую ладонь. — Теперь, — Демон начинает обматывать руку с ножом тканым поясом, привязывая орудие убийства к убийце. Рисунок леса мгновенно пачкается и пропитывается кровью, отчего кажется, что деревья горят. —Теперь она под страхом смерти от тебя никуда не денется.
Он берет его за шкирку, будто напакостившего котенка, и кладет головой на колени к девушке.
—А теперь надо тут прибраться.
Демон окутывается дымкой, будто его тень отлипла, становясь чем-то похожим на противоположность ореола.
Он слышит торопливые шаги и раздраженно цокает. Дымка исчезает.
—Дева Мария, господи Иисусе, — только и может прошептать забредший на крики человек.
Мужчина средних лет, облаченный в черную рясу, напугано бегает глазами по ужасу, потаенному в узкой улочке.
Он видит молодых людей, видит, как безвольно лежит кровавый юноша, а девушка под ним не смеет коснуться его, она застыла в испуге, приподняв руки и отведя их за голову.
Он видит человека в плаще, что стоит к нему спиной. Видит море крови и изуродованное бездыханное тело.
—Вечно кому-то надо испортить все веселье, — с пренебрежением отзывается человек в плаще.
Черновласый резко разворачивается и сверкает безумными глазами.
—Демон! — испуганно восклицает священник и направляет на него массивный крест, на цепи свисающий с шеи. —Отче Наш, иже!.. — его прерывают, взяв за крест. К большому удивлению священника, демон не начинает истошно кричать и плавиться, как свеча.
—Знаешь, один мой знакомый сказал, что за любопытство отрывают носы, — он усмехается, читая в глазах попа неподдельный страх. —Я бы тоже мог так поступить, — он сильнее притягивает к себе за цепь, хищно впиваясь глазами в глаза. —Руки жаль марать, а юноша уже устал. Так ты не принесешь проблем, — он накрест сложил цепь и с силой потянул в разные стороны.
Служитель церкви схватился за шею, сначала покраснев, а затем начиная синеть. Демон приподнимает его над землей.
Дьявол душил его собственным крестом и прожигал взглядом.
—Надеюсь, это научит тебя манерам, — он отпустил священника. Тот как мешок свалился на землю и жадно начал глотать воздух.
Надышавшись, он открыл рот и замер. Сердце бешено колотилось.
Он не мог вымолвить ни звука, как бы сильно не старался.
Демон зыркнул на него сверху вниз:
—А теперь сгинь отсюда, отребье, пока я окончательно не передавил тебе глотку.
Поп захлопал глазами и, спотыкаясь, побежал прочь. Демон сладко улыбнулся, будто ему только что сказали самую приятную в мире вещь.
—Итак, продолжим, — как-то даже счастливо улыбнулся он.
Он вновь начал разрастаться ужасающей тенью, пока не испарился черным туманом.
Молодые люди закрыли глаза и услышали лишь свист, будто что-то невероятно быстро промчалось мимо. А когда открыли, ничего уже не было.
И безобразное тело, и кровавые реки — все исчезло. Демон неспешно покидал переулок. Единственное, что могло остаться напоминанием об этой жуткой ночи — клинок в руках юноши.
Черновласого Дьявола больше ничего не держало в городе, и потому молодые люди искренне надеялись, что такого больше не повторится, а ночные события забудутся как страшный сон.
До конца ночи оставалось несколько часов.
