Мятные Конфеты / Боевые Шрамы

18 декабря, 1998 Дневник, Я никогда раньше не оставался здесь. Это чертовски странно. Я имею в виду, на первом и втором курсе мне буквально снились кошмары о том, что я опоздал на поезд и застрял здесь. И теперь я — О, просто охуенно... 18 декабря, 1998 — Ты же не серьёзно, Гермиона. — Я серьёзно, Рональд, — она размазывает масло по своему тосту, не смотрит на него, изо всех сил старается звучать спокойно. — мне нужно немного побыть одной. Подумать. Расслабиться. Со всех сторон вокруг них люди обнимаются на прощание и протаскивают чемоданы по проходам между столами. Поезд отъезжает от Хогсмида примерно через час. Она остаётся. — Да ладно тебе, Гермиона, будет весело. Мама хочет тебя увидеть, — настаивает Рон. — и ты всегда одна. — Рон... — начинает Гарри. — Но это правда! — Рон практически кричит. — Я имею в виду, чёрт, Гермиона. Ты как будто не хочешь, чтобы всё снова было нормально. — Успокойся! — огрызается Гарри, и Гермиона немного подпрыгивает на скамейке. Гарри очень редко теряет самообладание. Она поднимает взгляд, чтобы увидеть, как он наклоняется прошептать что-то Рону, и тщетно пытается скрести ножом по тосту достаточно громко, чтобы ничего не услышать. Но она слышит. — Её родители, Рон. Гермиона прочищает горло, поспешно выдаёт: — Луна, какие у тебя планы на каникулы? — и поворачивается к ней. Старается изобразить улыбку. Луна лучезарно улыбается, как и Невилл рядом с ней. — Невилл приедет встретиться с папой. — Это замечательно, — говорит Джинни, поддерживая смену темы, и Гермиону накрывает ещё одной бесконечной волной благодарности. — Ты следишь за Придирой, Невилл? Он немного краснеет. — Я, эм — может быть, не знаю, отстаю на пару номеров... Но когда они начинают смеяться, Гермиона слышит разговоры на повышенных тонах в дальней стороне Большого Зала. У стола Слизерин. Малфой — Драко — сидит, как обычно, с краю, со своей фиолетовой тетрадью, а над ним возвышается Кормак МакЛагген с группой поддержки в виде двух гриффиндорцев, имён которых она не знает. — Что, дома никто не ждёт, Хорёк? — издевается Кормак. У Гермионы сжимается всё внутри. — Что? Мамочка больше тебя не любит? Или Мамочка теперь убирается вместе с другими Домашними Эльфами, потому что денег больше нет? Теперь все смотрят на них. Студенты остановились на полпути со своими сундуками. Кормак устроил настоящую сцену, и Гермиона уже практически поднялась со своего места, когда Джинни утягивает её обратно. Драко смотрит на Кормака так, будто только что заметил его. Его лицо принимает классическое скучающее выражение. — Засунуть палочку тебе в задницу, МакЛагген? Мне не сложно. — Ооо, — Кормак изображает страх, и двое позади него смеются. — видишь, как раз в этом и проблема, Хорёк. Чтобы нормально угрожать людям, ты должен хорошо уметь обращаться с палочкой. Когда ты в последний раз был в чём-то хорош? Гермиона достаёт палочку, осторожно направляет на него под столом. Но она не успевает даже придумать подходящее проклятье, когда вдруг раздаётся приглушённый, отвратительный звук удара и Кормак растягивается на земле; перед ним стоит, тяжёло дыша, Теодор Нотт, его кулак в крови. Друзья Кормака разбегаются, словно паразиты, когда Нотт хватает его за воротник рубашки и бьёт его снова, и снова, и снова. После каждого удара раздаются вздохи. Двое старост убегают, чтобы позвать профессоров. И, наконец, Драко встаёт, громко вздыхая. — Нотт, мне кажется, ты сломал ему челюсть. Оставь его, м? Тео делает паузу, его рука поднята, у него сбилось дыхание и он испачкан в крови. Он поднимает взгляд на Драко. — Ещё один удар? Драко раздраженно усмехается, закрывает свою тетрадь. — Да, хорошо. Нотт получает свой последний раз, и раздаётся ещё один удар, Кормак бьётся головой о камень. Гермиона слышит несколько негромких возмущённых вскриков; скорее всего, это девушки, которым всегда нравилось "ангельское" лицо Кормака. — Почему бы тебе не порадовать этим кривым носом свою Мамочку перед Рождеством, а? — выплёвывает Нотт в сторону бессознательного тела. — Хороших каникул, ёбаный идиот. — Мистер Нотт, боже милостивый! — кричит от дверей только прибывшая Хавершим, и все резко поворачиваются в её сторону, словно зрители на теннисном матче. Нотт выпрямляется и вздыхает. Молча кладёт свою палочку в её протянутую руку, готовый к наказанию. Но затем Хавершим требует: — Мистер Малфой, Вашу палочку. Гермиона громко вздыхает. И когда Драко не отдаёт её сразу, Хавершим кричит: — Прямо сейчас! Она выхватывает его палочку, прежде чем он успевает полностью вынуть её из кармана, и Гермиона смотрит, как его лицо сменяет несколько сложно трактуемых выражений, пока Хавершим уводит их. — Чёрт возьми, — смеётся Рон, поворачиваясь обратно к своей тарелке. — вот это шоу. И Гермиона вскакивает со своего места, уклоняясь от руки Джинни, прежде чем он успевает закончить предложение. — Достаточно. — Гермиона? — спрашивает сразу несколько человек. — Всем прекрасного Рождества. Мне нужно кое с чем разобраться. И, не говоря больше ни слова, она направляется вслед за Хавершим, оставляя их в недоумении. Ей повезло, что охранные заклинания у кабинета МакГонагалл неактивны. Это позволяет ей совершить своё драматичное появление, которое она распланировала по пути сюда. Она врывается внутрь и поднимается вверх по лестнице, глядя на разворачивающуюся перед ней сцену. Драко и Нотт сидят в креслах перед МакГонагалл, которая обеспокоенно разглядывает рубашку последнего, забрызганную кровью. Хавершим стоит рядом со столом МакГонагалл, безумно машет руками, широко раскрыв рот — наверняка несла какую-то чушь. Но Гермиона входит с шумом — отвлекает её, переключает всеобщее внимание на себя. — Директор, — говорит она, немного запыхавшаяся, стараясь не терять ход своих мыслей, когда Драко переводит взгляд на неё. Макгонагалл вопросительно приподнимает бровь. — Мисс Грейнджер... — Я не знаю, что она Вам сказала, — Гермиона указывает пальцем на Хавершим. — но я могу Вас заверить, что она врёт. На мгновение кабинет погружается в тишину. А затем Нотт фыркает, закусывает губу и отводит взгляд, чтобы не рассмеяться в голос. — Прошу прощения! — возмущается Хавершим. — Мисс Грейнджер, это едва ли уместно— — Извините, директор, но я подумала, что Вы хотели бы, чтобы Вас ставили в известность о любых актах предубеждения на территории школы. — Предубеждения? — Хавершим рассерженно взмахивает своей юбкой. Упирает руки в боки. — и против кого, позвольте поинтересоваться, я проявляла это предубеждение? Гермиона не отступает. Говорит даже спокойнее, чем обычно. — Против них, — она кивает в сторону Драко и Нотта. Хавершим фыркает. — И где Ваши— — Доказательства? — Гермиона делает шаг вперёд. — Хотите, я покажу директору все свои записи? Обо всех случаях, когда Вы несправедливо наказывали студентов Слизерин? Или о разнице в оценках между их факультетом и остальными? О потрясающей череде обвинений, которые Вы выдвинули против студентов, переживших войну? Пять отдельных случаев с участием Драко Малфоя? В конце концов, директор присутствовала при одном из них. У Хавершим довольно комично дёргается глаз. Она открывает рот. Закрывает его. Потом снова открывает. — А теперь посмотрите сюда— — Профессор Хавершим, — спокойно говорит МакГонагалл. — Вы извините нас на минутку? Хавершим переводит взгляд на директора. Выглядит точно как рыба, выброшенная на берег и пытающаяся вдохнуть. — Я вскоре к Вам подойду, — добавляет МакГонагалл, когда та не двигается. Больше она не говорит ни слова, пока Хавершим, совершенно ошарашенная, не уходит, закрыв за собой дверь. Затем она бросает проницательный, пытливый взгляд на Гермиону. — Я уверена, Вы понимаете, что это очень серьёзные обвинения, мисс Грейнджер. Гермиона набирает в грудь воздуха. — Да, директор. Они также правдивы. — И что Вы можете предложить в качестве доказательства? — МакГонагалл аккуратно складывает руки на столе. — Вы можете посмотреть мои воспоминания. Но, директор, дело не только в профессоре Хавершим. В ответ она получает ещё один вопросительный взгляд. — Боюсь, это стало чем-то вроде эпидемии. А затем она, кажется, на одном дыхании объясняет, что на самом деле успело произойти за последние полчаса. Описывает все прошлые случаи, какие только может вспомнить. Говорит и говорит, не прекращает говорить, пока не замечает лёгкое мерцание в глазах МакГонагалл. Пока не осознаёт всю его серьёзность. МакГонагалл ненадолго задумывается. Сжимает пальцы в замок. Затем она поворачивается к Нотту с таким кошачьим выражением лица — почти как в анимагической форме. — Мистер Нотт, я прошу Вас не забывать о том, что насилие никогда не является правильным решением проблемы. — она делает небольшую паузу, а потом добавляет, — вне зависимости от того, насколько жестокой может быть ситуация. Минус двадцать очков Слизерин, и Вы получите два наказания у профессора Стебль. — она откидывается назад. — можете идти в общежитие. Нотт встаёт, он кажется немного смущённым. Он коротко кивает МакГонагалл, но задерживает взгляд на Гермионе, когда проходит мимо неё к выходу. Ей интересно, будет ли он всегда ненавидеть её так сильно. Когда дверь закрывается, МакГонагалл переводит взгляд на Драко. — Мистер Малфой, Вы тоже можете идти. — но когда он поднимается, она говорит, — и я извиняюсь за поведение мистера МакЛаггена. Если Нотт выглядел удивлённым, то Драко кажется совершенно шокированным. Он поворачивается к выходу, взглянув на Гермиону так, что её щеки сразу розовеют. Она изо всех сил старается спрятать свою до нелепого широкую победоносную улыбку. Но когда она направляется вслед за ним, МакГонагалл останавливает её. — Мисс Грейнджер. На пару слов? Её душа уходит в пятки. Улыбка стирается с её лица. И на секунду, падая на бархатное сиденье, она возвращается на первый курс. Вспоминает, во сколько всего влипали они втроём. Она готовится к лекции. — Мисс Грейнджер, — снова говорит МакГонагалл, и по тому, как она меняет позу, Гермиона может понять, что она пытается придумать, как лучше сформулировать то, что она хочет сказать. Плохой знак. — я думаю, что знаю Вас достаточно долго, чтобы говорить с Вами прямо. Гермиона сглатывает. Кивает. — Мне кажется, у Вас возникла привязанность к мистеру Малфою. Она чувствует, что распахнула рот. Тут же захлопывает его, все ожидания от этого разговора мгновенно испаряются. Как она — — Поппи упомянула об этом, — отвечает МакГонагалл, прежде чем она успевает спросить. — она озвучила свое беспокойство. Но даже если бы она этого не делала, мисс Грейнджер, я боюсь, что это достаточно очевидно для таких старых глаз, как мои. Её щёки раскаляются, словно два утюга. Выглядят, наверное, так же. Она пытается сформулировать какой-то ответ, но МакГонагалл продолжает, прежде чем она успевает с этим справиться. — Как Ваш профессор, а теперь ещё и директор, я считаю своим долгом— — Я знаю противозачаточное заклинание, — выдаёт она. Так быстро, что это звучит как одно слово. Она прикусывает свой язык, как только договаривает, злится на себя, и когда она решается взглянуть на МакГонагалл, та выглядит обеспокоенной. Она хмурится и поджимает губы. — Да, в этом я не сомневаюсь. Становится до ужаса очевидно, что она имела в виду совсем не это. — Извините, директор, — бормочет Гермиона, переводя взгляд на собственные колени, потому что смотреть куда-то ещё для неё сейчас не представляется возможным. Долгую секунду они сидят в оглушительной тишине. Затем МакГонагалл поднимается. Молча обходит свой стол, и когда Гермиона набирается смелости поднять взгляд, та держит миску с лимонными дольками Дамблдора. Она говорит хриплым голосом, словно что-то застряло у неё в горле: — Альбус... всегда чувствовал лучшие моменты для того, чтобы предложить их. Казалось, точно знал, когда требовалась капелька сладости. Мне кажется, это может быть один из таких моментов. Что-то болезненно пульсирует внутри грудной клетки Гермионы. Она осторожно тянется к миске, почти боясь нарушить положение сладостей, когда достаёт одну. Отвлекает себя на её терпкий аромат. МакГонагалл отставляет миску в сторону, прислоняется к краю стола, скрестив руки на груди. — Честно говоря, мисс Грейнджер, я не удивлена. Вообще нет. Заблудшие души умеют находить друг друга. — она прочищает горло. Разглаживает складки шёлка на своей бордовой мантии. — я не в состоянии судить это — и не стала бы, даже если бы могла. У мистера Малфоя было более сложное и нестабильное взросление, чем, я думаю, кто угодно в этих стенах может представить. Гермиона с усилием сосёт лимонную дольку, внимательно глядя на неё. МакГонагалл смотрит вперёд. — Я также не удивлена, что Вы так быстро поняли это. Что увидели это. И, должна сказать, я очень горжусь, что могла наблюдать этот процесс. Теперь её взгляд соскальзывает вниз и в сторону. Находит её. — Но я чувствую, что должна предупредить Вас, мисс Грейнджер. Как Вы могли сегодня наблюдать, многие этого не видят. Кто-то никогда не увидит. Для Вас это будет непросто. Мистеру Малфою придётся столкнуться с чем-то гораздо большим, чем обидные прозвища и мелкие обвинения... как и Вам, если Вы решите связать себя с ним. Она кладёт тёплую обветренную руку на плечо Гермионы. — Я знаю, как тяжело Вам было. Это ожидаемо, учитывая то, через что Вы прошли. Но Вы уверены, что можете с этим справиться? Прямо сейчас, на пути к восстановлению? Вы уверены, что готовы к осложнениям? К последствиям? Гермиона долго смотрит на неё после того, как она замолкает. Осторожно обдумывает её слова, всё время чувствуя странное ощущение, поднимающееся в её груди. Затем она прочищает горло, медленно поднимается на ноги. Ощущает неожиданную решительность. — Я понимаю, директор. Спасибо за Вашу заботу. Она отходит от кресла, поправляет юбку, пока МакГонагалл с любопытством смотрит на неё. — Я просто только что поняла, насколько неважно, что думают остальные. А затем она опускает голову и прощается, и МакГонагалл смотрит ей вслед, пока на её строгих губах рождается что-то немного напоминающее улыбку. На полпути к выходу из кабинета Гермиона выуживает из кармана юбки подвеску с осколком стекла. Закрепляет застёжку на шее.