Мятные Конфеты / Боевые Шрамы

2 февраля, 1999 Сейчас два часа ночи. Она просидела в кабинете МакГонагалл больше четырёх часов, попивая остывший чай из чашки, которая звенела всякий раз, когда её дрожащие руки ставили ту обратно на блюдце. Она была честна с Драко и Тео о возможности этого — о реальности описываемого в Пророке. Логичная Гермиона понимала, что это может произойти. Но она понимает, что логичная Гермиона и все остальные её части работают самостоятельно. Не в одном ритме. Отдельно. И остальные её части вообще этого не ожидали. — Что я могу сделать? — в сотый раз глухо спрашивает она. МакГонагалл сидит в старом кресле Дамблдора, всё ещё просматривая бумаги, которые Доулиш вручил ей незадолго до того, как забрал с собой почти четверть её студентов. — Вы можете отдохнуть, — говорит МакГонагалл; она звучит сурово и сострадательно одновременно — и немного устало. — Я не могу— — Мисс Грейнджер... — Я просто стояла там, директор, — Гермиона ставит свою чашку на край стола. Сжимает ее руки. — Я просто стояла там. Смотрела. Я не могу— — Я знаю, как сильно Вы беспокоитесь о мистере Малфое— — Обо всех, — выдаёт она, не в силах промолчать. Признаётся в этом перед всеми и перед самой собой, впервые. — я беспокоюсь обо всех. МакГонагалл вопросительно вскидывает бровь. — Мне нужно знать, что я могу сделать. — Как я уже сказала, мисс Грейнджер, вам обязательно нужно отдохнуть— — Директор— — Обязательно, — перебивает её МакГонагалл, повышая голос, и поднимается на ноги. — чтобы Вы сохранили ясность ума к тому моменту, когда мы завтра отправимся в Министерство. Гермиона моргает. И ещё раз. — Мы? — Да, — коротко говорит она, заставляя обе чашки исчезнуть — явный признак того, что разговор окончен. — как их директор, я не могу выступать в роли свидетеля. Вы, с другой стороны... — Да, — тут же выдаёт она. — да, конечно. Я могу. — Тщательно обдумайте это, мисс Грейнджер. Подумайте о последствиях, прежде чем принять решение. — Я знаю— — Это будет утомительно. Болезненно. Тяжело. Весь этот цирк, сами понимаете — Ваши собственные заслуги могут быть поставлены под сомнение— — Директор, я хочу это сделать. МакГонаналл мягко сжимает её плечо. — Обдумайте это, — говорит она. — я настаиваю. И если Вы действительно решите сделать это, встретимся здесь в девять утра. Гермиона сдерживает всё, что ей ещё хотелось сказать. Заставляет себя кивнуть. Заставляет себя подняться. После нескольких часов в кресле её ноги онемели, и её голова болит. — Спасибо, директор, — бормочет она, направляясь к двери. — до встречи утром. — Обдумайте это. В спальне тихо, но Джинни не спит. Конечно, она не спит. — Что ты делаешь? — спрашивает она, выглянув из-за тёмно-красных занавесок, окружающих её кровать; Гермиона достаёт свой лучший пиджак. Свою лучшую юбку. — Через несколько часов я отправляюсь в Министерство, — тихо проговаривает она. Во всяком случае, она может сказать Джинни правду. — Гермиона, ты ничего не можешь— — Ты этого не знаешь. Джинни вздыхает. Раздвигает занавески, чтобы затем сесть на край кровати рядом с Гермионой. Та смахивает со своей юбки несуществующие пылинки, старательно избегая её взгляда. — Я думала, ты приняла решение, — говорит Джинни. Гермиона тяжело сглатывает. Разглаживает и затем снова складывает юбку. — Я думала, ты решила закончить это. Совсем. Ради своего же блага— — Он сказал, что любит меня. Она проговаривает это торопливо. Неразборчивым шёпотом. Это первый раз, когда она позволила себе признать это, и слышать это из своих уст неожиданно тяжело. Джинни замирает. Краем глаза Гермиона замечает, как её рот пару раз открывается и закрывается, но она не может заставить себя посмотреть на неё. — ...Когда? — наконец спрашивает она. Гермиона прочищает горло. Начинает складывать пиджак. — Несколько часов назад. Джинни смотрит на свои руки. На потолок. Вздыхает. — Мудак, — выдыхает она, и Гермиона наконец переводит на неё взгляд. Джинни пожимает плечами. — Я имею в виду... это просто — это всё усложняет. Гермиона тупо кивает. Чувствует небольшую радость по поводу того, что её собственные мысли подтверждаются. — И он выбрал отвратительное время. Она слабо улыбается. Джинни ненадолго задумывается, прежде чем задать следующий вопрос. — Значит, ты его простила? Гермиона отводит взгляд. Мельком замечает подвеску, лежащую на её тумбочке. — Нет... — бормочет она. — нет, я не простила его. — она сглатывает очередной ком в горле. — я не думаю, что когда-нибудь по-настоящему прощу его. За всё это. — ...Но ты любишь его. Она заставляет себя поднять взгляд на Джинни, даже если её слова болезненно задевают что-то глубоко внутри. — Я не знаю, что я чувствую. Джинни уверенно смотрит на неё. — Я думаю, ты знаешь. Гермиона качает головой. — Прекрати, Джин. — Это правда— — Прекрати. Джинни закрывает рот. Гермиона неуверенно улыбается ей. — Хорошо, — говорит она и соскальзывает с края кровати. Направляется обратно к своей. Гермиона тяжело выдыхает. — Фамилии? Гермиона нервно дёргает за край своего пиджака, стоя немного позади МакГонагалл; та составляет список и берет очки — прочищает горло. — Аккрингтон, Бейнбридж, Берроу, Булстроуд, Картер, Коули, Дэвис, Дедворф, Эверкрич, Гойл, Гринграсс — они обе — Лофтхаус, Малфой, Мидс, Монтаг, Нотт, Паркинсон, Фиппс, Пьюси, Роуланд, Сайкс, Тэтчем, Вайтхед и Забини. На середине списка Гермиона начинает паниковать. Их больше, чем она думала — и она даже не узнаёт некоторые имена. Как она будет защищать тех, кого не знает? Обдумайте это, сказала МакГонагалл. Растерянный клерк изо всех сил старается успеть записать все имена, а МакГонагалл, кажется, стремится прочитать их как можно быстрее, просто чтобы сделать эту ситуацию ещё более нелепой. — И что Вам будет нужно? — раздражённо спрашивает он, заканчивая писать и встряхивая рукой. — Даты слушаний и полные списки обвинений, а ещё нам нужны бейджи посетителей. Клерк щурится на неё. — Бейджи, чтобы встретиться с кем? — Со всеми, — спокойно отвечает МакГонагалл. Он раздражённо кривит губу. — Я уверен, что это не будет— — Передайте Министру моё имя, — огрызается она. — я Вас уверяю, он даст разрешение. Это, пожалуй, их единственное преимущество. То, что Кингсли — Министр. Тем не менее, он мало что может сделать для того, чтобы отменить решение Визенгамота — на самом деле, ничего. Всё определит суд. Она не осознаёт, что кусает ногти, пока не задевает кутикулу; та начинает кровить. Ей приходится заставить себя сложить руки за спиной. Клерк неохотно ведёт их через атриум, выдаёт им бейджи посетителей, и они набиваются в и так уже переполненный лифт. Но она не готова к— — Мисс Грейнджер? — Это — это она! — Гермиона Грейнджер, о, боги — какая честь! Со всех сторон ведьмы и волшебники тянут руки, чтобы получить рукопожатие, не обращая внимания на МакГонагалл, которая пытается отогнать их. К тому моменту, когда они выходят на своём этаже, она совершенно потрясена; остановившись, она оборачивается на лифт, с недоверием наблюдает за тем, как он движется назад и вниз. — Я не думала... — бормочет она, но МакГонагалл уже уводит её. — Постарайтесь расслабиться. Они находятся на одном из нижних этажей Министерства — здесь располагаются камеры временного содержания; это большое, охраняемое защитными заклинаниями, скопление клеток, способных вместить всех ожидающих суда. Здесь темно и холодно — это место слишком напоминает ей Отдел Тайн. Чёрный плиточный пол, тусклый свет. Она вздрагивает, чувствует на себе обеспокоенный взгляд МакГонагалл. — Вот мы и пришли, — фыркает клерк, отпирая дверь, за которой скрывается длинный коридор, по обе стороны от которого стоят клетки. — Какие клетки? — спрашивает МакГонагалл. — Я уверен, что Вы разберётесь. Они с МакГонагалл обмениваются тяжёлыми взглядами, а потом он закрывает за ними дверь, а затем — на несколько долгих мгновений — наступает тишина. МакГоналл расправляет плечи. — Думаю, лучше всего будет, если я сообщу им всем наши наме— Гермиона уже направилась прочь по коридору. Она слышит, как МакГонагалл вздыхает. — Мисс Аккрингтон? — зовёт та и принимается за работу, но Гермиона уже ушла так далеко, что едва слышит её. Она накладывает Люмос, машет своей палочкой из стороны в сторону, иногда замечая знакомые недовольные лица — не те знакомые лица. Не то, которое ей нужно увидеть. Её пульс набирает скорость, дыхание становится частым, нервным, и свет её палочки дрожит вместе с её рукой. До этого момента она не понимала, как отчаянно ей нужно— — Грейнджер? Это Забини. Она тормозит так резко, что чуть не спотыкается; бросается к решётке, на которую лениво опираются его руки. — Ты в порядке? — автоматически спрашивает она, ослабляя свет, когда он морщится. Он вопросительно изгибает бровь. — В полном, — затем он ленивым жестом указывает на неё. — какого хуя ты здесь делаешь? И с...я слышал МакГонагалл, да? — он кивает в тот конец коридора, из которого она пришла. — Я…да, она…мы здесь, чтобы…ну... — Помочь? — и он звучит так неверяще — так саркастично, что это чертовски грустно. — Да, — говорит она, и он растерянно морщится. — МакГонагалл, я понимаю — но ты... — он колеблется, но затем его лицо проясняется. — А. Точно. Ты здесь ради Малфоя. Она качает головой. — Я здесь ради всех вас. — Не нужно врать чтобы не задеть мои чувства, Грейнджер, поверь мне— — Я не вру, — огрызается она, неожиданно раздражившись. Разозлившись. — я здесь ради всех вас. Как свидетель с вашей стороны. Несколько долгих секунд Забини просто смотрит на неё, его лицо ничего не выражает. Отдалённый голос МакГонагалл, называющей имена, заполняет тишину. — Почему? — он спрашивает, кажется, спустя целую минуту. Она удобнее перехватывает свою палочку. — Потому что, — слабо отзывается она. — Потому что почему? — Потому что. А потом она опускает палочку, и он снова оказывается в тени. — Сиди спокойно, — говорит она и снова принимается за поиски. Снова направляется вперёд по коридору, машет палочкой по сторонам. Она хочет позвать его — но она боится того, как может прозвучать её голос. Боится показать ему, насколько сильно её всё это беспокоит и расстраивает. Ей нужно хорошо держаться. Оставаться сильной. Ради них всех и ради себя самой. Она проходит камеры каких-то других заключенных — ведьм и волшебников постарше, которые выглядят так, будто находятся здесь достаточно долго. Проходит что-то похожее на труп. Во многих клетках сидит по несколько человек, из-за переполненности. Её палочка колеблется напротив пары, сидящей в дальнем углу, и она не сразу осознаёт, что это Пэнси. Пэнси и... Это Тео. Его голова лежит у нее на коленях — он без сознания, во всяком случае, так кажется, и его висок кровоточит. И она просто....она гладит его по волосам. Что-то бормочет ему. Кажется, даже не замечает присутствие Гермионы. От них сложно отвести взгляд. Но она заставляет себя двигаться дальше. Вскоре непроверенных клеток почти не остаётся — и она начинает паниковать. Ускоряется, привыкнув к тому, что все клетки либо пусты, либо заполнены кем-то не тем, и когда её Люмос отражается от ослепительной платины, то она чуть не проходит мимо. Резко тормозит. Замирает. — Драко..? Он резко поворачивает голову в её направлении; он сидит на полу, опираясь на стену, у него под глазом синеет фингал. — Грейнджер... — то, как он моментально подскакивает на ноги, почти уничтожает её решимость. — Мерлин, что ты творишь? Тебе вообще безопасно здесь находиться? Его руки — со сбитыми костяшками — цепляются за прутья решётки, и она автоматически встречает его на полпути, обхватывая прутья чуть ниже. — Кто сделал это с тобой? — выдыхает она, указывая одним пальцем на его глаз. — Ёбаный Доулиш — какая, блять, разница? Отвечай на вопрос, Грейнджер. — Какой вопрос? — Для тебя безопасно находиться здесь? Её грудь болезненно пульсирует, потому что она как будто бы видит беспокойство в его глазах, и это не — это не может — Боже. — Это безопасно, — бормочет она. — я здесь, чтобы выступить в твою защиту. Драко тут же качает головой. — Не надо. Я уже знаю, о чём ты думаешь — не делай этого. Не надо. Она хмурится. — Что значит не надо? — Это значит не надо, Грейнджер, ёбаная мерлинова грудь. Не глупи. На такую реакцию она точно не рассчитывала. — Я твой единственный шанс на справедливый суд— — Справедливого суда не будет. Ни с тобой, ни без тебя. — он звучит резко — напряжённо. Он говорит торопливо, и его слова не имеют смысла. — предупреждаю тебя, Грейнджер, не связывайся с этими людьми. То, что они могут— — О чём ты говоришь? — спрашивает она. — Кто? БС? Они просто— — Они не просто, Грейнджер. — Что ты такое— — Маркус Флинт мёртв, — его голос эхом отражается от стен. Тонет в наступившей тишине. Её пальцы — липкие от пота — сжимают прутья. — Что? — выдыхает она. — Он мёртв. Его отпустили, и на следующий день он умер. Самоубийство. Правдоподобно? — Что ты— — Его адвокат тоже мёртв. — Подожди... — Он мёртв. Несчастный случай. Проблемы с летучим порохом. Опять же — правдоподобно? — Прекрати, Драко — как ты вообще— — Мой адвокат пришёл рано утром. Сказал, что он бросает дело. Ему пришлось. Боится за свою жизнь. Я предупреждаю тебя, Грейнджер. Все, кто вмешивается в это, умирают. — Как это может— — Это неважно! — его внезапный крик — то, как он дёргает решётку — заставляет её отшатнуться назад. — это, блять, неважно. Тебе нужно уйти. Забирай, всех, кто пришёл с тобой, и, блять, уходи. Сейчас. — Я не ухожу— Он просовывает руку через прутья и цепко сжимает её запястье. — Гермиона, я, блять, умоляю тебя, — его здоровый глаз блестит в свете её палочки. Налившийся кровью. Безумный. — я умоляю тебя. Пожалуйста. — он сжимает её руку и его большой палец коротко проскальзывает по её коже — ласково. — пожалуйста. Уходи. У неё перехватывает дыхание. — Уходи.