НАЧИНАЕТСЯ СУД НАД ПОЖИРАТЕЛЯМИ СМЕРТИ Сегодня Начинаются Многочисленные Повторные Рассмотрения Дел
Она замечает заголовок в углу чужого Ежедневного Пророка, когда они заходят в Министерство, и эти слова заставляют её почувствовать тошноту. Смелости и самоуверенности, которые она черпает из результатов собственных исследований, оказывается недостаточно, и репетировать всевозможные диалоги у себя в голове — это одно. На самом деле участвовать во всём этом — совсем другое. Раньше чужие жизни уже зависели от её знаний — например, жизнь Гарри, во время войны, бесчисленное количество раз. Но никогда — вот так. Ей никогда не приходилось стоять перед кем-то, кто знает, что её слова — единственное, что отделяет его от Поцелуя Дементора. Ты слишком драматична. Нет, нет, но она не может позволить себе потерять самообладание ещё до того, как войдёт в зал суда. Она собирается с силами. Расправляет плечи. Её пальцы рассеянно играют с краем её пиджака. Сухая рука МакГонагалл сжимает её плечо. Двери распахиваются. Как МакГонагалл называла это? Медиа-цирк, да? Да, это именно он. Канаты, горящие кольца и всё такое. Её сфотографировали уже раз сто, а она ещё не сказала ни слова. Просто сидела на пустой трибуне для свидетелей со стороны защиты. Визенгамот собирается медленно. Лениво. Словно они хотят дать всем понять, что они прекрасно знают, что это не их жизни сегодня под угрозой. Гермиону бросает в холодный пот. Её сознание неожиданно пустеет, остаётся только то единственное, о чём она сейчас точно не должна думать. Слова репортёра, брошенные ей сегодня утром на улице возле здания Министерства. — Не волнуйтесь, мисс Грейнджер — сегодняшний день можно считать просто тренировкой! МакГонагалл цепко схватила её за плечо, пытаясь помешать ей повернуться лицом к мужчине, но Гермиона никогда не знала, как можно оставить вопрос неотвеченным. — Извините? — спросила она. Требовательно. Репортёр, скрывшись за камерой, сделал снимок и объявил — достаточно ясно и без каких- либо оговорок. — Перед защитой Драко Малфоя. Это, конечно, единственная причина, по которой Вы здесь, верно? МакГонагалл утащила её прочь, прежде чем она успела сказать что-то ещё, но теперь его слова скачут в её голове. Тренировка... Просто тренировка. Человеческие жизни — это не тренировка. Но она понимает, что маленькая, скрытая её часть думала так о сегодняшнем дне. Не может принять это. Ещё более удивительно то, что репортер смог так быстро всё понять. Она нигде не объявляла, что будет выступать сегодня как свидетель со стороны защиты. Почти все остальные репортёры спросили, почему она пришла "посмотреть". Но не было недостатка в шепотках и приглушённых вздохах, когда она заняла своё место на трибуне свидетелей. — Дамы и господа, пожалуйста, тишина. Спасибо, — раздаётся удар молотком, глубокий голос Кингсли эхом разносится по залу. Гермиона вырывает себя обратно в настоящее. Кингсли не находится на должности Верховного Чародея — он просто председательствует на судебных процессах в качестве зрителя. Он не будет выступать как судья, присяжный и палач, как это делал Фудж. Это достойно восхищения. Честно. Но сегодня она жалеет о том, что он принял это решение. Иначе она хотя бы знала бы, что вердикт будет справедливым. Нет, Верховный Чародей — это, на самом деле, Верховная Волшебница. Гермиона видит пучок у неё на голове, когда она подходит, чтобы заменить Кингсли на главном подиуме, поблагодарив его за призыв к порядку. И её сердце сжимается. Это Фейт Бербидж. Младшая сестра Чарити. Гермиона знает, что её снимают. Она не может показывать свои эмоции — но если бы она могла, она бы закричала. Как это может считаться справедливым судебным разбирательством? Как — как они могут позволить кому-то настолько эмоционально вовлечённому председательствовать? Кому-то, чья сестра умерла в доме одного из обвиняемых? Её пальцы начинают дрожать, и, чтобы сделать всё ещё хуже, Фейт бросает на неё короткий взгляд, её немолодое лицо сохраняет нечитаемое выражение. Она тут же отводит глаза, но этого достаточно, чтобы Гермиона поняла, что ей здесь не рады. Фейт машет рукой, укрытой сливовыми одеяниями, и члены Визенгамота и наблюдатели занимают свои места. — Спасибо за то, что вы здесь, — проговаривает она, опуская на нос свои очки, и Гермиона осознаёт, что ищет в её тоне какое-то подобие снисхождения. Не находит ничего. Эта женщина — каменная стена. — Сегодня мы начинаем с пересмотра дела... — она опускает взгляд на лежащий перед ней пергамент. — Адриана Пьюси, обвиняемого в соучастии по делу Пожирателей Смерти. Пожалуйста, приведите обвиняемого. Гермиона медленно выдыхает. И Адриан Пьюси поднимается в зал в своей клетке. Это напоминает ей катание на маггловских каруселях. На тех, металлических, которые вращаются, вращаются и вращаются. Заставляют тебя хотеть слезть. Заставляют тебя чувствовать себя отвратительно. Её записи измятые и рваные, её пальцы дрожат каждый раз, когда она пытается найти нужную страницу, уверенная — всегда так уверенная — в том, что она что-то забыла. Лучший ответ. Другой ответ. Последнее средство, которое она может использовать. Последнее доказательство. Ещё один шаг, который отведёт его от Поцелуя Дементора. Прокуроры Визенгамота готовы к бою. Они стойкие. Не дают ей передохнуть ни секунды. — Назовите случай, когда мистер Забини действовал на благо Волшебного общества. — Не правда ли, что бабушка и дедушка мистера Пьюси были одноклассниками и друзьями Тома Риддла? — Посмотрите на эту фотографию, пожалуйста — Вы отрицаете, что это мистер Забини, справа сверху? — Мистер Пьюси когда-нибудь выражал Вам сомнения по поводу убеждений его семьи на тему чистоты крови? — Вы помните, как мистер Забини сопровождал Драко Малфоя на патруле Пожирателей Смерти ночью 1 мая, 1998? — Взгляните на эту фотографию. — Вы узнаёте этот почерк? — Пожалуйста, предоставьте какие-нибудь доказательства Ваших дружеских отношений с мистером Забини. — Мисс Грейнджер, оставайтесь с нами, пожалуйста. — Вы знаете, кто этот мужчина? — Мистер Пьюси когда-нибудь оскорблял Вас из-за Вашего статуса крови? — Мисс Грейнджер? — Сосредоточьтесь, пожалуйста, мисс Грейнджер. — Мисс Грейнджер— — Гермиона? — Гермиона, ты вернулась... — Гермиона? — Ты... Она оцепенело ползет в глубину своей кровати; от Большого Зала и до гостиной Гриффиндор, она игнорировала всех, кто обращался к ней. Она лежит, уткнувшись лицом в малиновые подушки, пока у неё не заканчивается воздух, а потом переворачивается на спину. Узкие рукава её пиджака сжимают её руки. Её глаза слезятся. Её шея болит. "Освобождён от всех обвинений." Адриан не присутствовал в достаточном количестве пропаганды Пожирателей Смерти — на достаточном количестве чёртовых фотографий — чтобы его можно было осудить. Она пришла к этому выводу на раннем этапе своего исследования, но его испуганные голубые глаза — так пристально на неё смотрящие, такие отчаянные, такие неуверенные — не позволили ей проигнорировать хотя бы малейшую часть информации, которую она собрала. Усталые и раздражённые, члены Визенгамота, скорее всего, решили поберечь силы. В конце концов, впереди были более важные сражения. Они отпустили Адриана уже через сорок пять минут дачи показаний. Но она недолго оставалась окрылённой. Суд над Блейзом Забини занял девять с половиной часов. Допускались только небольшие паузы для того, чтобы выйти в уборную и выпить воды. К концу у Гермионы уже дрожали ноги от усталости. Она несколько раз напоминала себе, что в этом нет ни хорошего, ни плохого. Суды быстро заканчиваются, когда всем сразу ясен исход. Хороший, как в случае с Адрианом. Или плохой, как с Люциусом Малфоем. Для Визенгамота — и для Гермионы, хотя ей не хочется это признавать после всех исследований, которые она провела — Блейз был загадкой. Окутанный тайной, он появлялся на множестве этих чёртовых фотографий, и он находился на неправильной стороне, когда всё закончилось. Но его хладнокровное поведение сработало в его пользу, поскольку он никогда не делился со средствами массовой информации своими взглядами на тему чистоты крови, даже когда его родители были до невозможного откровенны. Это, по мнению Гермионы, спасло его жизнь — а не её бесконечные бесполезные показания на тему его хороших оценок, той его дальней родственницы, которая отказалась от всех обычаев чистокровных волшебников, и его общей вежливости. К концу процесса она паниковала. Цеплялась за каждую соломинку. И её душа благополучно ушла в пятки, её взгляд был сосредоточен на Блейзе — на его равнодушной маске — когда они озвучили вердикт. Вы приговорены к испытательному сроку длиною в год, и Вы должны будете выплатить возмещение ущерба в размере 12000 галеонов. Она закрыла глаза, резко почувствовав облегчение, а затем вновь распахнула их, чтобы увидеть реакцию Блейза. Он тоже это почувствовал? Или он был зол? У него были деньги? Не был ли испытательный срок слишком— Когда клетка начала спускаться, Блейз поймал её взгляд, позволяя своей маске треснуть, легко улыбнулся и коротко кивнул. После этого она использовала накопившийся адреналин, чтобы успешно вернуться в Хогвартс, но, стоило ей оказаться там, как всё внутри неё совершенно отключилось. Она почти ничего не сделала, а сегодня был только первый день. Как она вообще планировала спасти их всех? 10 февраля, 1999 Между первым днём суда и слушаниями Пэнси и Милисент перерыв в один день. МакГонагалл освободила её от занятий на время разбирательств, но это не значит, что у неё есть какая-то возможность передохнуть. Первое, что она видит, когда садится завтракать — это Пророк.ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР: НАША САМАЯ ЯРКАЯ ВЕДЬМА СТАНОВИТСЯ ТЁМНОЙ? Героиня Войны Теперь Сочувствует Пожирателям Смерти
Ей едва удаётся доесть свой тост. На первой странице под этим заголовком находится фотография маленькой, почти прозрачной девушки с испуганным взглядом. Она даже не узнаёт себя. Все за столом Гриффиндор, кроме Джинни и Гарри, читают эту статью. Рона нет. — Пошёл полетать, — говорит Гарри, когда она спрашивает. Никто ничего не говорит о суде — спасибо и за это — но в воздухе царит напряжение. А потом кое-кто говорит. Только не тот, на кого она рассчитывала. Совы разносят почту, Гермиона фокусируется на своём завтраке; в какой-то момент прямо на её тарелку падает конверт без обратного адреса. Её взгляд притягивает к нему, словно магнитом, и сначала ей не хочется его открывать. Выясняется, что ей и не нужно. Оно взлетает вверх само по себе, и вокруг раздаются вздохи, потому что все — все — знают, что это значит. Письмо открывается, и голос Драко Малфоя разносится по Большому Залу. "ГРЕЙНДЖЕР, ЁБАНАЯ ПРЕДАТЕЛЬНИЦА! Я ЗАСТАВИЛ ТЕБЯ ПООБЕЩАТЬ! Я ЗАСТАВИЛ ТЕБЯ ПОКЛЯСТЬСЯ, ЧТО ТЫ НЕ БУДЕШЬ! ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧЕМ ЭТО ЧРЕВАТО! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ДАЖЕ СДЕЛАТЬ ВИД, ЧТО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ПОТОМУ ЧТО Я СКАЗАЛ ТЕБЕ, ТЫ ЁБАНАЯ ЭГОИСТИЧНАЯ СУКА, КАК ТЫ МОЖЕШЬ— " Совершенно ошеломлённая, она машинально — автоматически — взмахивает палочкой, и кричалка загорается. Разъярённый голос Малфоя обрывается, и Большой Зал погружается в ужасно тяжёлую тишину. Письмо рассыпается в пепел. Гермиона роняет голову на руки и не поднимает взгляд, пока не чувствует, что осталась одна за столом.