***
Едва увидев Мастейна на пороге своего номера, Кирк, судя по выражению его лица, испытал замешательство; секундное, как обычно, — его нелегко было удивить, — но явно очень глубокое. Дэйв насторожился. — Кажется, с Ларсом всё-таки следовало поспорить... — он ещё раз оглядел его всего, как-то странно прищурившись. — Вообще тебе, конечно, идёт, но это какой-то... не ты. Дэйва передёрнуло. После всего произошедшего услышать, что он сам на себя не похож, стало страшно до того, что нижняя челюсть, услышь Мастейн это не от Кирка, начала бы размашисто, до отлетающих за щеки осколков зубов колотить верхнюю. Он кинулся в спальню, к большому прямоугольному зеркалу, и уже там застыл на месте. Самому ему показалось, что свою реакцию он утрировал, — выглядел ведь многим лучше, чем раньше: кожа была белая, фарфоровая, почти без веснушек, круги под глазами обесцвеченные под тон лица, губы после болезненного растирания парфюмированным сахаром гладкие, свежие и привлекательно яркие, подбородок без щетинки, и брови уже не ползли к верхнему веку, напротив, пушились ко лбу, соболиные, ненасыщенного марганцевого цвета, открывая ставший вдруг лучистым взгляд, подчёркнутый поблёскивающими жгутиками заламинированных ресниц; даже новый окрас волос, — холодный, очень светлый розовый, на свету отливавший чуть более тёплым персиковым, — ему на деле очень шёл, и причёска, состоящая из аккуратных завитков чуть меньше его собственных, очень удачно прикрывала ослепший глаз... Он не нашёл ни единой причины считать, что от увиденного можно было вот так застыть в неопределённых чувствах, только сердце всё равно колотилось от смутного недоброго предчаяния. — Объективно красиво вышло, — решил подбодрить Хэмметт, пронаблюдав его ступор чуть дольше двух минут. — В кои-то веки солидно выглядишь, Мастейн. Дэйв усмехнулся, но в его открытом глазу всё ещё оставалось выражение оторопелое и отрешённое. — Слушай... Может, отвлечёшься ненадолго от себя любимого? У нас запланирована встреча, — Кирк, до неузнаваемости, даже до смешного пафосно разодетый и как-то очень вульгарно накрашенный, пару раз успел выйти из комнаты и снова в неё войти, а Мастейн всё вертелся перед зеркалом, проверяя, не открывается ли слепой глаз при резком повороте головы; как выяснилось, занавес кудрявых прядей надёжно хранил его от постороннего взгляда, и Дэйв по такому поводу преисполнился благодарностью стилистам. Наконец Дэйв отвернулся от зеркала. Кирк ровно в этот момент скинул на кровать скудную кучку его одежды, — Мастейн собирался в спешке, взял с собой первое, что попалось под руку, не озаботившись посмотреть, какой степени износа вещи скинул в сумку, и потому с самого своего прибытия в Канаду ходил в единственной приличной чёрной футболке. На его потёртые, местами дырявые тряпки Хэмметт смотрел с великой досадой. Потом развернулся к своему шкафу и принялся передвигать вешалки, пока Дэйв, смущённый в равной степени видом своего имущества и повисшей тишиной, переминался с ноги на ногу. Буквально через полминуты Кирк уже примерял к нему свою блестящую серебристым геометрическим орнаментом чёрную рубашку. Только на неё одну он возлагал надежды: единственный верх-оверсайз в его гардеробе, кажется, был Мастейну даже по размеру... — Ч-чёрт, — Кирк, казалось, готов был выругаться обильнее и похабнее, хотя начать сквернословить следовало скорее Дэйву: на нём петли с трудом сошлись с пуговицами, ткань обтянула, как вторая кожа, а коротковатые рукава и полы заставили его принять неестественную, комичную позу. Времени оставалось мало. Мастейн беспокоился пусть и бездеятельно, но очень сильно; Кирк же, в большей степени раздражённый, чем испуганный, решил действовать радикально. Туповатым кухонным ножиком он изо всех сил пытался ровно отрезать ткань, но лезвие то и дело ускользало вверх, и резать приходилось по новой. Наконец сняв с рубашки несколько полос так, что полы теперь кончались над пупком, а рукава — на середине бицепса, Кирк отошёл и окинул её оценивающим взглядом. Потом подбежал и принялся выдёргивать нитки, видно, тем самым надеясь скрыть кривой отрез. Пол в комнате, весь обсыпанный полусинтетическими нитями, выглядел теперь попросту опасно: казалось, сделаешь два шага — и в пятку тут же вопьётся маленькая, одомашненная бытовой статикой молния. Дэйв весь процесс перенёс с закрытыми глазами, только морщился от коротких разрядов, едва ощутимо бьющих по коже. — Как я выгляжу? Нелепо, да?.. — его голос дрожал. Времени смотреться в зеркало не было: их, судя по гудкам под окнами, уже ждало такси. — Как тебе сказать... Вивьен Вествуд была бы в восторге, — Хэмметт под локоть вытащил его из номера, заперев за ними дверь, и улыбнулся впервые с тех пор, как Дэйв вернулся из салона. Мастейн бежал вслед за Кирком по лестницам, по пути прикидывая, какой процент рубашки потерял; за ним тянулся густой след из разной длины обрезков нитей, и растравленное переживаниями воображение рисовало ему, как вещица облетает, будто осеннее дерево, укорачиваясь вплоть до его сосков. Уже в такси Хэмметт предложил её прижечь и даже поспорил с водителем, — тот опасался, что так может сгореть рубашка, а то и сам Дэйв, но за двадцатку сверх обычной оплаты согласился замолчать. Пламя зажигалки быстро схватывалось, — Кирку приходилось оперативно тушить горящие нити пальцами, — образовывало мелкие серые катышки, а воздух между тем наполнялся запахом жжённой пластмассы. Дэйв старался не двигаться и не дышать, только поворачивался, когда ткань тянули в сторону, и скрещивал пальцы. Многим позже они пересели; водитель заявил, что черту одного конкретного пригорода не пересечёт даже за удвоенную оплату. Обоим пришлось попеременно — Дэйв был в этом удачливее, но всё же — голосовать на обочине; таксист без принципов попался не с первого, не с третьего и даже не с седьмого раза, и за ничтожно короткий отрезок пути взял едва не по междугороднему тарифу. Пока они подъезжали к месту встречи, Дэйв, источавший запах остывающего пепла, сам к себе принюхивался и видел какие-то мутные картины — сцены из прошлого: вот ему, кажется, тринадцать-пятнадцать лет, он заворачивает нюхательный табак в тетрадный лист и, с трудом раскуривая бумагу, ежесекундно откашливается. От этого его даже затошнило, потому из машины он вылетел вперёд Хэммета и только возле дверей здания, явно заброшенного, но сохранившего ещё более-менее сносный вид, остановился, испуганный, смущённый, терзаемый невнятными и неприятными соображениями о том, что их с Кирком может ждать внутри.***
— Какая у нас легенда? — пока они шли по комнате, которую очень условно можно было назвать коридором, Дэйв несколько расслабился и решился заговорить. — На месте придумаем. Если что, скажем, что мы — наркотуристы и ищем, чем бы таким диковинным вмазаться, — Кирк, напротив, ощутимо напрягся. Он добавил: — Надеюсь, поверит. Знаешь, я давно с дилерами личных встреч не устраивал... Теперь только через курьеров беру. Чувствую себя так, будто мне снова двадцать три... Дэйв встревожено заглянул ему в лицо. — Я... наверное, это не так очевидно... в общем, я иногда балуюсь кокаином. Ничего больше не беру, потому не особенно знаю, что сейчас как на рынке. Хотя ты когда-то, помнится, отмечал, что только слепой не увидит во мне наркомана, — Хэмметт чему-то улыбнулся и замедлил шаг. — Да, ты пытался доказать Джеймсу, что я обязательно сторчусь, а раз ты торчок и я торчок, то и разницы между нами принципиальной нет... Удивительный перформанс ты тогда устроил, конечно. У Мастейна загорелись уши. — Ладно, не будем ворошить прошлое. Знаешь... На крайний случай, если не удастся его убедить показать «меню», нужно хотя бы придумать, чем мы будем отвлекать его внимание. Мысль была здравая; в полной мере частью этого подпольного мирка не ощущал себя ни Кирк, ни Дэйв, и, раз уж вместе с тем шансы на успех стремительно падали, не лишним представало продумать отступление. — Думаю, можно будет ещё попытать удачу, — Кирк лукаво и вместе с тем удивлённо на него посмотрел. — Скажем, если вдруг что, что нам на деле для нового опыта и острых ощущений, ну, вроде как для... Хэмметт улыбнулся до ямочек на щеках. — Третий раз за день скажешь, что спишь со мной? — он даже по-доброму усмехнулся. — Возможно, это третий раз за день меня спасёт, — Дэйв улыбнулся в ответ. — Нет у тебя фантазии, — мигом помрачнев, Кирк схватил его за плечо. — Вон, видишь, синяя дверь? Он должен ждать нас там. И это... — Хэмметт полез в карман и вскоре вынул оттуда складной ножик, — я взял для уверенности, но пусть он лучше у тебя побудет. Я им пользоваться не то чтобы не умею... — Я тоже не умею, — парировал Дэйв, но ножик взял и спрятал уже в свой карман. Глаза Кирка на мгновение вспыхнули каким-то животным страхом. — А что за тип вообще? — Распределитель одного из первых деятелей наркосбыта Лос-Анжелеса. Вроде как сам оттуда... Странный немного, конечно. Встречу назначил у чёрта на куличиках... — Конспирация же, — перебил его Дэйв, оглянувшись и осмотрев местные развалины. Одна только синяя дверь, казалось, ото всего строения и уцелела: пол и потолок разваливались, окон давно в помине не было, в стенах зияли огромные дырки; видимо, здание уже начинали разбирать на кирпичи. — Конспирация — это для школьника какого-нибудь, который каждый раз на районный недострой курить бегает. Этот, знаешь ли, давно уже не в том возрасте; ему бы не о конспирации думать, а о репутации, — Кирк насупился и фыркнул через нос. — Через этого парня каждый год едва не тонна кокаина проходит, уж он, я думаю, мог бы позволить себе если не обед в ресторане, то хотя бы полдник в какой-нибудь тихой закусочной. Дэйв растерянно пожал плечами. — Ладно, пойдём, и без того уже опоздали... Они оба нога в ногу, но со слишком уж сильным рвением направились к двери. Та не вынесла их общего напора; вместо того, чтобы, как ей полагается, вертануться по оси ординат, она резко перешла в абсциссу. Грохот поднялся неимоверный. Когда осела пыль и прошёл первый испуг от резкого звука, Дэйв испугался снова: на него таращились двое крупных парней, явно имевших в разрезах клубных пиджаков по одному славному старому револьверу... Правда, испуг быстро сменился ступором: в разодранном кресле, по обе стороны от которого стояли эти бравые ребята, полулежал их связной, смазливый и моложавый до такой степени, что Мастейн поначалу принял его за ученика старшей школы. — Мои непунктуальные друзья... — он чуть приспустил очки-авиаторы и выразительно оглядел обоих; неясно было, правда, с каким именно выражением, но жест всё равно получился очень экспрессивный. Экспрессии добавлял и его прононс через нос, за который этот самый нос очень хотелось разбить. — Рад встрече. Зовите меня Спарки. — Рады увидеться. Простите нам задержку, не все таксисты соглашались сюда ехать, — отрезал Кирк. Дэйв напрягся. Ему казалось, что с порога упрекать этого распределителя могло быть опрометчиво и вообще один он знает чем чревато. Тот, впрочем, не разозлился; только усмехнулся и опять приспустил очки. — Вы, я так понимаю, представляться не намерены? Что ж, резонно. Буду звать вас... — он пристально рассмотрел Хэмметта, выдержал драматичную паузу и с придыханием произнёс: — Свитс, — Кирк едва удержался от того, чтобы закатить глаза. — А ваша очаровательная спутница будет, пожалуй... — Дэвид, — таким низким голосом Мастейн ещё никогда и никому не отвечал. Получилось как-то само собой... Приятная случайность: Спарки вскинулся, спустил очки на самый кончик носа и ошарашенно пригляделся; словом, произведённым эффектом Дэйв был более чем доволен. — И правда... — Ладно, ребята, давайте без церемоний. Нас интересует ваш, если позволите так выразиться, ассортимент, — Кирк принял донельзя деловой вид. Дэйв постарался ему соответствовать; надеялся, что с такой надменной физиономией при остальных диссонирующих со всякой серьёзностью чертах своего вида начал выглядеть хотя бы настораживающе, если не грозно. — Нам бы чего-нибудь поинтереснее... — Поинтереснее? — тонкие пальцы связного опять совершали манипуляции на его переносице. Мастейну страшно захотелось сорвать с его лица очки. — Вы, стало быть, любите эксперементировать? — Как видите, — буркнул Дэйв. Сантименты их нового криминального контакта его изрядно злили. — Самокритично, дорогая, — связной прицокнул языком, ненадолго задумался и вдруг просиял. — А что для вас, позвольте уточнить, будет интересным? Я так понимаю, опиаты и стимуляторы — уже рутина... — Совершенно верно. Нам не интересны распространённые эффекты, понимаете? Мы ищем что-нибудь действительно необычное, что-нибудь из ряда вон, — Кирк натянуто улыбнулся. По озорному взгляду связного Дэйв понял, что их визит к логическому завершению придёт ещё не скоро. — Эйфоретики и анестетики, получается, тоже отметаем... Что ж, тогда могу вам предложить психоделики. Мы вообще-то таким не промышляем, — не самый ходовой товар, — но для вас я могу сделать исключение, — от его приторно-лелейного тона Мастейн готов был возопить. — Думаю, вам хватает искушённости не считать ЛСД эталоном такой исключительности? Хэмметт скривился и коротко кивнул. Дэйв же со страхом осознал, что на озвученном связным запас знакомых ему наркотиков закончился; он предчувствовал, что сейчас начнёт перечисляться «узкий профиль», — такие вещества, о которых слышало полтора самых отбитых торчка в городе, — и потому начал морально готовиться к постыдной импровизации. — Тогда вас, может быть, заинтересует ДОБ? У нас есть несколько партий марок... — Нет, спасибо, — Мастейн презрительно фыркнул. — Марочный ширпотреб не наша тема. — Отчего же? Некоторые модификации ДОБа, между прочим, дают эффект даже ярче, чем кислота. Уж что-что, а незабываемый опыт... — Я этими вашими ДОБами в былые годы по два раза на неделе вмазывался. Спросишь, что я под ними видел? А ни хера я тебе не отвечу. Забыл, — нападение начало казаться Дэйву самой эффективной моделью защиты; помимо прочего, оно могло бы сэкономить им время, а оставаться наедине с двумя странно поглядывающими на него воротилами и откровенно настораживающим распределителем он желал даже меньше, чем, например, застрять с Ларсом в одной ванной на день. — К слову, об этом... Что насчёт препаратов, отшибающих память? Спарки теперь смотрел на него одновременно удивлённо, недоверчиво и испуганно. Дар красноречия быстро его покинул, и он, помычав с минуту, всё-таки решился уточнить: — Что вы имеете в виду?.. — Мой спутник говорит про амнестические вещества. Они здорово блокируют воспоминания, но это может дорогого стоить... Покажи им, Дэвид, — Кирк очень вовремя проявил инициативу. Дэйв отвёл чёлку, прикрывавшую ослепший глаз. Спарки приоткрыл рот; стоящие за ним парни брезгливо поморщились. — Амнестические наркотики, слепота... Мистер Свитс, я всё хуже вас понимаю. Я не могу себе представить, что что-нибудь подобное действительно существует... Равно как и не могу в полной мере поверить, что ваш спутник пережил такое количество трипов на психоделиках, — гонор внезапно исчез, прононс выровнялся; связной теперь звучал серьёзно и собрано. — Вопрос веры всегда субъективен. А что касается амнестического стаффа, я его доставал здесь, в Америке, у другого барыги, — прочитав немой вопрос во взгляде Спарки, Мастейн поспешил придумать этому персонажу некоторую предысторию, — толковый был кадр, жаль, что ему ещё десятку на нарах в другой стране чалить... Он такие болванки доставал, что им бы военные позавидовали. Литые банки с диодами, такие навороченные, будто он за ними в будущее мотался. Сечёшь? Сам как, достанешь? Спарки явно был шокирован. Он переводил взгляд с Дэйва на Кирка, с Кирка на Дэйва, пока не сморгнул, уставившись прямо перед собой. Он избрал тактику трусливого биржевого менеджера, отвлекающего пролетевших вкладчиков от разговора об их вложениях: — Может, лучше взять стрекозу? Или, может, дочерний синдикат продаст одну из своих гипножаб... Такую оближешь — и улетаешь познавать тайны вселенной, не отрывая зад от дивана. Достаточно экстраординарно, как по мне... — О, дорогой, только послушай: он предлагает нам лизать каких-то земноводных, — Дэйв даже не старался отыгрывать возмущение: оно и без того било из него ключом. — Тривиально, Спарки. Тривиально и пошло. Мы уже поняли, что из твоего попсового ассортимента ничего нормального не выловить; если ты даже не можешь достать то, о чём тебя прямо просят, что ты вообще делаешь на своей должности? Связной тревожился; крупные бисерины пота, подобные кристалликам известного стимулятора, проступали на его лбу, дрожали веки за красными стёклами очков. — Господа, не делайте поспешных выводов; я вполне могу найти для вас эксклюзив. Только... зачем именно этот?.. Его озадаченный, растерянный взгляд здорово повеселил и Мастейна, и Хэмметта. Первый решился ответить, и сделал это с такой наигранной томностью, что только глухой не распознал бы в этом уклончивой издёвки: — Некоторые вещи иногда, знаешь ли, охота забыть... — он подмигнул Кирку, — ...но лишь затем, чтобы пережить снова. — Словом, амнестетик для Дэвида. Самому мне он не нужен; с ним и без того каждый раз как первый... — Хэмметт пошло ухмыльнулся, поддержав его насмешливый тон. — Так что, маркетинговый гений, ты найдёшь то, о чём мы просим? Спарки растерянно пожёвывал нижнюю губу. За него вдруг решил вступиться один из воротил: — Прикуси язык. Тебе повезло, что ты говоришь не с самим боссом, а только с одной из его шестёрок, иначе тебя искромсали бы, как спагетти... Ты считаешь, что можешь вот так просто заявляться к большим шишкам со своей шалавой и брать нас на понт? Думаешь, мы твои дешёвые провокации не раскусим? — он потянулся за пистолетом. — Кто тебя заслал? Японцы? Голландцы? Щёлкнул предохранитель. Дуло было направлено в ногу Кирка. Дэйв ощутил покалывание и ужасный жар в черепной коробке, взглянув на пистолет; мысленный взор вмиг скрылся за белой кипящей вспышкой, и перед глазами предстал полицейский, метящий табельным оружием под колено самому — ещё очень юному — Мастейну. Он в доли секунды ощутил, как от ярости начинает вариться в собственном соку мозг: ни одной разумной мысли он не произвёл, только какой-то примитивный инстинкт заставил Дэйва рвануть вперёд и, перегнувшись в нелепом прыжке через кресло, со всей силы ткнуть острием ножа в дуло. Металл погнулся что на ноже, что на пистолете, но выходное отверстие и сама трубка ствола были теперь деформированы настолько, что траекторию полёта выпущенной пули — если она вообще имела шансы покинуть барабан — невозможно было бы предсказать. — Твою ма... — второго парня Кирк, внезапно оказавшийся рядом, обезвредил размашистым пинком в живот. Первый всё ещё ошалело таращился то на револьвер, то на Дэйва, пытавшегося вырвать нож из дула, и в попытке то ли помочь ему в этом, то ли помешать, тянул оружие на себя. — Господа, господа, послушайте! — Спарки повернулся в кресле, подняв руки в миротворческом жесте. — Мы в полной мере осознали серьёзность вашей ситуации, давайте не будем прибегать к насилию?.. Раздался невнятный звук, совместивший в себе скрежет, шипение и металлический лязг. — Надеюсь на ваше благоразумие, Спарки, — Дэйв указал на него обломанным, покривившимся острием только что вырванного из револьвера ножа. — Мы будем здесь ещё два дня. Дайте нам знать, если найдёте — или не найдёте — товар. — Как же мне с вами связаться? Если досточтимые господа желают, мы можем в условленное время устроить явку на окраине го... — Чтобы опять стоять полтора часа на обочине и считать, сколько таксистов готовы доплатить, лишь бы туда не ехать? Нет уж, спасибо, — Кирк за воротник притянул к себе парня, которого не так давно лягнул, и принялся ощупывать его пиджак. Наконец он расстегнул все пуговицы, резко потянув за полу, и пролез во внутренний карман, вытянув оттуда простой кнопочный телефон. — Я полагаю, у вас есть его номер? — он подождал, пока Спарки кивнёт, и продолжил. — Вот и замечательно. Позвоните, если сумеете что-нибудь достать или узнать. Послезавтра вечером, если вы с нами не свяжетесь, мы уничтожим телефон. За данные с него можете не переживать; нам они без надобности. — А как же?.. — Деньги? Будьте спокойны, мы заплатим. Какова ваша цена? — Кирк неплохо держался, но Дэйв заметил, что у него начали мелко подрагивать руки; удивительным образом разговор об оплате пугал его больше, чем направленный в ступню револьвер. — Три тысячи за информацию, ещё пять — за само вещество, если мы его найдём. Возможно, Дэвид, тому своему дилеру вы платили за него меньше, но учтите, для нас это — совершенно новый сегмент рынка, — Спарки встал, чтобы пожать ему, а следом и Кирку, руку. Мастейн про себя радостно отметил, что он наконец-таки удосужился снять очки, обнажив мутные серые глаза. Они коротко попрощались; после Дэйв и Кирк вышли из комнаты, чинно прошагали расстояние, на котором их ещё было видно из по их же вине опустевшего синего дверного проёма, и бегом устремились к выходу из здания. Они не проронили ни слова, пока под их ногами не зашелестела трава. — Знаешь, я полагал, что нож следует использовать несколько иначе... — Хэмметт в попытке отдышаться согнулся и упёрся руками в свои колени. — Впрочем, я рад, что обошлось без крови. — Да чёрт с ней, с кровью... Лучше скажи, где мы возьмём деньги, если они действительно что-то найдут? Я ведь почти банкрот, — грустно констатировал Дэйв. — Я сразу, как он об этом заговорил, подумал взять у финансовых распорядителей группы, но сейчас припомнил, что не так давно брал семьсот долларов на носки... Там, конечно, уже привыкли к тому, что над оправданиями я не заморачиваюсь, но второй раз за месяц, ещё и такую сумму... Некрасиво получится. С другой стороны, варианта получше у нас нет, — он принялся тереть переносицу. Только сейчас Дэйв присмотрелся к его лицу и заметил, как увеличила глаза подводка и как исказили все прочие черты тональные средства и тёмные тени. О том, где Кирк взял косметику, Мастейн предпочёл не задумываться. — Ты что, просто придёшь к ним и попросишь восемь тысяч? Они же точно захотят узнать, на что именно... — Чёрт, да хоть на чипсы, — Хэмметт усмехнулся на выдохе. — Ты пойми, им не выгодно интересоваться нашими личными расходами. Хоть они и управляют состоянием группы, мы сами их наняли, и все действительно существенные вопросы тоже решаем сами, они только ведут отчётность, — он вдруг очень посерьёзнел. — Да и попрошу я у них, пожалуй, не восемь тысяч, а четыре, так ещё могут отдать без подозрений. Дэйв нахмурился. — А ещё четыре на случай успеха нашего предприятия мы где возьмём? Неужели ты предлагаешь влезть в этот их теневой рынок и продать данные с телефона?.. — он неверяще уставился на Хэмметта. Тот улыбнулся и покачал головой. — Ничего мы продавать не будем. Тут нужно действовать осторожнее... — он прищурился, будто вспоминая что-то давно от него ускользнувшее. — Я уточню, на каких условиях застрахованы мои инструменты, может, получится отделаться парой сломанных гитар. — Может, не стоит?.. Я тоже могу на правах временного участника попросить часть денег вперёд... — Денег вперёд тебе не дадут, — у юристов, составлявших твой договор, в случае такого запроса разговор с тобой будет короткий, — да и не стоит тебе вызывать подозрений, если не хочешь финансовых проверок с пристрастием. Не принимай на свой счёт, но к тебе сейчас все относятся настороженно, и следят за тобой многим внимательнее, чем ты думаешь. Если тебя уличат в каких-либо махинациях, ты гарантированно вылетишь из тура и попадёшь на такую сумму, что... Словом, у тебя даже почки столько не стоят, — Кирк потёр под глазами, до смешного нелепо размазав подводку. — В общем, это уже не твоя забота. Тебе нужно бы найти какие-нибудь приличные шмотки перед вечеринкой... — Мне бы к ней ещё морально подготовиться. Думаю, после всего этого я не выдержу и просто в один момент запрусь в какой-нибудь каморке. Дэйв улыбнулся, но сразу после покривил губы; почему-то только сейчас он в полной мере осознал, что их обоих вполне могли застрелить. — Знаешь... Если ты воспользуешься любимой тактикой Джеймса и свалишь посреди вечеринки через окно туалета, едва ли кто-нибудь удивится. Это не то чтобы в твоём характере, но чего от тебя нельзя ожидать?.. Они подошли к обочине. Ловить здесь такси, однако, на практике оказалось бесплодным занятием, — ни одной машины за полчаса даже на горизонте не появилось, — и обоим пришлось двинуться в сторону города пешком. Дэйв первым нарушил молчание, воскресив их прежний диалог: — Знаешь, не могу спокойно о вечеринке думать. Всё равно кажется, что я натворю что-нибудь... не то, — он сильно разволновался. После выброса адреналина там, в заброшенном здании, наступил период тревожной апатии, и ему оставалось только надеяться, что он как можно скорее закончится. — Мастейн, ты не был бы собой, если бы не делал всякого «не того», — при этом Хэмметт выставил в его сторону раскрытую ладонь; Дэйв, впрочем, и без того осознавал, что тот не хотел его задеть. — Да и потом, из тебя далеко не самый паршивый актёр. Сегодня ты, конечно, малость переигрывал... От типичного «сына улицы» до интеллегента у тебя был какой-то подозрительно быстрый разгон, но в обе твои ипостаси я, признаться, поверил... — Ой, сам хорош: прийти в образе папика, а под конец у серьёзного мордоворота мобильный отжать. Хотя и ты престарелую шпану вполне натурально отыграл, — Дэйв подмигнул ему. Тот с какой-то даже гордостью усмехнулся: — Я ведь в юности был тем ещё хулиганом. Серьёзно, я жил в криминальном районе. У нас всякое случалось: хиппари телевизоры через окна утаскивали, бандиты машины угоняли, наркоманы воровали всё, что не было прикручено к полу, а то, что после всего этого оставалось, отжимала шпана... — И какой тактикой пользовался ты? Что-то мне не верится, что ты мог что-нибудь у кого-нибудь отжать, — Дэйв оценивающе скользнул по нему взглядом. — Не мог, конечно... Я брал хитростью. Не хочу хвастаться, но я однажды выманил у торчков часы, которые они свистнули у моего брата, — Кирк самодовольно улыбнулся. — Эх... Надеюсь, я не потерял хватку. Что-то мне подсказывает, что нам с тобой не то что изворачиваться, а в макраме завязываться придётся... Дэйв замедлил шаг. Кирку, видимо, дальнейшая перспектива была абсолютно ясна; он же даже предполагать боялся, чем хотя бы одна эта их затея с телефоном может кончиться. — Не замечал, чтобы ты так любил нагнетать. По крайней мере, пока что мы со всем справляемся... — Да нет, Дэйв, мы уже сейчас сдаём позиции. Честно говоря, я понятия не имею, где и как достать тебе чего-нибудь приличного для препати, — Мастейн понимал: времени осталось не так много, наличных и кредиток у них не было — у одного с собой, из соображений безопасности, у другого в принципе... Он встревоженно посмотрел на Хэмметта. Кирк сморгнул, выдавил из себя тусклую улыбку и заверил: — Впрочем, ты прав: рано ещё беспокоиться. Доберёмся до отеля, а там я точно что-нибудь придумаю.***
Препати Дэйву не понравилась с самой первой минуты. Он не имел никаких ожиданий, — в его состоянии смысла предполагать попросту не было, — но сейчас охарактеризовал бы происходящее одним словом: убого. Убогая компания, убогие псевдожурналисты с их убогими вопросами, и пиво здесь, как уксус... Ему хотелось бы сейчас сидеть в каком-нибудь баре, вроде того, в который его водил Кирк, в похожем на уныние спокойствии, и ощущать кожей учтивость окружения, как это было там. Увы, такой благодати ему ниспослано не было. — Хей, Дэйв! Скажи, что ты ощущаешь, снова будучи частью Металлики? — фамильярность обращения заставила его покривиться. — Чувствуешь себя не в своей тарелке? Злишься? — Спокоен. Счастлив. Полон сил. На своём месте... — его голос едва не дрогнул. — Сфокусирован на музыке. Словом, процветаю, — парень дословно процитировал его в своём блокноте. — Может чего поинтереснее спросишь? — корреспондент непонимающе на него глянул. — Хочешь знать, какого цвета у меня бельё? В глубине зрачков новоиспечённого журналиста вспыхнула искра. — Э-э... Да, — он приготовился уже было записать ответ, но Мастейн с усталым смешком его осадил: — Пошёл вон, — он осилил последний глоток тёмного крафтового и добавил: — ...карикатура на оригинальность. — Так всё-таки какого? — чуть обиженно спросил уже отошедший от него парень. Дэйв фыркнул, отрезав чуть громче, чем следовало: — В цвет волос. Кажется, того удовлетворил ответ: он глупо рассмеялся и ушёл, — видимо, искать Джеймса, с которым самому Дэйву встретиться ещё не довелось. Может, счёл за не слишком добрую шутку... Хамить, конечно, следовало деликатнее, но после где-то двадцатого вопроса о его воссоединении с группой ему захотелось каждому, кто осмелится снова поднять эту тему, плюнуть в лицо, и на планшет с листом, и диктофон охота было отобрать... О новом имидже, к счастью, пока не спрашивали, — только не особо искусно подшучивали дорвавшиеся до него с полароидом фанаты; остальные время от времени пялились то на волосы, то на светлые обтягивающие джинсовые бриджи, то на футболку с логотипом Mötley Crüe, отстававшую от самого Дэйва минимум на три размера, — только она одна из всего гардероба Хуана худо-бедно на него налезла. Последнего просить одолжить костюм на вечер было неловко; особенно неловко было оттого, что делал это Кирк, пока ресепшионист пожирал его глазми. Всё-таки Мастейну сыграла на руку та грязная гротескная ложь: между ними после его откровений установилась доверительная, даже несколько интимная атмосфера, и тот ощутил себя должным за эту честность, за то, как Дэйв перед ним тогда раскрылся... Мастейн помотал головой: одна за другой вспоминались его проникновенные реплики. Лучше бы он отдал одежду молча... — Чёрт меня подери, ты что, Ларсу в покер продул? — Хэтфилд материализовался из-за спины рослого скандинава; он его запомнил — этот, кажется, Йорг спросил, с каким животным Дэйв себя ассоциировал. Приятно было напрячь затупевшие от пива извилины, но ответил он всё равно тривиально и собой остался крайне недоволен. — Менеджеры заставили, — он пренебрежительно махнул рукой. Джеймс улыбнулся, обнажив два ряда зубов. — Это они здорово придумали: на наши концерты народ толпами повалит, лишь бы на такую цацу посмотреть. Ладно, пойдём; тут представители местного бренда с отличным лагерным притащились, у них во-он там стойка... — Прошу, никакой шумной компании. Давай где-нибудь тихо, спокойно посидим... Лицо Джеймса выразило живое, искреннее умиление. — Первый день живёшь, что ли? Спокойно посидеть в месте, кишащем людьми, которые перед сном наши лица на плакатах целуют?.. Святая наивность... — Я серьёзно, давай как-нибудь от них обособимся. Если честно, я себя уже попугаем чувствую: то скажи, это скажи, давай сфотографируемся... Они меня только облапать ещё не успели, — его интонации сквозили отчаянием. Джеймс понимающе кивнул. Он всё-таки проявил милосердие и протащил Дэйва в другую комнату: толпа там была не такая плотная, даже остались свободные стулья у очередной импровизированной барной стойки. Здешний контингент выглядел солиднее и интерагировал с ними намного приличнее; без лишних вопросов, без надоевшей прелюдии с подписыванием всего, на чём мог удержаться маркерный след, им налили по кружке пива. — Ну так... Что как, Дэйв? Чем занимался весь день? — Мастейн, от самонаблюдения напряжённый до такой степени, что на нём едва не трещала ткань футболки, мелко дёрнулся. Ему на миг показалось, что Хэт что-то знал, — смотрел лукаво, говорил размеренно и вкрадчиво, — но неодухотворённое выражение его лица подсказало: единственная причина всему этому — выпивка. — Репетировал... — он ляпнул первое, что пришло в голову. — Кажется, перед тем, как я тебя сюда пригласил, ты что-то бормотал про сочинительство. Новую песню задумывал, да? Как успехи? Музыку к ней уже написал, небось. Дэйв заколебался. Ему и правда стоило уделить время своей недавней затее, но никаких идей ему пока не пришло. Вместе с тем разговор перетёк в относительно безопасное русло, и его явно следовало поддержать... Заметавшись меж двух огней, Мастейн решился малость приврать: — Пока нет, над текстом ещё думаю. Уже сформировал некоторый лейтмотив... — Посвятишь? — Мастейн прикусил губу. Объяснять следовало осторожно, отсекая всё подозрительное; его неуверенность не укрылась от Джеймса: — Не переживай, я же не Ларс, свои авторские права на чужое не леплю. — Ну... Слушай, тебе не кажется, что негативный опыт на практике оказывается ценнее позитивного? — Дэйв даже сам ощутил, насколько проникновенно посмотрел Хэтфилду в глаза. — Вот скажи мне, кто мы без наших вредных привычек, без трагедий нашего прошлого? Никто. Пустышки... — Сколько же ты выпил, что тебя так унесло... — Хэт в суть его излияний не вникал. Посмеивался, будто не понимал, насколько животрепещущую тему изо всех сил, со всей осторожностью пытался препарировать Мастейн; будто для него самого деяния прошлого не имели никакого значения, будто не он страдал напоказ, заманивая Дэйва сюда... Мастейн вздохнул. — Я в последнее время часто об этом думаю, никак из головы не могу выбросить. Заело... Знаешь, мне начинает казаться, что именно страдания формируют личность, — на Джеймса он больше не смотрел, только пространно разглядывал содержимое пивной кружки. Притрагиваться к ней не хотелось. — Когда кажется, лечиться надо, — Хэт его подозрительно резко оборвал. — Я вот знаешь о чём подумал... Страдания утомляют. Когда страдаешь, сил ни на что другое не находится, и остаётся только страдать дальше, медленно успокаиваясь, пока не станешь совсем равнодушным. А равнодушие — это смерть... Я это очень ясно понимаю, а сделать ничего не могу. Осознаю, что избежать не получится, и только знаешь чего хочу? Компании. Я не хочу подыхать один... Дэйв раздражённо поджал губы. Кирк был прав: за этим спектаклем что-то есть, но Хэтфилд утрирует до невозможности, и образумить его может, пожалуй, только пренебрежение этой его бутафорской трагедией. — Хэт, хотя бы разговор поддержать постарайся. Я ведь невесть с кем это обсуждать не буду... Хочешь компании — так хоть вноси вклад в общую тему, — Мастейн замолчал так же резко, как и вступил. Наверное, это было слишком; нужно было сформулировать чуть обходительнее, интонацию выбрать чуть нежнее... Нет, так он опять пришёл бы к бесполезному потаканию. Неопределённость вмиг едва не свела его с ума, но тут Хэтфилд заговорил. Дэйв слабо понимал смысл его слов, если допустить, что таковой вообще был; Джеймс говорил о религии и очень часто апеллировал к библии, — рассказывал о мучениках и катарсисе, немного о самоистязании, ещё меньше — о порядках общины, в которой вырос. Кирк при пересказе биографии Мастейна упоминал, что он был религиозным человеком, знающим писание едва не наизусть, но сейчас ничего, кроме сюжета о распятии Христа, Дэйв вспомнить не мог; по этой причине не перебивал, слушал, слушал и слушал... Он не был особенно впечатлён или заинтересован, но был рад: лицо Хэтфилда наконец просияло настоящим воодушевлением.***
Джеймсу, кажется, действительно стало немного лучше. Он допил содержимое своей кружки, а после на выпивку уже не отвлекался, — настолько увлёкся своим монологом, — и потому до своего номера добрался без особых проблем. С фанатами он прощался очень живо и долго, и Мастейну искренне хотелось верить, что этот результат получится как-нибудь закрепить; что Хэтфилд сможет сделать ещё пару шагов назад, подальше от точки невозврата, за которой сам полагал абсолютное безразличие, и всё разом наладится... Настроение от таких размышлений здорово приподнялось, и от большой радости он едва не забыл позвонить Эллефсону. — Младший, здоро... — Где ты был? Я тебе звонил раза три за вечер, — в интонации Дэвида будто смешались недовольство и какое-то предвкушение. — Впрочем, не отвечай; уверен, этого знать я не хочу... — судя по звуку, кто-то рядом с ним посмеивался в кулак. — В общем, у меня для тебя две новости: хорошая и не очень. С какой начать? Дэйв ощутил, что в этот конкретный момент не хочет слышать ни той, ни другой, но из какой-то светлой надежды выбрал хорошую. — В общем, прямо сейчас передо мной стоит твоя злополучная банка. Я сегодня весь день Марти по помойкам гонял, — на фоне послышалась забористая ругань, — и он всё-таки её нашёл. Кирк сказал, что тебе нужны будут фотографии, поэтому мы немного пошаманили с аппаратурой и отправили ему всё по факсу. Рад, кстати, что ты наконец засунул свои обиды туда, где им самое место, и сумел найти с ним общий язык... — Джуни, перестань, — Дэйв испытал неясное смущение. — Нет, правда. Не только я рад; мы тут вообще сидим и всей группой радуемся. Вон, даже твой наёмный техник с нами, — он с пересылкой фотографий помогал, помимо этого, но в основном, конечно, пришёл великое примирение отметить. Мастейн краем глаза зацепил своё отражение в зеркале: на щеках всё ярче цвели красные пятна. — Пощади, прошу... Меня только пару часов назад такими вот преувеличениями до тошноты напичкали, я не готов переживать это снова, — он вдруг осознал, что не успел даже обрадоваться, возможно, важнейшему в его сознательной жизни событию. Он ведь ещё совсем недавно считал, что банка безвозвратно утеряна, а с ней — и шанс вернуть всё на свои места... В уголках глаз начали собираться слёзы. — Это я-то преувеличиваю? Ты, между прочим, меня без малого девять лет драл своими явно гиперболизированными больными фантазиями прямо в мозг, не припоминаешь такого? «А Кирк место в группе через постель получил», «Кирк, как пить дать, с Ларсом спит; конечно, когда не спит с Джеймсом», он и шалава, и наркоман, и вообще Кирк то, Кирк сё, Кирк пятое, Кирк десятое... Думаешь, после такого я упущу шанс на взаимность? Хрен тебе. Дэйв на этих словах устало простонал; прозвучало это странно, — он всё-таки не мог перестать улыбаться. — Я... Спасибо, младший. И тебе, и Марти, и технику... Это правда очень много для меня значит, — Мастейн растирал проступившие слёзы по покрасневшему лицу, и тем смешнее звучал, чем сильнее мял при этом костяшками пальцев свои — неестественно горячие — щёки. — Ну всё, всё, хватит сопли жевать. Не хочу омрачать такой приятный момент, но ты ещё второй новости не слышал. Ты попал, парень. — Не новость... И не такая уж плохая. Для него эта фраза сейчас значила ровным счётом ничего. Он чувствовал себя так, будто превозмог все свои проблемы, и дело теперь осталось за малым: подождать, пока всё само собой придёт в норму. Чувство это было настолько сильное, что ничто, — он был уверен, абсолютно ничто, — не сумело бы его даже мало-мальски подпортить, не то что омрачить... — С тобой Пэм переговорить хочет. Сам понимаешь, срок уже подходит, а между вами чёрт пойми что. Если не поторопиться, потом тебе собственного ребёнка усыновлять придётся, а это такая волокита... Побереги себе нервы, проясни с ней всё сейчас, — Дэйв едва не упал: ослабли ноги, задрожали колени... Перед глазами потемнело. Ему казалось, что он испытвает ровно то, о чём не так давно рассказывал Джеймс, — аккурат катарсис, только побочный эффект от него был какой-то неправильный: вместо того, чтобы вмиг разрешить каждый свой внутренний конфликт, Мастейн обзавёлся ещё одним, яростно, непримиримо бушующим. Неясно было даже, какое его стремление какому противоречило; возникла путаница, переросшая во всеобъемлющий хаос, и захлестнувшие его неопределённость и беспомощность вдруг показались ему непреодолимыми, даже фатальными. — Дэйв?.. В общем, мы ей твой номер дали. Кирк сказал, что вы там ещё два дня проторчите; она тоже в курсе, так что завтра-послезавтра жди звонка, — Мастейн впал в спасительный ступор. Какое-то время он вообще не мыслил; когда же к нему вернулся рассудок, Эллефсон выражал беспокойство уже намного агрессивнее. — Дэйв, твою за ногу, что у тебя там случилось? От переизбытка чувств откинулся? — Я... — он не знал, что сказать; даже не мог придумать, как нормально попрощаться. — У меня концерт завтра, мне готовиться надо... готовиться... Партии снова прогнать... — Как, оказывается, легко пробудить в тебе отвественность, — циничный тон вдруг сменился участливым: — Ладно, давай. Удачи тебе. После первого же гудка Дэйв с силой прижал трубку к телефону. Его замешательство было почти физически ощутимо: из него будто вытащили все кости, содрали с них мышцы и просто запихнули это всё обратно. Внутренний беспорядок выл и зудел; ни одна его часть, ни один хрящ, ни один мускул не мог найти себе места, и где-то посреди этой сумятицы по распрямившейся от шока извилине плутала мысль: завтра концерт... Если что сейчас и было ясно, так это необходимость выспаться перед выступлением, и тем хуже ему становилось, чем отчетливее он осознавал, что в выполнении единственной понятной ему задачи он едва ли сумеет преуспеть...