Детская игра

— Утречка, Пит. Клинт раздвигает шторы, и свет резко заливает палату, ослепляя Питера, пока он пытается понять, что происходит. Застонав, он бессильно откидывает голову на подушку и закрывает глаза в попытке укрыться от яркого солнечного света. На другом конце комнаты Клинт весело смеется. — Я ослепил тебя? Извини, — хихикает он, и в его сонном голосе слышится что-то ласковое. Мужчина садится на кровать, и матрас чуть прогибается под его весом. — Брюс сказал, что ему нужно проверить твои ребра, но он считает, что теперь, когда ты хорошо отоспался, ты сможешь больше двигаться. Спать на кровати удобнее, чем у стены, да? — Угумф, — подтверждает Питер в подушку. На самом деле, спать всю ночь на этой кровати было чистым райским наслаждением — даже если это просто медицинская койка, а не «настоящая» кровать, ощущения по сравнению с тем, к чему он привык, были непередаваемы. После стольких месяцев сна у стен, на земле и иногда на скамейке, все его тело буквально поет от нахождения в нормальной кровати с матрасом и подушками (ага, не одной!) и одеялом. Не говоря уже о том, что он давно не спал так хорошо, как прошлой ночью, — он не спал полноценно ночью с тех пор, как его выгнали из квартиры Мэй. Он привык просыпаться измученным и с болью во всем теле, которая длится потом неделями, но сегодня он чувствует себя свежим и бодрым, как никогда. (Будет трудно заставить себя встать в ближайшее время.) — Так я и думал, — бормочет Клинт с улыбкой в голосе. Питер приоткрывает один глаз и смотрит на лучника. Должно быть, он только что проснулся, потому что его светлые волосы растрепаны, и на нем все еще старые черные спортивные штаны и футболка. Странно видеть Мстителя-ассасина, который ни разу не промахнулся и убил бесчисленное множество людей, даже не моргнув глазом, таким беспечным и человечным. Это пугающе по-домашнему. Осознав, что глаза Питера открыты, Клинт высовывает язык, словно ребенок. — Привет, Спящая красавица, — поддразнивает он, наклоняя голову влево и поправляя подушку. — Ты готов к тому, чтобы Беннер тебя осмотрел? Питер кивает, не находя в себе сил говорить. Лучник не говорит ничего о его молчании и не подталкивает его к разговору, просто кивает и мягко улыбается, как бы давая понять, что понимает. — Джарвис, не мог бы ты позвать Брюса в медотсек? Он знает, в какую комнату и на какой этаж. — Конечно, мистер Бартон. Хотя Питер и не ожидал, что Клинт попросит таинственный голос в потолке, а не сам сходит за доктором, он определенно не удивлен, что у Тони Старка есть искусственный интеллект (что еще это может быть?). Скорее всего, самый умный в мире, потому что все знают, что у мистера Старка есть и деньги, и мозги, чтобы создать его. Он чувствует себя жутко гордым просто за то, что удостоился услышать его. Клинт, должно быть, заметил, что мальчик смотрит в потолок, потому что хлопнул его по плечу и сказал: — Это ИскИн Тони. Его зовут Джарвис, — он морщит лоб и хмурит брови. — Никто не знает, откуда именно идет голос. Уверен, даже Тони забыл, куда программировал его. — Приятно познакомиться, — приветствует его Джарвис. Питер заметно вздрагивает, Клинт улыбается и пожимает плечами. — Он всегда слушает, — говорит он. — Такой уж я, — отзывается Джарвис. Есть что-то невероятное в эмоциях, которые ИскИн передает несмотря на то, что он полностью — насколько Питер знает, — искусственный. Для Питера это действительно подчеркивает то, насколько умный мистер Старк на самом деле. Даже самые умные ученые в мире не смогли бы создать ничего столь сложного и фантастического, как он и те, с кем он работает. И Питер в том же здании, что и этот гений! Часть его хотела бы когда-нибудь создать нечто подобное. Пока он живет на улице, шансов на то, чтобы разработать что-то интересное, у него практически нет. Зато в будущем — когда ему исполнится восемнадцать, и он будет достаточно взрослым, чтобы быть нанятым работодателями (потому что никто не нанимает несовершеннолетних бездомных детей из жалости, как это делают в фильмах. Если только не для торговли наркотиками, конечно), может, ему и подвернется возможность проявить себя. Потому что сейчас он всегда так сосредоточен на том, где будет спать и что будет есть, что почти не думает ни о чем другом. Он не знает, как долго пробудет в башне Мстителей, попросят ли его уйти, или они как-нибудь убедят тетю Мэй принять его обратно, но он просто рад, что впервые с той ночи, когда он спал на тротуаре, ему не нужно думать обо всем этом. Это до невозможности хорошо. Дверь в палату открывается, и входит знакомый улыбающийся Брюс с планшетом в руке. Как и вчера, на нем нет белого халата — только джинсы и поношенный серый свитер, — а волосы такие же взъерошенные, как у Клинта. — Ты выглядишь лучше, Пит. Хорошо спал? — начинает он, его манеры и улыбка дружелюбны и приветливы, как и всегда. — Да, — отвечает Питер тише, чем вообще возможно. — Это хорошо, — тон Брюса даже не дрогнул, но по тому, как загорелись его глаза, он понял, что тот рад слышать Питера. — Я проверю твои ребра, ладно? Просто посмотрю, как заживают раны. Если все еще плохо, мне, возможно, придется смазать их кремом. Звучит ведь нормально, да? — Звучит неплохо, — повторяет Питер. Клинт, встав с кровати, рухнул во вращающееся кресло Брюса и медленно начал кататься по комнате. Он не выглядел так, словно собирается покинуть комнату в ближайшее время, словно он счастлив подождать, пока доктор закончит осмотр, и Питер рад его успокаивающему присутствию. Хотя он и понимает, что Брюс не причинит ему вреда, он чувствует себя в большей безопасности с кем-то, кого знает. Что заставляет его задуматься о том, где Сэм, потому что он стал привязываться к этому парню, и внезапно заметил его отсутствие. Он открывает рот, чтобы задать вопрос, но Клинт, который, похоже, перенял способность читать мысли, сидя на стуле Брюса, говорит: — Сэм все еще дрыхнет. Этот человек может проспать целый год и проснуться все еще усталым… — Это невозможно, — рассеянно комментирует Брюс. — Пит, ты не мог бы снять с себя футболку? Клинт прикусывает губу, пряча улыбку. — Это… звучит довольно двусмысленно. При этих словах Брюс мрачнеет, хотя в уголках его кофейных глаз по-прежнему светится что-то веселое. — Ты таким образом оскверняешь его драгоценную невинность и детскую психику, — обвиняюще говорит он, а затем, повернувшись к Питеру, добавляет: — Позволь мне проверить твои ушибы, прежде чем Клинт тебя погубит. Так как вчера Брюс уже осматривал его, Питер без колебаний соглашается. Футболка Сэма — черная, с длинным рукавом достаточно свободная, чтобы не слишком беспокоить его синяки, и более удобная, чем потрепанная футболка, которую он носил все это время. Она ему немного большая, учитывая его худощавое тело, но это лучше, чем носить старую, поэтому он не жалуется. Пальцы доктора ловко скользят по синякам на ребрах. Они не были перевязаны, потому что Брюс был уверен, что бинты ему точно не понадобятся, разве что заставят вспотеть. И к тому же они уже не болят так сильно, как вчера. — Они хорошо выглядят… — Брюс настороженно сдвигает брови. — Синяки по краям уже исчезают… В животе у Питера шевельнулась тревога. Они знают. Они знают об усиленной регенерации. Питер всегда был благодарен своему ускоренному исцелению за то, что он хотя бы не сильно беспокоился, когда недоедал и недосыпал, но сейчас один из тех редких моментов, когда он хочет, чтобы его просто не существовало. Даже если он изо всех сил попытается скрыть регенерацию от них, есть вероятность, что они все равно узнают (потому что они же Мстители, и, похоже, всегда обо всем узнают). Он не хочет скрывать это от них, так сказать, но он даже не может представить ситуацию, когда он без вынуждения и неловкости добровольно раскрывает свою тайную личность. Человек-паук не был частью его с тех пор, как его выгнали из… —не думай о ней— С тех пор, как он лишился костюма. И, как бы легко это ни звучало, думать о Человеке-Пауке как о части его жизни на самом деле не так-то просто. Пока что нет. Палец Брюса тычет в особенно темный синяк, посылая вспышки приглушенной боли вверх по торсу и груди. Это ощущение заставляет лицо Питера сжаться в легкую гримасу, и он отодвигается, подсознательно пытаясь облегчить боль. — Тебе так же больно, как и вчера? Думаешь, сможешь двигаться сегодня? — спрашивает доктор, глядя на него с каким-то отеческим беспокойством. Он чуть двигается, проверяя свои возможности на грязной больничной койке. Когда он садится, ощущается не более чем пульсация, но, когда он пытается повернуться, — резкая боль. — Думаю, да, — отвечает он, осторожно кладя руку на живот, где боль была сильнее всего. — Болит только, когда я… — Повернулся? — Брюс задумчиво постукивает пальцем по подбородку. — Это нормально. Неуклюже ссутулившись во вращающемся кресле доктора, Клинт начинает нервничать. — Хотите позавтракать, когда закончите? Сэм сказал, что собирается сделать блинчики, — говорит он. — Так и сказал? — спрашивает Брюс, отворачиваясь от Питера, который берет на себя смелость одернуть рубашку. — Нет, но скажет, когда я ему об этом напомню. Разговор продолжается, но Питер не обращает особого внимания на то, о чем они говорят. Единственное, о чем он сейчас думает, — это о завтраке, от одной мысли о нем, желудок начинает ныть. Он не помнит, когда в последний раз ел что-то, кроме подачек от старух (или Клинта и Сэма, но они не в счет, потому что он их любит) или ужасной уличной еды. Но что согревает его сердце, так это не мысль о том, что в первый раз за много месяцев он сможет нормально поесть с крышей над головой, а тот факт, что ему предложили завтрак. И они не устроили из этого большой благотворительный концерт. (Это заставляет его почувствовать себя нужным.) Резкое движение Клинта, вставшего с вращающегося стула, заставляет Питера отвлечься от своих мыслей. — Пойду разбужу Сэма, или он там уже врастет в матрас, — объявляет лучник, театрально подняв палец. По пути к двери он останавливается, чтобы взъерошить Питеру волосы. — Давай-давай! — кричит ему вслед Брюс, когда мужчина уже исчез за порогом, но дверь осталась приоткрытой. Питер прислушивается к шагам, доносящимся из коридора, и к звуку открывающейся двери лифта. Проклятый улучшенный слух. Когда движения Клинта выходят за пределы его (обширного) слухового диапазона, Питер оглядывается на Брюса, который прокручивает то, что, он предполагает, является новейшей моделью известного Старкпада, и хмурит брови каждый раз, когда читает. Что-то тревожное помещается в желудке Питера. — В чем дело? — спрашивает он, прежде чем взять под контроль свое любопытство. Доктор смотрит на него в замешательстве, и Питер почти жалеет, что задал этот вопрос. — Да так… ничего страшного, — запинаясь, бормочет он, что удивительно нехарактерно для такого человека, как доктор Беннер. — Давай спустимся вниз и встретимся с остальными, хорошо?

***

Питер не понимал, что такое «встреча с другими», пока не вошел на кухню башни Мстителей. Он не знает, чего ожидал от этой ситуации, но уж точно не такой домашней и беззаботной атмосферы, как кажется. Для начала, Тони Старк — Тони-гребаный-Старк, который, как известно, один из самых умных людей на планете, и на которого он равнялся с тех пор, как себя помнит, — стоит в трех метрах от него, наливая себе в кружку кофе, в черных спортивных штанах и толстовке с потертыми краями на обоих рукавах. Позади него стоит Тор — Бог с силой контролировать саму молнию, — опираясь на барную стойку в футболке с надписью: «владелец этой рубашки не является Торобычным человеком», барабаня пальцами по поверхности безымянную мелодию. И его молот лежит рядом с его (довольно большой) кружкой кофе, как будто это (Тор)обычное домашнее растение, а не оружие массового уничтожения. Внутри у него все плавится, потому что он стоит в той же комнате, где и чертов Тони Старк и Тор, и они оба в своих гребаных пижамах. Снаружи же он просто стоит и полуулыбается Тору, когда смотрит в его сторону. В последнее время он стал лучше подавлять свои эмоции. Кроме того, словить гикоргазм перед гребаными Мстителями будет одним из самых смущающих моментов в его жизни. Он никогда не сможет смириться с этим. — Ребенок? — говорит Бог, приподняв бровь. Позади Питера Брюс двигается, чтобы сесть напротив Тора. — Он друг Клинта и Сэма, — просто говорит он. — Он будет есть с нами блинчики. — У нас будут блинчики? — Тони резко поворачивается, проливая при этом половину кружки на пол. Затем он поднимает глаза на Питера, неловко топчущегося на пороге, и выражение его лица чуть-чуть меняется. — Ты проснулся! И ты такой маленький. — В самом деле! — соглашается Тор, его голос гремит по всей кухне. Вблизи он не так страшен, как кажется, но, может быть потому, что вместо доспехов и плаща на нем футболка с ужасным каламбуром. Когда смотришь на него в таком амплуа, бояться нечего. У него добрые, любопытные глаза, и вокруг него аура, которая излучает тепло и преданность. Это заставляет его казаться странно человечным по сравнению с тем, как его преподносят в средствах массовой информации — и это странная мысль с точки зрения Питера, потому что технически, Тор вообще не человек. Между тем, Тони Старк не излучает такой же энергии. У него такое выражение лица, которое заставляет чувствовать себя, будто вас постоянно анализируют, постоянно осуждают, наблюдают за каждым вашим движением и вычисляют ваши действия наперед. Этот пронзительный взгляд заставляет Питера чувствовать, что мужчина смотрит прямо в его душу и открывает каждую тайну. Каждый секрет. Питер машинально отшатывается, но знакомая рука, хлопающая его по плечу, возвращает его к действительности. — Доброе утро, Пит, — весело говорит Сэм. Его внезапное появление — глоток свежего воздуха для растущего беспокойства Питера. — Кстати, это Питер. Он мой друг, так что не травмируй его психику, будучи самим собой. — Доброе утро, — говорит Питер, застенчиво махая рукой. — Привет, Питер, — говорит Тони, облокотившись на стойку и склонив голову набок, внимательно осматривая его. Сэм, кажется, замечает неловкость Питера, потому что одаривает его той уверенной улыбкой, которую использует, когда пытается кого-то успокоить. Он усаживает Питера на табурет рядом с Брюсом и надевает темно-синий фартук (с надписью «Не целуй повара, пожалуйста»), висящий ранее на задней двери кухни. — Какие сделать? Обычные или с шоколадной крошкой? — Обычные, — говорят Брюс и Тор в унисон. — С шоколадной крошкой, тупые ублюдки, — раздраженно возражает Тони. Если бы взглядом можно было убить, Тони лежал бы на полу без головы, потому что Сэм действительно может сверлить взглядом, когда захочет. — В комнате дети, Старк, — рявкает он. А затем, повернувшись к Брюсу и Тору, терпеливо ждущими за барной стойкой, говорит: — простите, друзья, но я на самом деле спрашивал Питера. Так, что, Пит? Обычные или с шоколадной крошкой? У него не было особых предпочтений в блинчиках, поэтому по сути ему было все равно. Но Тор выглядит так, словно вот-вот расплачется, а Брюс был так чертовски добр к нему, что он говорит: «Обычные». Тони театрально вздыхает и всем телом падает на стойку. — У твоего ребенка вкус почти такой же скверный, как и у тебя, Сэмми, — ворчит он с видом озлобленного старика. — Значит, обычные! — Сэм совершенно игнорирует Тони. — Обычные? — слышится голос Клинта, и обладатель этого голоса появляется в поле зрения, размахивая лопаткой, словно луком. — Сдается мне, что Тони не в восторге от такого выбора. Миллиардер ничего не говорит, только сердито смотрит на Сэма и делает зловещий глоток кофе. Клинт быстро протягивает лопатку Сэму, который занят поисками блинной смеси в шкафчиках над плитой. — Привет, малыш, — говорит лучник, садясь рядом с Питером и нежно ероша его волосы. Он поднимает глаза и смотрит на Тора, который с интересом наблюдает за их беседой. — Вижу, ты уже познакомился с парочкой этих ослов… — Не выражаться, — предупреждает Сэм. — Боже, ты слишком много времени проводишь с Капитаном Сосулькой, — фыркает Тони, ставя кружку на стол. Как будто щелкнули выключателем, ведь его ранее горькое выражение лица растаяло и превратилось в более расслабленное, дружелюбное. — Кстати, где все? Я хочу увидеть их реакцию, когда они узнают, что у нас в доме живет ребенок. Держу пари, Кэпа хватит удар! Питер любит Мстителей, но не думает, что сможет выдержать встречу со всеми сразу. Даже простая встреча с двумя из них только сегодня утром была немного близка к подавляемой фанатской стороне, а ведь они даже не успели задать ему вопросы о том, почему он здесь, и кто его избил, и почему его избили, и кто его родители. (Кроме того, он уверен, что у него будет самый большой гикоргазм в его жизни, если они все войдут на кухню прямо сейчас. Если уж он не хочет пасть лицом в грязь перед Мстителями, он должен быть крутым.) — Они решили купить кексы на завтрак, потому что думают, что ты сегодня готовишь, — говорит Тор, барабаня пальцами по рукоятке молота. Тони выглядит таким убитым горем, что Питер не может сдержать улыбки. — Неужели моя стряпня так плоха? — Да, — Клинт бросает на Тони взгляд, полный фальшивого сочувствия. — Извините, что прерываю вас, но никто больше не любит, когда их тосты обугливаются и становятся похожими на тлеющие угольки в камине. Или сырые сосиски. Я не понимаю, как можно это есть и не умереть при этом. Наступает момент, когда Тони — Питер считает, что это первый раз в его жизни, потому что он же гребаный гений — выглядит задетым, но спустя мгновение самодовольное выражение лица возвращается. — Это происходит… потому что вы едите так много всякого дерьма, что ваш организм уже становится невосприимчивым к нему. Это наука, детки. — Это не наука, — заявляет Сэм, твердой рукой наливая на сковородку блинную смесь. Она шипит и хлюпает, соприкасаясь с растопленным маслом, растекающемся по раскаленной сковородке. Облако самого прекрасного запаха — абсолютный рай для носа Питера — плывет по всей кухне. — Это просто ужасающее явление. Как ты до сих пор не отравился? — Я сейчас вылью тебе на голову свой кофе, — невозмутимо отвечает миллиардер, поднимая кружку. — Только попробуй, — нагло говорит Сэм. Он перестает тыкать в блин на сковороде и направляет лопатку в лицо Тони. (И в этот момент Питер понимает, что не хочет покидать башню Мстителей.)