Графиня де Вержи

      К началу следующей недели к отъезду Катрин было всё готово.       Пришедший в монастырь врач долго думал и крутился вокруг неё с трубкой, прежде чем признаться, что и в самом деле слышит что-то подозрительное, только вот никак не может понять, с чем имеет дело, и посоветовать не затягивать с переездом на юг. Убедившись, что графа впредь не пустят даже на порог, Феликс договорился с настоятельницей, что заберёт Катрин через пару дней, чтобы посвятить оставшееся время неотложным делам службы.       Как и много раз до этого, он, вернувшись домой на рассвете, лёг спать и проснулся, когда швейная лавка внизу уже открылась — её работники то и дело хлопали дверцами шкафов, стоило прозвенеть колокольчику на входной двери. Он видел сон о том, как перебирает очередные неважные бумажки, краем уха слушая болтовню Сабины, когда в дверь постучали. Не сразу поняв, что это происходит на самом деле, Феликс всё же предпочёл перевернуться на другой бок и сделать вид, что никого нет дома.       Но стучали всё настойчивее, и он нехотя поднялся с мыслью: «Да кого ж несёт в такую рань?» — и приоткрыл дверь. За ней стоял Кристоф, белый как полотно, и то и дело теребил перепачканные бурыми пятнами рукава.       — Роженица умерла от кровотечения? — предположил Феликс, впуская его в комнату.       — Не просто роженица, невеста племянника мадам де Гиз. — Кристоф осел на стул. — Дай закурить, а? Она у меня до сих пор в глазах стоит.       — А ребёнок как? Жив? — Феликс набил трубку табаком и вместе с огнивом положил перед Кристофом.       — Недоношенный, но вполне здоровый мальчик, — кивнул Кристоф, закуривая, и тут же закашлялся. — Знаешь, говорят «задницей чую неприятности»? Вот и я чуял ещё тогда, давно. И вот, пожалуйста, итог.       — Можно подумать, ты мог что-то сделать с кровотечением. — Феликс поставил на стол наполненный водой бокал и огляделся в поисках вещей.       — Не допустить, к примеру? — Он подсыпал побольше табака из предложенной табакерки.       — А ты что, в помощники к Господу Богу подался? — скептически поинтересовался Феликс, переодеваясь за высокой дверцей шкафа.       — Не смешно, Феличе.       — А кто смеётся? Ты рассказывай, рассказывай, я слушаю.       — Да что тут рассказывать? Всё как обычно начиналась. Родился ребёнок, помыли, завернули, дали матери. Она счастлива, семья счастлива, все счастливы. И всё бы хорошо, если бы не одно, понимаешь ли, препоганое «но»: послед за полчаса так и не отошёл. Догадываешься, что надо было бежать и делать дальше? — Он поглубже втянул в грудь дым.       — Я до акушерства не доучился, если ты забыл, но, насколько могу чисто логически судить, должны быть способы его извлечь. Я прав?       — Браво. Высший балл этому студенту, — со злой ироний ответил Кристоф, приподнимая трубку на манер рюмки. — Так и надо было сделать, да я побоялся. Сам никогда не практиковал, да и видел всего один раз, пока с учителем везде ходил. Знал бы, чем кончится… Повезло ещё, что ребёнок не выпал у неё из рук. Начинаю думать, что зря выбрал медицину.       Феликс выдвинул один из нижних ящиков и вытащил оттуда коньяк и рюмку. Поставив её на стол, он налил половину и придвинул к Кристофу.       — На, выпей за упокой души Аньес и сам успокойся. Первая смерть, что ли?       — Роженицы — да.       — Сочувствую… Вот что, я собираюсь поехать выразить соболезнования мадам де Гиз, после мне нужно везти на юг Катрин. Я уже месяц в Монпелье не появлялся, информаторы тоже подозрительно молчат — нужно будет проверить, они там живы вообще, или как. — Феликс попытался усмехнуться собственной шутке, но она больше не казалась ему такой уж забавной. — Ты со мной или домой пойдёшь?       — С тобой. — Кристоф залпом осушил рюмку и поморщился. — Едва ли я сегодня смогу быть кому-то полезен. Куда трубку?       — Оставь на столе, — махнул рукой Феликс, — всё равно возвращаться за вещами. Сейчас найду тебе рубашку поприличнее — свою оставь, Лиза постирает, — позавтракаем и поедем, пока погода не испортилась. Заодно покажешь дорогу. Успеть бы до дождя…       Дорога заняла около получаса верхом.       Элиз встретила их в гостиной, потирая покрасневшие от слёз глаза. Феликс поклонился ей и попытался выразить свои соболезнования, с трудом находя подходящие слова. Она махнула рукой, опускаясь в кресло.       — Садитесь и вы, господа, соболезнованиями покойную не вернёшь. Нужно думать о ребёнке.       — И всё же нам очень жаль, мадам, — сказал Феликс, садясь.       Кристоф же склонился в поклоне до пола.       — Простите, мадам, это всё моя вина. Я и сам не понимаю, как это могло произойти, Я готов на коленях просить прощения. Вы мне доверили приглядывать за Аньес, а я был… неосмотрителен.       — Мальчик мой, перестаньте, в этом нет ничьей вины, лишь трагическая случайность. Садитесь. Я попрошу горничную принести чай. — Она позвонила в колокольчик. — Вы завтракали? Спрашиваю обоих.       — Да, мадам, — кивнул Феликс.       — Славно. Минни, дорогуша, — обратилась Элиз к подошедшей служанке, хорошенькой белокурой особе с весьма заметными формами, — сделай гостям чай и принеси что-нибудь сладкое. Утро вышло тяжёлым у всех нас.       Вскоре служанка появилась с подносом в руках, на котором стояли китайский фарфоровый сервиз и несколько тарелочек с печеньем, и поставила его на стол. Элиз жестом отпустила её и разлила чай по чашкам.       — Давайте-ка, чтобы не портить друг другу аппетит, поговорим сейчас не об Аньес, — предложила она, наливая чай и себе. — Феликс, как продвигается расследование?       — Медленно, — признался он, делая первый глоток. — Женщина… которая могла бы написать жалобу на графа де Вержи, подозреваю, делать этого не захочет, моя информатор тоже давно молчит, а Катрин больна и отказывается со мной говорить.       — Твоя информатор? Это… дама? — поинтересовался Кристоф, с любопытством взглянув на Феликса. — Я её знаю?       — Вряд ли, она с юга, — уклончиво ответил Феликс, понимая, что отвлёкся и сболтнул лишнего. — Предугадывая твои дальнейшие вопросы: молодая, невероятно красивая, рыжеволосая. Может, не будем о ней?       — Отчего же. Думается мне, это неплохой предмет разговора. Если вы простите старухе её любопытство, конечно, — улыбнулась Элиз. — Как её имя? Она замужем?       — Не думаю, мадам, но, если вы настаиваете. Мари Элен Моро, двадцать лет, не замужем. Сирота. Мать погибла, отец неизвестен. По роду занятий «лилия» в «Фонаре», — добавил он, надеясь, что на этом вопрос о личности Сабины будет закрыт.       — Где ж ты такую нашёл? — удивился Кристоф.       Феликс вздохнул.       В тот день в Фонаре он нос к носу столкнулся с Ноно, куда-то торопившейся в сопровождении нескладного высокого мальчишки лет пятнадцати, хорошо одетого и явно не похожего на слугу. Окинув Феликса цепким взглядом, она сказала мальчику:       — Подожди меня на улице, Виктор, я встречу посетителя и выйду к вам с папой. Добрый день, месье. Ищите что-то определённое? Рост, фигуру, цвет волос? — Дождавшись, когда пасынок скроется за дверью, она улыбнулась Феликсу со всем возможным радушием. — Скажите, и я постараюсь подобрать для вас что-то подходящее.       — Мне нравятся рыжие, — ответил Феликс, обводя глазами откровенно одетых «лилий», рассевшихся по гостиной.       Его внимание неожиданно привлекла огненно-рыжая коса, завёрнутая в пучок с помощью множества шпилек. Её обладательница сидела к нему спиной и увлечённо болтала с подругой, худощавой и бледной, с коротко остриженными тёмно-русыми волосами. Заметив Феликса, та подняла большие тёмно-серые глаза, единственное, что он счёл по-настоящему красивым в её простой внешности, и почтительно склонила голову.       Ноно, заметив, куда он смотрит, вначале нахмурилась, а после, улыбнувшись, пообещала немедленно всё уладить. Что она говорила тем «лилиям», разобрать было сложно, но с каждым словом та, к которой обращались «Эва», бледнела и мрачнела. Последнюю фразу, брошенную ей Ноно, Феликс расслышал отлично:       — Ещё хоть одно слово, и я тебя тому смуглому господину как подарок предложу, пусть делает с тобой, что хочет и сколько хочет.       Вернувшись вместе с хорошенькой рыжей «лилией», тут же очаровавшей Феликса большими, почти жёлтыми глазами, Ноно снова натянула маску радушной хозяйки.       — Её зовут Сабина. Удовольствие, признаю, не из дешёвых, но она, смею заверить, очень старательна и умеет всё, что только можно пожелать. Уверяю, месье, она вас не разочарует. А сейчас мне пора, но если вам что-то понадобится, попросите любую из девушек сходить за моей помощницей. Она отошла пообедать, но, уверяю, в любую секунду готова вернуться.       Сабина, проводив хозяйку взглядом, обернулась к Феликсу и с очаровательной, но целиком и полностью фальшивой улыбкой спросила:       — Что я могу для вас сделать, месье? Вас интересует что-то особенное?       — Ничего особенного, Сабина. И можно на «ты». Меня зовут Феликс.       — Рада знакомству. Ты очень чисто говоришь для иностранца.       Он улыбнулся.       — «Иностранцем» я перестал быть лет двадцать пять назад. Мы уехали, когда я был ещё ребёнком.       — Надо же, как интересно. В каком городе ты родился?       По её глазам ему было очевидно, что ответ на самом деле Сабину ни капли не волнует, но Феликс всё же сказал, чтобы поддержать разговор, раз уж дама сама его начала:       — Я родился в Римини. Это приморский город на севере Италии, не слишком крупный и не очень богатый. А где родилась ты? У тебя необычная внешность, ты тоже иностранка?       — Хотела бы я ей быть. — Эта печальная улыбка показалась Феликсу более чем искренней. — Нет, я родилась и выросла здесь. О родителях можешь не спрашивать: я сирота и понятия не имею, кто они и откуда.       — Соболезную.       — Не стоит, они умерли много-много лет назад, я их даже не помню. И, думаю, это не лучший разговор для начала знакомства. — Сабина натянуто улыбнулась и за руку потянула его к лестнице. — Пойдём, покажешь и расскажешь, что тебе нравится. Я очень способная ученица.       Она провела Феликса в полупустую комнату, где не было ничего, кроме письменного стола и кровати.       — С чего начнём? — спросила Сабина, расстёгивая верхнюю пуговицу его жилета.       — Как бы ни был велик соблазн, но, пожалуй, с продолжения знакомства. — Феликс перехватил её руку и коснулся губами пальцев. — Я очень люблю красивых женщин, но свою службу всё-таки сильнее.       — Безмерно интересно, — протянула она, рассматривая протянутую ей бумагу о праве вести расследование. — Я всё равно не умею читать, но с королевской печатью спорить не стану. Итак, что ты хочешь услышать?       — Я пришёл поговорить о твоей хозяйке. Точнее, о её делах с графом де Вержи. Наверняка ты о них что-то знаешь.       — Знаю. И расскажу, если поцелуешь меня.       — Мне нетрудно. Просто интересно: зачем тебе это?       Сабина пожала плечами, садясь на стул:       — Считай в своём роде любопытством. По тому, как мужчина целуется, можно много чего о нём узнать, а ты меня… заинтересовал.       — Где нашёл, там уже нет. Может, всё же не о ней? — снова вздохнул Феликс. — Может, хотя бы о Катрин?       — А что, есть что-то, что я, по-вашему, хочу знать об этой… особе, вытянувшей из Мишеля все жилы? — Элиз брезгливо поморщилась. — Знаете ли, ваша… информатор вызывает вдвое больше симпатии, чем виконтесса. Мадемуазель Моро, по крайней мере, свой род занятий не скрывает.       — Катрин больна, — заметил Феликс. — Опасаюсь воспаления лёгких — оно, как вы сами знаете, может быть смертельным. Я надеюсь, она знает что-то о делах графа.       — Ничего она не знает. Антуан не из тех, кто будет делиться хоть чем-то с любовницей. Не думаю, что вам удастся добиться от неё большего, чем от Аньес, храни, Господи, её душу.       — Так вы знали.       Элиз пожала плечами и подлила себе ещё чая.       — Не трудно было догадаться. Катрин мне никогда не нравилась, если хотите знать. Если бы Мишель попросил меня о помощи, я бы сделала всё возможное, чтобы этот брак не состоялся. Мой покойный муж, как вам известно, был довольно влиятельным человеком, и со многими его друзьями я всё ещё поддерживаю знакомство.       — В таком случае, может, поговорим о ребёнке Аньес, мадам? — осторожно предложил Кристоф. — Как он?       — В полном порядке, уверяю. Он ещё слишком мал, чтобы понять, что остался сиротой, и это к лучшему. — Элиз помолчала, а затем перевела разговор в другую сторону: — А как себя чувствует ваша жена? До меня долетали слухи о вашей… непростой семейной ситуации. Искренне вам сочувствую. Возможно, я бы могла помочь? Может, ваша жена хотела бы вернуться к работе? Она, кажется, была когда-то сестрой милосердия. Я помогаю госпиталю для бедных, им всегда нужна лишняя пара рук. Жалование невелико, но, по крайней мере, она сможет отвлечься от… случившегося. Передадите ей?       — К сожалению, нет, мадам. На днях мы приняли решение разъехаться, и я отвёз её к родственникам в другой город, — коротко ответил Кристоф, отводя взгляд.       Феликс удивлённо посмотрел на него. Он, очевидно, пропустил что-то за то время, пока был увлечён своим личным расследованием и делами службы, только пока что плохо понимал, что именно. Недолго подумав, он вспомнил о беременности Марго, жены Кристофа, и её плохом самочувствии. Понимание, что случилось, пришло само собой: ребёнка она потеряла.       — Я не знал. Мне очень жаль.       — Я и не хотел, чтобы кто-то знал, — отрезал Кристоф. — Извините, мадам, мне нездоровится. С вашего позволения, я выйду на воздух.       — Конечно. Минни, проводи гостя на веранду — думаю, вид нашего сада его порадует. Извините, что заговорила об этом. — Когда Кристоф ушёл вместе с горничной, она обратилась к Феликсу: — Вы его лучше знаете, Феликс. Дайте совет, чем я могу помочь.       — Если я правильно понял, что произошло, — ничем, боюсь. Я не знаю, любит ли он жену до сих пор, но… любил когда-то, по крайней мере.       — Я же не зря отправила с ним именно Минни. Если уже не любит или любит не так сильно, как раньше, эта особа охотно поможет ему отвлечься.       Феликс усмехнулся. Элиз, вздохнув, подлила чай и ему.       — Не смейтесь, молодой человек, я хорошо знаю мужчин. Забыться в объятиях легкомысленной красавицы — ваше любимое лекарство от всех бед. Вы ведь не слишком спешите, чтобы подождать вашего друга?       «До своей легкомысленной красавицы бы добраться», — подумал он, но вслух ответил:       — Думаю, после такой тяжёлой ночи, лучше дать ему возможность отоспаться, раз уж домой он больше не спешит. С вашего позволения, я допью чай и поеду дальше. Как вы сами? Вам нужна моя помощь?       — Глубоко огорчена, но я с этим справляюсь, спасибо. Может, хотите посмотреть на мальчика? Только прошу, ни слова Диди — не хватало ещё, чтобы и она родила раньше срока. Вы ничего не слышали о ней в последнее время?       — Нет, мадам, боюсь, что нет.       Элиз позвонила в колокольчик, подзывая служанку, о чём-то распорядилась, предпочтя малопонятный для Феликса английский, и вскоре им вынесли завёрнутого в белоснежные пелёнки младенца. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять, что он до боли напоминал Мишеля.       «Интересно, что связывало их с Аньес, только сын? Испытывал ли он к ней что-то, или для него это было не больше, чем деловой сделкой?»       — Правда, похож на отца? — спросила Элиз, забирая у прислуги младенца. — Имя пока не выбрали: Аньес думала, что будет девочка.       — Мне жаль, что так случилось. Мы с Мишелем, осмелюсь сказать, что подружились за то время, которые были знакомы, и… мне до сих пор сложно свыкнуться с мыслью, что его история кончилась именно так.       — Что ж, Феликс, я утешаю себя надеждой на высшую справедливость. Ни Аньес, ни Мишелю мы больше ничем не поможем, но… Можем ли мы сделать что-то для их ребёнка? Не знаю, как… как это правильно сказать, признать его? Мишель бы, разумеется, мог, а вот можем ли мы… И… А если у Диди тоже сын? По большому счёту, он лишится наследства?       — Есть один способ: Катрин должна назваться на крещении его матерью. В свете она уже давно не появлялась, вопросов возникнуть ни у кого не должно. За сына Дианы не беспокойтесь, он в любом случае получит наследство деда.       — И с чего бы вдруг ей это делать? — с сомнением спросила Элиз. — Не уверена, что её интересуют деньги: как вдова Мишеля она и без того получила приличный кусок.       — Не стану обещать, что смогу её уговорить, но, по крайней мере, попробую.       По пути Феликс даже не пытался обдумать стратегию. Бесполезно: особа Катрин себялюбивая, глуповатая и, очевидно, беспринципная, раз пошла на убийство мужа, и чтобы договориться с подобными ей… разве что звезду с неба принести нужно. Вот Феликс на месте и посмотрит, какую звезду виконтесса желает заполучить, и не изволит ли — милостивым жестом, конечно, не иначе — сторговаться на что-то земное, попроще.       Катрин побледнела и похудела ещё больше с их последней встречи, и это его обеспокоило. Она поприветствовала Феликса коротким кивком и продолжила читать какой-то любовный роман, как будто её совершенно не волновало, зачем он пришёл. Он, не дожидаясь приглашения, сел на стул и кашлянул, привлекая к себе внимание.       — Я вас слушаю, — сухо отозвалась Катрин, перелистнув страницу.       — У меня к вам… дело, — помедлив, сказал Феликс. Подобрать нужные слова оказалось сложновато, и всё же он постарался. — По поводу ребёнка вашего мужа.       — Извините, я вас не понимаю. У Мишеля не было детей. И любовниц, насколько я знаю, тоже.       Катрин оставалась на удивление равнодушной, то ли притворяясь, то ли действительно не догадываясь, что не догадывается о наличии у покойного супруга другой женщины. Феликс, подумав, склонялся к первому варианту:       «Как говорил один мой давний приятель, женщины всегда нюхом чуют, когда у тебя есть кто-то, кроме них. С другой стороны, Катрин была к мужу равнодушна. Может, действительно не обращала внимания?»       — И тем не менее сегодня у него родился сын. — Феликс помедлил. — Я не могу вас заставить, виконтесса, я могу лишь просить: признайте ребёнка своим.       — Я, кажется, вас не поняла. — Катрин, наконец, отложила книгу. — Мой муж нагулял бастарда, а вы предлагаете мне его растить?       — Не растить, — поправил её Феликс. — Назвать в церкви своим ребёнком, не более того. Растить его будут… другие люди.       — И кто же его мать, мне интересно? На кого мой правильный, почти святой муж всё же взглянул как на женщину?       «Какая разница? Особенно теперь. Если будет допытываться, скажу, что горничная мадам де Гиз».       — Я не уверен, что это важно: она умерла в родах. Посудите сами, вам это маленькое одолжение не будет стоить ничего, кроме пары часов времени, а мальчику вы откроете дорогу в достойное будущее.       «Хотя кого я… вернее, к чьей совести я пытаюсь воззвать? Откуда она у неё?»       — Это продолжение моего мужа. С чего вдруг я должна тратить хоть часть своей жизни на него? Кто знает, сколько ещё времени у меня осталось?       «Что за странные мысли у молодой женщины, никак в толк не возьму? Воспаление лёгких подтвердилось?»       — Простите?       — Вчера снова был врач. У меня чахотка. С этим я проживу, может быть, пару лет, может быть, пару месяцев. Грех за убийство мужа я всё равно не искуплю — всё равно попаду в Ад. Кто после смерти месье де Вержи унаследует Берлогу, меня не волнует. Вы закончили? — Катрин демонстративно вернулась к недочитанному роману.       — Что вы хотите в обмен?       — А это не очевидно? — приподняла брови Катрин. — Спасения. Только сомневаюсь, что вы можете мне это предложить.       — Вы правы, я могу предложить лишь шанс. Если хотите, я могу отправить вас заграницу, к морю. Документы будут готовы через месяц.       — Вынуждена отказать. — Она продолжила чтение.       — В таком случае, я буду вынужден придать огласке степень вашего участия в смерти мужа. Пока что это знаем вы, я и следствие, но это только пока.       Катрин удивлённо приподняла брови:       — Шантаж? Как мило. Мой ответ вам известен.       Феликс устало потёр уголки глаз, чувствуя себя виноватым перед Элиз и ребёнком за ложную надежду.       — Чего вы хотите из того, что в моих силах вам дать?       Катрин молча указала на дверь.