Графиня де Вержи

      В ту ночь Диане впервые за долгое время снился Мишель.       — Я не понимаю, — сказала она, рассматривая книги на его полках, — почему ваш отец такой? В чём я виновата перед ним? Почему он так ко мне относится?       — Он вообще не любит женщин, дело не в вас. — Мишель почесал за ухом Сильвию, вставшую на задние лапы.       — Почему?       — Видимо, они чем-то ему насолили, но со мной он об этом, очевидно, не откровенничал.       — Мать тоже?       — Моя? Вряд ли, не тот характер. Она была кем-то вроде вас.       Диана покачала головой.       — Да нет же, я говорю о моей свекрови.       — А… — понимающе протянул Мишель и отчего-то смутился. — У них… сложные отношения. Очень. Он вроде как зол, что она вообще его родила. Хотя никак не возьму в толк, что ему может не нравиться в этой жизни? У него есть всё, что только можно захотеть, а чего нет — с его деньгами не трудно купить.       — Интересно, а чем он вообще занят в своём кабинете? Должны же у него быть какие-то увлечения. — Диана, устав, села на стул. Срок подходил к концу, и подолгу стоять она больше не могла.       — Вино, охота и «лилии» — вот и все его увлечения, — поморщился Мишель. — Ах, ну да, про карты забыл. Что делает в кабинете, не знаю. Лет в десять пытался из любопытства стянуть какое-нибудь письмо, но получил розгами и больше туда не заглядывал. Предполагаю, занимается делами: управляющего в Берлоге, как вы уже наверняка заметили, нет.       — Как он женился на вашей матери? — подумав, сменила тему Диана.       — Очевидно, в церкви. — Мишель мрачно усмехнулся и вздохнул: — Это всё, конечно, шуточки. Карьеру военную он сделать хотел — женился на дочери своего начальника, выбрал самую хорошенькую, самую младшую и до полусмерти боявшуюся говорить по-французски. Их с сёстрами растила бездетная тётка в Германии — у мамы до конца жизни оставался акцент, которого она очень стеснялась.       — Почему её родители согласились?       Мишель пожал плечами.       — Во-первых, отец богат, во-вторых, умеет производить приятное впечатление, когда ему это нужно. Подозреваю, примерно по тем же причинам согласился и ваш отец.       — А вы бы на мне женились, если бы граф разрешил?       — Не представляете, с каким удовольствием. Но он бы не разрешил.       — Знаю, — вздохнула Диана. — Просто иногда, когда он становится совсем уж невыносимым, задумываюсь, что было бы, если… Мы бы, наверное, неплохо поладили.       — Я в этом ни на минуту не сомневаюсь.       Пьер ни в то утро, ни прошлым вечером так и не появился, и Диана предпочла не беспокоить его, решив, что он, должно быть, ищет место для переезда.       Утренние сборы прошли заурядно и скучно: Коко о чём-то болтала, Диана время от времени кивала головой, не особо вслушиваясь, лишь иногда повторяя: «Ну да, наверное, так и есть».       Взяв платье Дженевры, вышивку и тоненькую стопку рисунков, которые собиралась разобрать за чаем, Диана спустилась вниз, где, к своему удивлению, застала Денизу. После обмена приветствиями она спросила, всё ли в порядке.       — Мне скучно, — пожаловалась Дениза, удобно устроившись в кресле, явно не собираясь ждать приглашения. — Маурицио уехал по каким-то своим делам: его жене нездоровится, она стала ещё злее, чем всегда. Хуже неё только Пьер. Вот он уже где со своими проповедями! — Она, кривясь, приложила ребро ладони к шее.       — А где он сам? Я не видела его уже пару дней и не получала никаких писем, — поинтересовалась Диана, с сожалением откладывая принесённые вещи на столик.       «В конце концов, не задержится же она надолго?»       — Мне, конечно, не докладывал, но судя по всему, валяется в постели с головной болью — как раз, пожалуй, третий день. Мигрени — это у нас семейное, — равнодушно пожала плечами Дениза.       — И вы ни разу не поднялись к нему за это время?       — Ну… — протянула Дениза, потирая шею. — Я была несколько занята в последние дни. Между прочим, я посылала служанку узнать, не нужно ли ему чего, — поспешила добавить она. — И вообще, у вас же, насколько помню, есть младший брат, верно?       — Верно.       — Не хотите же вы сказать, что вам есть до него дело?       — Уж не пытаетесь ли вы спросить, мадам д’Астарк, не было ли мне наплевать, когда он болел? — приподняв брови, переспросила Диана с подчёркнутой холодностью в голосе.       Через пару дней после её тринадцатого дня рождения Филипп подхватил корь. Болезнь казалась обычной простудой до того момента, как его лицо и руки покрыла мелкая красная сыпь.       После ужина Диана на цыпочках кралась по тёмному коридору, неся в одной руке зажжённую свечу, а в другой горсть завёрнутых в платок миндальных конфет. Осторожно постучав, она, не дожидаясь ответа, прошмыгнула внутрь. Филипп, приподнял голову, буркнул:       — А, это вы. Я думал, мама уже приехала от дяди, — и снова лёг на подушку.       Диана поставила свечу на прикроватный столик, оставила на нём конфеты и пододвинула себе стул.       — Чего вам? — неприветливо поинтересовался Филипп, взглянув на неё покрасневшими воспалёнными глазами, и закашлялся.       — Просто хотела узнать, как вы. — Бросив платок с конфетами возле свечи, Диана спешно налила воды и протянула Филиппу.       — Сами-то подумайте, если есть чем, — раздражённо ответил он, не обратив на чашку никакого внимания.       — Зачем вы так грубо? — Старательно отгоняя обиду, Диана поставила воду на стол и придвинула к брату платок. — Я вам конфет принесла. Надеялась, вы порадуетесь.       — Мне вот только этого сейчас не хватало! — Филипп снова закашлялся и всё-таки взял со стола чашку. — Себе оставьте, вам всё равно ничего, кроме конфет и нарядов, никогда не дарят. Вас тут никто не любит, все хотят, чтобы вы поскорее вышли замуж и уехали отсюда. Уж я не знаю, что такого натворила ваша мать, но отец всегда говорит…       — Попробуйте только сказать о ней что-то плохое, и я сейчас же уйду! — возмутилась Диана.       — Да уж, сделайте одолжение. Желательно навсегда.       — Ну, скажете тоже, — смутилась Дениза. — Почему сразу «наплевать»? Просто… Просто я интересуюсь его жизнью чуть меньше, чем вам кажется разумным.       — Вот как? Что ж, это многое объясняет, действительно. — Диана не удержалась от неприкрытого сарказма в голосе.       — Вы невыносимы, знаете об этом?       — Догадываюсь. Вы пришли только за тем, чтобы мне это сказать?       — Ох, боже, конечно нет! — Дениза потёрла виски. — Мне нужен совет: как женщина женщину вы меня наверняка поймёте. В общем, я не хочу возвращаться во Францию. По крайней мере, не в ближайшие несколько лет. Маурицио, он, понимаете… очень интересный мужчина.       — А ещё женатый и с детьми, — подсказала Диана.       — Бросьте, это же такие мелочи, — отмахнулась Дениза.       — Ну, как скажете.       — В конце концов, они у меня тоже есть, — продолжила Дениза, — и именно о них я и собиралась поговорить. Они мне, как бы поделикатнее выразиться, мешают. Вы же сами знаете: они требуют много внимания, которого я им никак не могу сейчас уделять. Сами должны понимать, Диана, где мужчина и где дети.       — Для подобных разговоров, мадам д’Астарак, вы явно выбрали неподходящего собеседника, — холодно ответила она. — Мне моя дочь не мешает.       — Простите, мадам де Вержи, но, положа руку на сердце, вы немного… странная. Выбор ведь очевиден.       — Определённо. И определённо не в пользу мужчин. Только не понимаю, зачем, в таком случае, вы пришли ко мне?       — Не с прислугой же мне о таком разговаривать! — всплеснула руками Дениза. — Между прочим, я надеялась, что вы меня поддержите.       — Напрасно.       — Вероятно. Но кроме вас здесь я никому не могу доверять, так что уж извините, но я выговорюсь.       Диана пожала плечами:       — Сколько угодно, только сочувствия не обещаю.       — Хоть так. С чего бы начать… Думаю, мне не стоит говорить о том, что воспитывать Мими и Нини мой муж категорически отказывается, а, собственно, отец не может, даже если бы очень хотел? Впрочем, в его желании я почему-то сомневаюсь.       — Я об этом догадывалась. И как же, позвольте полюбопытствовать, вы собираетесь выходить из сложившейся ситуации? И, что ещё интереснее, при чём тут я?       Дениза смутилась, затеребила кружево платья и, поколебавшись, ответила:       — Ну, я подумала, вы с Пьером могли бы забрать их…       — Никаких «нас» нет, — напомнила Диана. — Если вы хотите, чтобы Пьер что-то сделал, говорить с ним, а не со мной.       Дениза отмахнулась:       — Прекратите делать вид, что между вами ничего нет. Что-то уже решено насчёт свадьбы? Я приглашена?       — Я замужем за графом де Вержи уже лет примерно пять, — сухо напомнила Диана. — И, по-моему, вы об этом знаете.       — Да, да, — вздохнула Дениза с явным разочарованием. — Но всё-таки… вы ведь ушли, у вас новая жизнь. Баронесса д’Эстре, помнится мне, вдова…       — Вы с ума сошли? — Теперь пришла очередь Дианы тяжело вздыхать. — Меня знает в лицо весь юг, и хорошо, если не добрая половина севера. Это я ещё молчу про нравственную сторону вашего предложения.       Дениза презрительно фыркнула:       — Сказала женщина, сбежавшая от мужа.       — Когда он стал опасен для неё и детей. Под одной крышей с убийцей, не знаю, как вы, а я оставаться не захотела.       — Извините? Я, кажется, не расслышала…       — Вы расслышали.       — Тогда я тем более не понимаю, неужели в доме не нашлось ни одной сколько-нибудь понимающей в травах служанки? Зачем вам сейчас понадобился ещё один младенец, ещё и от такого мужа? Вы не производите впечатление слишком уж религиозной особы, да и рановато вам.       — А с каких пор религия — единственная причина, чтобы хотеть родить?       — От кого-то вроде графа де Вержи? Пожалуй, что-то около семи тысяч лет со дня сотворения мира.       — Вам видней, — коротко ответила Диана, страстно желая закончить надоевший разговор и отправиться с платьем к Дженевре.       — Где вы учились? — Дениза откинулась на спинку кресла, явно не собираясь уходить прямо сейчас.       — Монастырь святой Агнессы Римской, пригород Монпелье.       — Буду знать, куда не стоит отправлять своих детей.       — Если — а я подчёркиваю это «если» — моё мнение будет на что-то влиять, я буду держать и своих детей, и посоветую держать ваших так далеко от монастырей, насколько это возможно.       — Мне кажется, у вас остались слишком… мрачные воспоминания об учёбе, — заметила Дениза. — В сущности, наверняка там было не всё так плохо.       — Ну да, — протянула Диана, точно так же, как и гостья, откинувшись на спинку стула, и повторила: — Ну да.       После вечерней молитвы сестра Мария жестом разрешила подняться с холодного каменного пола всем, кроме Наны:       — А вы, дитя моё, остаётесь. В одиночестве, чтобы не было соблазна от нечистого провести ночь за разговорами вместо молитв.       Пересчитав детей, она удалилась, поручив старшим проверить, чтобы младшие сразу же легли спать. Найдя в келье спрятанный в обед хлеб, Диана без особого труда выскользнула в коридор, дождавшись, пока от неё все отвернутся.       Нана сидела на полу в часовне, прислонившись спиной к стене, и даже не собиралась молиться.       — Потому что я не виновата, — ответила она на её незаданный вопрос. — Это просто развлечение, мелкая шалость. Ты ведь не веришь в гадания, правда?       — Ну… — протянула Диана, потупившись. В гадание она более чем поверила.       — Ох, ну да ведь, тебе всего шесть, о чём я спрашиваю? Забудь. Это всё понарошку, понимаешь? Просто игра. Твой папа ведь играет в карты, правда? Вот и мы играли.       — Ну да, — кивнула она, смутно представляя, о чём идёт речь. — Да, к нему иногда приходят другие взрослые, они всегда играют на деньги. Я просила папу научить и меня — правда, у меня нет денег, только миндальные конфеты, а он только посмеялся. Как же мне их теперь хочется!       — Скоро лето — ты приедешь домой, и наверняка мадам де Лален попросит их для тебя у кухарки, — заверила Нана.       — Наверное, — согласилась Диана и, вспомнив, вытащила из кармана хлеб. — Вот, возьми, это тебе. Ты наверняка голодная.       — Спасибо. Только не здесь. — Нана, поманив её за собой, выскользнула в коридор и с жадностью откусила от хлеба.       Откуда взялась одна из сестёр, опиравшаяся на узловатую трость, они не успели понять. Нана от неожиданности разжала руки, а Диана, испугавшись, спряталась за её юбку.       — Так значит не зря сестра Мария подозревала, что вы, Анна, не справитесь с искушением, — проскрежетала монахиня и сурово взглянула на Диану. — И что ещё более прискорбно, вы подталкиваете к греху свою соученицу. Что ж, к несчастью, вы обе будете наказаны, и о вашем поведении будет сообщено родителям. Анна, вам десять ударов, Диане хватит и двух. Воспитанница де Лален, извольте вытянуть руки ладонями вверх.       Диана надолго запомнила боль, огнём прокатившуюся по пальцам после того, как тяжёлая трость сестры опустилась ей на руки.       — Кажется, вы не слишком расположены к разговорам об учёбе, — заключила Дениза.       «Как и в целом к беседе с вами», — мысленно добавила Диана.       — Очевидно, — вслух согласилась она.       — В таком случае, обсудим моего брата?       — А с чего вы взяли, что это будет мне интересно?       — С сёстрами мы всегда обсуждали мужчин, а вы мне почти родня, — сказала Дениза, видимо, не придумав лучшего ответа.       — Безмерно рада за вас, — отозвалась Диана, задумавшись:       «Насколько грубо с моей стороны будет взяться сейчас за пяльцы, и, что важнее, поймёт ли Дениза намёк?»       — И между прочим, — продолжила та, вновь меняя предмет разговора, — я не так уж и хочу постоянно ругаться с Пьером, но он меня выводит из терпения, как будто целью задался!       — Да неужели.       — Я серьёзна как никогда! К тому же, как вам нравится тот факт, что, когда родился Франциск, мой брат был бог знает где? Не боитесь, что точно так же он поступит и с вами? И вообще, может, Лу осталась бы жива, если бы он не уехал?       Диана очень хотела спросить: «Что за бред вы несёте?», но ограничилась сдержанным замечанием:       — Ваши суждения, на мой взгляд, несколько поспешны.       — Отчего же? — обиделась Дениза.       — По вашим словам можно сделать вывод, что вы всерьёз полагаете, будто наличие мужа в коридоре во время родов — в некотором смысле панацея. А это, извините, лишено логики.       — Я такого не говорила! — возмутилась Дениза и, призадумавшись, добавила: — Хотя, пожалуй, могла что-то подобное иметь в виду. Но это не так уж и нелогично! Вот ваш муж там был?       — Заглядывал к концу, поинтересоваться полом ребёнка. По понятным причинам мне не было дела до его присутствия. А что насчёт вашего?       — Он… ну-у-у… — Дениза потёрла шею и пожала плечами. — Видите ли, я тоже не знаю наверняка. Мне определённо точно хотелось его тогда поколотить за все мои мучения, так что для него же было лучше исчезнуть.       — И сколько, извините за нескромный вопрос, у вас детей?       — С мужем? Три сына.       — Все живы и здоровы, насколько я понимаю?       — Стоит полагать. К чему вы клоните?       — К тому, что, я очень надеюсь, этой небольшой цепочки рассуждений достаточно, чтобы вы оставили брата в покое с темой смерти Лу хотя бы на время. Он прекрасный отец для Франциска и, уверена, был хорошим мужем для его матери. В этой трагической случайности нет ничьей вины.       — Очень легко об этом рассуждать, будучи живой, здоровой и с хорошеньким розовощёким младенцем на руках, — обиженно буркнула Дениза.       — И двумя не менее очаровательными детьми в могиле, — напомнила Диана. — И, между прочим, никто, кроме Господа Бога, не знает, переживу ли я эти роды. Не хочу вдаваться в подробности своего здоровья, но вы и сами должны понимать, что я одна, в чужой стране, безмерно уставшая и после дороги и от своего состояния, и совершенно не понимаю, что будет с моей дочерью, если что-то случится. И, уж простите, мне совершенно наплевать, насколько глубоко вы обижены на брата и как безумно восхищены любовником. Я полчаса своей жизни потратила на пустую и глупую болтовню и больше всего на свете хочу, чтобы меня сейчас оставили в покое.       — Я пришла в неподходящий момент, извините. Мне стоило подумать, что вам может нездоровиться. — Дениза, смутившись, встала. — Мы поговорим как-нибудь в другой раз, извините ещё раз. Отдыхайте, конечно. Я передам брату, что вы желали ему скорейшего выздоровления.       — Была бы признательна. Только потрудитесь не добавлять ни слова о моём самочувствии.