Графиня де Вержи

      Диана стояла в коридоре, дожидаясь, пока служанка приготовит для неё комнату. Чтобы занять время хоть чем-то, она говорила с Пьером, отказавшимся идти спать раньше, чем он убедится, что ей будет где ночевать. Возвращаться к разговору о Денизе Диане не хотелось — и всё же она не могла не спросить:       — Как вы?       — Терпимо, — пожал плечами Пьер. — Приятнее от этого не становится, но я ожидал чего-то подобного уже давно. Как вы уже, наверное, знаете, пообщавшись с моими сёстрами, сыновьям в нашей семье не позволяют жалеть себя слишком долго.       — Можно спросить? Про родителей. — Диана сомневалась, что стоит беспокоить его своим глупым любопытством, но Пьер кивнул, и она продолжила: — Почему они так… строги к сыновьям? Моим братьям позволялось если не всё, то многое. Месье… наоборот, разрешает почти всё дочерям. Вас… это не обижает?       Он долго молчал, прежде чем вымученно улыбнуться:       — Боюсь, о таком я на «вы» говорить не готов.       — Извините, мне не стоило спрашивать.       Ей совсем не хотелось переходить на «ты», тем самым сократив оставшееся расстояние между ними. Пьер не настаивал, за что Диана была ему признательна, хоть и чувствовала лёгкий укол совести. Кроме того, к её глубокому удивлению, на вопрос он всё же ответил:       — Сомневаюсь, что вы разбираетесь в нашивках на мундирах, так что едва ли вы поняли, что мой отец дослужился до одного из высших званий. Строгость и дисциплина в таких местах — залог не просто успеха в карьере, но и выживания в принципе. То, что отец нёс это домой, конечно, никого не радовало, но так было всегда. Я успел привыкнуть и бунтовал ни больше ни меньше, чем другие дети моего возраста. В тринадцать или около того меня отдали в военную школу; после я поступил в университет, а там уже появилось множество дел поважнее споров с родителями.       — Но к сёстрам они почему-то куда мягче.       — Они же девушки, — пожал плечами Пьер с таким видом, будто бы этим должно было быть всё сказано. Увидев в глазах Дианы непонимание, он пояснил: — Они должны будут выходить замуж, и кто знает, каким за закрытыми дверями окажется с виду благонадежный человек. Кто же будет их баловать, если не отец?       — Это как-то… несправедливо?       — Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Дочь, в отличие от сына, всю жизнь будет зависима сначала от него, потом от мужа, в старости от своих детей. Да и потом, на сыновей рано или поздно ляжет ответственность за собственные семьи. Что будет, если не готовить их к этому с детства? Меня, уж простите за откровенность, больше интересует, куда смотрел ваш отец, принимая предложение графа де Вержи.       — Сдаётся мне, в карты, — криво усмехнулась Диана.       — Вы опять проигрались Антуану де Вержи? — раздражённо спросила мачеха, с неудовольствием наблюдая, как отец Дианы за ужином вливал в себя третий кубок вина.       — Какое ваше дело? — отмахнулся месье де Лален, подливая себе ещё.       — Много?       — Не ва-ше де-ло, — по слогам повторил он, допивая четвёртый.       — Жанна, забери вино и не наливай ему больше, иначе он скоро на ногах стоять перестанет, — приказала служанке Мари и повернулась к детям: — А вы доедайте поскорее и идите к себе. Нам с отцом нужно обсудить важные взрослые вещи.       — Кто сказал, что я буду с вами говорить после подобной выходки, дорогая? — буркнул он, провожая печальным взглядом поднос с кубком. — И какой чёрт потащил меня под венец?       — Трое сыновей, которых вы так и не удосужились признать?       Месье де Лален лишь отмахнулся, и в разговор, пользуясь паузой, вмешалась Жанна:       — Знаете, мадам, моя тётка говорит, что граф де Вержи заговорённый. Ходят слухи, он душу Нечистому продал за везение в картах.       Мари поморщилась:       — Ох, не говори глупостей. Здесь нет никакой магии, просто моему мужу не знакомо чувство меры, и Антуан этим пользуется.       — Совсем незнакомо, — пьяно усмехнулся месье де Лален и схватил служанку за руку. — Именно поэтому я собираюсь до упада кувыркаться с этой премилой дамой. Жанна, ты ведь ещё не забыла ко мне дорогу?       Мари лишь презрительно фыркнула:       — Проспитесь сначала, а то даму разочаруете.       — В отличие от вас, она нетребовательна.       — Не уверена, что настолько.       Поняв, что молчание затянулось, Диана добавила:       — Отец был… впрочем, почему «был» — думаю, он и сейчас должен всему югу, даже тем, к кому не стоило бы попадать в должники, если жизнь дорога.       — Что-то мне подсказывает, она ему совсем не дорога.       — Боюсь, никогда и не была. Всегда сочувствовала Мари из-за этого. Диана хотела спуститься в гостиную и забрать забытую вышивку, когда услышала доносившиеся снизу голоса.       — Вы обещали мне, Антуан, и не один раз, что этого больше не повторится! И что я сегодня узнаю? Что вы опять кому-то должны, и вас обещают утопить в ближайшей же канаве, если вы не соизволите вернуть всё до конца месяца! — Мари хлопнула по столу книгой, которую только что отняла у мужа.       — Я отыграюсь, перестаньте, — равнодушно отмахнулся он, потянувшись за томиком стихов какого-то модного многообещающего поэта. — И, между прочим, я читал, а вы меня прервали.       — На том свете начитаетесь! — огрызнулась Мари, хлестнув его по руке веером, до того висевшим у неё на запястье. — Где я, по-вашему, должна взять такие деньги? Я ещё после прошлого раза не все украшения выкупила!       — Я разберусь сам, успокойтесь. Скоро состоится одна важная сделка и, если всё пройдёт хорошо, мне вполне хватит денег отдать долг.       — Это что же за сделка такая, за которую простому юристу так много заплатят? Или мне лучше спросить, насколько она законна?       — Вы меня в чём-то подозреваете? — приподняв брови, месье де Лален вытащил из мешочка на поясе трубку и принялся набивать её табаком.       — О да, Антуан, подозреваю, и вы себе не представляете, насколько сильно хотела бы ошибиться! Не знаю, во что вы ввязались, но знаю, что за это вы попадете либо в тюрьму, либо в могилу.       — Откуда у вас подобные мысли, Мирьям? Решили от скуки взяться за газеты? С каких пор в доме нет более подходящего для женщины чтива? — усмехнулся месье де Лален, закуривая, и кивнул на книгу. — Почитали бы лучше стихи, ей-богу.       — Конкретно эти я нахожу крайне посредственными, если хотите знать. В лучшем случае могу предположить, что вы развлекаете молодую жену вашего старого нанимателя, и именно поэтому он столь щедро оплачивает ваш, с позволения сказать, труд.       — Ну, милая, это уж точно ваши домыслы, хотя любовница у меня и правда есть. Должен же я с кем-то спать, почему бы и не с ней? Она довольно… впечатляющая личность.       — Интересно, — протянула Мари, — и кто же удостоился столь лестной оценки самого отъявленного волокиты в этом городе?       — Её зовут Элеонора, она молода, красива, и её отец неприлично богат. Большего я вам, извините, не скажу. И вообще, откуда такой интерес к моей личной жизни? Я же не задаю вопросов, кто ублажает вас, пока меня нет дома.       — В отличие от вас, Антуан, я способна находить удовольствие не только в постели. И мне плевать на вашу «жизнь». Я не горю желанием остаться вдовой с тремя маленькими детьми и кучей долгов.       Месье де Лален презрительно фыркнул:       — Где это вы, милая, увидели детей? Диане уже пятнадцать, её вполне можно отдать замуж. Только свистни, и под окнами выстроится очередь из желающих стать моим зятем. Женить Филиппа тоже возможно, хоть и уже сложнее — всё-таки бастард, ещё и не признан…       — Мне напомнить, почему?       — Только попробуйте, Мирьям. Только попробуйте.       Из раздумий её вывел голос Пьера.       — Позвольте, я догадаюсь, что заставило вашего отца одобрить ваш брак с графом де Вержи. Ваш муж выдвинул ультиматум: или рука дочери, или карточный долг? И, судя по всему, карточный долг огромный, раз отец даже не попытался его выплатить.       — Вы очень проницательны, — мрачно подтвердила Диана. — Сама не знаю, почему он предпочёл мою руку деньгам. В стране хватает женщин из хороших семей, которые были бы поздоровее, чем я, и уже родили бы ему сына.       — Мало ли. Хотел получить возможность влиять на вашего отца. Или насолить ему: слухи о том, что граф де Лален проиграл дочь в карты, допустим, репутацию не погубят, но непрекращающуюся, метафорически выражаясь, головную боль на пару месяцев обеспечат.       Диана долго молчала, старательно перебирая в памяти все упоминания графа де Вержи, которые слышала от отца или мачехи до брака, но так и не вспомнила ничего, что не было бы связано со встречами у общих знакомых или карточными долгами.       — Не помню, — наконец, сдалась она. — Хотела бы я спросить у мужа, да вот только вряд ли бы он ответил.       — Обещаю предоставить такую возможность, когда он окажется заперт в Бастилии.       Диана нервно усмехнулась:       — А вы разве обладаете способностью говорить с духами?       — Нет, а с чего… — Пьер осёкся и потер виски. — Диана, пожалуйста, я уже умолять вас готов.       — Это была шутка. Глупая. Простите, — виновато улыбнулась она, не дожидаясь заверений, что всё будет в порядке.       — И несмешная. Не шутите так больше, прошу.       — Не буду, — пообещала Диана, ещё раз неловко улыбнувшись. — Извините, я не хотела вас огорчить. Не понимаю, почему вы так близко к сердцу принимаете все мои… глупости.       — Боюсь, что и в самом деле могу вас потерять.       Диана, не в силах как-то иначе искупить вину, погладила его по плечу.       — Ну, простите. Никогда не пойму, наверное, почему вы тратите на меня своё время — я же вас только расстраиваю.       — Потому что влюбился… как мальчишка, — ответил Пьер и, осознав сказанное, отвёл взгляд. — Не беспокойтесь, вас это ни к чему не обязывает.       Диана снова почувствовала укол совести, мгновенно припомнив их первую неделю знакомства, когда эту фразу ему приходилось повторять несколько раз в день. Приподниматься на цыпочки уже было тяжело, и всё-таки Диана встала на них, чтобы снова обнять его. Прежде чем отстраниться, она коснулась губами его щеки. Пьер вместо ответа лишь грустно улыбнулся, и Диане стало безмерно жаль, что ей нечем утешить его.       — Простите, что не могу ответить взаимностью. Вы же знаете, я скована брачными клятвами.       — Знаю, — устало ответил Пьер. — Если я вам… мешаю, или доставляю ещё какие-то неудобства, вам достаточно просто сказать, и я исчезну. Обещаю.       Когда первое удивление от услышанного отступило, Диана задумалась:       «Может, действительно стоит согласиться? Не лучше ли отпустить его и не мучать? Пусть живёт своей жизнью. Он ещё молод, встретит хорошую женщину, которая будет его ценить и, может быть, даже любить. Я всё равно ничего не смогу ему дать».       И всё же она не смогла. Пьер напряжённо ждал ответа, сложив на груди руки. Диане показалось, он не сомневался в её ответе.       «А вдруг я и правда умру в родах? Тогда всё решится само собой».       — Я совсем не хочу, чтобы вы исчезли. С чего вы взяли обратное?       Пьер, кажется, вздохнул с облегчением. Он виновато взглянул на неё и постарался улыбнуться:       — Ну, историю с Денизой вы знаете почти с начала, и, признаться, она успела выпить из меня все силы. А теперь, оказывается, близкий человек — а я имел неосторожность считать им сестру — терпел моё общество, только пока я был нужен. Вы сейчас прекрасно справляетесь и без меня. После стольких «не подходите», «не трогайте», «я сама»… Глупость, конечно, сам понимаю, но на минуту показалось, что без меня вам, возможно, будет только легче.       Последняя фраза далась ему тяжелее всего. Диана растерялась и уже хотела было спросить, как эта мысль вообще могла прийти ему в голову, но вовремя одёрнула себя.       «Могла. Ещё как могла. Как уж там сказала Лора? «Какой мужчина стерпит ваше равнодушие»? Видимо, в чём-то она была права».       — Не будет. Я никогда не хотела, чтобы вы ушли.       — Я понимаю. — Он неловко улыбнулся. — Простите, сказал не подумав. Пойдёмте спать? Время позднее.       Пьер попытался уйти, но Диана остановила его, поймав за руку. Он удивлённо взглянул на неё, и она смутилась, торопясь разжать ладонь.       — Просто хотела, чтобы вы знали: даже если я справляюсь одна, вы всё равно мне нужны. Вы мой друг, и всегда им будете.