Тук-тук
Такой характерный звук для дубовой двери отвлёкший служанку от своего дела, и принудивший Эрику посмотреть в зеркало перед собой, заставил напрячь черноволосую всё своё нутро, пытаясь никаких признаков внутреннего моментально взбунтованного хаоса не показывать. Хищник чувствует страх… — Оставь нас, — прозвучал за спиной леденящий душу приказ, от опасности которого хотелось прямо здесь раствориться в воздухе, исчезая из этого мира навсегда. Прислуга лишь низко поклонилась и поспешила покинуть эту комнату, переполненную атмосферой неизбежной опасности и колющего кожу, напряжения, с самыми искренними мысленными пожеланиями «остаться целой и невредимой» для юной девушки, оставшейся в замкнутом пространстве вместе с изглодавшим хищником. Мужская фигура приближалась к застывшему телу в кремовом платье, распространяя по комнате запах своего до неприличия дорого одеколона, который свойственен лишь ему, благодаря которому черноволосая может заранее знать, когда ей нужно переодеваться существом, которому неведомы эмоции, чувства, страх… Мужские шаги были широкими, не позволяющими дарить хотя бы пару бонусных секунд терпкой безопасности. А Эрика лишь стояла и старалась не шелохнуться, чтобы лишний раз не выпустить даже микроскопическую часть привязанного на поводке страха, который сжал все органы внутри и заставил кровь циркулировать ещё более бешеным потоком. Мужские ладони легли на тонкую талию, затянутую корсетом, и подвинули податливое девичье тело к себе. Длинные пальцы сжали тело ещё сильнее, надавливая прямо на ноющие от боли синяки и шрамы, но тёмные глаза, зрачок которых был почти неразличим от радужки, смотрели в зеркало прямо перед собой, выражая ровным счётом никаких эмоций, лишь скулы были видны чуть более обычного из-за еле сжатой челюсти и грудь вздымалась из-за огромных усилий девушки не забывать дышать. Пальцы рук на девичьей осиной талии начали ловко развязывать ленты корсета, над которыми так усердно трудилась убежавшая прислуга. А Эрика была всё так же внешне непоколебима: годы тренировок перед зеркалом каждый день, чтобы полностью владеть над отражением своих эмоций на лице, когда мысленно сваливаешься уже раз сотый из-за дрожащих коленок. — Не для тебя все эти нежные, невинные платья. Чёрный тебе больше идёт. — объяснил свои действия темноволосый парень, уже принимаясь за молнию несуразного наряда. Характерный скрипящий звук бегунка заставил девушку невольно моргнуть, отчего та практически молилась, чтобы янтарные глаза за спиной этого не заметили. — Брат тебе поможет, — он плавно перешёл с уже оголённой спины на острое плечо, снимая с него раздражающую светлую ткань сначала одного рукава, а потом и второго. Платье упало в ноги, оставляя Эрику лишь в нижнем белье. От неожиданной прохлады по телу ощутимо пробежался будто электрический ток, заставляя ровный шёлк рук и хрупкого туловища смениться на озябшую мурашками молочную кожу. Внутренняя паника накрыла девушку новой волной, заставляя невольно сглотнуть вставший поперёк горла ком страха. Хищник чувствует страх… Парень резко обхватил одной рукой уже оголённую им талию, а другой моментально схватил тонкое горло, сглатывающее ком чуть более секунды назад. — Сестрёнка, неужели из-за парочки ударов тех шавок, что похитили тебя, ты стала такой трусишкой? — пальцы на горле сжались лишь немного сильнее, но казалось, будто все пути к получению глотка воздуха были заблокированы без возможности на второй шанс. — Ты же знаешь… — низкий хриплый голос был у самого уха, заставляя органы скрутиться ещё в пару оборотов, — в нашей семье трусов не любят… Из-за последних слов девушка была в шаге от того, чтобы упасть от нахлынувшего испуга, который она так старалась держать на привязи, прямо в руках своего брата. Однако Эрика знала, как никто другой, что за это она не сможет отделаться парой-тройкой ударов в живот. Это такая семья. Нет ничего странного в том, чтобы избивать друг друга до полумёртвого состояния. Главное — добиться нестоящего всего этого, но такого необходимого, почти священного результата. — Я не позволю тебе испытывать страх, сестрёнка, — парень начал ласково тереться о тёмную макушку, как это делают звери в нежном порыве тепла и заботы, — даже если его придётся искоренить вместе с тобой, ясно? — нежный поцелуй в волосы заставил девушку опустить голову и сильно сжать челюсти. — Конечно, Тору — единственная произнесённая вслух фраза со стороны Эрики была будто совершенно не нужным элементом их одностороннего «диалога». Тору сел на ближайшее кресло, усадив девушку к себе на колени. Его руки ласково убрали прядь чёрных, подобных ночному небу, волос за ухо девушки, проговаривая как мантру: — Такие мелочи, — мужская рука коснулась одной из гематом размером с одну большую ладонь на плоском животе, надавливая на неё, от чего Эрика хотела сильно зашипеть, но не могла своей безопасности ради, — не должны становиться для таких как мы даже мелкой помехой. Однажды я перестану убивать, спасая твою жизнь, как это было в тот раз, потому что цена моего спасения слишком велика… А гнуться под трудностями этой грёбанной жизни у тебя нет права, — парень снова обхватил своими длинными, шершавыми пальцами тонкую шею черноволосой, слегка царапая грубыми подушечками пальцев молочную, нежную кожу. Тору медленно убрал руку со сглатывающей шеи младшей сестры и слегка потрепал черноволосую макушку. Девушка лишь также старалась не выдавать свой страх, который, казалось, рос лишь в геометрической прогрессии, не оставляя в лёгких и уголка для свободного вздоха… Темноволосый прикрыл глаза и оставил на смоляных волосах, пахнущих лилиями, сестры пару нежных поцелуев, будто мысленно извиняясь за то, что жизнь решила сыграть с ней в русскую рулетку, заполнив магазин револьвера «до конца». Эрика не знала, как может заставить брата покинуть её покои и дать наконец собраться на очередной ненавистный для обоих банкет. И хоть страх владел сейчас её рассудком без остатка, именно из-за него она сейчас может совершить любой смертоносный поступок. Хотя может на мозги давят и повреждения почти по всему периметру тела, которые были ничем иным, как результатом неправильного сделанного выбора пять лет назад, результатом чего было всё происходящее сейчас и даже в далёком слепом будущем. Её похитили, избили, мучали около суток, пока брат с подчинёнными не приехал и не украсил сырой серый подвал «парой» пятен свежей крови. Эрика неуверенно взяла лицо брата в свои руки, преодолевая безграничный страх и мысли последних капель здравого ума, и прислонилась лбом к его, более высокому, ощущая своей холодной из-за отсутствия одежды кожей его — тёплую плоть из пота и пролитой крови большого количества людей. — Ты сильнее, чем можешь себе представить, моя юри*… Он ласково поцеловал свою сестру в лоб и покинул комнату, забирая вместе с собой почти весь парализующий страх Симидзу Эрики.....***
Сегодня был определяющий день. Для Эрики, которая в принципе вообще не волновалась, ведь она непоколебимо верила, нет, даже знала, что Сейрин безоговорочно пройдут на Зимний Кубок, по-другому просто и быть не могло. Её не особо волновало, какой ценой будет свершена идеально рассчитанная, беспощадно-ледяная месть для её бывших сокомандников. Не то чтобы она собиралась вырезать их семьи или убивать их самих, нет, это не в её вкусе, ведь это так неделикатно… Для каждого человека пагубнее всего саморазрушение… Отчаянное, жестокое, не щадящее никого и ничто саморазрушение. Что может быть хуже того, что строилось годами всей прожитой жизни? Сжечь всё то, что было написано ими на страницах их жизней дотла, до песочного пепла, который будет рассеян на ветру сомнений и безграничных сожалений, оставить пустое ничто, уходя из этой азартной игры бесспорным победителем. Доставит ли девушке это удовольствие? Да, неоспоримо да. А если честно? Неизвестно. Просто искренняя вера в то, что всё это должно быть свершено, затуманивала какую-либо другую мысль, мысли… а надо ли ей это на самом деле, не так уж и важно. Сегодня был определяющий день. Для Киёши, который поставил на кон себя, во имя того, чтобы защитить других. Хах, какая слепая самоотверженность… Но разве она не стоит восхищения? Безусловно. Коротких оваций она и впрямь заслуживает. Однако разве это не глупо? В прошлом году, почти лишившись возможности быть с теми, ради которых он принёс себя в жертву, он не особо размышлял над этим всем, просто у него будто в инстинктах было заложено «уберечь и защитить», не то чтобы сейчас что-то сильно изменилось, но помимо этих жертвенных инстинктов была осознанная, хоть и тупая, вера в то, что роль его именно такова — герой-защитник. Он это делал не ради признания, не ради восхищённых криков и взглядов или бурных оваций, сплюньте, господа, но было во всём этом что-то слишком эгоистичное, присущее только героям, приносящим себя в жертву во имя известности и доброго о них слова, однако парню всё это не надо было. Тогда что? Хороший вопрос. Можно даже сказать, правильный. Но кое-что было известно и совершенно неоспоримо. Каковой ценой бы ему не стоило это эгоистичное желание «защитить», оно осуществиться. На разминке все были до жути… — Мне по барабану эта игра, но сегодня они выглядят особо кровожадными, — сказал Аомине, не особо горевший желанием тут находиться, да тем более Старшая Кайджо сидит рядом ниже от их Академии, поэтому наш смуглый парень и задавался вопросом «И как так получилось?» в очередной раз. Вчерашней игры ему хватило сполна, лишний раз смотреть на Сейрин ему не особо хотелось. С каждым разом что-то неизвестное, но такое неприятное тёмным пятном растекалось внутри, создавая какое-то чувство, очень схожее с сомненьем, перемешанное с желанием и страхом перед неизвестностью. Мда, такой себе наборчик. Но слова Аомине попали, как никогда, в точку. Сейрин были переполнены кровожадностью даже не потому, что сегодняшняя игра, буквально, — билет на Зимний Кубок, а потому, что отомстить и раздавить Кирисаки Дайчи дело долга и чести. — Чёрт, что за дерьмо! — не вытерпев витающего среди команды напряжения, Кагами пнул скамью. — Не нужно срывать злость на инвентаре, Кагами-кун, — заметил Куроко, убирая свою бутылку воды в спортивную сумку. Все присутствующие из Сейрин прекрасно понимали злобу сокомандника, они искренне разделяли её, но, возможно не совсем удачно, пытались остудить бурлящую кровь холодным рассудком. Желание уничтожить, отомстить, раздавить… было практически естественной реакцией, будоражащей каждую клеточку тела, начиная с самого мозга костей и кончиков пальцев. — Эй, детишки, собираетесь всех зрителей распугать, чтоб кислорода больше стало? Такой большо~й зал, а вас всё мало! — издевательски спросила только что подошедшая Симидзу, которая выглядела сейчас так, будто сам Бэтмэн ей отвесил бы низкий поклон, отдавая статус тёмного рыцаря ей: каблук кожаных берцов разбавлял фоновый шум наполненного зала, чёрные джинсы обтягивали худые, длинные ноги, а чёрная водолазка под горло представляла приятную глазу тонкую талию и узкие плечи, а в своих руках она держала такого же цвета пальто, а выглядело со стороны это очень впечатляюще и элегантно, будто она источала всей собой прекрасной эту «притягательность». Поправляя ладонью длинные волосы, она была самым настоящим идеалом мужских фантазий, будто только сошедшим с обложки модного журнала. — Явилась наконец, — заметила недовольная постоянными опозданиями приятельницы, Рико. Однако, когда появилась черноволосая, ей будто дышать стало легче, как будто груз с плеч отдали другому, избавляя от обременяющей совесть тяжести. Если сегодня чего-то не сможет Рико — Эрика сделает, глазом не моргнув. Обе это знали и это успокаивало. — Ты чего вся в чёрном, кто-то умер, что ли? — Ага, мои невозвратные деньки беззаботной молодости, — хрустнув шеей, ответила черноволосая в своей родной ироничной манере. — Слушайте, если такие напряжённые сейчас, не думаете ли вы, что на Зимнем кубке легче будет? — насмешливо изогнула Эрика утончённую бровь, пытаясь подавить раздражённый смешок. — Воу-воу, может мне прямо сейчас подойти к судьям и сказать, чтобы игру отменили? Парни нахмурили брови одновременно, как по команде, и пытались собраться с мыслями перед разминкой хотя бы немного. Да, команда, находящаяся на противоположной стороне, определенно, слишком сильно давила на Сейрин, но у последних просто нет прав гнуться под их гнётом. —Думаю, все мы знаем, что произошло в прошлом году и я прекрасно понимаю, как сильно из-за этого все напряжены, особенно семпаи. Но если такая вещь, как прошлое может стать непреодолимым препятствием на нашем пути к Кубку, то может лучше прям сейчас всё бросить? — слова Эрики были раздражающим, но неопровержимым фактом, поставленным ребятам прямо перед носом. А от уверенного, успокаивающего приятного женского голоса спокойнее, как ни странно, и правда стало. — Поймите меня правильно, — выдохнула черноволосая, складывая руки на груди, — даже если сейчас вы будете играть как младшеклассники на костылях, уйдём мы отсюда победителями, наплевавшими на жалкие головы проигравших, потому что проигрыш-слишком непозволительная роскошь. Капитан, будто громом поражённый этими словами, встал со скамьи и дал себе оплеуху: — Мда… — тяжело вздохнул Хьюга, — мы и правда слишком раскисли, а так никуда не годится. А ну-ка подняли свои задницы и с гордо поднятой, холодной головой и кипящей кровью пошли разминаться, чтобы мышцы горели похлеще котлов в Преисподне! — прикрикнул он и, конечно же любя и никак иначе, начал выгонять каждого парня ласковыми пинками под зад. — Да! Остался лишь Киёши, которому сейчас должны были забинтовать ноги. Несмотря на малое облегчение после странной, но, определённо, воодушевляющей речи Хьюги он был погружён в своим мысли серьёзнее обычного. Его отягощала собственная клятва защищать, ценою всего себя. Каких бы героем он не был в своих призрачных и шатких фантазиях, но он человек, такой же человек, как и все остальные, которому присущи эгоизм и желание сделать всё с наименьшими потерями для себя самого. Это нормально. Грех такое осуждать, но он осуждает. И именно поэтому он теребит свои короткие каштановые волосы из стороны в сторону, нервно топая ногой в ожидании перевязки. Ему было так стыдно за своё нежелание жертвовать своим будущим, что угрызения слишком святой совести, казалось, отражались в скрученном животе. Оно было сравнимо с ощущением раскалённого металла внутри себя: тебе плохо, ты пытаешься избавиться от этого, но это просто невозможно, остаётся лишь принять. Эрика украдкой смотрела на своего семпая из-под полуопущенную век, обрамлённых густыми смоляными ресницами, и поражалась «святости» этого человека. Корить себя за то, что вложено в тебя до твоего рождения самой природой? Мда, насколько же удивительны бывают порой человеческие души, однозначно более занимательные их мыслей: корить себя, буквально за то, что хочешь жить? Господа, вот она, единственная среди миллиардов глупостей настоящая глупость! Слишком раздражающая, потому что давала уйму пищи для размышления, которые подразумевали собой очередную, хотя даже нескончаемую, порцию разрушающей ненависти к себе.Святость других невольно заставляла корить себя за свою отвратность…
Эрика взяла бинты и подошла к парню, незаметно даже для себя, состроивши озлобленную гримасу: — Для баскетболиста вы слишком много думаете, семпай, — немного странным образом девушка оповестила выведенного из реальности парня, давая понять, что она сейчас будет делать. — Странно слышать подобное от тебя, Эрика, — усмехнулся шатен, почёсывая затылок. — Я девушка, мне необходимо думать, — черноволосая аккуратно и шустро начала обматывать большие мужские колени бинтами, фиксируя их как можно туже. Тонкие длинные девичьи пальцы упорно пытались не расслаблять бинты и завязывать узлы как можно надёжнее. — Если вы успели заметить, семпай, то я далеко не ангел, я стала такой. Это естественная адаптация, ставшая, благодаря щедрым сюрпризам жизни, неизменностью. И ваше желание остаться невредимым тоже вполне нормальный жизненный инстинкт. В этом нет ничего плохого. — Хах, это же тщеславный эгоизм, Эрика, — осуждая самого себя, откинул парень голову назад. — Эгоизм — не порок, а необходимость, — пожала плечами девушка, будто говоря об этом, как о чём-то неоспоримом. — В любом случае, — она одела на ноги Теппея специальные эластичные наколенники, — ваше мнимое желание «защитить» других, для них же может стать отягощающим душу, балластом, — закончила черноволосая, хлопнув по коленям, оставляя Киёши наедине с собственными мыслями, и направилась на поле к своей команде. Эрика подошла к товарищам ближе, чтобы лучше следить за их разминкой. Да, все стали немного расслабленнее после командного разговора, но напряжение само собой полностью не спало. Симидзу уже почти готова была окрестить эту игру, возможно, самой сложной для них, особенно морально. — Кагами, плечи расслабь! — крикнула менеджер, когда Тайга не попал в кольцо. — Да знаю я! Блин! Упавший мяч, которым Кагами не попал в кольцо, укатился в сторону к сегодняшним, определенно, самым ненавистным соперникам. Нет, пожалуй даже, врагам. Мяч, словно яблоко раздора, многообещающе задел ногу главного ублюдка этой игры. Ханамия Макото. Он медленно развернулся к Куроко, Кагами и Эрике, быстро поднял мяч и кинул обратно со словами: — Кажется, это ваш мяч. На его бледно-желтом лице красовалась по-ехидному милая ухмылка, которая будто была предзнаменованием неизбежной катастрофы и больших скорбных потерь. В его глазах отражалось искреннее сочувствие всей его мерзкой душонки, которое будто четко и по слогам говорило «Сожалею, что вы все такие тупоголовые паиньки». — Ого, так это и есть Ханамия Макото?! — наигранным радостным, детским интересом вскрикнула Симидзу, хлопая в ладоши. — Хах! Можно подумать, ты этого не знала, — усмехнулся Кагами, который прекрасно знал, что девушка выучила досье каждого из Кирисаки Дайчи ещё несколько дней назад и была осведомлена обо всём: начиная с внешнего вида самих игроков и заканчивая тем, где учились их родители. Поэтому сейчас и Тени, и Свету Сейрин было даже как-то забавно смотреть на эту небольшую постановку. — Что же поделать, ты прав! Такая уж работа, — невинно пожала плечами черноволосая. — Ханамия Макото, 17 лет, родился 12 января, рост — 179 см, вес — 69 кг. Начал играть в баскетбол в первом классе средней школы, в которой учился вместе с Имаёши Шоичи из Тоо, уровень IQ около 187-190, экзамены всегда сдавал на высшие баллы, даже не готовясь. До вступления в баскетбольный клуб ходил на кэндо*, но бросил, шрам на правом предплечье получен в одном из спаррингов. Из родственников только мать, отец ушёл, когда нашему малышу Ханамие было 8 дет, оставив на несчастную женщину почти все свои долги, поэтому сейчас они живут лишь вдвоём в съёмном маленьком домике, недалеко от школы. Примерно пол месяца назад его мать уволили из юридического бюро по причине сокращения штаба, сейчас она продавец в магазине женской одежды в торговом центре Такомэго. Неплохо для команды паинек, да? Теперь Макото был, однозначно, ошарашен, но в конце концов вся эта информация никак ни на что не не влияла, поэтому ему пока что рано начинать беспокоиться хоть о чём-то. — Неплохо, может быть. Но и что с того? Каким образом моя биография поможет вам в игре? — Эрика-сан, — наконец молчавший до этого момента Куроко подал признаки жизни, — по-моему, он не понял. — Что ж, жа~ль, — Симидзу обиженно надула губки. А потом слышно рассмеялась, отчего у остальных противников мурашки по спине прошлись. Её смех был схож, скорее, на легкий припадок безумца, которому от обиды на людей, за то, что те его не понимают, остаётся лишь смеяться. — Жаль, что наш сегодняшний соперник такой И-ДИ-ОТ! Такая «биография» у меня есть на каждого из вас. Однако даже так, неужели ты реально думал, что твой план сегодняшней игры и правда хорошо? Сначала ты будешь выводить всех нас своими грязными трюками, и окончательно надавишь тогда, когда наш драгоценный Киёши будет без живого места. После этого мы попадаем в твою ловушку и вам якобы легче прочитывать наши мысли и движения. А когда выйдет номер 7, то ты просто начнёшь перехват мечей при передачах. Ваша схема на каждой игре косвенно очень схожа. Блин, это так предсказуемо, что даже скучно! — Удачной игры! Сегодня был многообещающий день, однозначно. В самом конце, в верху зрительских трибун сидел Акаши, наблюдая за происходящим спектаклем внизу, на спортивной площадке, он, дожидаясь своего бывшего товарища по команде, вспоминал недавний вечер, когда провёл его в компании Симидзу, как в старые-добрые. Он анализировал каждую минуту снова и снова, пытаясь понять, что же вообще творится в этой девичьей голове, а тем более — в душе. Поймав себя на мысли, что себе самому ему этот вопрос тоже придётся скоро задать, он метнул взгляд в сторону садящегося рядом Мурасакибару, поприветствовав того холодным «Здравствуй». — Так значит ты меня для этого позвал… Игру смотреть? Зачем, Ака-чин? — спросил Ацуши, доставая из шуршащего пакета очередную горстку чипс. — Вся в чёрном, на скамье. Обрати внимание, Ацуши, — холодно сказал наследник семьи Акаши, не отрывая взгляда от объекта своих циркулирующих мыслей. — Так значит Э-чин вернулась, ясно… кажись, этот зимний сезон будет более жестоким. — Зато будет, однозначно, весело, — приподнимая уголки тонких губ, ухмыльнулся Сейджуро, ловя на себе минутный взгляд Симидзу, которая ясно видит его даже с такого расстояния. Игра была далеко не самой спокойной. Бушующая от злости и преизбыточного возбуждения, кровь всё так же не давала парням возможности остудить свой рассудок. Самым спокойным был Куроко, что, в принципе, не особо удивляло, поэтому Эрика рассчитывала больше всего на этого мальчишку. — Кирисаки Дайчи всё так же не замечают Куроко, даже Ханамия, — подала голос молчавшая до этого момента Рико. Она нервно комкала бумажный веер, которым сейчас в самый раз было бы ударить её саму же, потому что даже тут, сидя на скамье с нахмуренным лицом, она была на площадке вместе с командой. Она безумно волновалась за них. — На нашей игре против Сенсинкан Ханамия с командой наблюдали за нами. Ты поэтому тогда не хотела Куроко выпускать, да? В отличие от переживающей шатенки, Симидзу была спокойна, подобно абсолютному морскому штилю. У неё не было горячего сердца, но холодный рассудок — верный спутник: — Что? — актёрски подняла бровь черноволосая. — Понятия не имею, о чём ты говоришь! Давление на Киёши было слишком сильным, поэтому все парни пытались использовать это, набирая очки, параллельно успевая корить себя за то, что так бессовестно используют доброту своего приятеля. А Ханамия в это время ликовал, его ниспадающая ухмылка чокнутого маньяка, видимо, совершенно ему не мешала. Ему не особо важна победа, если она будет слишком простой и скучной, но и проигрыш, в котором он не сможет вдоволь навеселиться, ему не интересен. Однако было пару нюансов, которые его не шибко так подбешивали и напрягали: одиннадцатый номер-невидимка, и загадочная девушка в чёрным, сидящая за их спинами. Сначала он был рад разбавлению команды примерных девочек новой, грязной кровью, однако, сейчас появилось такое ненавистное ему чувство настороженности, что прям зубы от злости скрипели. А Кагами, выведенный очередным грязным трюком одного из соперников, чуть не совершил роковую ошибку, которая могла быть последним забытым гвоздём в гробу их долгой работы. Ударить соперника прямо во время игры, даже не пытаясь скрыть этого? о да, Господа, почему бы и нет? Однако, спасибо Куроко. Прозвучала такая необходимая сирена, оповещающая об окончании второй четверти. — Вот придурок… — прокомментировал Аомине чуть не совершившуюся глупость со стороны Кагами. Парень встал со своего места и начал обходить сидящую команду. — Аомине-кун, ты куда? — завопила как всегда переживающая Момои, собираясь идти за другом детства. — В туалет. Со мной хочешь, Сацуки? — Иди ты! Эрика, метая молнии гнева и недовольства, встала со скамьи и направилась в сторону Кагами, который сейчас стоял и разговаривал с Куроко, злобно оглядываясь на капитана Кирисаки Дайчи. Девушка широкими и размашистыми шагами, предвещающими, определённо, не похвалу в сторону парня, быстро подошла к парочке баскетболистов, ударив одного из них, совсем не жалея ни своих сил, ни кулаков, по голове, надеясь, чтоб это было больно. — Эй, больная, больно же… — провопил Кагами, хватаясь за пострадавший затылок, который сильно, на удивление, даже слишком болел от боли. — Ты что, вообще забыл о существовании серого вещества в твоей дурьей башке, придурок? — спросила черноволосая, гневно смотря на парня из подлобья, буквально испепеляя все его попытки перечить ей. — Ну эти ублюдки же… — Знаю, — выдохнув, неожиданно выдала девушка, складывая свои тонкие руки на груди, — поэтому я опущу их высоко задранные головы и позволю испробовать на вкус сладкое отчаяние. После этих слов она обошла форварда Сейрин и махнула Куроко головой в знак благодарности, отдаляясь от этой парочки. Эрика сейчас была полна ненависти, которую ей просто необходимо выплеснуть. Бояться последствий? Пф, она, пожалуй, считает страх уже незначимой тенью, которая хочет преследовать её всю жизнь, надеясь навести панику и ужас, однако девушка на это лишь издевательски машет ему, объясняя, что живёт она и так в сплошной кромешной мгле-привыкла, так что эта незначительная тень слишком незаметная мелочь. Симидзу догнала парня, удаляющегося на спортивной майке с номером 4, неожиданно окликнув: — Эй, я смотрю, -начала девушка, натягивая лёгкую улыбку и кладя руку на тонкую талию, — ты у нас плохой мальчик, да? — А ты, — Ханамия приподнял одну бровь, будто задавая, очевидно, риторический вопрос, — тоже не святая девочка? Черноволосая расплылась в насмехающейся ухмылке, закатывая глаза, что парня, определённо, насторожило, отчего тот слегка нахмурил брови. Эрика медленно и плавно начала приближаться к парню, пока не стояла от него на расстоянии половины руки. И наглая ухмылка сменилась льдом проницающих в дебри души чёрных очей. Макото в ответ гордо запрокинул голову, смотря на женский силует сверху-вниз. — Далеко не святая, Ха-на-ми-я… — она рекзо схватила парня за шиворот майки и притянула так, что глаза его были чуть ниже уровня её собственных, — поэтому не стоит смотреть на меня сверху-вниз, иначе глаза, ненароком, паяльником выжгут… Лучше заканчивай этот скучный театр для деток, договорились? Симидзу буквально оттолкнула парня от себя, разворачиваясь и уходя в раздевалку к своей команде, предоставляя парню возможность смотреть на её гордо отдаляющуюся осанку.***
Закончилась третья четверть. Долгожданная сирена для всех из Сейрин, потому что продолжать смотреть на страдания Киёши было выше их сил, кроме Эрики, разумеется. Девушка спокойно вытирала кровь с рассёкшийся брови второгодки, совершенно не обращая внимания на спор сокомандников, так плотно окруживший их. Фоновый шум зрителей спокойствия не добавлял ну прям, откровенно говор, совсем. Черноволосая наклеивала пластырь на очередной синяк центрового, пока черта допустимого количества шума за один день не была переступлена… — Заткнитесь, наконец, — прорычала Симидзу, громко захлопывая аптечку, — вам уже на поле пора, а из-за вашего шума даже сирены не слышно, валите. — Эх, повеселимся, — сказал Киёши, разминая шею. — А ты куда, придурок? — спросил Хьюга.- Сиди на жопе ровно. — Эй! — Ты остаёшься на скамье, Теппей… — мрачно сказала Рико, сжимая тонкие пальцы в маленькую ладонь, чуть ли не багряных полумесяцев от ногтей. — Если ты меня не пустишь, я тебе этого не прощу, Рико! — прикрикнул на тренера злой и возмущённый центровой Сейрин, быстро обводя взглядом всех товарищей. — Тогда вас оставляю я, семпай, — хладнокровный голос был громом среди ясного неба всей этой товарищеско-мушкетёрской атмосферы, — мне плевать простите вы меня или будите ненавидеть, — скучающе говорила Эрика, — но вы сидите здесь. Мне не ясны ваши глупые желания быть для других героем, однако, позволить нам проиграть следующие игры из-за вашей слепой, тупой самоотверженности я не собираюсь. Съеденные пешки всегда покидают поле, а сделать это Ханамие с вами — не в моих перспективах. Хотите страдать, боль нравится? Тогда я вас лично избить могу или тренировки утроить, — сверху-вних посмотрела девушка на озадаченного парня, а потом тыкнула указательным пальцем ему в лоб. — Ханамия отсюда уйдёт лишь тогда, когда я заставлю его жалеть, что вообще сюда явился, уж поверьте мне. Это было забавно. Убеждать других, что что-то неизменно. Казалось, девушка в этом деле не первый год. И да, так и есть. Всё начинается с того, что ты убеждаешь себя в том, что в жизни есть трудности — это неизменно, всегда так. И вот, вроде бы всё так и есть, потому что жизнь вставляет нам палки в колёса, чтобы потом мы всегда брали запасные, чтобы мы учились на собственных ошибках и весь этот бред, которые нам втирают остальные, чтобы казаться мудрыми и опытными, чтобы почувствовать себя «проповедниками» важных вещей, которые являются истинной, как они сами считают. А потом ты уже пытаешься убедить других в подлинностиСломанный циник…
Однако не стоит думать, что столь хрупкое создание лишено возможности чувствовать что-то человеческое, господа. Она была переполнена чувствами и воспоминаниями невозвратных деньков прошлого… Будучи девочкой тринадцати лет, Симидзу Эрика видела ценность своей жизни лишь в общении со своей, как она когда-то считала, «семьёй». Было такое тёплое и, теперь казалось, такое призрачное время, когда у неё были люди, которых она впервые могла назвать своей семьёй. Баскетбольная команда Средней школы Тейко была для девочки чем-то таким важным, чем-то, что она так трепетно хранила в себе, боясь этого лишиться. Само собой, начало этой истории, как бывает во многих случаях, было не самым идеальным абзацем в странице этой истории, не самым оригинальным и сопливым, однако, вполне возможно, очень многообещающим… Они почти каждый раз после очередной изнурительной тренировки ходили вместе поесть мороженного или попить какао, несмотря на тяготную боль в мышцах, будто это каждый раз было неким освежающим потоком воздуха, прибавляющим силы и сближающим их больше. Даже если это было каждый раз почти одинаково, иногда не очень удачно или весело, но это было уютно и заставляло, скорее даже невольно, верить, что лучше этого быть уже не может. Не то чтобы это придавало сил жить, скорее… сам смысл существования был лишь в этих часах, проведённых вместе, вшестером. Это стало неотъемлемой частью непростой жизни тринадцатилетней симидзу: вот так тренироваться вместе, учиться, готовиться к тестам, а потом ходить всем вместе проветрить мозги, после чего все расходились в разные стороны — Аомине с Момои, Мурасакибара с Мидоримой и Акаши с Эрикой. Последние двое не жили рядом, просто парень каждый раз провожал черноволосую, считая это своей необсуждаемой обязанностью и неоспоримой необходимость или желанным и приятным времяпрепровождением. Они были семьёй… понимали друг друга, помогали, поддерживали и принимали такими, какие они есть на самом деле. Без фальши, необходимости притворяться лучше, чем есть. Они были семьёй, построенной на страсти к общей вещи — к баскетболу, который, по иронии жизни, стал и разрушением их, как оказалось, хрупкой семейки. В любом случае, они бессовестно бросили бедняжку: на той злополучной, судьбоносной игре, когда маленькая несчастная девочка стала ещё более несчастной. Упал щит с кольцом. Травмированный позвоночник. Пробуждение на больничной койке. Предательство со стороны прекрасных семей. Инвалидная коляска. Полтора года реабилитации за границей. И вуаля, она снова здесь, в Японии, в Токио, вернулась к точке отсчёта своей «новой жизни», от которой, пожалуй, хочется лишь блевать. И вот, Эрика сидела на скамейке команды Старшей школы Сейрин, шла восьмая минута последней четверти, а на трибунах были уже все: Мидорима, уже закончивший свою игру, Акаши и Мурасакибара, Момои и Аомине. Она сначала горько улыбалась, прокручивая в голове их безвозвратное прошлое, но, когда дошла очередь до воспоминания её последней игры с ними, она скрипнула зубами и пожелала сидящей на трибунах, бывшей команде из Тейко самой мучительно-горячей расправы от рук именуемого самим Сатаной..... Сегодняшний день, определённо, разукрашен красками кучи эмоций: обида, сожаление, раскаяние, грусть, непонимание, сочувствие, героизм и, само собой, на ярости, нет, правильнее сказать, ненависти не поскупился никто. Симидзу в особенности. Негасимый костёр ненависти сейчас разгорался внутри черноволосой всё сильнее, заставляя здравый рассудок превратиться в необратимый пепел. О, знал бы Дьявол, сколько ненависти помещалось в этом хрупком тельце, постыдился бы. Эрика сейчас ненавидела свою, когда-то любимую, семейку. Желание задушить их верёвками саморазрушающего отчаяния, сковать в кандалы страданий и боли завладели девушкой так сильно, что мысли хоть, немного похожие на человечные, были где-то уже за пределами девичьего тела… чёрные очи невольно поймали несколько знакомых лиц, с которыми посчастливилось познакомиться ещё в первый день после триумфального возвращения. Почти все ребята из Кайджо внимательно следили за происходящим на площадке, в то время как Кисе Рёта смотрел с трибун на смотрящую на него, Эрику. Янтарь прожигал в двух чистых обсидианах дыру, пытаясь зажечь в ней своё яркое пламя, надеясь хоть немного отразиться в них вспышками, бликами света. Но обсидиан всё так же тёмн, неподвластен янтарю. Битва безмолвных взглядов была какой-то обречённой на печальный исход, какой-то предзнаменовавшей жестокую расправу над детьми за увлечение спичками. Уже прозвенела сирена, оповещающая о конце этой ужасной игры. Баскетболисты прибежали к сидящем на скамье товарищам с радостными криками, потными телами и широкими улыбками. А парень и девушка всё не отрывали взгляда друг от друга, не обращали внимание на происходящее вокруг: болельщиков, баскетбольные команды на поле, фоновые крики и разговоры рядом находящихся людей. Всё так же смотрели в глаза друг другу ведь… Отступишь-проиграешь. А что может быть хуже вкуса раздражающего проигрыша? Однако парня позвал капитан. Хах. 1:0. Когда до девушки уже дошла вся происходящая вокруг реальность, она встала со своего места, быстро направляясь к первым рядам трибун с разных секторов. Многие просто не понимали что происходит. И вот, девушка уже кладёт на стол судей несколько небольших камер, говоря что-то неизвестное, но интересное для всех присутствующих. Потом девушка отдала им загадочную красную папку и посмотрела на озадаченного и злого от неудовлетворения Ханамию, мерзко насмехаясь над ним своим победным взглядом. Эрика простояла около стола ещё минут 5-8, после чего поклонилась и вернулась к скамейке своей команды. — Что происходит, Эрика-сан? -спросил Куроко, неожиданно появившись около черноволосой. — А, это… — девушка задумчиво преподнесла палец к губам, — мой подарок Кирисаки Дайчи, — мило улыбнулась девушка, заправляя прядь волос за ухо. Ммм, Ханамия с неё яростного взгляда не сводит. Один из судьев встал со своего места и начал говорить в микрофон: — В связи с предоставленными данными менеджером Старшей школы Сейрин, мы поняли, что Кирисаки Дайчи уже второй год подряд нарушают баскетбольные правила, используя слепые зоны судей во время матча, тем самым специально травмируя игроков других команд. На этой игре это тоже повторилось, благодаря фото и видео, а так же медицинским данным о состоянии травмированных из-за Кирисаки Дайчи игроков, мы приняли совместное решение. Старшая школа Кирисаки Дайчи лишается возможности участвовать в баскетбольных соревнованиях последующие 3 года, а так же детали мы будем обсуждать с управлением самой школы. Просим прощения за неудобства у пострадавших команд. На этом всё. Все ошарашенно смотрели на черноволосую, которая лишь пожимала плечами и довольно ухмылялась. — Как ты это сделала? — спросил Киёши, явно поражённый больше остальных. — Ну, ничего особенного, — в очередной раз пожала плечами Симидзу, — однако… я же говорила, что они испробуют вкус отчаяния… Старшая школа Сейрин покидала этот зал победителями, а значит… настоящие игры только начинаются. Девушка быстро направилась к уходящей команде соперников, гордо поднимая свой острый подбородок. Поток ярости всё так же циркулировал во всём естестве девушке, отчего той была просто необходима хотя бы крошечная разрядка… Эрика кивнула Макото, давая понять парню, что тому нужно следовать за ней. Парень лишь в недоумении свёл брови на переносице и пошёл за менеджером Сейрин. Парочка вышла на задний двор здания, где не было ни единой души. Осенний ветер колыхал деревья, украшенные листьями всех оттенков желтого и красного, и где-то неподалёку приглушённо был слышен звук птиц. — Помнишь, я тебе предлагала прекратить этот дешёвый спектакль? — хладнокровно спросила обладательниц ледяного взгляда. Парень был в шаге от того, чтобы ударить эту наглую девчонку прямо здесь и сейчас. — Так вот, нужно было слушать. Опередив мысли капитана Кирисаки Дайчи, она пнула его коленом в пах, заставляя сложиться того напополам от боли, а потом, сжав кулак от злости из-за всего накопившегося после ее возвращения в Японию, ударила его в челюсть, от чего тот потерял равновесие и упал. — Мразь… — прошипел Ханамия, корчащийся от боли, та к тому же ещё оскорблённый и униженный ею сегодня уже в третий раз. — Что-что~о? — девушка с размаху ударила парня ногой в живот ещё раз, а потом ещё и ещё. Увидев то, как капитан Кирисаки корчится и кашляет от боли, сложившись в позу эмбриона, Эрика начала смеяться. Устрашающе. Громко. Неистово. Это был смех сумашедшего, который наконец-то смог дать волю своим безумным желаниям и эмоциям. Ханамия Макото был в шоке. А ещё ему было страшно. Он так себя не чувствовал, пожалуй, никогда. Прямо здесь и сейчас его сердце стучало так бешено, что, казалось, его можно услышать где-то в Синдзюку, а мозг говорил о том, что нужно бежать, иначе такой роскоши больше и не будет. Макото сейчас боялся того, что его могут так и прихлопнуть здесь, на заднем дворе, в нескольких метрах от мусорного бака. Ему страшно. А Эрика до сих пор смеется, держась за живот. Устрашающе. Громко. Неистово. После чего резко выпрямилась и ударила в очередной раз. — Извини уж, Ханамия, стресс накопился, а ты попал под мою горячую и, как уже мог заметить, довольно-таки тяжелую руку. Но я ведь предупреждала, — девушка пошла в сторону мусорного бака, неподалёку от которого валялась небольшая железная балка и взяла ту, резко повернувшись и направляясь к собеседнику, — а ты не прислушался~, вот я и взбесилась чуток. Но позвала я тебя не для этого, дружок. — на последнем слове девушка резко поставила балку в паре сантиметров от глаз Макото, из-за чего тот инстинктивно отодвинулся назад. Она чокнутая, в этом он не сомневался. Её чёрные глаза были одержимы мыслью разорвать его здесь и сейчас. Если б он знал, что этим все закончится, на эту чёртову игру вообще не пошёл бы. — Твой дядя ведь кредитор, верно? — Ханамия резко поднял голову и посмотрел на Симидзу, чьи глаза свысока смотрели на него уже погашённые от безумства, и были уже совершенно равнодушными, будто и вовсе смотрели сквозь него, куда-то гораздо глубже, нежели на телесную оболочку, будто разрезали себе дорогу к самой его душе. — Я в курсе, что он кредитор отца Аомине Дайки, всвязи с этим неопровержимым фактом, мне от него кое-что нужно. — С чего бы мне вообще чт…., — парня перебил сильный удар балкой по левому колену. — Точно~, ты же нашему семпаю именно колени травмировал, — задумчиво произнесла Эрика, кулаком подперев щеку, а после ударила и по второму колену несчастного, от чего тот просто взвыл от боли, скрючиваясь все больше. — Так вот, к твоему родственничку у меня дело. — голос был тихим и низким, заставляющим невольно сжимать губы от страха перед этой ужасающей неизвестностью и властью. Это был голос шестнадцатилетней девушки, однако страшнее его, казалось, ушам ещё не довелось слышать. — И лучше бы больше тебе меня не раздражать, Макото, иначе с такими просьбами я буду обращаться уже к твоей семье…***
Эрика, облокотившись на одно из деревьев рядом с входом спортзала, в котором проходили отборочные, закуривала уже, кажется, третью по счёту сигарету. Странное ощущение наполненности едким никотином немного помогало приручить разбушевавшийся огонь ненависти внутри. Девушка подняла голову и увидела перед собой лишь блёклое серое небо, тучи которого лишь иногда позволяли пробиться солнечным лучам, словно обволакивая их светлым ободком. Начался дождь. Небольшой, мелкий настолько, что следы от крошечных редких капель были почти незаметны на на бетонной дорожке, по бокам от которой был идеально-ровно подстриженный газон, на котором капли сверкали лишь на мгновенье, словно драгоценные бриллианты, попади на них редкий солнечный луч. И вот, глубоко затягиваясь в последний раз, Симидзу заметила знакомую чёрную машину, подъехавшую, наверняка, за ней. Что не радовало от слова совсем. Она выбросила окурок в урну и направилась в сторону нежданных гостей. Девушка села в бежевый салон чёрной иномарки прям напротив этого, такого ненавистного ей, человека. — День добрый, господин Симидзу… — Здравствуй, Эрика, — интенсивно что-то просматривая в планшете, ответно поприветствовал свою дрожайшую внучку седовласый мужчина, который всем собой прекрасным показывал, что здесь он не для светского разговора о погоде или о самочувствии девушки. — Перейду сразу к делу: сейчас идёт борьба между строительными кампаниями за реставрацию музея современного искусства в районе Тиёда. Нашему строительному филиалу просто необходимо заполучить этот проект. — И как давно вы начали интересоваться совершенно бесполезным, по вашим словам, искусством? Что ж такого ценного в этой земле? Неужто… — Догадалась, значит. Из достоверных источников стало известно, что скоро эта земля будет выставлена на аукционе. А, как ты сама понимаешь, чья компания займётся реставрацией этого несчастного музея, у той эта земля на аукционе почти в рукаве. Министр Мицуя руководит процессом реставрации, поэтому нужно создать наиболее выгодный и выигрышный план для этого проекта. Этим займёшься ты, Эрика, — исподлобья посмотрел на черноволосую, явно не очень довольную, этот ужасающий старик. Своими карими глазами он впился девушке прямо в глотку, перекрывая путь для равномерного и спокойного дыхания. — Мне сейчас не до этого, слишком много… Не успела Эрика договорить, как она почувствовала острую боль в голове. Ей прилетел не хилый удар от одного из амбалов деда, который сидел рядом с ней. От неожиданности и инерции, она сильно ударилась о стекло рядом находящегося с ней дверного окна. Она почувствовала, как алая жидкость стекает практически с области виска, тонкими струями растекаясь по фарфоровой щеке. — Я на многие твои самовольничества закрываю глаза: я прекрасно знаю, чем ты занималась в Америке и как баловалась наркотиками, — очередной сильный удар огромной мужской руки. — Я знаю, что практически каждую ночь ты, как последняя шваль развлекаешься в клубах, а потом, словно дешевая шлюха, раздвигаешь ноги перед первыми встречными, — и снова удар, но уже по рёбрам. — Я знаю, что ты снова затеяла эти глупые игры с переодеванием в баскетболиста, как в средней школе, — и ещё один. — Я знаю, что в отель в горах ты впихнула своих вшивых баскетболистов ради какого-то тренировочного лагеря. Я знаю о каждом твоём шаге, о том, сколько раз ты вдохнула, и сколько раз сделала выдох. Даже не пытайся от меня что-либо скрыть, Эрика, — он снова поднял свой взгляд на сидящую напротивСимидзу Эрика всегда была одна.
Так было. Так есть. Так будет. Это словно ее собственная форма молитвы. Извращённая немного, да, но и она имеет право быть. Она смотрела в след компании, которая с каждым шагом своим становилась все мельче в её поле зрения. Черноволосая с абсолютным равнодушием посмотрела на небо, которое будто оплакивало несчастную судьбу девочки, которой было всего лишь шестнадцать. А та лишь усмехнулась. Серьезно, что ли? Она прекрасно знала, что никакие Боги за ней не следят, что вселенная решила вежливо забить на неё, ведь она такая же незначительная душонка на этой земле, где существует практически восемь миллиардов человек, что никакое счастье после прохождения всего этого дерьма ее ждать не будет. Она слишком взрослая для этих бессмысленных и глупых сказок. Но все нормально, ведь Эрике все равно. И это не какой-то пустой бред, правда. Просто она дошла уже до такой жизненной красной точки, эдакого неизбежного пункта назначения, когда вопросы о смысле жизни, ценностях, подлинном значении своего существования и прочей ерунде ничего из себя не представляют, кроме как очередного способа вообразить себя героем какой-нибудь драмы и опять-таки лишь для того, чтобы сделать из себя-никого себя-хотя-бы-кого-нибудь. В общем, ересь все это и пустая трата времени. Поэтому она решила просто закрыть сею яму равнодушием и невозможностью испытывать кроме него и ещё парочки, не самых лучших, но все-таки каких-никаких чувств. Она посидела так ещё примерно час и пошла домой. А, когда стояла уже в коридоре своей квартиры, поняла, что даже не помнит как добралась сюда. Постояв в секундном ступоре так ещё чуть-чуть, Эрика сразу направилась в ванную, попутно снимая с себя неприятно прилипаю к телу, насквозь промокшую одежду.***
Симидзу Эрика стояла в своей комнате перед зеркалом и смотрела на свежие увечья на своём теле: разбитая и распухшая губа, пару синяков на щеке, расшибленные брови и раны в области обоих висках, большая гематома в области рёбер и несколько мелких на правой руке.Как же, порой, ей все надоедало.
Девушка подошла к картине, которая весела прям напротив кровати. Холст был накрыт плотной чёрной тканью. Эрика не собиралась открывать нарисованный некогда ею самой сей шедевр, потому что всеми своими остатками души она его искренне, он всей души, ненавидела. И боялась. Она лишь засунула руку за картину и достала оттуда маленькую баночку с разноцветными таблетками. Это не было психотропное лекарство, которое прописывали ей врачи. Это были лишь цветные таблеточки, которые она прячет тут на всякий случай. Если вдруг ей будет совсем хреново. МОЛЛИ. Какое невинное название, а Эрика уже пять минут стоит и держит маленькую баночку с цветной прелестью у себя в руках, не решаясь, подавляя эту бешеную дрожь в руках, как у законченного наркомана, у которого забрали последнюю дозу героина. Хотя, она сама почти такая же. Но она ведь так долго держалась без этой дряни, неужели вот так вот просто сорвётся. Из-за какого-то одного поганного дня. Нет. Не сегодня. Эрика убрала баночку на место, замешкавшись на пару секунд, а потом психанула и ушла спать на диван в гостиной, закрыв дверь своей комнаты на ключ. Она вспомнила вещь, которую должна была сделать и немного даже обрадовалась поводу отвлечься. Руки набрали нужный номер телефона и после долгих гудков…: - Эрика-ччи? Мне уже устраивать праздник из-за того, что ты мне сама первая позвонила? Я правда хотел тебе позвонить и услышать…,- последнее предложение прозвучало практически очень искренне, любая другая уже давно бы поверила, но черноволосая лишь насмехнулась. - Через месяц будет проходить одно занудное мероприятие, на которое мне нужно написать какую-нибудь картину. Будешь моей моделью, златовласка? - Симидзу устало закинула голову на спинку дивана и начала инстинктивно искать сигареты, а потом вспомнила, что те промокли под дождем и разочаровано выдохнула. - Все нормально? Голос у тебя немного…. - Мне нужен четкий ответ, да-да, нет-нет. Если нет, то тогда поищу кого-нибудь другого. - Я ж ещё не сказал нет, Эрика-ччи!- девушка усмехнулась, представляя как Кисе наигранно надул губы. - Что я за это получу? - Прости, златовласка, но у меня правда нет сил торговаться. Всё, что захочешь, договорились? Просто дай уже скорее ответ, пожалуйста. - Хорошо, я согласен. Но точно все нормально? Ты сама не своя, может приехать, скинь свой… - Спасибо за помощь и волнение, но со мной все в порядке. Доброй ночи. Девушка поспешно нажала на кнопку сброса, пока на неё не вывалилась череда бодрых и полных энтузиазма вопросов. Она и так была вымотана за сегодня. Нужно просто пережить ночь. В очередной раз.Все в порядке. Симидзу Эрика в полном порядке.