Холодные оковы

      Приоткрыв свои веки, Россия увидел размытое лицо Третьего Рейха. Что-то щелкнуло у парня в голове, от чего он, наконец-то, осознал, что нацист его поцеловал. Глаза широко распахнулись от удивления, а руки сами расположились на груди мужчины, в попытках оттолкнуть настойчивого немца. Поцелуй не был глубоким, страстным или грубым, подросток даже не мог описать бурю эмоций, которая бушевала в нем в тот момент. Он напряг челюсти и стиснул зубы, не желая давать арийцу углубить поцелуй. Но Нацистская Германия и не думал этого делать, он хотел лишь попробовать юношу «на вкус». Уж больно интересно было мужчине посмотреть на эмоции, вызванные его действиями. Поцелуй длился не долго, но этого хватило, чтобы комсомолец начал задыхаться, в шоке забывая дышать через нос. — Сладкий. — Рейх отстранился от трепыхавшегося в бессилии парня, наблюдая за ошарашенным выражением лица. Россия часто дышал, от чего его грудная клетка постоянно поднималась и опускалась. Мягкий и ласковый голос арийца отдавался эхом в голове подростка. — Как я и предполагал.       Юноша застыл, поглощенный мыслями о поцелуе. Он с самого первого дня их знакомства заметил, что нацист вел себя странно по отношению к своему врагу и пленнику. У комсомольца никак не могло уложиться в голове осознание того, что его только что поцеловали, притом не абы кто, а сам Третий Рейх, что одновременно настораживало и напрягало. Подросток не понимал, зачем мужчина сделал это, а уж осознать его мотивы для России было непосильной задачей.       Из мыслей юношу вырвала дрожь, вызванная чужими холодными руками, нагло хозяйничавшими на шее и плечах пленника. Парень вздрогнул от очередного прикосновения ледяных пальцев к выпирающим ключицам. И только сейчас пленник заметил, что руки мучителя не были облачены в кожаные перчатки. И когда только тот успел их снять? Все внутри комсомольца трепетало от нежных касаний. Ощущения были странными и вызывали легкий дискомфорт, который терялся где-то в куче разнообразных чувств.       Россия поднял глаза на нациста, заглядывая в его ледяной океан. Что-то изменилось во взгляде арийца, он походил на звериный, от чего глаза его будто засияли. Юноша не знал, что означал этот взгляд, но он однозначно заставил его вздрогнуть. Парень сильнее уперся слабыми руками в грудь немца, хватаясь «деревянными» пальцами за чистую рубашку, пытаясь изо всех сил оттолкнуть от себя мужчину. Рейх же не обращал никакого внимания на попытки пленника отстраниться от его прикосновений, руки его уже вовсю разгуливали на худеньком стане, изучая каждый изгиб молодого тела. У комсомольца эти действия вызывали панику, он был полностью беззащитен, от чего по щекам вновь полились горячие слезы.       Он не понимал, что чувствует, было одновременно холодно и жарко, иногда даже щекотно, когда ловкие пальцы проходили по особо чувствительным местам, и даже приятно. От каждого прикосновения пленник напрягал мышцы, что однозначно забавляло нациста. Мужчина с упоением следил за тем, как реагирует тело подростка, который все это время молчал, иногда вздыхая и вздрагивая от легкой щекотки. — Ты прекрасен. — Рука арийца вновь прошлась по уже изученным плечам, плавно двигаясь к чуть вспотевшей шее. — Кожа мягкая и нежная, такая приятная на ощупь. — Пропустив пятерню в волосы на затылке юноши, Рейх резко сжал ладонь в кулак, вырывая из пленника сдавленное шипение. — Запомни раз и навсегда, твое тело отныне и впредь принадлежит мне. Никто другой даже думать не смеет о том, чтобы прикоснуться к тебе.       Россия не знал, как реагировать на слова нациста, он был в замешательстве и шоке. Его тело присвоили как какую-то брошенную куклу. Злость и обида кипели в жилах, комсомольца только что унизили, и он не мог сложа руки продолжать выслушивать «лесть» в свой адрес. — Никогда! — Подросток дернул головой, пытаясь вырваться из крепкой хватки нациста, но тот лишь сильнее сжал кулак. Парень сморщил свой аккуратный нос и насупил брови, показывая таким образом все свое недовольство. — Ты никогда не сможешь завладеть мной, отец обязательно спасет меня!       Под конец Россия перешел на хриплый крик, душа требовала излить накопившееся эмоции. Он изо всех сил ударил нациста в грудь, боль уже давно ушла на второй план. Парень отчаянно начал слабо колотить арийца, сопровождая все это криками. Однако не прошло и пяти секунд, как щеку вновь обдало болезненным жжением. Громкая пощечина отрезвила комсомольца, он застыл в немом ожидании, понимая, что разозлил своего мучителя. Рейх сильнее вцепился рукой в белесые волосы, так и норовя вырвать целый клок вместе с корнями. Взглянув на мужчину из-под полуприкрытых от боли век, юноша застыл в тихом ужасе. Глаза вновь налились кровью, от чего некогда голубая радужка приобрела красноватый оттенок. Они выражали лишь желание вцепиться в шею жертвы острыми клыками, чтобы одним стремительным рывком перегрызть горло. Со стороны комсомольца слышалось лишь сдавленное дыхание и редкие всхлипы. — Кто позволял тебе говорить со мной в таком тоне? — Рейх схватил подростка за голову, не позволяя тому спрятать свои напуганные глаза. Россия весь сжался, когда услышал настолько спокойную речь. Сразу понятно, что мужчина не на шутку зол. Вена на его виске чуть вздулась, а острые клыки все чаще обнажались во время речи. — Ты уже забыл, что твоя никчемная жизнь в моих руках? — Мне все равно. — С дрожью в голосе выдавил из себя слова комсомолец. Ему было страшно за свою жизнь, но уступать нацисту не намеривался. — А вот твой брат точно не обрадуется, узнав, что его убьют по твоей вине. — Нацистская Германия знал, где находится самая болезненная точка пленника. Он хорошо разбирался в психологии людей, поэтому всегда знал их слабые места, притом жертва даже не догадывалась, что сдала себя с потрохами еле уловимыми эмоциями. Лицо России, после роковых слов, выражало лишь страх и удивление. — У тебя нет выбора, ты уже в моей власти. И я буду делать с тобой все, что мне заблагорассудится.       Подросток был в ужасе, руки мелко тряслись, а внутри все сжалось, словно в тисках. Рейх плавно отпустил парня и уложил его на холодный пол. Когда левая лопатка коснулась бетона, комсомолец вскрикнул от боли, о которой уже успел позабыть. Мужчина, не меняясь в лице, взял в одну руку цепи от кандалов, в которые до сих пор был скован пленник, и запрокинул их над головой парня, крепко удерживая в одном положении. Россия же шипел от вновь впившихся в его кисти оков, все никак не придя в себя. Ожог обволокло холодом пола, что немного уменьшило жжение и боль. Ариец навис над парнем, вторая рука вновь начала оглаживать обнаженный торс, пока взгляд немца гулял по тонкой шее.       В таком положении Нацистская Германия чувствовал свое абсолютное превосходство над пленником. Этот жалкий вид жертвы удовлетворял его садистские потребности, а зареванное лицо было неплохим бонусом в общей картине. Комсомолец устремил пустой взгляд в потолок, совершенно забывая о мужчине над ним. Сейчас его волновал только старший брат, он жив и парень сделает все, что в его силах, лишь бы помочь ему.       Рейх воспользовался отстраненностью пленника и прильнул к тонкой шее, на которой уже начал проступать слабый след от удушья. Проведя по открытой коже носом, нацист вобрал в себя естественный запах жертвы, оценивая его мягкость. А затем схватил острыми зубами нежную кожу, прокусывая ее до железного привкуса крови. Россия вздрогнул, не сдержав болезненного стона. Он не предпринимал никаких попыток стащить с себя немца или хоть как-то освободиться от его хватки. Бордовая жидкость тонкими струйками сочилась из-под клыков арийца, стекая на пол. Отпустив тонкую кожу, мужчина провел языком по месту укуса, слизывая выступившую кровь. Со стороны пленника слышались редкие всхлипы и сдавленные стоны.       Нацист продолжил кусать шею России, оставляя на ней расцветающие синяки с кровавым ободом от острых зубов. А парень все продолжал создавать вокруг себя ауру отстраненности, да только тело предательски вздрагивало от каждого прикосновения холодных пальцев к горячему торсу и неожиданных укусов на шее. Постепенно Рейх спускался к ключицам, заостряя на них внимание. Иногда он поглядывал на подростка, замечая частое дыхание и легкую напряженность, но после каждого укуса тело само расслаблялось, давая комсомольцу свободно вздохнуть. Руки арийца с груди плавно перешли на чуть впалый живот, оглаживая мягкие бока и слегка выпирающие ребра. Он уже не удерживал юношу за цепи, Россия сам не предпринимал никаких попыток к сопротивлению.       Сам того не ожидая, подросток постепенно расслабился под умелыми ласками немца. Всхлипы затихли, уступая место непроизвольным томным вздохам. Действия нациста одновременно успокоили и напрягли комсомольца, отвлекая его от всех мыслей. Закончив с ключицами, Рейх спустился чуть ниже, когда услышал внезапный стук в прикрытую дверь. Юноша никак не отреагировал на звук, полностью поглощенный контрастом ощущений. Он лишь в последний раз томно вздохнул, когда мужчина завершающим движением прошелся языком про расцвеченным ключицам.       Отстранившись от жертвы, Нацистская Германия произнес что-то на немецком. Из-за двери незамедлительно послышался быстрый и четкий ответ. Мужчина лишь тяжко вздохнул, прикрыв глаза, а затем устремил свой взгляд на пленника, лежащего под ним безвольной куклой. Склонившись вперед, он освободил измученные запястья от оков, отбрасывая те в сторону. А затем встал на ноги, отряхивая испачканные в пыли штаны и приводя себя в порядок. Немец молча подошел к выходу, остановившись около него. Он открыл дверь, за которой показался Вольф. Россия по голосу узнал своего бывшего надзирателя, однако поворачивать голову в сторону немцев не собирался, не было сил. Комсомолец не вслушивался в дальнейший разговор нацистов, да и не понимал он их, лишь редкие слова, проскочившие в множестве других незнакомых. Когда наступила тишина, Вольф вскинул руку, в знак прощания, развернулся и скрылся во тьме коридора. А сам ариец повернулся к пленнику, недвижно лежавшему все на том же месте. — Я загляну к тебе завтра. — Констатировал Рейх бесцветным голосом. Все былые эмоции стерлись с его лица, а прежние холод и равнодушие вернулись на свое место. Россия никак не отреагировал на его слова, слыша лишь легкий шум в ушах и громкое сердцебиение. Дверь с тихим скрипом закрылась, после чего последовал щелчок щеколды и скрежет ключей в замочной скважине.       Парень еще долгое время лежал на полу, не пытаясь двинуть даже пальцем, пронзая пустым взглядом серый потолок. Из транса его вывел настойчивый вой желудка, отозвавшийся болью в животе. Комсомолец приподнялся на локтях, потерпев перед этим несколько поражений, и попытался перекатиться на живот. Спина вновь напомнила о себе, раздаваясь жгучей болью в области левой лопатки. Через хрипы, болезненные стоны и шипения, юноша все же встал на ватные от слабости ноги и, пошатываясь, проследовал прямиком к кровати. Спина за все время онемела от холода и казалась деревянной.       Подойдя к койке, Россия, придерживаясь за изголовье, присел на пол, тяжко вздыхая от жуткой усталости. У него было чувство, будто из его тела выжали все соки, сил совсем не было. Заглянув под железный корпус, он нашел небольшую аптечку. Протянув с шипением руку, юноша ухватился за деревянную коробку, волоча ее к себе. При взгляде на нее подростку сразу же вспомнилась Василиса, которая с такой заботой обрабатывала его раны. На душе сразу же стало невыносимо тяжко и тоскливо. По щеке покатилась одинокая слеза, забирая с собой скопившуюся за долгое время душевную боль.       Смахнув влажную дорожку, Россия принялся искать в аптечке необходимые средства. Первыми он решил обработать изуродованные запястья, полностью покрытые засохшей кровью. Смочив вату перекисью, он аккуратно протер раны, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Не издав ни звука, подросток отбросил окровавленную ватку, взяв в руки моток бинтов. Он медленно, слой за слоем, накладывал марлю на рваные раны, скрывая эти, по его мнению, уродства под хорошим слоем бинтов, не сильно сковывающего движения кистей. Оторвав еще один кусочек ваты и смочив его, комсомолец принялся обрабатывать ноющие укусы, так добродушно оставленные Третьим Рейхом. На трезвую голову парень противился сам себе, упрекая себя за то, что в какой-то степени ласки арийца ему понравились. Россия поморщился, когда вспомнил нежные и легкие прикосновения немца, властные и жгучие укусы и в особенности неожиданный поцелуй. Он был отвратителен сам себе за чувства, которые возникли в нем в момент соприкосновения их губ, будто это совсем не он всем своим естеством жаждал продолжения.       Тяжко вздохнув, парень продолжил обрабатывать метки. Некоторые были настолько глубокими, что до сих пор немного кровоточили. Но самое страшное было на его спине. Холод от пола смягчил боль и жжение, однако сейчас все это начало возвращаться с новой силой. Медленно и аккуратно Россия обработал клеймо заживляющей мазью, которой Вася смазывала свежие швы на предплечьях. Все это время желудок комсомольца настойчиво просил еды, сопровождая легкую боль настойчивым урчанием.       Уложив все обратно в аптечку и убрав ее на свое место, подросток приподнялся, схватившись за изголовье, и присел на край кровати. Повернув голову в сторону тележки, пленник заметил принесенный нацистом поднос, о котором сам парень благополучно забыл. Через боль он подкатил тележку к себе, забирая посуду с едой, перекладывая ее на худые бедра. Еда совсем остыла за всеми недавними событиями, но не потеряла своего вкуса. Юноша с охотой набросился на картофельное пюре вместе с мясной подливкой, заедая все это чуть подсохшим серым хлебом. Холодный чай прекрасно смочил надорванное горло, которое буквально распирало от истошных криков.       Спустя столько времени после пытки, Россия почувствовал, как затряслись его руки. Ложка выскользнула из ладони, упав в тарелку неприятно звеня от удара об алюминиевую посуду. Эмоции огромной волной обрушились на сознание, отражаясь дрожью во всем теле. Страх сковал юношу, неприятно оплетая каждую клетку. — Как же вовремя. — Подросток обнял себя за плечи, впиваясь несгибающимися пальцами в кожу. Он склонился над подносом, чуть покачиваясь, в попытках успокоить разыгравшиеся нервы, шептал себе под нос утешающие слова, борясь с дрожью, мурашками расходящуюся по коже. — Черт… Успокойся, все позади. Ты в безопасности… Он ушел.       Россия гладил себя по плечам, и, похоже, это помогло немного усмирить внезапную истерику. Через какое-то время руки перестали трястись, и юноша все же смог полностью утолить свой голод. Когда вся посуда опустела, комсомолец сложил все на поднос и убрал его на место. Сам же подросток забрался на кровать и достал с дальнего края отброшенную Третьим Рейхом рубашку. Уложившись на койку через жуткую боль, парень лег на правый бок и укрылся тоненьким кусочком ткани. После столь насыщенного дня, Россия, практически, мгновенно уснул.