Бишайн

      — Вы какие-то мрачные вернулись, — прокомментировал так и нависшую на кухне гнетущую тишину Кёхей.       Я задумчиво ковыряла рис в пиале палочками, в тайне мечтая о вилке, а лучше и вовсе столовой ложке. По структуре японский круглозёрный рис совсем иной — клейкий, комковой массой, а не рисинка к рисинке, как принято у меня на родине. Но, есть японского рисового брата палочками, казалось мне той ещё пыткой.       Реборн молча поглощал свою порцию.       Лежащая на отдельной тарелочке рыба вызывала во мне рвотный позыв. Терпеть не могу рыбу. Кости — зло наяву. Всю мою жизнь меня преследовали кости в рыбе, и хоть будь ты трижды филе, всё равно я вытащу из крошечного кусочка целый ворох.       Реборн работал челюстями так, словно дробил зубами закалённую сталь. Выглядело это довольно-таки жутко.       — Да прекратите вы уже! — взвился Кёхей, поглядывая исподлобья то на меня, то на Реборна.       Нана, устало покачав головой, вздохнула:       — Ума не приложу, что с вами двумя делать… Вы опять поругались?       — Вовсе нет, — ответил Реборн, подхватывая рукой чашку с имбирным чаем.       Бьянки в этот момент следила за детьми в гостиной, и я тихо молилась, чтобы она не заходила на кухню. Один только вид этой итальянской темпераментной женщины вводил меня в состояние затяжной тоски и желания проломить ей чем-нибудь череп. Бьянки знала, что между Реборном и Цуной что-то было — женское чутьё всегда срабатывает там, где не надо. Ревности этой сатаны мне только не хватало, хотя…       — Тогда что? — Кёхей был настойчив.       — У него запор, видать, — фыркнула я и спрятала глаза за краями чашки.       Со стороны Реборна послышалось утробное рычание. Похоже, он всячески сдерживался, чтобы не заехать мне по роже или по голове, но на обратном пути до дома я его убедила, что рукоприкладничать со мной не стоит. Я ему не девочка-припевочка. Нет, то, что я нахожусь в теле ребёнка — ещё полбеды, но вот эти методы реборновского воспитания меня вымораживают.       — Ещё одно слово — и я окончательно разозлюсь, — прошипел Реборн, сжимая чашку так, что ручка могла вот-вот переломиться.       Искушать судьбу я не стала и заткнулась, хотя в голове крутились десятки вариантов подколок в его адрес. В своё время меня называли Язвой, Ведьмой и Гиеной не за просто так. Друзья меня тихо ненавидели, враги ненавидели в открытую. О да, и Реборн грозился перейти в категорию врагов, что меня несказанно радовало.       — Вы сегодня такие странные… — устало прикладывая руку ко лбу, сокрушалась Нана.       С поздним ужином я не стала тянуть. Отгрузив тарелки в раковину, мой путь наметился в сторону ванной.       — Цу-чан, а ты справишься сама? — прилетело мне вдогонку от Наны.       — Да! — отмахнулась я, на самом деле сбегая с поля боя.       Не оборачиваясь, я вознеслась вверх по лестнице, не обращая внимания на Бьянки. Закрывшись в ванной на втором этаже, моему вниманию представились две пачки чёрной краски и благоразумно приобретённую Наной смывку для волос, возвращающую частично цвет к изначальному. Мучилась я очень долго. Цуна хорошо так попортила свои волосы, и вдобавок к прыщавой рожице ещё и добавила себе красивостей.       Кое-как подсушив феном чёрные и длинные волосы (как мне всегда мечталось в прошлой жизни), я выползла из ванной в двенадцатом часу и скрылась в теперь уже точно моей комнате, без задних ног падая в объятия товарища Морфея.

***

      — Вставай! Вставай! Вставай!       Я аж подскочила от воплей у себя под ухом.       По мне скакал Ламбо, умело отдавливая ногами мне и почки, и яичники, и всё остальное. Ничуть не смущаясь, я просто скинула его с себя, и когда он жалобно заревел, выползла из тёплой постельки. Клянусь, так адски меня никогда не поднимали даже в летних лагерях, где мне доводилось отдыхать. Сердце сейчас было готово ухнуть куда-нибудь в область желудка, в висках стучала кровь.       — Эм… Доброе утро? — в дверном проёме возник взлохмаченный Кёхей со взглядом дохлой рыбины. Каштановые вихры торчали в разные стороны.       — И тебе привет, — вздохнула я, убирая волосы с лица. — А тебя кто?       — Реборн… — змеёй прошипел Кёхей.       Я понимающе закивала. Из канона мне было хорошо известно о побудках в стиле Реборна.       — Кто куда? — до глубины души опечаленная, я переступила через катающегося по полу Ламбо в этой его псевдоистерике. Ничего, малыш, я тебе устрою воспитание в стиле Монтессори. Ты ещё у меня узнаешь, почём фунт лиха. На практике и на работе я ещё и не с такими детьми в центре реабилитации справлялась.       — Мне бы в толкан, — зевая, почёсывая живот под футболкой, отозвался Кёхей. И тут до него, похоже, дошло, с кем он говорил. — Ой… Прости, Цуна, я забылся… Ты же не любишь такие словечки…       Похоже, Цуна была тем ещё одуванчиком, раз он так сейчас забылся при общении со мной и перешёл на очень близкий сленг. Кёхей весь скуксился, глядя на меня с сожалением. Мне стало жаль парнишку. Меньшее, что я могу сделать, так это поддержать его и стать Кёхею сестрой.       — Всё нормально, — я по-дружески похлопала его по плечу, проходя мимо.       Заходя в ванную, поймала себя на мысли, что не испытываю стыда за эксплуатацию тела и жизни Сецуны Савады. Всё же, я плохой человек.

***

      Завтрак семейства Савада проходил очень весело и оживлённо, с боем за еду. Такое для меня было впервые. Кёхей и я всячески пытались спасти свои порции от посягательств налётчиков в лице Реборна, Бьянки и Ламбо. И-Пин и Фуута вели себя спокойно, не уподобляясь Ламбо и компании. Нана сидела с улыбкой до ушей, счастливая и радостная.       Сердце немного изнывало от тоски, подкидывая картинки из прошлой жизни: завтраки с моими родителями или с друзьями, когда мы собирались вместе. Эти флешбеки резали по живому, но приходилось терпеть, пряча истинные мысли за шуточной борьбой за еду.       Как я могу испытывать стыд по отношению к Савадам, если моя собственная семья потеряла меня? Мама наверняка плачет. Но ещё больше меня мучили думы о моих похоронах, которые мне устроят. Нет, стыда во мне не было, как бы отвратительно это не звучало.       — Вы не опоздаете? — Нана посмотрела на часы.       — Нофмальфно, — прочавкал Кёхей, набивая себе рот, за что тут же получил затрещину от Реборна:       — Не говори с набитым ртом. Сто раз тебе говорил.       — Он неисправим, — поддакнула Бьянки, и тут прописать ей между глаз захотелось уже мне.       — Кёхей, пошли, — встав из-за стола, я взяла оставленную у прохода сумку и поспешила в сторону прихожей.       Эта «атмосфера» на меня давила.       Кёхей нагнал меня в прихожей, когда я выбирала между чёрными лоферами и кедами.       — Всё нормально? — тихо шепнул он, присаживаясь рядом.       Подумав, я выбрала лоферы и надела их с помощью ложки для обуви. С чёрными эластичными колготками, с помощью которых решила спрятать татуировки на ногах, так смотрелось гораздо лучше.       — Наверное, — только и оставалось, что вымученно улыбнуться мне.       Кёхей влез в потрёпанные кеды оранжевого цвета. Тут я улыбнулась уже от всего сердца. Он так был похож на канонного Цунаёши и одновременно не похож. Удивительно.       — Пошли? — предложил Кёхей.       — Да, — кивнула я, и мы уже вместе крикнули:       — Мы пошли.       Дверь захлопнулась, напоследок донеся до нас хор из голосов: «До вечера».       Шагнув на ступени, я зажмурилась от яркого солнечного света, бьющего по глазам, ощущая ароматы цветов и зелени. Кёхей уже шёл к воротам, за которыми ожидаемо стояли Хаято и Такеши.       — Десятый!       — Кёхей!       Я зашагала к ним навстречу, чувствуя, как по спине колотится хвост, в который и собрала длинные волосы. Теперь чёрные, а не красные с тёмными перьями.       — Ничего себе! — мой внешний вид поразил Такеши, судя по реакции. Он подмигнул мне. — Тебе так лучше.       Мы зашагали в сторону школы, как предполагалось. Вот и узнаю дорогу.       — Спасибо, — улыбнулась в ответ я.       — Пф-ф, ничего особенного, — фыркнул Хаято.       — Вообще-то это важно! — возмутился Кёхей. — Цуна меняет имидж!       — Д-десятый, простите!       — Пха-ха-ха!       Я шла позади ребят, замыкая шествие. Наблюдать за активными мальчиками их возраста всегда приятно. Дети — это вообще прекрасно.       Улица за улицей сменялись пейзажи. В Намимори было очень много зелени, что несказанно радовало. Замаячила школа, виднеясь из-за домов спального района. Показался и школьный забор с Дисциплинарным комитетом на входе. Мы прошли беспрепятственно. Мне даже удалось увидеть в глазах Кёи некое подобие… одобрения? Мне не показалось?       — Ребят, приглядите за Цуной в классе? — уже в холле, когда мы остановились посреди рядов шкафчиков для обуви, попросил Кёхей.       — Если Десятый так велит! — воссиял Хаято.       — Конечно, не вопрос, — согласился Такеши.       — Я не велю, а прошу, — поправил Хаято Кёхей.       — Простите, Десятый!       На миг я зависла, игнорируя их разговор. Меня волновало, где мой шкафчик, и как мне так спросить об этом, чтобы не показаться странной.       — Ну да, ты ещё не привыкла к новому шкафчику? — выручил меня Кёхей, очень вовремя открыв передо мной «мой» шкафчик.       — Пора бы уже… Глупая женщина…       — Гокудера-кун!       — Простите, Десятый!       Мы с Такеши переглянулись. Мои губы дрожали от сдерживаемого смеха, как и его.       Достав из шкафчика белые туфли «увабаки» с синими вставками, я сменила на них свои лоферы. В сочетании с чёрными колготками белая обувь выглядела дико на мой взгляд, но обилие переобувающихся поблизости девушек в чёрных гольфах убедили меня в обратном. Ладно, живя в Риме веди себя как римлянин.       — Ты точно в порядке? — стоило мне только захлопнуть дверцу шкафчика, как на меня «насел» Кёхей.       Та-а-ак. Кажется, я начинаю понимать. Он же не просто так попросил Такеши и Хаято за мной приглядывать, да? Из огня да в полымя.       — Справлюсь, — уже готовясь к «сладенькому» заранее, фыркнула я.       Прозвенел звонок.       — Давайте поторопимся? — сказал Такеши, и наша компания действительно ускорилась.       Уже на втором этаже нам пришлось разделиться. Кёхей зашёл в 3-А класс, а мы с Хаято и Такеши пошли дальше по коридору к 3-В.       — Они тебе ничего не сделают, — принялся успокаивать меня Такеши перед дверьми в класс.       — Да пошли уже! — И Хаято дёрнул меня за собой, втаскивая в помещение.       На нас тут же обратили взгляды сидящие и стоящие тут и там подростки. Такеши шлёпнул себя по лбу рукой, бурча что-то себе под нос. Я разделяла фейспалм с ним вместе. Хаято — такой, блин, Хаято.       Меня протащили к задней парте и посадили на стул. Вокруг нас ходили шепотки. Девчонки неприязненно поглядывали на меня. О. Боже. Мой! Женское общество во всей красе! Только вот на банане я вертела издевательства и иерархию в классе.       Прозвенел звонок на урок.       Я устало рухнула на парту лицом, накрывая руками голову. День только начался, а мне уже тяжко. И ведь это только начало, верно?