Утонувшее солнце

      Первое, что встретило Канду в квартире, едва он переступил порог и, опустив сумку с вещами на пол, зажёг свет — тишина. Липкая, давящая тишина давно забытого, покинутого жилища, в котором никто не жил вот уже десяток лет. Канда несколько мгновений стоял на месте, борясь с острым желанием повести плечами и скинуть мерзкое ощущение.       Казалось, с момента его отъезда на лечение прошло не две недели, а целая вечность. И это место — не его дом, а личная клетка в маленьком, но очень жутком аду. Почти каменный гроб с парой излишеств.       Выдохнув, он встряхнулся, отгоняя тяжёлые мысли. Все дни, проведённые в стационаре, Канда рвался домой. Точнее, не то чтобы рвался… но ждал наступления дня, когда ему разрешат вернуться. Он даже представлял, с каким облегчением закроет за собой дверь и отрежет себя от всех этих шумных людей с их бесконечными разговорами, терапиями, прогулками в цветущем и сладко пахнущем саду. Этот день настал, но вот незадача — желанных эмоций Канда не испытал. Как будто за эти две недели психотерапевты, работавшие с ним, сумели переключить что-то внутри него.       А он заметил слишком поздно.       Разувшись, Канда медленно прошёл по квартире, осматриваясь. За окном ещё вовсю светило солнце — вторая половина жаркого июньского дня только-только началась. Но Канда уже понимал, что работы ему предстоит немало и хватит до позднего вечера. Вытереть всю пыль, помыть полы и окна — это место хотелось привести хоть в какой-то порядок. Он выдохнул, чувствуя себя крайне странно. Ещё вчера он был уверен, что приедет и будет спать минимум сутки. А теперь желание что-то делать едва ли не жгло пальцы и не давало покоя.       Это нормально или они и впрямь перебрали ему мозги?       Канда нахмурился, буквально представив последнюю мысль. Выходило неприятное зрелище. Хотя, если быть честным, Исайя, который работал с ним в стационаре, был не таким уж плохим. Скорее, Канда по старой привычке пытался зацепиться за тёмное, нехорошее в людях и ждал от них худшего. Так отгородиться было в разы проще, чем признать, что врач и его терапия действительно что-то поменяла.       Даже если это всего лишь желание вымыть свою квартиру от пола до потолка.       Решив больше не терять времени даром, Канда отыскал в разбитом шкафу самые старые футболку и штаны, которые было не жалко, собрал волосы в пучок, чтобы не мешали, и принялся за уборку. Несколько раз он прерывался, чтобы выпить чаю и покурить.       От этой дурной привычки его тоже пытались отучить. Трижды Канда попадался на курении за зданием стационара, один раз его нашли в дальнем углу сада. На пятый раз просто махнули рукой и попросили не поджечь что-нибудь случайно. Наверное, это было глупо, но Канда немного гордился тем, что смог отвоевать хоть что-то. В конце концов, это его дело — травить себя никотином или нет. А курение всегда успокаивало и помогало собраться.       Вынося мусор после уборки и возвращаясь обратно, он невольно остановился перед дверью квартиры Эрин. От Нетты, навещавшей его в стационаре несколько раз, Канда знал, что Эрин с головой ушла в работу и даже уезжала за город к какому-то пациенту. Когда он услышал об этом, поймал себя на ощущении не то ревности, не то обиды. Какая-то странная смесь эмоций почти сутки не давала ему покоя, и много размышляя об этом, Канда признал: он хотел, чтобы Эрин приехала. Особенно в первые пару дней, когда всё вокруг казалось чужим и враждебным. Ему остро не хватало её присутствия, её прохладного спокойствия и уверенности в том, что он… они всё делают правильно.       Однако Эрин не приехала. В очередной визит Нетты Канда решился и спросил, как там Эрин. Ему почему-то подумалось, что она могла заболеть или погрязнуть в каких-нибудь проблемах— от женщины с её упрямством и самоубийственной самоотдачей этого можно было ожидать. И не то чтобы он мог ей как-то помочь, но знать хотелось. Нетта долго и странно на него смотрела, после чего ответила, что с Эрин всё в порядке, просто «она очень много работает. Кажется, взяла ещё двух пациентов сверх того, что было». Тогда Канда ничего не сказал, но когда Нетта уехала, не один час расхаживал по саду.       Канда привык, что Эрин уделяла ему много внимания. Едва ли не целые сутки могла провести, не отходя от неспокойного подопечного, контролировала почти каждый шаг. А стоило ему оказаться в больнице, за закрытыми дверями, она перестала о нём вспоминать. Как будто целью Эрин было лишь сбагрить его в чужие руки и вздохнуть, наконец, свободно.       Если она так устала, могла бы просто сказать!..       Выдохнув, Канда покачал головой, отгоняя воспоминания, и вернулся в своё жилище. Позвонить в дверь сейчас и увидеться с ней он был не готов. Да и тогда обида на тьютора, которая в последние дни перед отъездом была слишком близка и видела много того, что Канда прятал, оказалась слишком сильной. Будто чувствуя это, его поймал Исайя —и за пустяковым разговором увлёк на первое групповое занятие.       Арт-терапия. Канда скептически нахмурился, увидев разложенные холсты, блокноты, карандаши и краски. Как будто это могло ему помочь!       Выхода у него всё равно не было, хоть на первом занятии он взбунтовался и отказался рисовать. Никто не мог заставить его снова взять в руки карандаш или кисть, особенно после известия о смерти дяди. Это казалось Канде кощунством и предательством. Разве он мог позволить себе по-прежнему наслаждаться рисованием, когда Фроя уже нет в живых, и тот не мог разделить с ним эту радость? На глазах у затихших пациентов Канда молча отшвырнул карандаш и стремительно покинул светлый зал. Злость вела его, и он не особо разбирал дорогу. Очнулся только на входе в сад, когда крепкая рука сжала его плечо, останавливая.       — Я сказал, что не буду! — огрызнулся Канда, резко обернувшись.       Он готов был на скандал, ссору или даже драку, но застыл, натолкнувшись на спокойный взгляд. Исайя, нагнавший его, смотрел на Канду без намёка на агрессию, дружелюбно. За его спиной не маячили санитары, готовые связать буйного пациента и насильно заставить проходить процедуры, предписанные врачом. Словно они находились не в лечебнице для почти психов.        — Успокойся, — он улыбнулся и поднял руки. — Я не собираюсь тебя заставлять.        — Тогда для чего было всё это? — Канда махнул рукой в сторону здания. — Ты знаешь обо мне всё! Это дядя учил меня рисовать! А теперь его нет! А ты хочешь, чтобы я забыл об этом!       Канда понимал, что срываться на Исайе глупо. Ещё в первую их встречу в центре он понял, что психотерапевт из той же категории, что Эрин, Линали и Нетта: он искренне сопереживал тем, кто вернулся с фронта и желал им помочь. Не сломать ещё больше, не обесценить то, что они пережили, а попытаться вернуть их к жизни. Но разве это так легко? Разве можно просто взять — и перестать чувствовать боль, обиду и тоску?       Исайя мгновение смотрел на него, ничего не говоря, а после достал из кармана белоснежного халата пачку сигарет. Вытащил одну себе и протянул Канде.        — Давай сначала покурим, а потом я тебе кое-что расскажу. Идёт?       Канда опешил. Не Исайя ли сутки назад пытался отобрать у него сигареты? Но шуткой всё это не выглядело, поэтому он, поколебавшись, тоже взял одну и закурил. Сразу отметил про себя — дорогие. И вкус иной, и дым не так раздражает. Не то, что его дешёвые.       Молчание затянулось, и спустя минуту, когда сигарета закончилась, Канда поднял на Исайю взгляд, ожидая. Если постараться, можно было предположить, что именно тот скажет и даже с каким выражением. По крайней мере, Канде так казалось. Он не ждал ничего нового от этого разговора и готов был развернуться и уйти. Но гнев, который моментально вспыхнул в Канде ранее, чуть утих за это время, и, наверное, Исайя именно этого и добивался.       Тот, как назло, совсем не спешил начинать разговор. Отойдя к расположенной недалеко скамье, он выкинул окурок в урну, и, засунув руки в карманы, вернулся к Канде. Подняв глаза куда-то на верхушки садовых деревьев, он проговорил, прищурившись:        — Мой прадед был врачом. И дед был врачом. И отец тоже. Мы служили в одном госпитале. Я видел, с какой отдачей он работал. И был рад, что пошёл по его стопам, пусть и не совсем в том направлении. Но на войне ведь все равны? — Исайя тонко улыбнулся, скользнув по Канде изучающим взглядом. И его слова хоть и звучали спокойно, но было в них что-то болезненное. — Он погиб. На моих руках. Госпиталь не успели эвакуировать, когда начался обстрел, снаряд пробил крышу и разорвался внутри. Я спасся, а отцу оторвало ногу. Жгут не помог. Думаю, тогда бы ничего не помогло – вокруг творился ад. Отец истёк кровью. И знаешь, что он сказал мне напоследок?       Канда замер, напряжённо глядя на Исайю. В этот момент ему как никогда ярко вспомнилась Эрин. Она рассказывала о своём прошлом и о потерях почти так же спокойно, как этот мужчина. И Канда, как ни старался, всё не мог понять, как им это удаётся. Для него каждое прикосновение к воспоминаниям обжигало неутихающей болью и злостью на несправедливость судьбы. И он был уверен, что время никогда его не излечит. Это вообще была чья-то больная шутка. Как может время залатать кровоточащие раны?       У этих же людей, кажется, ничего не болело.        — Он сказал мне, что я должен жить дальше. И спасать тех, кого можно спасти. Потому что жизнь, Канда, — Исайя выдохнул, — не стоит на месте. Она идёт дальше и не оглядывается. И те, кого мы потеряли, ни за что не захотели бы, чтобы мы похоронили себя заживо. Они хотели, чтобы мы жили. Здесь и сейчас. Потому что там, — он мотнул головой назад, словно за его спиной стояли признаки, — уже ничего нет.       Канда хотел было возразить, сказать, что он просто хочет покоя «здесь и сейчас», но не успел.        — И, знаешь, если жизнь по ту сторону существует, я не хочу встретить отца и увидеть, что он разочаровался в своём сыне. Я хочу, чтобы даже там он мной гордился.       Он шагнул к Канде и хлопнул его по плечу.        — Я не заставляю тебя приходить на арт-терапию. Выбор, в конце концов, за тобой. Но всё-таки подумай.       Исайя ушёл, а Канда ещё долго в одиночестве бродил по саду, пытаясь примерить на себя то, что тот сказал. Принять однозначное решение не получалось, и Канда до конца не был уверен, сможет ли… захочет ли попытаться. Пожалуй, стоило признать — ему было слишком страшно делать этот шаг.       Канда решил, что не будет делать выбор. Может, это было трусливо с его стороны, но таких сил, как в Исайе или Эрин, он в себе не ощущал. Его раны болели, казалось, невыносимо, и Юу не хотел лишний раз их тревожить.       После подъема на следующий день он даже малодушно подумывал о том, что неплохо было бы сбежать — за ними не особо серьёзно следили. Сбежать хотя бы на день — больше нельзя было, потому что иначе его вернули бы обратно уже силой. Да и центру своеволие подопечного, которого они такими усилиями отбили у Рувелье, вышло бы боком. Канда этого не хотел, но слова Исайи то и дело всплывали у него в голове, не давая возможности замкнуться на собственных мыслях. Канда понимал: Исайя был уверен, что его рассказ не останется неуслышанным. Стоило признать — этот хитрый лис знал, на что давить. Канда не мог сказать точно, поделился ли с ним Исайя правдой или просто входил в доверие, но почему-то верил ему. Однако второе занятие всё-таки проигнорировал.       А следующим утром обнаружил, что стоит перед дверью зала. И уходить после этого показалось… глупо. Хотя Канда и не был до конца уверен в том, что поступает верно, но в зал он вошёл. И остался там.       Кажется, выбор всё-таки был сделан.       На этом занятии Канда схематично зарисовал дерево, росшее под окном зала. Долго смотрел на него, вырвал лист и начал рисовать заново, пытаясь сделать изображение более живым.       Результатом остался доволен на пятом рисунке. Всего лишь. И хотя ему говорили, что главное не результат, а процесс, душа жаждала идеала. А когда получила, Канда ощутил, что ему… спокойнее. И нудные часы, которые он раньше проводил в скитаниях по саду, сейчас пролетели почти незаметно.       После этого на рисование Канда приходил сам, без принуждения. Может, виной тому стали таблетки, которые ему давали стабильно три раза в день и сунули ещё две упаковки перед отъездом… Да, наверное, они.       Канда отнёсся к этой затее крайне скептически, помня, что лекарства, прописанные Неттой — в большинстве своём антидепрессанты и успокоительные — почти не давали эффекта. Не то чтобы Канда ответственно подходил к приёму лекарств: в душе он был из тех мужчин, которые идут к врачу только когда копьё в груди мешает комфортно лежать. Но тут ему назначили другие препараты, да ещё и тщательно следили за тем, чтобы он их принимал вовремя — утром, днем и вечером по таблетке антидепрессантов и по две успокоительных. Канда был настроен не менее скептично, чем раньше, глотая таблетки и капсулы под строгим надзором медсестры. Но через несколько дней вечером он вдруг заметил, что говорливого соседа не хочется придушить за создаваемый им постоянный шум. Тогда Канда, лёжа на кровати, смотрел в потолок и долго думал. Думал о том, что, быть может, всё, что случилось за последние недели — к лучшему. Такие мысли были слишком странными, новыми, непривычными. Он быстро выбросил их из головы, практически испугавшись, и утром снова нацепил привычную маску.       Он не хотел поддаваться. Слишком легко всё выходило, будто всё это время он не жил в аду, будто всё это время его боль была иллюзией, каким-то глупым фантомом. Юу хватался за ушедшее, словно оно было его единственным ориентиром, потому что внутри боялся отпустить — и потерять себя самого. В мире, который оставила после себя война, было столько странного и непонятного, что порой ему хотелось забиться в нору и не выглядывать наружу. Собственно, этим он по сути и занимался, но ему не давали закопаться где-то в тени и тянули оттуда с упрямством, достойным лучшего применения. Иногда Канде и вовсе казалось, что он находится в стационаре по ошибке, и врачи обращают на него внимание только потому, что он был близко знаком с Линали. В такие моменты желание сбежать оттуда становилось особенно сильным. Канда злился — и сам на себя, что позволял им копаться у себя в голове, и на Исайю, который, кажется, видел его насквозь. Откуда у них вообще такие силы? И почему они считают, что знают лучше, как ему жить?       А сеансы рисования повторялись — снова и снова, изо дня в день целую неделю. Каждый раз Канда с сомнением топтался у двери, но входил. И с не утихающим удивлением осознавал всё больше, что привыкает. К размеренному распорядку, к людям вокруг. Не то чтобы он вмиг стал тем, кем хотели его видеть. И порой, когда пациенты обращались к нему — кто за советом, как лучше нарисовать что-то, кто просто за мнением, — Канда ждал сам от себя агрессии и злости. Но их почти не было. Раздражение вспыхивало яркими искрами, но гасло, и пусть с неохотой, но Канда отвечал.       Всё, что происходило, оставляло свой след, поначалу незримый, но крепнущий всё больше день ото дня. Будто появлялись трещины, тонкие и едва ощутимые, в его постоянной броне отчуждения, которая в последнее время стала слишком тяжела. Поначалу Канда не обращал на них внимания и наивно думал, что ничего не изменилось. То, что было в стационаре, останется в нём, а он вернётся в свою квартиру и снова будет прежним.       Уже не будет. В один из дней Канда понял это ясно и ощутил, как обрушилось на него смятение и удивление. Как будто его всего накрыли плотным покрывалом и что-то незаметно поменяли внутри, а потом покрывало сорвали. И Канда совершенно неожиданно столкнулся с новым собой, не понимая, как это произошло.       А когда понял, что происходит, было уже поздно что-то менять. Исайя точно знал, что делал: ослаблял внимание Канды, позволял ему узнать, что можно спокойно общаться с людьми, и от этого не происходит ничего страшного. Он показывал ему обычную жизнь, в которой не было места тому страху, тому, с чем Канда каждый день жил на войне. Никто не умирал вокруг, его жизнь не висела на волоске. А когда он немного свыкся с происходящим, Исайя решил, что Канде пора вспомнить и о себе. О том, в чём он не боится проявлять эмоции и выходить из тени.       На восьмой день групповых занятий дверь в просторном зале внезапно распахнулась, и в комнату одна за другой с задорным лаем и, радостно виляя пушистыми хвостами, забежали собаки. Золотистые ретриверы, если Канда правильно помнил. Он, как и остальные пациенты, растерянно смотрел на животных, которые времени даром не теряли. Живо подбежали к каждому, негласно разделив между собой людей, обнюхивали робко подставленные руки, вставали на колени лапами и пытались дотянуться до лиц и лизнуть в нос. Тихая комната всё больше наполнялась искренним смехом и звонким лаем животных, будто принесших с собой солнце. Канда смотрел на всё это и поначалу не хотел принимать участие. При виде собак память о Хане живо всколыхнулась, бередя так и не зажившие раны.       Но люди, сидевшие рядом, улыбались. Люди, которым тяжело было жить во внешнем мире, тяжело вернуться в общество, тяжело говорить о том, что они пережили. Собаки будто отогревали их, и впервые за долгое-долгое время Канда ощутил острое желание быть причастным. Он словно был на границе жизни, в той самой тени, в которую загнал сам себя.       И в миг, когда ни одно животное к нему не подошло, он ощутил, как ему холодно. Слишком холодно, чтобы хотеть оставаться живым.       Понимая, что он лишний на этом празднике жизни, Канда отвернулся — и вздрогнул, когда в его опущенную ладонь ткнулся мокрый собачий нос. Он медленно поднял голову, встретившись с открытым и радостным взглядом умных карих глаз. Собака виляла хвостом, обнюхивая его, знакомилась и явно ждала, что он её погладит.       Он не хотел, но понимал, что просто не может предать того ощущения доверия, что исходило от животного. Псу было всё равно, сколько ужаса и боли пережил Канда, скольких человек убил на войне. Он хотел, чтобы Канда погладил его теми самыми руками, на которых тот так часто видел кровь.       И Канда сдался.       Осторожно положил ладонь на голову пса и погладил. Раз, другой и третий, смелее с каждым движением. Собака отзывалась радостно и, будто ей было того мало, передними лапами вскочила Канде на колени и совершенно неожиданно лизнула его в подбородок. А потом ещё. И ещё. Он опешил, не зная, что делать и как реагировать… а спустя полминуты с удивлением понял, что смеётся. Хрипло и тихо, но разве это было важно?       Канда вообще не помнил, когда последний раз смеялся.       Вечером после отбоя Канда лежал в кровати и долго не мог уснуть. Его сосед уже давно тихо сопел, обняв вторую подушку, а он всё вспоминал и вспоминал сегодняшний сеанс. Ему то казалось, что всё это вовсе не случалось и просто приснилось, то — что это всё произошло не с ним или в другой жизни. Но ощущение тёплой густой шерсти под рукой было реальным, а взгляд пса будто жёг душу даже сейчас.       Канда ещё не знал, к чему это его приведёт, но уже сейчас понимал: он изменится. Пусть не сейчас, через месяц или полгода. Может, даже через год. Но эта встреча что-то затронула в нём.       С такими мыслями он засыпал. А на утро проснулся с чётким, едва ли не обжигающим осознанием — это неправильно. Всё, что он делал, неправильно! Он не имеет права предавать память Ханы, которая приснилась ночью и так доверчиво ластилась к рукам, что хотелось выть. Не имеет права вообще надеяться на что-то хорошее. Канда резко сел на кровати и стиснул рубашку на груди. Он не должен жить, когда все, кого он любил, мертвы.       И никакие в мире слова, никакая в мире радость не изменит этого факта.       Когда после групповой терапии им ожидаемо привели собак, Канда демонстративно поднялся и направился к выходу. Он не хотел видеть грустные глаза пса, подбежавшего к его стулу, не хотел слушать то, что ему говорили вслед. Ему осталось пробыть тут чуть меньше недели. А потом можно будет вернуться домой и сказать Эрин, что всё это — бред. Что никакая терапия не сможет оживить покойника.       Канда уходил всё дальше и дальше вглубь сада. На ходу он вытащил сигареты и нервно закурил, стараясь этим действием отвлечь себя. Отвлечь, потому что сейчас, в этот самый момент он — сомневался. Снова. Довольные лица других пациентов и звонкий лай собак пробирались ему под кожу, заставляя думать, думать, думать... и желать того же. Какая-то часть Канды, которую он упрямо игнорировал, рвалась обратно, и совсем не хотела пустого и мёрзлого одиночества. От этого он только больше злился и ощущал себя предельно глупо от того, что хочет другого и не может на это пойти. Собственные потери душили его, не давая просто сделать шаг. Он словно застыл где-то на незримой границе и не мог пойти дальше. Туда не пускало бремя памяти, а обратно собственное желание получить и для себя хоть немного тепла и соучастия.       Канда знал, что это невозможно для него. Невозможно быть таким же, как другие. Сколько крови он пролил? Скольких потерял, окончательно ожесточившись к этому миру? Сколько грехов совершил за эти долгие одиннадцать лет? И как после этого можно надеяться на чудо, когда надежда давно мертва и покоится на самом дне бездны под толщей чёрных вод?       Внутренний голос тихо отвечал ему — это неважно. Неважно, Канда, потому что ты ещё жив.       Далеко не сразу Канда понял, что слова эти прозвучали наяву. И сказал их совсем не он. Вздрогнув, он медленно повернулся, чтобы встретиться взглядом с Исайей. Тот жмурился на яркое солнце и спокойно смотрел на своего непоседливого пациента, сжимая в руках поводок. У его ног на сочной зелёной траве лежал ретривер. Заметив, что Канда на него посмотрел, он несколько раз вильнул хвостом и довольно вывалил розовый язык. Пёс точно был рад видеть его.       Канда резко выдохнул и прикрыл глаза.        — Зачем? — устало спросил он. — Зачем ты пытаешься меня переделать?       Он не видел, но почувствовал, как усмехнулся Исайя. Его живая мимика всегда говорила даже больше слов. Он был открыт и доброжелателен, и это казалось невероятным после того, что тот пережил. Канда снова подумал о том, что не понимает таких, как Исайя. Так просто невозможно жить… а они брали и жили.        — Ты повторяешься, Канда, — укорил он его. — Я был уверен, что у тебя больше изобретательности в протестах.       Канда резко распахнул веки и раздражённо огрызнулся:        — Я не хочу, чтобы ты лез ко мне в голову и в душу. Там тебе нечего делать!        — А мне и не нужно лезть, — Исайя покачал головой. Присев на корточки, он почесал за ухом с готовностью подставившего под ласку голову ретривера. — Ты как открытая книга. Ты застрял в прошлом, и боишься сделать шаг вперёд. Но другого выбора у тебя просто нет. Ты же Ворон.       Исайя произнёс это совершенно серьёзно, без насмешки или желания задеть, но Канду будто ошпарило.        — Я не Ворон, — процедил он. — Я не знаю, чем ты слушал, но это навсегда лишило меня права им зваться.       Он рванул рукав серой рубашки, едва не порвав её. Шрам выглядел неприятно, и Канда сам отвёл взгляд, стараясь смотреть куда угодно, но не на собственную изуродованную руку. Для него это было хуже клейма. И слова Исайи лишний раз напомнили о том позоре, что он пережил.       Однако Исайю его резкий тон ничуть не смутил. Улыбнувшись псу, он поднялся и подошёл к Канде. С минуту смотрел в его глаза, будто пытался там что-то отыскать, а потом легонько ткнул его пальцем в лоб.        — Вороном тебя делала не татуировка, а то, что здесь, — он переместил руку ниже и едва заметно коснулся его груди, — и здесь. Твой ум. Твоя сила. Твоё умение выживать. Твоя любовь к тем, кто рядом. Твою способность без страха делать то, что нравится. Никто не может лишить тебя этого, кроме тебя самого.       Канда едва не зашипел и отшатнулся. Да что он вообще несёт?        — Я пред…        — Ты придурок, уж прости меня за прямоту, — перебил его Исайя. — И я трижды позавидовал всем твоим военным товарищам. За такого друга, как ты, не стыдно и умереть. Перестань себя винить за то, что сделал бы любой нормальный человек.       Выдохнув, он вложил в руку опешившего Канды поводок.        — Вот тебе новый временный друг. Его зовут Джек. Постарайся его не угробить, ладно? Он мне нравится.       С этими словами Исайя развернулся и ушёл, оставив Канду в недоумении и растерянности. Несколько долгих минут он молча смотрел то на поводок, то на пса, терпеливо ожидавшего от него каких-то действий. Исайя, что, издевался? Ответа на этот вопрос почему-то не находилось, а вот с собакой что-то нужно было делать. Помедлив, Канда присел перед Джеком и внимательнее посмотрел на него, а потом, протянув руку, осторожно погладил. Тот зажмурился и снова завилял хвостом, а когда Канда попытался убрать руку, лизнул его в ладонь. Канда вздрогнул и тяжело выдохнул.       Похоже, Исайя всерьёз верил, что это сработает.        — Ладно, — хрипловато проговорил он, глядя на довольного Джека. — Давай попробуем.       В конечном итоге психотерапевт добился своего, и оставшееся время Канда проводил с Джеком. Не вместе со всеми, а отдельно, уходя в уже ставший любимым дальний угол сада. Там он занимался с псом, играл и просто лежал на траве, разглядывая сквозь ветви деревьев ясное голубое небо. Канда никому и никогда бы не признался, но в эти моменты он чувствовал себя мальчишкой. Было страшно довериться этому ощущению, оно казалось неправильным, чужеродным… и в то же время согревало. Канда осторожно касался его, вертел в руках, как диковинную игрушку, и прятал обратно.       Мог ли он позволить этому чувству жить?       Канда признавался себе честно: он не знал. Однако слова Исайи, всё им сказанное он запомнил и долго ещё крутил в голове, пытаясь примерить на себя и отсекая лишнее. В итоге осталась всего одна фраза, которую он решил оставить для себя. «Твоя способность делать то, что нравится». Исайя был уверен, что Канда может себе это позволить, и в его устах это звучало легко и, в общем-то, логично. Настолько, что в какой-то момент захотелось встать и сделать что-нибудь… этакое. Например, позвонить Эрин и сказать ей, что он был бы рад её видеть. Глупо было отрицать, что это не принесло бы ему положительных эмоций. И в один из дней Канда даже взял в руки телефон…        … и отложил.       Это выглядело слишком странно. Столько её отталкивать, говорить, что она ничего не понимает и вообще пусть катится ко всем чертям и оставит его в покое — а потом позвонить с таким вот заявлением. Она наверняка подумала бы, что её подопечный тихо тронулся рассудком, и была бы права. С каждым днём в стационаре Канда ловил себя на всё более странных мыслях и ощущениях, и порой уверялся, что окончательно сошёл с ума.       А потом наступал новый день — и жизнь убеждала его, что он всё ещё в порядке, только уже не в том, что раньше. И к этому новому порядку в голове и в душе предстояло привыкнуть. А что-то, быть может, и переделать.       Трещина в броне стала чуть больше, но совсем не разрушила её. И без посторонней помощи вряд ли получилось бы двинуться дальше.       Канда понимал это. Но сейчас, тихо закрыв за собой дверь квартиры и вернувшись в полутёмную спальню, он посмотрел на телефон — и снова не стал звонить Эрин. Часы уже показывали почти десять, и Канда был уверен, что она не будет рада его внезапному вниманию. Выдохнув, он стянул футболку и устроился на кровати, собираясь спать. Усталость давила на плечи, и противиться этому Канда вовсе не намеревался: день выдался насыщенным, и отдых казался лучшей наградой.       Но, похоже, вместе с возвращением домой вслед за ним в тонкую щель просочилась бессонница.       Канда без толку проворочался около часа, пустым взглядом упершись в потолок. Понимая, что просто так вряд ли заснёт, он сходил на кухню, выпил таблетки и вернулся. На их действие требовалось время, и он, не зная, чем себя занять, взял в руки телефон и открыл галерею с фотографиями. Их было немного, и появились они там в первый день его прибытия в стационар. Тогда Линали предложила ему снимок на память, и он, сам не понимая почему, согласился.       Правда, это было единственное фото с кем-то из людей. Остальные четыре десятка занимали снимки с собаками. Не только с Джеком: Канда успел познакомиться с остальными животными и провести с ними время. Каждый из ретриверов обладал своим характером — Сэй была игривой и заводной, а Ронни флегматично-добродушным. Канда помнил каждого и, перелистывая фотографии, в какой-то момент поймал себя на том, что улыбался.       И скучал.       За несколько дней он успел чертовски привязаться к животным, и они отвечали ему тем же. Любовью, лаской и вниманием. И Канда осознавал, что его тоска по Хане стала ещё острее: он вспомнил многое, о чём успел позабыть в череде суровых дней войны. О том, что значило чувствовать что-то, кроме боли и опустошения. Что значило быть нужным.       С усталым выдохом он выключил телефон и бросил его на тумбочку. Что толку разглядывать моменты прошлого, пусть и хранящего ещё тепло прикосновений? У Канды не было питомцев, и он не думал, что решится завести кого-то. Да, в стационаре ему нравилось возиться с животными, но они ему не принадлежали. А значит, и ответственность на нём не лежала. Так было проще задвинуть в дальний угол сомнения.       Он с ними ненадолго. Он им не навредит.       Лекарства подействовали, и Канда погрузился в беспокойный сон. Всю ночь ему снилась Хана, и утром, открыв глаза, он ощущал себя ещё хуже, чем вчера. Пустота и тоска ширились и занимали всё больше места, принося почти физическую боль.        — Да будь ты проклят, Исайя, — выдохнул Канда и рывком поднялся. Знал, что заснуть уже не удастся.       Солнце уже заглядывало в окна, и на кухне Канда раскрыл его нараспашку и закурил. После насыщенных занятиями дней в стационаре свободная жизнь казалась счастьем, но на деле ему решительно нечем было заняться. Он поставил чайник и мельком пробежался по шкафам, отметив, что в магазин нужно идти вот прямо сейчас. Спасали только пара пакетиков чая и печенье, за две недели ставшее совсем невкусным и чёрствым.       Канда механически выпил чай и съел пару печений, пытаясь понять, что ему делать. Идти к Эрин? Она наверняка уже уехала в центр. По большому счёту, ему тоже стоило туда съездить, отметиться и узнать у Нетты или Комуи, что дальше. Наверняка у них был план, но Канду в него посвятить явно не торопились.       Решив, что это стоит выяснить, он вымыл чашку и повернулся к окну, чтобы закрыть его перед уходом, но остановился возле стола. Всё это время Канда косился на запертый ящик, и чем дольше он на него смотрел, тем больше крепло в нём желание вытащить лежавшую там визитку. Он боролся с собой, прекрасно помня, как отнёсся к Лави в первую их встречу и потом, когда тот притащился к нему домой. Но то, что проклятый ллар держал приют для бездомных животных, медленно и верно подтачивало его решимость не иметь с рыжим парнем никаких дел.       Канда хотел снова ощутить то, что он хоть кому-то нужен. А в глазах животных это читалось яснее всего.       С громким выдохом он взлохматил волосы на затылке и рывком открыл ящик. Он наберёт его номер, но если ллар не ответит сразу, не станет больше пытаться. К дьяволу. Всё равно ничего хорошего от этой идеи можно не ждать.       Лави, словно чуя, ответил после третьего гудка.        — Приют для бездомных животных «Динго». Чем могу быть полезен?       Канда мысленно чертыхнулся. Он что, издевался, в первой же фразе напоминая, что нужен Канде гораздо больше, чем тот хочет?        — Я… — только тут Канда понял, что совершенно не знает, о чём говорить. Ощущая себя предельно глупо, он прокашлялся, но добавить ещё хоть что-то не успел.        — Канда! — голос Лави был наполнен искренней радостью. — Я ждал твоего звонка.        — Ждал? — тупо переспросил Канда. В груди заворочалось знакомое глухое раздражение. Казалось, рыжий ллар намеренно пытался выставить его идиотом.        — Конечно, — легко согласился тот. — Я знал, что ты рано или поздно наберёшь мне. И я этому рад.       Канда помолчал. Он уже не был уверен, что стоило поддаваться порыву. Теперь Лави решит, что его слово вообще ничего не стоило. Однако отступать казалось глупо. Да и трусливо, чего уж там. А трусом Канда быть не хотел. По крайней мере, не в глазах какого-то там ллара.        — Ты сказал, что я могу… — Канда запнулся, подбирая правильное слово, — прийти… в твой приют.        — О, конечно, — оживился Лави. — Я всегда рад тебя видеть. Правда, сегодня мне пришлось уехать. Но завтра я уже вернусь. Приходи.       Всё это было сказано так просто и буднично, что Канда не нашёлся, что возразить. Они с Лави встречались всего дважды, их с трудом можно было назвать знакомыми, не то что друзьями. И всё же ллар был поразительно открыт и дружелюбен. Словно не Канда был с ним жесток и груб.        — Даже не спросишь, почему я вдруг передумал? — не удержался и съязвил он.       Канда не видел, но был готов поклясться, что Лави на том конце провода пожал плечами.        — Раз решил прийти — значит, так нужно. Меня не волнуют причины. Я просто рад, что ты решил выбраться из своей пустой квартиры. Приходи. Поможешь мне с животными, — ухмыльнулся тот напоследок и повесил трубку.       Долгую минуту Канда смотрел на телефон в своей руке. У ллара была раздражающая привычка решать за него, что делать. Он даже сжал трубку крепче, собираясь перезвонить и высказать всё, что думает, но выдохнул и опустил руку. Какой в этом смысл, если после двух встреч Лави вёл себя точно так же? Его совершенно не пугали ни сам Канда, ни его манера держаться и общаться с людьми. И очередная гневная отповедь вряд ли имела бы эффект.       Покачав головой, Канда повернулся, собираясь вернуться в спальню и переодеться, но звонок в дверь перехватил его. На мысли о том, что это может быть Эрин, сердце пропустило один удар. Он ждал её. Ждал, что она придёт и привычно спросит: «Как ты?» Он хотел, чтобы она пришла, снова вспомнила о нём.       Канда нахмурился. Всякий раз, как возникали подобные мысли, он старался как можно глубже запрятать их, не позволяя брать верх над здравым смыслом. Он просто ещё один пациент. Когда его лечение закончится, Эрин пойдёт дальше, помогать другим сломленным душам. А он останется один.       Об этом нельзя было забывать.       Звонок повторился, и он поспешил открыть дверь. И только в тот момент, когда распахнул её, вспомнил, что не успел надеть футболку. Впрочем, и эта мысль быстро выветрилась. Он крепче сжал в ладони ручку. Сердце, предательское, снова забыло, что нужно биться.       Перед ним стояла Эрин. Канда окинул её взглядом, чувствуя, как тоскливо сжалось что-то внутри. В сером закрытом платье она выглядела бледной и измождённой. Может, зря он вчера не зашёл? Она наверняка опять работала допоздна и забыла поужинать. А может, вообще не спала.       Его беспокойство, к счастью, осталось незамеченным, а вот внешний вид — даже очень.        — Я вижу, ты пришёл в себя настолько, что решил меня соблазнить, — по губам Эрин скользнула слабая улыбка. — Я ценю твои старания.       Канда смутился. Она явно иронизировала, а он честно не знал, как на это реагировать. Он не хотел её соблазнять! Нет, она, без сомнения, красивая женщина, но они совсем не в тех отношениях. Да и не смог бы он просто так взять и…        — Я шучу, — Эрин заметила, как он замешкался. Улыбка исчезла с её лица, снова уступив место серьёзности. — Я правда рада тебя видеть и рада, что ты вернулся. И неплохо бы отметить это дело, но у нас совсем нет времени. Звонили из муниципалитета, готовы документы по твоему наследству. Собирайся, поедем в эту обитель зла.       Она зевнула, прикрыв рот ладонью, и Канда убедился в своём предположении: эта ненормальная женщина не спала ночью. И собиралась снова работать! Подавив в себе желание затолкать её обратно в квартиру и не выпускать, пока не выспится, он кивнул.        — Дай мне полчаса. Я ещё не успел принять душ.       Мысленно он пожалел, что не сходил в магазин вчера и не купил кофе. Сейчас бы он пригодился.       Эрин пожала плечами.        — Я буду ждать тебя внизу, в машине. Если усну, разбуди, пожалуйста.       Она отвернулась и не видела, как нахмурился Канда. Однако говорить ничего не стал. Да и кто он ей? Эрин взрослая женщина и сама знала, как ей лучше жить. Лишние советы никому не нужны.       Вернувшись в квартиру, Канда постарался сделать всё как можно быстрее и управился за двадцать минут. Было бы ещё быстрее, но он задержался у шкафа, в раздумьях глядя на разбитую дверцу. Не то чтобы Канда был слишком притязателен к обстановке, но это напоминало ему о тяжёлой ночи и сковывающих эмоциях. А он не хотел к ним возвращаться.       Решив, что подумает, как с этим разобраться, по дороге, он вышел из квартиры и спустился на парковку. Эрин ждала его, уткнувшись лбом в руль и, казалось, дремала. Он осторожно приблизился и несколько секунд смотрел на неё, не зная, что сделать: разбудить или оставить, позволив ей хоть немного отдохнуть. Канда откровенно не понимал, зачем она так много работает, доводя себя до изнеможения. Да, Эрин делала важное дело, помогала таким, как он. Но если это стоило ей таких усилий, то равноценна ли жертва?..       Будто почувствовав его взгляд, Эрин вздрогнула и, выпрямившись, зевнула. Потёрла ладонями лицо, пытаясь проснуться, и только потом заметила его. Махнула рукой, показывая, чтобы он поторопился.        — И долго ты там стоял? — спросила она, едва он оказался в машине.       Канда пожал плечами.        — Пару минут.       Эрин вздохнула. Порывшись в рюкзаке, вытащила пластиковый контейнер с таблетками и воду. Выпила сразу три и закинула всё на заднее сиденье машины.        — Если заметишь, что я засыпаю, буди сразу и не думай, — попросила она, заводя мотор. — У нас совершенно нет времени прохлаждаться.       Канда поджал губы, загоняя обратно готовые сорваться возражения. Она совсем сумасшедшая? Сидит на таблетках, похожа на призрака, и при этом рвётся работать. Он отвернулся к окну, твёрдо решив, что если увидит Комуи, выскажет ему всё об эксплуатации работников. А если она сознание потеряет?..       Либо Эрин чувствовала его настрой, либо сама не особо горела желанием общаться, но за всю дорогу не проронила ни слова. Зато успела ответить на три звонка и сама позвонила кому-то. Судя по тому, как спокойно и дружелюбно говорила Эрин, это был очередной пациент. Она называла его Ацуши и в конце диалога пообещала, что рада его успехам и обязательно навестит в клинике.       Канда, невольно прислушивавшийся к разговору, дёрнул уголком губ. Вот, значит, как. Для кого-то у неё находилось время в безумно плотном графике. А к нему она так ни разу за две недели и не приехала. Значит, прав он был в своих предположениях. Ей просто нужно было сплавить его куда-нибудь, неважно, в чьи руки. Главное — подальше.       Эрин отложила гарнитуру и покосилась на него.        — Что? — спросила она негромко, неожиданно резко и громко просигналив проскочившему впереди наглецу: ещё бы чуть-чуть, и они въехали ему в бампер. — Да будь ты Бездной проклят, придурок!       Канда только покачал головой.        — Обратно поведу я, — вместо ответа на вопрос произнёс он. Заметив, что она собирается возразить, поднял руку. — У меня есть деньги на штраф, если нас поймают. Я не хочу, чтобы ты угробила нас обоих.       Это было резко. Канда пожалел о своих словах, когда Эрин бросила на него ледяной взгляд. Но забирать их обратно не стал. Может быть, хотя бы это поможет ей одуматься и не садиться в таком состоянии за руль.       А о его обиде ей знать тем более не стоило. Всё равно это ничего, абсолютно ничего не меняло.       В муниципалитете было многолюдно. Заходя вслед за Эрин в холл, Канда повёл плечами, чувствуя себя неуютно. В стационаре тоже было немало людей: и пациентов, и врачей, но он быстро к ним привык. А здесь все были незнакомыми. Он на мгновение прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, как учил его Исайя. Помогло, но не сильно. Лучшим средством оказалось найти Эрин взглядом и смотреть только на неё. Всё время, пока они пробирались к лифту, поднимались на нужный этаж и шли по коридору, он не спускал с неё глаз. Она казалась ему тонким лучиком света в стремительно подступающей мгле тёмных вод, вот-вот готовых его поглотить. И пока она была рядом — тьма отступала и дышать становилось легче.       Знала ли она, в каком кошмаре оставила его, когда отправила в стационар?..       Канда мотнул головой. Мысли были неподходящие и совсем не к месту. Да и глупые, чего уж там. Нужно прекращать думать о подобной чепухе и заняться делом, тем более, что секретарь уже поднялась и жестом пригласила его в кабинет.        — Я не пойду один, — внезапно произнёс он и кивнул на Эрин. — Она мой официальный представитель и имеет право войти.       Секретарь бросила него удивлённый взгляд одновременно с Эрин, но Канда не отреагировал. Он не боялся, ему просто не хотелось повторно пересказывать Эрин всё, что он услышал бы в кабинете. Поэтому он и хотел, чтобы она была рядом.       Секретарь колебалась. Правилами было прописано, что в кабинете может находиться только государственный служащий и клиент. И тайна их разговора оставалась за закрытыми дверями. Но, видимо, связываться с центром и наживать проблем из-за жалобы их пациента было нежелательно. Поэтому она, поправив очки, кивнула.        — Хорошо. Но я надеюсь на вашу честность, мисс Сартес, — она бросила пронзительный взгляд на Эрин. — Всё, что будет сказано, должно остаться в кабинете и на бумагах. Не больше.       Эрин раздражённо дёрнула плечом и кивнула. Канда буквально видел в её облике всё, что она думала о муниципалитете и его работниках. К счастью, секретарь не стала разжигать конфликт и провела их в большой светлый кабинет, обшитый деревянными панелями. Женщина в тёмно-синем платье с коротким рукавом и приличным декольте, сидевшая за чёрным столом, подняла голову от бумаг, лежавших на столе. К удивлению Канды, она практически не обратила на присутствие Эрин внимания, лишь коротко ей кивнула. Зато ему улыбнулась искренне — гораздо искреннее, чем в прошлую их встречу — и поправила локон белокурых волос, выбившихся из сложной причёски.        — Канда, рада, что вы приехали. Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе?       Канда отрицательно мотнул головой. Краем глаза он заметил, что Эрин, ещё минуту назад казавшаяся усталой и раздражённой, но живой, сейчас словно надела маску ледяного спокойствия. Похоже, ей не нравилось происходящее. В этом Канда был с ней солидарен и хотел поскорее покончить с формальностями.        — Я бы хотел получить документы.       Женщина, имя которой он забыл, поджала полноватые губы. Потянувшись, она вытащила из подставки тонкую папку и протянула Канде.        — По нашим данным, ваш отец обладал земельным участком в три с половиной акра и двухэтажным жилым домом. На данный момент дом разрушен более, чем на пятьдесят процентов. Вы единственный наследник. Мы инициировали процедуру оформления наследства. В папке все необходимые документы, вам нужно только их подписать, и вы сможете вступить в свои права.       Канда не слишком вслушивался в то, что она говорила. В папке, оказавшейся в его руках, были документы на дом и участок, а ещё фотографии. И то, что было на них, заставило Канду оцепенеть и сжать папку так сильно, что на тонком картоне остались следы.       Он помнил дом. Помнил, как светились тёплым светом его окна, помнил, как играл на газоне перед домом с Ханой, а в лесу неподалёку — с братом в прятки. Эти воспоминания тоже причиняли боль, поэтому после отъезда в приют Канда быстро заглушил их. Но сейчас при взгляде на некогда красивый, а теперь разрушенный, с провалившейся крышей и выбитыми окнами дом, они быстро всплыли из глубин. И больно резанули по сердцу.       Он не слышал, что продолжала ему говорить женщина, смотревшая на него со смесью интереса и жалости. Канда был там, где оставил часть души, и с каждой секундой понимал всё больше — он не желал туда ехать. Не теперь, когда в его возвращение к нормальной жизни было вложено столько чужих сил. Он знал: стоит ему оказаться дома, как прошлое набросится на него и сожрёт, не подавившись. А он не хотел снова срываться, не хотел тонуть в этой вязкой трясине из сгустка эмоций.       Ему хватило одной ночи.       Канда вздрогнул, когда прохладная ладонь коснулась его руки. Он медленно посмотрел на неё и перевёл взгляд на Эрин. Она не улыбалась, но в глубине её глаз Канда отчётливо прочёл понимание. Она знала его, видела насквозь и чувствовала, что с ним происходило. И снова, как и до этого, стремилась его поддержать. Молчаливо, но Канде было достаточно, что она рядом.       Эгоистично? Пусть. Но пока Эрин с ним, он будет цепляться за любую возможность и не задумываться о последствиях. Будь что будет.       Сотруднице муниципалитета, видимо, надоело ждать от него реакции, поэтому она громко кашлянула.        — Я спрашивала вас, господин Канда, что вы намерены делать с наследством. Если пожелаете продать, государство предлагает неплохие компании по покупке земли для последующей застройки. Я могу дать вам…        — Ничего не нужно, — внезапно проговорила Эрин. Канда внутренне дрогнул от того, сколько льда было в её голосе. Он научился его различать, и сейчас она злилась. — Моему подопечному необходимо время подумать, чтобы принять решение. Это дом, где он родился, и это место для него много значит. Не оказывайте на него давление ради выполнения плана по скупке. Иначе я буду вынуждена обратиться к вашему руководству с жалобой.       Канда удивлённо вскинул брови. Он даже ничего не успел сказать! Зато сотруднице явно было что сказать.        — А потом вы удивляетесь, почему вас, крыс из центра, здесь так не любят, — она любезно улыбалась, но слова цедила, точно ядовитая змея яд. — Ходите под ручку со своими подопечными и везде видите угрозы, давление, шантаж. Мы просто выполняем свою работу, а вы нам мешаете!       Канда, смотревший на Эрин, ясно видел, как сверкнули гневом её глаза. Понимая, что конфликта не миновать, он захлопнул папку и поднялся, крепко сжимая тонкую ладонь тьютора, которую та не успела убрать. Плевать, как это выглядело со стороны. Эрин сейчас не в том состоянии, чтобы тратить силы на пустые распри с людьми, которые этого не стоят.        — Благодарю вас, — он равнодушно посмотрел на блондинку. Той явно не понравилось, как Канда держал своего неугомонного тьютора за руку. Так вот в чём дело… — Я подумаю. Если решу продавать дом через вас, сообщу.       Он развернулся, не прощаясь, и потянул Эрин к выходу. Та поддалась, но едва они оказались на парковке, выдернула ладонь, точно обожглась.        — Какого чёрта это было? — поинтересовалась она. — Она оскорбила меня!        — Если бы ты поругалась с ней, это навредило бы центру. Ты этого хотела? — тем же желчным тоном ответил Канда. — Да и ты явно не в том состоянии, чтобы вести бои. Давай мне ключи и садись в машину. До центра успеешь отдохнуть.       Несколько секунд Эрин смотрел на него так, что Канда начал опасаться, как бы она не швырнула ему ключи в лицо. Но нет. Видимо, что-то для себя решив, она порылась в рюкзаке и, отдав ему связку, молча села на пассажирское сиденье. Он проводил её взглядом и едва сдержал ругательство. Да уж, не так он себе представлял их общение после возвращения.       Почти всю дорогу до центра Эрин не проронила ни слова. Лишь к самому концу, когда они почти приехали, она внезапно спросила чуть хрипловато:        — Что ты думаешь делать с участком?       Канда пожал плечами.        — Продам. Я не хочу туда возвращаться.       Эрин кивнула и потеребила подол платья. Казалось, она сомневалась в том, что хотела сказать, или подбирала слова.        — Если хочешь… — она замолчала на мгновение, но всё же продолжила: — Я могу дать тебе номер хорошего риэлтора. Она знает своё дело. Но съездить с ней на первичный осмотр всё же придётся. Ты… согласен?       Канда ответил не сразу. Он понимал, что ему непросто будет это сделать, но, если не постараться, старый разрушенный дом так и будет висеть на нём мёртвым грузом, а то и в кошмарах сниться. Канда не хотел этого, поэтому кивнул.        — Только с одним условием.       Он повернулся к ней как раз в тот момент, когда Эрин бросила на него удивлённый взгляд. Она хотела спросить, но Канда не дал ей заговорить.        — Ты поедешь со мной. Будем считать это компенсацией за то, что ты не навестила меня в стационаре.       Он понимал, сколь нагло это звучало. А ещё понимал, что открыто сообщал ей о том, что ждал. И что обижен её отношением — тоже. Но рано или поздно это всё равно стало бы известно. Канда знал, что долго молчать не сможет, а высказывать ей это резко не хотелось. Незачем ранить её больше обычного.       Канда и сам не знал, какого ждал ответа. Эрин молчала, глядя в окно, и с каждой секундой, прошедшей в неприятной тишине, больше и больше убеждался, что сказал это зря. Обида снова резко кольнула сердце. Хотелось рассмеяться и спросить у самого себя: а чего ты ждал, идиот? Что она с радостью бросится извиняться? Нет, Эрин совсем не та женщина. Она не станет просить прощения, только чтобы потешить его эго.       Он повернул к центру и заехал на парковку. Заглушив мотор, повернулся, собираясь сказать, что неудачно пошутил, но замер, поймав взгляд Эрин. Он горел, горел непонятным Канде светом, до того притягательным, что у него перехватило дыхание. Он не знал, о чём она думала, но готов был поклясться: в бездне этих глаз он готов утонуть.        — Я поеду с тобой, — негромко проговорила она. — Давай обсудим это чуть позже. И… — она снова замялась и добавила совсем тихо: — Прости. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя брошенным. Так получилось.       Прежде чем Канда успел хоть что-то сказать, Эрин подхватила рюкзак и вышла из машины. Канда пару секунд смотрел на пустое место озадаченно и даже растерянно. Она извинилась. Совершенно точно. Он только что это услышал. Чёрт возьми!.. Он шумно выдохнул и потёр ладонями лицо, чувствуя, как всё внутри перепуталось и смешалось. Разобраться было сложно, но одно Канда знал совершенно точно — слова Эрин отозвались теплом.       И как же, дьявол, это пугало!       Сидеть на месте в бессмысленных попытках понять самого себя было глупо. Канда забрал ключи и тоже вышел, на мгновение остановился и глубоко вдохнул. Июньский день был в самом разгаре, давя полуденной жарой и сладостью цветов. Немного помедлив, Канда закатал рукава водолазки — ровно до шрама.       Больше открывать не стоило.       В центре его ждали Линали и Нетта. Обе они выглядели довольными его успехами и засыпали вопросами. Канда, понимая, что от них некуда деться, отвечал, хоть и по большей части односложно. Ему не хотелось вдаваться в подробности, и все мысли занимала возможность встречи с Комуи. Он планировал выяснить, какого чёрта на Эрин повесили столько работы. Однако столь решительным планам сбыться было не суждено. Линали сообщила, что Комуи вызвали в центр. Выглядела при этом она не то чтобы встревоженной, но…        — Что случилось, Линали? — напрямую спросил Канда, чувствуя, что от него что-то скрывают.       Линали покачала головой и одёрнула воротник светло-зелёной рубашки.        — Ничего страшного, Канда. Просто рабочие моменты.       Он перевёл взгляд на Нетту, но та очень удачно отвернулась к окну, и увидеть её эмоций Канда не смог. Он нахмурился. В последнее время все проблемы центра заключались исключительно в нём, и Канда полагал, что после лечения в стационаре всё закончилось.       Видимо, нет.       Решив, что позже спросит об этом у Эрин, если появится возможность, он переключил внимание на Нетту и на новое расписание занятий. Арт-терапия теперь стала обязательным пунктом — Исайя прописал это как один из этапов его лечения. Канда поморщился, но спорить не стал. В конце концов, в стационаре ему нравилось рисовать, поэтому можно попробовать продолжить — ничто ведь не помешает бросить в любой момент.       Нетта предложила сохранить старое расписание сеансов раз в три дня. Канду это устраивало. Кивнув, он поднялся и, попрощавшись, вышел. На лестнице остановился, задумчиво глядя на автомат с кофе. В голове почти моментально вспыхнуло воспоминание о том, как он поддержал руку Эрин, когда та чуть не выронила кофе. Канда зажмурился и тряхнул головой.       Почему он вообще об этом думает?       Спустившись, он купил тот же самый кофе, что она брала в прошлый раз, но сам относить не решился. Приблизившись к администратору, он осторожно поставил горячий стаканчик на её стол. Дождавшись, когда девушка обратит на него внимание, он, чуть запнувшись, произнёс:        — Отнесите это Эрин… пожалуйста.       Он развернулся и стремительно покинул здание центра раньше, чем девушка успела отреагировать. Канда понимал, насколько глупо выглядит. Но странное чувство смущения не позволило ему посмотреть ей в глаза и понять, что она на самом деле подумала. Оставалось надеяться только, что Эрин не воспримет его попытку позаботиться слишком резко. Она и так сегодня чуть не швырнула в него ключами. Для одного дня, кажется, достаточно.       Та самая связка осталась у него, поэтому Канда вернулся на парковку и устроился внутри с твёрдым намерением дождаться Эрин тут. Одну её он оставлять не собирался, хоть и понимал, что задержаться она может до самого вечера. Однако ему повезло: прошло всего около трёх часов, и солнце ещё не успело ослабить свою ослепительную мощь. За это время Канда, сморенный духотой, задремал, и вздрогнул, когда дверца с пассажирской стороны открылась.        — А я думала, ты уехал домой с моими ключами, — произнесла Эрин, закидывая рюкзак на заднее сиденье. — Планировала вызывать такси.       Канда подавил зевок и потёр ладонями лицо. Отвечать он не стал: парковка просматривалась из окна её кабинета, и Эрин прекрасно знала, что он остался. Вместо этого он повёл плечами и повернул ключ в замке зажигания.        — Домой?        — Да, — Эрин откинулась в кресле и закрыла глаза. — Я безумно устала.       Он снова ничего не сказал, только нахмурился. Во имя всего, ради чего она так себя загоняла? Неужели ждала благодарности? Или хотела заработать себе славу? Канда не понимал этого точно так же, как Эрин не понимала его попытки закрыться в себе и отгородиться от неё. Вопросы почти готовы были сорваться с языка, однако Канда тихо выдохнул и выехал с парковки молча. Эрин выглядела измученной ещё больше, чем утром. Не стоило беспокоить её сейчас.       До центра города они добрались достаточно быстро. Трасса была пустой, и Канда позволил себе прибавить скорость. В армии его научили водить, и ему это даже нравилось, особенно когда не приходилось уворачиваться на трясущемся грузовике от падающих там и тут снарядов. Сейчас на них никто не нападал, и можно было просто наслаждаться скоростью, тем более что машина у Эрин была превосходной. Канда тихо порадовался, что настоял на своих услугах водителя. Даже если его оштрафуют — это того стоило.       В шумном центре скорость пришлось снизить. Канда по-прежнему ничего не говорил, заметив ещё двадцать минут назад, что Эрин задремала. Он планировал спокойно довезти её до дома, а позже сходить в магазин и что-нибудь приготовить, чтобы эта несчастная не упала в голодный обморок. Но, стоя на очередном светофоре в пробке, он зацепился взглядом за огромную вывеску мебельного магазина. На ум пришёл разбитый шкаф. В принципе, отсутствие трети дверцы ему ничуть не мешало оставаться шкафом, но Канда прекрасно понимал, что это каждый день будет напоминать ему о той ночи. А он не хотел снова испытывать и даже вспоминать ту дикую боль.       Ему хватило одного раза.       Припарковавшись рядом с магазином, он тихо отстегнул ремень и собрался выйти из машины, когда Эрин внезапно открыла глаза, будто и не спала.        — Что случилось? — её голос звучал чуть хрипловато и совершенно не скрывал напряжения.       Канда мысленно обозвал себя болваном и повернулся к ней. Скользнул взглядом по её лицу. Кажется, небольшой перерыв помог ей, но желание упрятать её и дать поспать сутки, а то и двое, было по-прежнему сильным. Дьявол, что она вообще творит?..        — Я хотел зайти, — он кивнул на вывеску. — Подумал, что стоит заменить шкаф. Подо…        — Я с тобой, — Эрин не стала даже слушать. Закинув руки за голову, потянулась, насколько позволяли габариты машины, и выпрямилась. — Заменим твоего зверя на что-нибудь приличное.       Канда замешкался, не зная, как на это реагировать. Нет, он совсем не возражал против компании Эрин, даже наоборот, но по всему теперь выходило, что он её будто заставлял. Эрин же, не собираясь ждать, выбралась из машины и, наклонившись, заглянула в салон.        — Ну, ты идёшь?       Он подчинился. Выходя, снова сощурился на солнце, продолжавшее ярко светить. От этого уже начинала болеть переносица. Наверное, стоило купить тёмные очки. Или нет?.. Канда тряхнул головой, отгоняя ненужные странные мысли и нагнал Эрин у входа в магазин. Внутрь сквозь сверкающие чистотой стеклянные раздвижные двери они вошли уже вместе. И Канда, как и ожидал, моментально ощутил себя неуютно. Он безумно давно не был в таких местах и абсолютно забыл, что нужно делать.       Мысленно он приказал себе собраться, оглядывая хорошо освещённое и заставленное мебелью помещение. На входе расположились комоды, чуть дальше — комплекты для гостиных. За поворотом справа угадывался сектор кухни, а слева — спальни. Канда сглотнул и сделал маленький шаг в ту сторону. Это же всего лишь магазин, напомнил он себе. Нужно просто найти подходящий шкаф, заказать и уйти.       Просто. Это же, дьявол, так просто!       В этот момент он полностью забыл о том, что Эрин с ним, и потому вздрогнул, когда она крепко обхватила его ладонь. Оглянувшись на неё, он поймал ободряющий взгляд и улыбку, которая на её уставшем лице показалась неожиданно светлой.        — Идём. Это не займёт много времени.       Канда мгновение не отвечал, но потом медленно кивнул. Эрин будто читала его с ошеломляющей лёгкостью. Знала бы она, как важно ему слышать её голос и подобные слова! Быть может, однажды он даже соберётся с духом и сможет сказать ей это. А пока… пока Канда был просто рад, что она рядом. Эгоистично и молча.       Эрин потянула его в нужную сторону, на ходу отмахнувшись от помощи консультанта. Канда успевал только разглядывать мебель. Запахи дерева, кожи, лака и тонкий цветочный аромат от растений, расставленных по салону, смешались, и Канде уже спустя пять минут захотелось на воздух, но он приказал себе держаться — они только пришли. Заметив в дальнем углу шкаф, похожий на его, Канда сжал ладонь Эрин и кивком головы указал туда. Она одарила его сочувствующим взглядом.        — Прости, но в таком шкафу только трупы хранить. Чтобы позже они стали скелетами.       Ответить Канда не успел, хотя хотел. Почему нет? Он же выбирает вещь не за красоту, а за удобство! А жизнь штука непредсказуемая, может, и трупы придётся прятать… Все эти мысли моментально сменились одним единственным возражением, когда Эрин остановилась напротив шкафа из светло-коричневого дерева.        — Он слишком светлый, — буркнул он, даже не пытаясь открыть дверцы и посмотреть, что там внутри. Канда был уверен, что в его квартире такая вещь будет казаться нелепой.       Эрин, казалось, это нисколько не смутило. Шагнув вперёд, она раскрыла одну дверцу, деловито подвигала в стороны ещё две. В большом отсеке она нажала кнопку, и верхняя штанга для вещей плавно опустилась к ним, позволяя почти дотянуться рукой.        — Здесь даже мебельный пантограф есть, — отметила она, явно довольная своим выбором, и повернулась к Канде. — Посмотри, он очень удобный.       Канда, однако, не сдвинулся с места и одарил Эрин мрачным взглядом.        — Он мне не нужен, — произнёс он с нажимом. — У меня не так много вещей. И он слишком светлый. Мне не нравится.       Эрин тихо выдохнула и качнулась с пятки на носок. Замерев, она вдруг спустя секунду шагнула к Канде и заглянула ему прямо в глаза.        — А теперь давай представим, что твой старый шкаф — это твоя старая жизнь и больные воспоминания о войне. Тебе нужно от них избавиться. Останется свободное место. И на него ты хочешь затащить то же самое. Тот же страшный шкаф, открывая который, ты вместо вещей будешь доставать кошмары и старую боль. Этого ты хочешь?       Она не обвиняла и говорила тихо, так, чтобы слышал только Канда. Но ему показалось, будто в словах Эрин полыхает гнев. Канда стиснул зубы и отступил. Он до сих пор не понимал, как из всё понимающей женщины она могла в одно мгновение превращаться в ту, кто умело и безжалостно давила на больное. И нисколько не раскаивалась — он видел в её глазах, странно посветлевших, что именно этого она и хотела.       В первую минуту остро, необычайно остро захотелось огрызнуться. Злость вспыхнула в груди ярким цветком, и Канда почти поддался ей. Она, чёрт возьми, знала, через что он прошёл! Как она могла так поступать? Но секунда шла за секундой, а Канда всё никак не находил правильных слов. Тех, что раз и навсегда позволили бы, наконец, провести между ними черту.       А может, он и не хотел искать. Просто смотрел в её глаза и понимал, что вместо гнева приходила усталость. И осознание, что Эрин права. Он не хотел возвращаться к тому, что было. Оглядываясь назад, Канда признавал, что в нём что-то безвозвратно изменилось. И пусть будущее пугало, снова впускать в душу боль и страдание вперемешку с отчаянием он не желал.       Канда слишком устал, чтобы всё это продолжать.       Так и не сказав Эрин ни слова, он развернулся и жестом подозвал консультанта. Молодой парень в белоснежной рубашке вежливо улыбнулся, сверкнув не менее белоснежными зубами.        — Вы готовы сделать заказ или вам нужна помощь?       Канда жестом показал на шкаф, стоявший за его спиной.        — Возьму его.       Лицо консультанта моментально просветлело. Он быстро заговорил, рассказав, что завтра к Канде приедет замерщик, и данная модель будет изготовлена по индивидуальным габаритам. Канда почти не слушал, только кивая. Уточнив, что оплачивать нужно будет только после замера и оставив адрес и телефон, он, не попрощавшись, быстро покинул магазин и скрылся в машине. Опустив стекло, он достал пачку сигарет и собрался закурить, но передумал в последний момент. Взялся за ручку, чтобы выйти, однако голос Эрин остановил его.        — Кури в машине.       Она оказалась рядом и, уютно устроившись в кресле, широко зевнула. Канда ждал, что она начнёт выговаривать ему за неприятное поведение, но Эрин молчала, прикрыв глаза. Прошло, наверное, ещё пару минут, прежде чем Канда щёлкнул зажигалкой и затянулся. Невольно вспомнился Исайя, пытавшийся стыдить его. А как тут бросать курить, когда это единственное успокоительное?        — Я рада, что ты согласился, — негромко произнесла вдруг Эрин. По-прежнему не открывая глаз, она осторожно поглаживала запястье, на котором из-под ткани виднелся рисунок татуировки. — Ты молодец.       Канда ответил не сразу, всё разглядывая руку Эрин. Он не замечал там татуировки, и теперь ему стало любопытно. Однако спрашивать он не решился, и вместо этого, затянувшись, выдохнул вместе с дымом.        — В качестве компенсации ты поможешь мне сделать ремонт.       Это было нагло. Дважды за день Канда ставил ей условия. Но, раздумывая над тем, что произошло в магазине, он пришёл к выводу, что в нынешней квартире новый шкаф будет слишком странным. И ремонт — единственное решение проблемы. Но одному ему осилить это было бы сложно. Не в плане физической работы: Канда не боялся её, да и отец в далёком детстве успел кое-чему научить. Он не понимал, как подбирать между собой вещи так, чтобы это не казалось нелепым.       И в итоге приходилось признать — Канда хотел сделать жилище уютным. Ему нужно было место, куда хотелось бы возвращаться. И пусть оно будет одиноким, но жить в серой тюрьме Канда больше не желал. Кажется, пребывание в стационаре действительно что-то в нём поменяло.       Эрин смотрела на него, склонив голову, и он в какой-то момент уверился, что она откажет. В конце концов, она не обязана тратить на него своё личное время. Он же не маленький ребёнок, должен уметь решать проблемы самостоятельно. Однако вопреки ожиданиям Эрин улыбнулась и кивнула.        — Я помогу. А пока отвези меня домой. Я безумно хочу спать.       Наверное, нужно было что-то сказать. Поблагодарить. Но Канда ничего не ответил. Докурив, он завёл машину и снова влился в поток на трассе, спустя полчаса доставив Эрин к дому. Уходить к себе он не спешил: проследил, чтобы она, едва не падая от усталости, добралась до двери квартиры, и только после того, как она исчезла внутри, повернулся к своей. Он тоже чувствовал себя уставшим и хотел подумать о том, что произошло, а ещё повнимательнее рассмотреть снимки дома.       Сделать это ему не дал громкий и требовательный звонок телефона. Вытащив его из кармана, Канда увидел на дисплее незнакомый номер и хотел было сбросить, но в последнюю секунду вспомнил, что это номер Лави. Он нахмурился: что понадобилось этому рыжему ллару? Они же вроде договорились!..       Телефон продолжал звонить, словно чувствуя настроение Канды и желая его позлить. Выдохнув сквозь зубы, он принял вызов.        — Да, — бросил коротко, не желая говорить больше, чем нужно.        — Я вернулся раньше, чем планировал, поэтому бросай всё и приезжай, — голос Лави буквально лучился радостью. — Тут новых собак привезли, тебе точно понравится.        — Мы же догово… — начал было Канда, но его перебили.        — Я один не справляюсь! Вся надежда только на тебя, Юу! Всё, я тебя жду.       С этими словами Лави отключился. Канда с минуту смотрел на телефон, чувствуя себя до невозможности глупо. Как, дьявол, вообще общаться с этим человеком? Он же ни черта не слушает!       Продолжая осыпать рыжую голову нового знакомого проклятиями, Канда зашёл в квартиру, хлопнув дверью. Кем этот ллар вообще себя возомнил? Пусть скажет спасибо, что он вообще решился прийти! Команд Канда наслушался и на войне. Разувшись, он оставил документы в спальне и прошёл на кухню. Там распахнул окно и выкурил ещё две сигареты, вертя в голове слова Лави. Канда откровенно не понимал, почему этот парень так к нему привязался. Лави ведь не мог не понимать, что он не любит лларов. Очень сильно не любит. И всё равно старался найти контакт и раз за разом стучал в закрытую дверь.       И она, хоть и со скрипом, но поддавалась.       Ещё немного постояв, Канда затушил недокуренную сигарету и захлопнул окно. Он понятия не имел, что в голове у Лави. Но, в конце концов, Канда ведь сам позвонил ему сегодня утром. Сам хотел побывать в приюте.       Сам решил хоть что-то сделать не так, как делал обычно. И решил сам, а не война или командиры.       Спустя пятнадцать минут Канда, ещё не перестав сомневаться, уже сидел в такси. Вертел и вертел в руках пачку сигарет, не выпуская её до тех пор, пока машина не остановилась напротив двухэтажного здания, обшитого ярко-зелёным сайдингом. Канда выбрался из такси и остановился перед входом, засунув руки в карманы джинс. С вывески с надписью «Динго» на него взирала собака — белоухая, с пятнистой чёрно-белой мордой. И взгляд её глаз, старательно выведенных краской орехового цвета, отчего-то остро напомнил Хану. Так она смотрела на него, когда он приходил к ней жаловаться, обнимал горячее тело и зарывался пальцами в густую шерсть.       Тогда казалось, что Хана может защитить его от всего на свете.       Может, теперь пора пришла отдать долг другим животным, раз Ханы нет?..       Канда тряхнул головой и медленно подошёл к двери. Он отнюдь не был уверен, что у него всё получится. Возможно, он уйдёт оттуда спустя пять минут. Но уйти, так и не попытавшись, он просто не мог.       Канда ещё был жив. И мог делать то, что хотел.       А там… будь что будет.