Утонувшее солнце

      Поездка вымотала их обоих.       Едва переступив порог квартиры, Эрин ощутила, насколько сильно устала в дороге. Уютные сумерки будто обнимали, похожие на тёплый мягкий туман. В него хотелось упасть, закрыть глаза и забыться сном суток на двое, если не больше. И только после этого, если найдутся силы, встать и заняться делами снова. И Эрин бы так и поступила, рухнув на кровать и заснув — если бы могла.       Она буквально кожей ощущала присутствие Канды. Он вошёл следом за ней, тихий, как призрак, и столь же бледный. Бросив рюкзак на тумбу в прихожей, Эрин обернулась и покачала головой. Казалось, эта поездка выпила из Канды остатки сил, которых и без того оставалось немного. И она понимала, что ей нужно позаботиться сначала о нём. Особенно если вспомнить о случившемся пару минут назад.       Эрин прошла на кухню, чувствуя, как от мысли о странном приступе Канды по загривку пополз неприятный холод. Она поверила ему, но интуиция, не раз и не два помогавшая ей и на войне, и в жизни, упрямо подсказывала, едва ли не вопя: что-то не так. Канда снова от неё что-то скрывал, но предъявить ему нечто иное, кроме своего дурного предчувствия, она не могла. И хотя Эрин доверяла себе, она не хотела спорить с Кандой, выпытывая у него истинные причины. Скорее всего, он не скажет, лишь замкнётся в себе ещё больше и не даст себе помочь.       Нет. Тут определённо нужна иная тактика.       Пока Эрин была занята готовкой нехитрого ужина, они молчали. Она чувствовала его взгляд, но всякий раз, когда оборачивалась — намеренно или случайно — он отводил глаза, бесцельно глядя в окно. Пару раз Эрин порывалась спросить, о чём он думал, но осаживала сама себя. После такого мощного выплеска эмоций Канда наверняка ощущал себя опустошённым и потерянным. Да и его признание…       Эрин тряхнула головой и выключила плиту. Нет, об этом она подумает позже. А вот первое всё же стоило бы обсудить. Ей нужно было понимать хотя бы немного, что происходило у него в голове.       Она поставила на стол тарелки и, устроившись на стуле напротив, взялась за вилку. Канда есть не спешил, равнодушно посмотрев на стол, и Эрин поджала губы, погасив короткую вспышку раздражения. Она, вообще-то, старалась! Только потому, что они оба устали и не было смысла срываться в глупую перепалку, она медленно выдохнула и проговорила:        — Тебе нужно поесть. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы тебе было плохо.       Только после этих слов Канда бросил на неё короткий взгляд, но почти тут же его спрятал. Жалел, подумала вдруг Эрин, и сердце больно сжалось. Он наверняка жалел о тех словах, сказанных на берегу лотосового озера. Эрин не могла его винить, понимая, что он испытывал. Но говорить об этом сейчас, когда она сама толком не знала, какой ответ должна дать, было не слишком разумно.       Эрин на миг прикрыла глаза, призывая себя к спокойствию. Ей нужно время, и он обещал ей его дать. Иное не имело значение.       Ведь так?..       Канда принялся за еду, но всё так же молчал. Лишь когда он отодвинул от себя тарелку и обронил короткое «спасибо», она посмотрела на него прямо и негромко спросила:        — Как ты?       Канда замер, будто не ожидая, и медленно покачал головой.        — Я и сам не знаю. Теперь… после всего… — он шумно выдохнул, потёр ладонями лицо и вдруг посмотрел ей в глаза. — Теперь я думаю, что это была глупая идея. Тики умер, и…        — И тебе нужна была возможность оплакать его, — перебила его Эрин. Немного помолчала, разглядывая свои руки, спрятанные от взгляда Канды столом. — Нам всем нужно это, Юу. Нужна возможность иногда говорить с теми, кого мы потеряли. Давать выход своему горю. Иначе можно сойти с ума.       Канда ответил не сразу, и на пару минут между ними повисла тишина. Она не казалась неприятной, скорее, задумчивой. Из открытого окна тянуло прохладным ветром и слышался шум изредка проезжающих машин. Эрин вдруг подумала, что такой вечер, в компании Канды — неплохая замена одиноким вечерам, наполненным только работой и литрами кофе. Чем она отличалась от него, запертого в четырёх стенах жилища, больше напоминавшего тюрьму прошлого? Такая же одинокая и потерянная, такая же уставшая. Такая же…        — Я каждый год хожу на могилу мужа в день его смерти, — произнесла она, чувствуя, как пересохло в горле и слова царапают глотку. — Считаю, что так правильно. Я говорю с ним. И… я не знаю, как это работает, но жить становится легче.       Она не стала рассказывать ему о последнем посещении. Воспоминания о рвавшем на части страдании всё ещё были живы, и она снова думала об этом, держа в руках бьющегося в истерике Канду на могиле его друга. Наверное, будь с ней тогда Канда, было бы в разы легче. Было бы кому выплакать, выкричать всю боль, почти утопившую её тогда. Но, увы, всё сложилось иначе. И, может, так было даже лучше.        — Ты… — Канда замялся, не зная, как лучше спросить, но всё же проговорил: — Ты поэтому выглядела такой отстранённой? Вспоминала о муже?       Она удивлённо подняла голову.        — В каком смысле?       Канда совсем стушевался и нервно потёр ладонью шею. Было видно, что он пожалел о сказанном, но Эрин ждала ответа. Он вдохнул и пробормотал:        — Ну… во время поездки ты как будто была не там… я думал, что-то случилось… не хотел тревожить…       С минуту Эрин смотрела на него, не зная, плакать ей или смеяться. Во имя Бездны, до чего же Канда иногда был странным! Это удивляло её, но вместе с этим его смущение и желание позаботиться показалось милым. Он совершенно не умел проявлять светлые, позитивные чувства вроде заботы или радости, но старался как мог. И это было невероятно ценно.        — Нет, всё в порядке, — заверила она его. — Просто в центре снова прибавилось работы, и я старалась решить хоть какие-то задачи в дороге, чтобы не оставлять людей надолго.       Канда смотрел прямо, и Эрин отчётливо видела, как в его серых глазах всё ярче разгорается вина и сожаление. Она подалась вперёд, собираясь спросить, в чём дело, но он её опередил.        — Извини, — на сей раз его голос звучал твёрдо. — Я не должен был так поступать. Это принесло тебе проблемы. Извини.       Слышать от Канды извинения дважды за минуту было почти чудом. Человек, который в начале их знакомства не хотел её видеть, сейчас испытывал раскаяние за то, что создал ей проблемы. Эрин видела, что Канда в эту минуту искренен до последней капли. И он действительно беспокоился о ней и о том, что она чувствовала.       Выходит, их работа не была напрасной. Что ж, наверное, пора заканчивать терапию. Так?..        — Не волнуйся, — она улыбнулась уголками губ и, потянувшись, погладила его по руке. — Будем считать эту поездку частью твоей терапии. Тем более, что это не так уж далеко от правды. Просто в следующий раз, когда соберёшься съездить на могилы родных, предупреди заранее, хорошо?       Канда помрачнел почти мгновенно, и Эрин осеклась. Сжала его ладонь, заставляя посмотреть себе в глаза. Почти кожей она чувствовала, что на него что-то давит, и догадывалась, в чём дело, но хотела убедиться. А правду мог открыть ей только он.        — Юу, — осторожно позвала она. — Что не так?       Он сглотнул, не решаясь говорить. Эрин не торопила, давая время, и, наконец, он облизал сухие губы и проговорил, всё-таки спрятав взгляд.        — Я не знаю, где похоронены остальные. Мама, папа… Алма. Аллен. Дядя. Я не могу поехать к ним, Эрин. Я потерял их.       В голосе его звучала такая непередаваемая тоска, что ей захотелось вскочить со стула, обнять его и не отпускать до тех пор, пока горькая, больная хмарь не отступит. Огромным усилием воли оставшись на месте, Эрин погладила его горячую ладонь, шершавую от мозолей.        — Если хочешь, я могу найти их. Мы навестим их. Всех. Я смогу это сделать.       Он вскинулся, обжигая её взглядом, полным отчаянной надежды, которая, впрочем, почти тут же погасла. Канда покачал головой, и неровная, ломкая улыбка тронула его губы.        — Я и так тебе многим обязан. Не стоит. Они могут быть на другом конце страны. Я не хочу отнимать твоё время, Эрин.       Первым порывом Эрин было возразить. Сказать, что он не прав и это дело, ради которого она готова пожертвовать даже сном. Но спустя мгновение пришло осознание, что это — выбор Канды. И она должна была уважать его, равно как и то, что он решил навестить могилу Тики. В таких делах глупо было к чему-то кого-то принуждать или уговаривать. Каждый решал для себя.       Да и она сама… Как давно была на могилах родителей?        — Я понимаю, — кивнула она, отгоняя ненужные мысли. Все, кроме одной, кольнувшей острым, будто заточенным краем. — Но мы можем найти другой выход. Можно устроить дома небольшой поминальный алтарь. Тогда тебе не придётся никуда ехать. Ты сможешь побыть с родными. Они обязательно тебя услышат.       Канда долго молчал, раздумывая над её словами. Она видела, что он смотрел на её ладонь на его руке, но не убирала, не отстранялась. Глупо было отрицать: во время этой поездки между ними что-то изменилось. Канда едва ли не впервые за всё время терапии позволил ей увидеть себя настоящего: изломанного, с огромным грузом вины и боли, которую всё не получалось отпустить. А Эрин, держа его в руках, слушая сбивчивые, торопливые слова, осознала сильнее прежнего, что хотела его защитить. Хотела, чтобы ему больше не было так больно. Хотела, чтобы он больше никогда не плакал.       Видеть такого мужчину, как Канда, плачущим — страшно. Не потому, что мужчинам не пристало выражать эмоции так, а потому, что если он доведён до такого состояния, то есть ли вообще шанс на спасение?       Эрин верила — есть. И даже если ошибалась, готова была вырвать этот шанс у кого угодно.        — Хорошо, — вздохнул он наконец, и Эрин ощутила, как свалился с души огромный камень. — Но я не знаю, как их делать. Дома, вроде бы, был такой, но я уже плохо помню.       Она кивнула и поднялась, по-прежнему не отпуская его руки.        — Пойдём, я покажу тебе.       Наверное, это было излишне. За всё это время алтарь её покойного мужа видел только дед — и то однажды, когда помогал ей с ремонтом. Больше в заветную комнату не входил никто, и раньше Эрин хотела, чтобы так было всегда. Она хранила верность Дану, и в такой странной попытке сберечь его покой находилось её выражение. Но теперь… Эрин понимала, что пришло время перемен, и она должна была делать что-то, чтобы позволить им случиться.       Всё же выпустив ладонь Канды, она нашла на полке ключ и открыла дверь. Глубоко вдохнув, кивнула ему на приоткрывшийся проход.        — Проходи.       Он, немного замявшись, сделал шаг вперёд, и сначала Эрин хотела, чтобы Канда вошёл первым, но в последнюю секунду передумала. Тенью проскользнув внутрь, она быстро шагнула к столику, положив фотографию Дана лицом вниз. Даже себе Эрин не могла сказать точно, что толкнуло её на этот странный жест. Но она не хотела, чтобы Канда знал, как выглядел Дан. Не хотела, чтобы он… сравнивал себя с ним.       Бездна, как же глупо.       Тускловатый свет светильника, казался ещё слабее — мундир, висящий на стене, как будто поглощал свет темнотой плотной ткани. Эрин бросила на него короткий взгляд и отвернулась. Её всегда накрывало воспоминаниями о войне, когда она его видела. И сейчас тонуть в этом абсолютно не хотелось.        — Вот, — она показала Канде на столик со свечами, благовониями и увядшими хризантемами. — Ничего сложного. Фото или рисунок, может, какая-то личная вещь. У тебя что-нибудь есть?       Она повернулась к нему, надеясь поймать его взгляд, но не смогла. Зато осознала вдруг, что в и без того небольшой комнатке стало тесно, и она стояла к Канде чертовски близко. Буквально каждой клеточкой она ощущала жар, исходящий от него — кожа Канды всегда была горячей, как солнце. Её щеки касалось его дыхание, и во рту отчего-то пересохло. Эрин сглотнула, подумав, что если бы он захотел её поцеловать, наплевав на все обещания, ей просто некуда было бы деться.       А захотела бы она куда-то деваться?..       Канда, кажется, думал о том же самом, просто дошло до него позже. Дыхание, секундой назад ровное, сбилось, и Эрин, смотревшая куда-то за его плечо, заметила краем глаза, как он провёл языком по сухим губам. Атмосфера стремительно становилась неловкой и напряжённой, и нужно было сделать что-то, чтобы не сорваться — никому из них.       Эрин знала, что Канда будет держать слово. Но хватит ли у него выдержки? Тогда, у двери её квартиры, силы воли оказалось недостаточно, чтобы противостоять искушению. И сейчас ситуация была очень похожей. С той лишь разницей, что она была совершенно трезва. И, наверное, только это спасало от того, чтобы не шагнуть вперёд и не утонуть в чужих крепких объятиях дарящих покой, защиту…       …страсть.       Как ни странно, Канда пришёл в себя первым. Шумно выдохнув, он осторожно отодвинул Эрин чуть в сторону, взяв за плечи. От его касания её, всю напряжённую, пробило дрожью, и она надеялась только, что он не заметил. Надежды, похоже, оправдались, и Канда, отпустив её, прошёл к алтарю. Коснулся столика, поправил цветы. Те, будто отзываясь тому, кто их потревожил, осыпались белыми лепестками, точно первым снегом, и остались яркими пятнами на тёмном лакированном дереве и фотографии.        — У меня есть только рисунки, — проговорил Канда негромко, но Эрин отчётливо расслышала усталую хрипотцу. — Наверное, подойдёт. Может, когда я съезжу домой…       Он замолчал, и Эрин ощутила, как он напрягся. Она помнила, что у него до сих пор лежат фотографии разрушенного дома, и это наверняка причиняло ему боль. Она приблизилась и тихо проговорила, коснувшись его руки:        — Подойдут и рисунки. Тем более, они прекрасны.       Она улыбнулась уголками губ и собралась потянуть его к выходу, но Канда остался на месте. Ещё с минуту он смотрел на алтарь, и Эрин совершенно не могла понять, о чём он думал. Уже пожалев о том, что позвала его сюда, она хотела позвать его — и не успела ничего произнести. Канда вдруг, освободив ладонь, обернулся к её мундиру. Склонив голову набок, коснулся одной из орденских планок.        — Это за битву при Белом Вале?       Эрин замерла, с трудом подавив желание отвести руку Канды от мундира. Медленно вдохнула и выдохнула, напомнив себе, что только он имел права касаться его и спрашивать подобные вещи. А ещё… только при нём она могла позволить себе быть слабой и вспоминать то, от чего до сих пор изнутри ломало отчаянием и страданием, которые так никуда и не делись.        — Да, — глухо отозвалась она. Атмосфера напряжения, та, что была между ними пару минут назад, исчезла, и Эрин без опаски встала рядом с Кандой, плечом к плечу.        — Я тоже там был, — проговорил он.       Эрин удивлённо повернула голову. Она хорошо помнила подробности той битвы, но Воронов в том сражении было очень мало, и их сил не хватало. Тогда Эрин билась, как в последний раз. И, если бы Канда вдруг там оказался, она бы точно запомнила.        — Но почему наши отряды не объединили? — спросила она, лишь спустя несколько секунд поняв, что знает ответ.       И он прозвучал. Очень просто и буднично, словно они говорили о прогулке с собаками, а не об одной из самых кровопролитных битв войны.        — Нас не могли объединить, — Канда покачал головой и снова провёл по планке кончиком пальца. — Я тогда уже был в штрафбате.       Эрин прикусила губу. Ну конечно, как она могла забыть. Канда несколько лет провёл в штрафбате и лишь за три года до окончания войны его перевели в пехоту.       Она выдохнула, не зная, что сказать. Битва при Белом Вале забрала много жизней, и выжившим запомнилась на всю жизнь. Тогда Эрин, уже потерявшая Дана и ребёнка, всерьёз была уверена, что это её последнее сражение. Но она выжила — как и Канда. С той лишь разницей, что Эрин хотела жить, чтобы мстить и проливать кровь тех, кто отнял у неё всё, а Канда хотел умереть.       И не мог.        — А это за три сотни убитых, — палец Канды с белой ткани планки переместился на соседнюю — тёмно-бордовую, какие полагались только снайперам. — Внушительный результат.       В его голосе послышалось что-то вроде одобрения и улыбки, а Эрин вдруг стало очень холодно. Она сжала зубы, медленно дыша. Ей нужно было посмотреть на Канду прямо, увидеть его глаза, чтобы понять, о чём он думал на самом деле, потому что его спокойствие — Эрин чуяла это — было насквозь фальшивым. А ордена будто манили его, заставляя снова и снова вспоминать и говорить о тех временах и делах, которые хотелось забыть.        — У меня тоже есть такой, — он усмехнулся, коснулся красной планки «За сотню убитых». — И другой. Тот, что после трёх сотен.       С каждым словом голос Канды казался Эрин всё более неестественным. Они никогда раньше не говорили об этом вот так, и, похоже, правильно делали. Время для этой раны ещё не пришло, а Канда как будто специально пытался сделать себе больнее, открывая новые и новые воспоминания. Она повернулась к нему, собираясь увести из комнаты, пусть даже силой, но замерла, когда он снова заговорил.        — Только какой от них толк? — он опустил руку, и она повисла вдоль тела безвольной плетью. — У меня всё равно нет права носить мундир. Меня не восстановили в звании. Это…       Он сглотнул, и добавил совсем тихо:        — Это просто никому не нужные куски металла.       Горечь, настолько искренняя и обжигающая, резанула Эрин по нервам. Она порывисто перехватила его за плечи, заставляя развернуться. В неверном свете глаза Канды казались бездонной чёрной пропастью, и Эрин коротко судорожно вдохнула, будто перед падением в пропасть. Канда уже был на самом дне, но она не желала позволить ему оставаться там и дальше.        — Послушай, — она сжала его плечи сильнее. — Я знаю, что твои награды много значат для тебя. И за каждой из них — твоя кровь и твоя боль. Я понимаю твои чувства и обещаю тебе…       Эрин посмотрела ему прямо в глаза, уверенная в своих словах как никогда.        — Я обещаю, что мы вернём тебе звание. Потому что ты его заслужил. А пока давай всё-таки отдохнём, хорошо?       Канда не стал спорить, и Эрин была ему за это очень благодарна. Они вышли в гостиную, и Канда, словно смущаясь чего-то, неловко попрощался, пожелал спокойной ночи и ушёл. Эрин закрыла за ним дверь и, прислонившись к ней спиной, сползла на пол и несколько минут сидела на холодном полу, не в силах сдвинуться. Только сейчас, когда она осталась одна, силы окончательно её покинули. И, наверное, было бы неплохим вариантом вырубиться прямо здесь, у входа.       Какая разница, где, когда так сильно хочется спать?       Поступить так ей не дал звонок мобильного. Ругнувшись сквозь зубы, Эрин кое-как дотянулась до упавшего на пол рюкзака и вытащила телефон. Она полагала, что это Исайя, с которым они несколько часов назад созванивались, но звонившим оказался Артур.        — Малышка! — его жизнерадостный голос ввинтился в уши оглушительным грохотом, и Эрин поморщилась. — Я слышал, ты уехала. Уже вернулась или я мешаю?       Эрин тяжело вздохнула и прижалась затылком к двери. Металл приятно холодил, и она закрыла глаза, думая о том, что могла бы просидеть вот так целую вечность.        — Ты не мешаешь, только, пожалуйста, говори чуть потише, — попросила она. — Я дико устала.       Эрин могла бы поспорить на что угодно, что Артур, услышав её слова, подобрался. Это выдал и его голос, который стал намного тише и серьёзнее.        — Тебе нужна помощь? Мы с Даной можем приехать.       На секунду Эрин захотела согласиться. Присутствие друга и его невесты, с которой она тоже была в хороших отношениях, могло бы придать немного сил и желания жить. Но следом за эгоистичным решением воспользоваться помощью пришло другое — она должна справиться сама. В конце концов, это просто усталость, ничего больше.        — Не стоит, Артур, — она покачала головой и, открыв глаза, всё-таки осторожно поднялась. — Мне просто нужно помыть посуду, принять душ и выспаться.       Артур ответил не сразу, и в его молчании Эрин на мгновение почудилось осуждение. Друг часто отчитывал её за излишнее рвение делать всё самой. И отчасти он был прав, Эрин это признавала. Но по-другому, пожалуй, не умела. Поэтому, найдя в рюкзаке гарнитуру, она воткнула наушники в уши и вернулась на кухню. Оставлять бардак на кухне не хотелось, потому что завтра убирать его наверняка будет некогда.        — Так зачем ты звонишь? — напомнила о себе Эрин, когда молчание затянулось. — Просто спросить, не померла ли я ещё?       Артур фыркнул, и напряжение, появившееся было между ними, спало.        — Ну и шуточки у тебя, — буркнул он, и, вздохнув, проговорил: — Через неделю приедет Орион, мой брат, ты его помнишь. Мы собираемся в поход, и я хотел позвать тебя. Тебе стоит развеяться. Посидим у костра, поедим печёный картофель с мясом, будем петь песни и рыбачить. Поехали, а?       Эрин живо представила глаза Артура, в золотистой глубине которых вспыхивали просящие искры. Она хорошо знала этот взгляд, и зачастую устоять перед ним и обаянием Артура, которое тот в такие моменты использовал в полную силу, было невозможно. И, может, будь он здесь, она бы и сдалась. Всё-таки отдых был ей необходим — недели, данной после нападения одного из пациентов, оказалось катастрофически мало.       Отдых… Эрин замерла, вспомнив тётю. Она обещала ей всерьёз подумать над вопросом, который был так важен, но малодушно отодвигала принятие решения. Ей было не до того. Нужно было решать чужие проблемы, казавшиеся бесконечным списком обязанностей и забот. И за ним Эрин пряталась, боясь сделать выбор и снова — как и в прошлые разы — разочароваться.       И всё-таки вместе с этим она понимала, что тянуть нельзя. И это, вполне может быть, её последний шанс.        — Я бы и рада, Артур, — выдохнула она наконец, понимая, что молчание неприлично затянулось. — Но, скорее всего, не смогу.        — Что случилось? — тут же спросил Артур. На заднем фоне раздался приглушённый голос Даны, но Эрин не смогла разобрать, что она сказала.       Она покачала головой. Вот теперь и невеста друга будет за неё беспокоиться. Замечательно.        — Ничего смертельного, — она вытерла тарелку и убрала её в шкафчик, висящий над мойкой. — Точнее… ничего нового. Ты же знаешь, что я пыталась забеременеть.       Ответа не требовалось, но Артур, щёлкнув зажигалкой и затянувшись, всё-таки произнёс, не спрашивая, а утверждая:        — Ты получила письмо. И ничего мне не сказала. Малышка, я же просил!..        — Там ничего нового, Артур, — выдохнула Эрин, на миг прикрыв глаза. — Я всё ещё безнадёжна. Но…       Повисла пауза, которую стоило нарушить — недосказанность царапала и давила. Артур молчал, ожидая продолжения, а Эрин собиралась с духом, понимая, что если сказать ему сейчас, то иного выбора, кроме как сделать это, у неё не останется. И, наверное, для неё это был единственный выход. Иначе, Эрин знала, она так и будет продолжать оттягивать до тех пор, пока действительно не станет поздно.       Это последний шанс        — Приезжала тётя.       Эрин закончила мыть посуду и выключила воду. Тишина, нарушаемая только её дыханием и стуком сердца, которое вдруг забилось сильнее, показалась ей невыносимой. Опустившись на стоявший рядом стул, она потёрла переносицу и заговорила, быстро и сухо, словно боясь передумать:        — Она сказала, что нашла врача, который может мне помочь. Но мне нужно будет уехать на Острова. Не знаю, на сколько. Может, месяц, может, два. А может, и полгода.       Она коротко, хрипло рассмеялась, представив, сколько всего упустит за полгода в работе и… Додумать она не успела. Её прервал голос Артура, леденяще-вкрадчивый:        — А позволь-ка мне узнать, ненаглядная моя, ты какого чёрта до сих пор не уехала?       Эрин открыла рот, собираясь возразить, однако Артур не дал ей вставить и слова.        — Ты не помнишь, как рыдала, получив первое письмо из клиники? А второе? Третье? Не помнишь? А я помню. И глаза твои пустые помню. Я знаю, как сильно ты хочешь ребёнка, малышка. И если у тебя есть хоть один малюсенький шансик, хотя бы надежда на него — используй, чёрт тебя раздери! Эрин, что ж ты творишь? Мне связать тебя и отвезти самому?       Он шумно выдохнул, а Эрин зажмурилась, вжавшись в стул. Артур редко называл кого-либо по именам, предпочитая ласковые обращения. Лишь в минуты сильного волнения или раздражения он забывал об этой привычке, и тогда можно было ожидать чего угодно. На эмоциях он и впрямь мог увезти её на Острова, не спросив разрешения и не уточнив, а точно ли она к такому готова. Именно Артур после аварии сжёг её права, клянясь, что больше никогда не пустит её за руль. Права-то она, конечно, восстановила, но те минуты, когда её вечно спокойный дружелюбный друг страшно ругался и готов был приковать её цепями к кровати, запомнила надолго.       Кого-кого, а Артура провоцировать не стоило.        — Не надо меня никуда везти, — осторожно подала голос Эрин, когда тот выдохся и замолчал. — И я понимаю тебя. Но у меня работа и я не могу…        — К чёрту твою работу! — оборвал её Артур. На заднем фоне послышался голос Даны, которая просила его успокоиться. — Это твоё здоровье, Эрин! Ни одна работа в мире не сможет дать тебе ребёнка, чёрт возьми! Почему я должен тебе это объяснять?       Артур добавил ещё пару фраз, состоявших целиком из нецензурных фраз. Он не пытался оскорбить Эрин, лишь выпускал пар. А она, пока он ругался, вдруг подумала, что он действительно прав. Эрин так долго пряталась за своей работой, так долго отрицала очевидное, что почти срослась с уверенностью — ничего не изменится, даже если она будет пробовать снова. Она сдалась, потеряв желание бороться. Она сломалась.       Почти.        — Так, — твёрдо произнесла Эрин, выпрямившись. — Во-первых, послушай свою невесту и успокойся. Во-вторых, я не отказываюсь от идеи ехать. И я поеду. Наверное… через пару недель. Но мне нужно время. Так что перестань уже на меня ворчать, а?       Несколько секунд в трубке царило растерянное молчание. Артур словно не верил в то, что он услышал, и это его неверие подтвердил осторожный вопрос:        — Точно? Ты уверена?       Эрин усмехнулась.        — Точно. Я пришлю тебе билет на самолёт, чтобы ты убедился. Идёт?       Артур рассмеялся, и Эрин вместе с ним облегчённо выдохнула. Вот и всё. Вопрос, который не давал ей покоя последние дни, наконец, решился. Она признавала, что после нескольких лет непрерывной работы будет трудно вот так взять и уехать, оставив всё без попыток контролировать и брать в свои руки. Но в её случае это был единственно верный вариант. И даже если она вдруг передумает, то Артур попросту силой усадит её в самолёт и ещё платочком на прощание помашет.       Но и Эрин не собиралась так просто предавать свою мечту стать матерью. Только не теперь, когда она через столько прошла.        — Вот так бы сразу, — довольный Артур, казалось, вот-вот заурчит. — Я обязательно приеду тебя провожать… А, кстати! Ты сказала Канде, что уедешь?       Эрин напряглась моментально, чувствуя, как похолодели внутренности. Почему Артур так уверенно задавал вопрос о Канде? Он что-то знал?        — Нет, не говорила, — обронила она и поинтересовалась: — А почему ты спрашиваешь? Вы с ним общаетесь?       Артур снова затянулся и что-то пробормотал в сторону, отвечая на вопрос Даны.        — Не то что бы. Просто я виделся с ним в центре. Он тебе ничего не говорил?       Эрин мысленно застонала. Кто бы мог подумать! Теперь уже не казалось столь невероятным, что Канда, с трудом разбирающийся в своих чувствах, признался ей в симпатии так открыто. Наверняка руку к этому приложил и Артур. Чёртов сводник! Мало ему самому жениться, он ещё намеревался осчастливить всех, до кого руки дотягивались.        — Я убью тебя, Артур Дроган, — пообещала она, на что получила раскатистый хохот. Вздохнув, она всё-таки добавила, решив, что скрывать глупо: — Он признался мне в любви. И теперь я понимаю, что это случилось с твоей подачи.        — Я тут вообще не при чём! — возмутился Артур. — Приятель влюблён в тебя по уши, почему он не может сказать об этом? И вообще, что ты ему ответила?       Эрин не сразу нашлась с ответом, разглядывая свои ладони и вспоминая, как уютно себя ощущала, чувствуя, как Канда крепко сжимал её руку. Это казалось… правильным и необходимым. Как будто Канда был недостающей её частью. А когда касался, Эрин чувствовала себя цельной, словно обрела то, что потеряла давным-давно.        — Я сказала, что мне нужно время, — выдохнула она тихо. — Мне нужно разобраться в себе, Артур. Я очень боюсь ошибиться.       Артур помолчал, и когда Эрин собиралась спросить, не уснул ли он там, ответил так же негромко, как и она:        — Я понимаю. Подумай об этом хорошо. Но мой тебе совет, малышка: не переусердствуй в сомнениях. Канда хороший человек, и мне кажется, он тот, кто будет готов на всё ради тебя.       Эрин усмехнулась. Она и сама так думала, но опасения всё ещё были слишком сильны. Однажды её жизнь, казавшаяся оплотом мира, спокойствия и любви, рухнула, погребая её под обломками. Она не хотела проходить через это снова.        — Надеюсь, Артур. Надеюсь.       Он попрощался, пообещав позвонить через пару дней и узнать, как идёт подготовка к отъезду, а Эрин ещё долго сидела на кухне, бездумно глядя в одну точку. Разговор с Артуром поднял в ней волну эмоций, которые она старательно прятала, отодвигала и игнорировала, как могла. Но вечно так продолжаться не могло: они росли, крепли и требовали к себе внимания. Желательно прямо сейчас.        — В Бездну, — выдохнула Эрин и поднялась. Нужно что-то решить? Она решит.       Желание действовать будто ошпарило и придало уставшему телу немного сил. Она быстро направилась в гостиную и снова отперла дверь, ведущую к поминальному алтарю. Правда, стоило ей переступить порог, как желание разобраться быстро как-то разом поубавилось, и она, осторожно шагая в темноте, медленно подошла к алтарю. Фотография до сих пор лежала на столике стеклом вниз, и белые лепестки опавших хризантем белели на тёмном дереве осуждающе.       «Как ты могла? Как ты могла?..»       Могла. И не хотела больше цепляться за прошлое, которое причиняло столько боли.       Наклонившись, Эрин вытащила из вазы цветы и отнесла их в мусорку. Следом отправились благовония и полусгоревшие свечи. Эрин сгребла и все лепестки, подобрав и те, что оказались под столиком. Лишь когда на нём осталась фотография мужа, она замешкалась и неохотно взяла её в руки. Переворачивать и смотреть мужу в глаза было страшно. Шумно выдохнув, Эрин резко подняла её и взглянула на него прямо.        — Ты можешь не одобрять мой выбор, — проговорила она спокойно. — Но я начинаю новую жизнь.       Во всех смыслах.       Эрин не ждала ответа. Уже не ждала, зная, что это бессмысленная трата времени. Молча спрятала фотографию в дальний угол на верхней полке шкафа в спальне и, приняв душ, легла. К счастью, сон пришёл быстро и был милостив, не толкая в пропасть прошлого, наполненную кошмарами. Видимо, судьба решила, что с неё пока хватит.       Пока.       На работу Эрин приехала задолго до привычного времени, опередив раннюю пташку Мэри и до смерти перепугав охранника, который не ожидал никого увидеть в такой час. Извинившись перед ним, Эрин поднялась в свой кабинет и, пройдя к окну, распахнула его и с наслаждением вдохнула свежий, ещё не прогретый дневной жарой воздух. Она прекрасно помнила все решения, которые приняла вчера, и оттого чувствовала себя немного… странно. Словно она пришла в родной дом, чтобы попрощаться.       Не навсегда, напомнила себе Эрин. Не навсегда.       За два дня отсутствия работы накопилось немало, и, позволив себе ещё несколько минут покоя, она взялась за дело. Предстояло разобрать почту, просмотреть отчёты психологов, скорректировать курсы и подготовиться к встречам. За привычными задачами, по которым Эрин успела соскучиться за два дня, время пролетело незаметно, и она отвлеклась лишь тогда, когда настойчиво зазвенел телефон, используемый обычно для внутренней связи.        — Госпожа Эльерин! — Мэри старалась говорить радостно, но Эрин безошибочно уловила нотки уже знакомой усталости. — Я увидела вашу машину, поэтому решила проверить. Вам что-нибудь нужно?       Эрин побарабанила пальцами по столу. В целом, она успела вникнуть в курс дела, поэтому особых уточнений не требовалось. Если бы случилось что-то, действительно стоящее внимания и плотной работы, Керо ей бы сообщил. А он, позвонив вчера рано утром, ни словом не обмолвился о проблемах. Значит, всё в порядке.        — Скажи, Исайя на месте? — спросила Эрин, взяв в руки карандаш. Задумчиво покрутила его в руке, ожидая, пока Мэри проверит расписание руководителя.        — Он должен подъехать через… примерно пятнадцать минут. А через полчаса у него совещание, он ожидает всех тьюторов.       Эрин, собиравшаяся попросить предупредить Исайю о её визите, если вдруг Мэри увидит его первым, только вздохнула. Когда у Мэри случались проблемы в личной жизни, она становилась рассеянной и часто забывала важные вещи. Совсем критичных ошибок она, конечно, не допускала, но порой так и хотелось сказать ей об этом. Однако Эрин лишь покачала головой. Это, в целом, не её дело.        — Спасибо, что предупредила сейчас.        — Я собиралась сделать рассылку, — виновато проговорила Мэри, правильно истолковав тон Эрин. — Извините.        — Всё в порядке, Мэри. Хорошего дня.       Эрин откинулась на спинку кресла и пару минут сидела без движения, прикрыв глаза. Подобные мелочи часто наполняли её рабочий день, и это никогда не казалось ей чем-то из ряда вон выходящим. Да, иногда приходилось перестраиваться буквально на лету, но Эрин справлялась. И ей это даже нравилось — не позволяло расслабиться, напоминало, что нужно постоянно держать руку на пульсе и быть в курсе всего. Она жила этим и привыкла к такому ритму, срослась с ним, чувствуя, что так ей комфортно.       Было.       Сейчас Эрин вдруг ощутила глухое раздражение. Она понимала, что это глупо, но неужели нельзя было сообщить вчера? Она могла бы подготовиться к совещанию заранее, не импровизируя в процессе. А если там будут обсуждаться вопросы финансирования? Что она будет готовить, не имея на руках точных цифр и планируемых потребностей для её подопечных?..       Эрин шумно выдохнула и потёрла ладонями лицо, стараясь взять себя в руки. Тратить время на то, чтобы мысленно обвинять Мэри в некомпетентности, не имело смысла. Да и Эрин понимала, что дело совсем не в бедной девушке, а в ней самой. Она с самого утра ощущала себя не то чтобы не на своём месте, нет, но… так, словно занималась совсем не тем, что ей нужно было. Да, Эрин прекрасно помнила каждое из своих обязательств, взятых на себя перед руководством и подопечными. И ещё пару дней назад она уверенно сказала бы, что только это имеет значение, а всё остальное может подождать. День, неделю, месяц, год, век — какая разница, если на кону стоит ещё одна потенциально спасённая жизнь?       Сегодня Эрин поняла, что спасти ей и впрямь предстояло. Но не кого-то, кого она никогда не знала и после работы в центре больше никогда не увидит.       Ей предстояло спасти себя.       Несмотря на неспокойные мысли, Эрин удалось собраться и подготовиться настолько, насколько позволяло двухдневное отсутствие. Письмо с приглашением действительно пришло спустя пять минут, но она его почти не смотрела, занятая другим делом. И только заходя в светлый, освещённый солнцем и будто бы праздничный зал, запоздало поняла, что, наверное, зря не прочла письмо внимательнее.       Повесткой были не финансовые показатели, не отчёты и не разбор полётов по очередному делу со сложным пациентом. Сегодня они приветствовали новых сотрудников. Три новых тьютора и три психолога. Ещё совсем молодые, с горящими глазами, наверное, едва выпустившиеся из университетов. Три женщины и трое мужчин, которые готовы были взять на себя ответственность за чужие судьбы и не просто помогать — спасать, порой отдавая гораздо больше, чем было возможно. Эрин, устроившаяся в дальнем конце зала, слушала их и вспоминала о времени, когда пришла работать в центр.       Пожалуй, с тех пор мало что изменилось в её мотивации. Но большинство из тех, кто приходил, очень быстро сгорали. Эрин встречала и провожала много таких вот самоотверженных, и ясно понимала, что одного этого мало. Чтобы выжить здесь и продолжить заниматься этим делом, нужна ещё здоровая злость и дикая решимость доводить каждое дело до конца. Несмотря на огромный объём бумажной работы, который порой занимал едва ли не половину рабочего дня. Несмотря на сложность бюрократической машины и перманентно вспыхивающее желание убить чиновников, не понимающих, как сильно ветеранам нужна поддержка государства и его помощь. Несмотря на пациентов, которые часто срывались на самих работников центра — да, их работа была не только выматывающей, но и в прямом смысле опасной.       Если у тьютора хватало сил это выносить, он мог остаться. Ну, или был, как она. Тем, для кого эта работа была не просто работой, а практически смыслом жизни, вытеснившем тоску, боль и отчаяние от потери всего, что было дорого.       Эрин надеялась, что они не такие. И что они всё-таки останутся, а не сдадутся в первый же месяц. Их центру нужны были рабочие руки и свежая кровь. И она искренне надеялась, что Керо, подбиравший персонал, не ошибся. Неплохо было бы уточнить, по каким контрабандистским каналам он в такие короткие сроки нашёл шестерых сотрудников. У Комуи это не получалось последние месяца три, если не больше.       За этими мыслями она не заметила, как людей в зале стало заметно меньше. Лишь когда Линда, уходя, коснулась её плеча и улыбнулась, она подняла голову и с удивлением обнаружила, что в зале остались только она и Исайя. Он сидел в противоположном конце зала за столом и просматривал какие-то бумаги. Наверняка ощутив, что она на него смотрит, он поднял голову и, увидев её, улыбнулся. На миг Эрин показалось, что неискренне. Могла ли она его в этом винить?..       — Эльерин! Мне сказали, что ты вернулась, — он собрал бумаги в папку плотного черного картона и поднял голову. — Как всё прошло?       Она неторопливо приблизилась, остановившись в паре шагов. Это был их первый живой разговор после того, как она ему отказала. И Эрин понимала, что боль от её слов в Исайе жива. Она сглотнула, подавляя поднявшееся было чувство вины. Это было правильное решение. Для них обоих.        — Всё хорошо, спасибо, — отозвалась она. — Терапия Канды неожиданно продвинулась. Он рассказал о войне многое из того, о чём долго молчал. Это важный момент в его лечении.       Она не хотела намеренно отгораживаться от Исайи, но голос её звучал спокойно, почти холодно, и могло показаться, будто она старается держать дистанцию. Выдохнув, Эрин на миг прикрыла глаза и добавила:        — Я хотела сказать спасибо за то, что отпустил меня. Это действительно было нужно.       Исайя кивнул, однако напрямую взгляда его Эрин не увидела. Он отвернулся к окну, отвлёкшись на шум, а когда тот утих, остановил свой взгляд на папке.        — Я рад, Эльерин, — серьёзно произнёс он. — Канде нужны серьёзные сдвиги, хотя, я думаю, он на верном пути. И в хороших руках.       Эрин прищурилась, зацепившись за последнюю фразу. Исайя что-то подозревал? Вряд ли. Она ни с кем не говорила о том, что происходило между ней и Кандой, кроме Артура. А тот не был знаком с нынешним руководителем центра, чтобы рассказать ему правду. Она сжала в ладони ткань жакета.        — Спасибо. Исайя… — она на миг замялась, опустив голову, но тут же вскинула её и твёрдо проговорила: — Есть ещё кое-что важное.       Исайя повернулся к ней, и только сейчас Эрин увидела его взгляд. Удивление в нём явно было искренним.        — Я слушаю.        — Мне нужен отпуск.       Эрин произнесла это быстро, боясь растерять решимость. Поджала губы, опасаясь, что эмоции, которые в последнее время были нестабильны, снова проснутся в неподходящий момент. Ответ Исайи был важен, от него зависела едва ли не вся её жизнь. И если он сейчас откажет… думать о том, что в худшем случае её ждало увольнение, не хотелось.       Исайя, вопреки ожиданиям, вдруг посерьёзнел и подался вперёд. В светлых глазах зажглись беспокойство и тревога. Ещё бы: он уже наверняка был в курсе, что Эльерин Сартес не берёт отпуск по собственной инициативе. Только когда буквально физически не может работать. И её слова, скорее всего, звучали очень странно.        — Я так понимаю, что-то случилось, — наконец, проговорил он. — Не буду спрашивать, что именно. Позволь только уточнить, на какой срок ты собираешься уйти?       Эрин едва сдержалась от желания поморщиться. Почему-то от Исайи это прозвучало так, словно она их бросала. Быть может… в какой-то степени это было так. Но она не планировала уходить насовсем, более того, Эрин собиралась работать ещё усерднее после возвращения, потому что знала, что соскучится по настоящему делу.       — Я не уверена, — она покачала головой. — Месяц, возможно, два. Но не больше.       — Два месяца… — Исайя побарабанил пальцами по столу, и спустя несколько секунд кивнул. — Хорошо. Оформи все бумаги в кадровой службе, и найди, кому передать дела. Можешь отдать те, что полегче, новеньким, я думаю, им будет неплохо попрактиваться.       Он поднялся и, обойдя стол, остановился напротив Эрин. Он стоял так близко, что она ощущала терпкий запах его одеколона — древесный с едва ощутимой цветочной ноткой. Красивый аромат, почему-то подумала она, стараясь игнорировать то, как Исайя на неё смотрел.       Как на женщину, которую он отчаянно желал — во всех смыслах — но не мог получить.       — Я надеюсь, ты вернёшься, Эльерин, — вдруг негромко проговорил он. — Нам всем будет тебя не хватать.       Она коротко вдохнула и всё-таки подняла глаза, изо всех сил пытаясь оставаться спокойной.       — Называй меня Эрин, — попросила она так же тихо. — Я не хочу, чтобы между нами стоял официоз.       Безумно долгую минуту он смотрел на неё так, что Эрин очень сильно захотелось отступить, а ещё больше — забрать свои слова назад. Только после того, как они были сказаны, она осознала, какой смысл они несли для него. Они согласились остаться друзьями, да, но ей ли не знать, как сложно управлять чувствами? И если она долгое время любила мёртвого, то Исайя питал чувства к живой женщине.       И это, наверное, было даже больнее.       — Хорошо, — кивнул он наконец, и Эрин выдохнула, понимая, что всё это время не дышала. — Хорошего дня… Эрин.       Исайя вышел, оставив её с чувством растерянности и вины. Да, призналась самой себе Эрин, она испытывала вину за то, что не могла ничего дать Исайе. Он был хорошим человеком и заслуживал взаимности. Заслуживал женщину, в которой достанет любви и чуткости, чтобы согреть его одинокое сердце. И Эрин было чертовски жаль, что именно она стала той, кого он полюбил. Быть может, скажи он ей честно о своих чувствах ещё год назад, у них что-то бы и вышло. А так…       Эрин тряхнула головой. Какой смысл думать о том, чего никогда не случится? За время её отпуска Исайя успеет свыкнуться с этой мыслью и успокоиться, да и она тоже примет решение. И, хотелось надеяться, наконец получит окончательный ответ на самый главный вопрос в своей жизни. Гораздо важнее всего прочего.       Под силу ли ей стать матерью хоть когда-нибудь? Заслужила ли она это право?       Понимая, что снова отвлеклась на ненужные размышления, Эрин развернулась и быстро вышла из зала. У Нетты как раз должен был быть перерыв, и она намеревалась зайти к ней, уточнить, с кем из тьюторов ей будет комфортнее работать над их делами. В целом, у них не было откровенно слабых специалистов, все находились на относительно одинаковом уровне. Комуи старался подбирать людей, которые действительно хорошо разбирались в своей работе, или готовы были положить все силы на то, чтобы научиться. Это дало свои плоды и в итоге получилась довольно крепкая команда. Да, их всё ещё было слишком мало. Да, с Тайлером они все очень крупно ошиблись. Но этот промах они учли, и теперь Эрин точно была уверена в каждом, с кем она работала.       Дело было лишь в личных отношениях между ними.       Эрин точно знала, что Нетта хорошо работала не со всеми тьюторами. С Рихардом она старалась не пересекаться и даже не разговаривать больше необходимого. Поначалу Эрин это удивляло, но после она узнала, что Рихард весьма настойчиво ухаживал за ней, а в конце заперся с ней в комнате отдыха и весьма откровенно домогался. К удивлению многих, Нетта попросила, чтобы его не увольняли. Единственным аргументом с ей стороны прозвучало две фразы.       «Он хороший тьютор. Не лишайте людей надежды».       Впрочем, от участи получить по лицу это его не спасло, поэтому Эрин с ним тоже старалась лишний раз не общаться, хотя прощения у Нетты он всё же попросил.       С Мэйлин и Натаном у неё просто не получалось сработаться — слишком разнились подходы. Когда Эрин пришла в центр, её сразу поставили в связку с Неттой, лишь после добавив ещё двоих психологов. Поначалу отношения не складывались, но чем дольше они работали вместе, тем больше Эрин проникалась к Нетте уважением, а та, в свою очередь, старалась ненавязчиво поддерживать и помогать. Эрин, конечно, по большей части сторонилась этого, но когда Нетта приносила из дома кофе и сладости и приходила «поболтать по работе», никогда не отказывалась. Слишком уж вкусный кофе у рыжеволосой красавицы получался, а её булочки с заварным кремом оказались божественны.       Эрин усмехнулась, спускаясь по лестнице. Никто не понял, как так вышло, но спустя год в большей части дел, которые она вела, психологом значилась именно Грин. Та никогда не жаловалась, несмотря на внушительный объём работы, наоборот, пеняя Эрин за то, что та брала на себя слишком многое. Какое-то время даже требовала, чтобы Эрин брала её к невыездным пациентам, ведь иначе зачастую тьютору приходилось быть ещё и психологом. Нетта беспокоилась за неё, и, откровенно говоря, Эрин была признательна ей за это.       Вот только близко сойтись они так и не смогли. Эрин не могла заставить себя подпустить кого-то нового слишком близко, а Нетта не настаивала. И, наверное, так было правильно. Эрин не знала точно, но, открывая дверь кабинета Нетты, могла сказать одно: ей будет грустно расставаться на долгий срок.        — Эрин! — Нетта, писавшая что-то в ежедневнике, подняла голову и улыбнулась. Рыжий локон, заправленный за ухо, непослушно выскользнул, коснувшись её виска и придав Нетте забавный вид. — Я так рада, что ты вернулась. Как всё прошло, как Канда?       Эрин ответила не сразу. Приблизившись, она опустилась в кресло для пациентов, вдруг подумав, что легко могла бы оказаться на их месте, если бы в госпитале ей не хватило силы воли собрать себя по кускам. Она прямо взглянула на Нетту и покачала головой.       — Всё хорошо. Насколько это возможно в его случае, — она помолчала и добавила: — Я думаю, вам будет о чём поговорить на следующем сеансе. Попроси его рассказать о поездке, ладно? Это важно.       Нетта кивнула, и взгляд её, до этого радостный и немного рассеянный, стал внимательным и цепким. Она поправила очки и подалась чуть вперёд.        — Что-то случилось. Я не спрашиваю, Эрин, я вижу. Он снова что-то сделал?       Эрин не сдержалась от короткой слабой усмешки. Да, Канда по собственной глупости заработал себе дурную репутацию в центре, и при каждом срыве от него можно было ждать чего угодно. Но после того, что они вместе пережили на могиле его боевого товарища, Эрин понимала: Канда больше никогда не позволит себе сорваться. Он скорее направит всю боль на себя, чем подвергнет опасности тех, кто рядом.       Урок усвоен, вывод сделан. Терапия даёт свои плоды. Время радоваться?..        — Нет, — она покачала головой. — С ним всё в порядке, просто он вымотан. А я…       Эрин и сама не верила себе, когда спокойно произнесла:        — Я ухожу в отпуск. На два месяца. И мне нужно передать дела. С кем бы ты хотела работать это время? Я не хочу оставлять тебя с горой неразрешённых проблем и неприятных отношений.       Нетта не скрывала удивления. Откинувшись на спинку кресла, она сняла очки и, закусив кончик дужки, пару минут молча разглядывала Эрин. Наверное, ожидала, что та улыбнётся и скажет, что это была шутка или что-то вроде того. Не дождавшись никаких дополнительных комментариев, она шумно выдохнула.        — Однако… неожиданно…        — Я что, кажусь машиной? — иронично поддела её Эрин.       Нетта в ответ только фыркнула.        — Вообще-то я ещё полгода назад говорила, что тебе срочно нужно в отпуск. Но нет, у тебя же работа! У тебя дела! А потом появился Канда и всё, ты вообще перестала меня слушать!..       Нетта замолчала, переводя дыхание. Эрин ясно видела, как шокировала её новость об её отпуске, но решила пока ничего не добавлять. Нетта была права в короткой вспышке недовольства. Она и впрямь не раз говорила, что Эрин нужен отдых, что нельзя работать так много, что она нужна людям, и если с ней что-то случится, её будет сложно заменить. А теперь, когда Эрин заявляла, что прислушалась, Нетта не могла в это поверить.       Неудивительно. Эрин тоже до конца не верила.       Видимо, собрав разбежавшиеся мысли в кучу, Нетта снова надела очки и улыбнулась.        — Как бы там ни было, я рада, — серьёзно проговорила она, смягчив слова ещё более тёплой улыбкой. — Кто бы на тебя ни повлиял, я готова пожать ему его крепкую мужскую руку.       Нетта проигнорировала осуждающий взгляд Эрин и добавила:        — Что же касается работы… в целом, мне не так уж важно, с кем работать, поскольку тебя не сможет заменить никто.       Эрин, собиравшаяся всё-таки высказать ей кое-что за предыдущую фразу, замерла и прищурилась. Это звучало… странно. Нетта ведь работала не только с ней, а говорила так, словно она здесь единственный тьютор, который…        — И не надо на меня так смотреть, — Нетта пожала плечами. — Как будто ты не знаешь, что у нас сложилась отличная команда. И мне грустно, что ты меня покидаешь, но я рада за тебя и надеюсь, что ты как следует отдохнёшь и вернёшься с новыми силами. Ты заслужила это.       Нетта улыбалась так солнечно, что Эрин не смогла не сделать этого в ответ. Правда, её улыбка быстро пропала. Ей всё ещё сложно было настолько открыто проявлять положительные эмоции.        — Не надейся от меня избавиться, я вернусь, — Эрин поднялась, помня о том, что перерывы у Нетты короткие. — Тогда вечером я пришлю тебе предварительный список распределения. Согласуем, и только после этого я начну передачу дел.        — Как скажешь, босс, — фыркнула Нетта.       Она явно хотела добавить что-то ещё, но звонок телефона прервал их разговор, и Эрин вышла, думая о том, что у неё самой ещё много работы. Её предстояло её сделать, чтобы на Островах не возвращаться мыслями к этому каждый день. Эрин хотела, чтобы всё прошло хорошо, и понимала, что для этого нужно.       Осталось совсем немного — исполнить задуманное.       День пролетел стремительно, и лишь к шести вечера Эрин смогла вздохнуть свободнее и взять в руки телефон. На него периодически приходили уведомления, но проверять их не было времени. Да и в основном это оказались рассылки торговых сетей, заманивающих клиентов выгодными предложениями. Эрин без раздумий удалила всё и собиралась вернуться к отчёту, как телефон завибрировал в руке снова. Устало выдохнув, она собралась избавиться от очередного уведомления, но замерла. Ей пришло сообщение от Канды.       «Я приготовил ужин, но один не съем. Не хочешь помочь?»       Только сейчас Эрин вспомнила о том, что не обедала, обойдясь двумя стаканчиками кофе. В животе тут же требовательно заурчало, и она, покачав головой, быстро набрала ответ.       «Хочу. Но я приеду только через час».       «Я разогрею к твоему приезду», — пришёл незамедлительный ответ.       Эрин усмехнулась и отложила телефон. Неожиданное предложение отозвалось внутри теплом. Канда не умел ухаживать так, как было принято в обществе, но он искренне старался проявлять заботу и беспокойство. И Эрин понимала, что он не лгал. Если он хотел её накормить — это значило, что он уверен в её голоде и намерен это исправить. И её согласие или несогласие особого значения не имело. Канда в своей заботе был беспощаден. Хотя, стоило признать, до открытых столкновений не доходило, но она почему-то думала, что всё ещё впереди.       Возвращаться к отчёту отчаянно не хотелось, но Эрин, похлопав себя по щекам, снова взялась за работу и даже закончила её раньше, чем планировала. Уже через сорок минут она садилась за руль и заводила машину, сама не замечая того, что спешила. Лишь остановившись на светофоре и глянув на спидометр, скорость на котором упала с гораздо более высокой отметки, чем обычно, она осознала, что торопилась увидеться с Кандой. Странное нетерпение подгоняло её, а предвкушение вечера в его компании кололо пальцы.       Эрин хотела провести с ним время. И это пугало, но одновременно отвечало на некоторые вопросы. О них она собиралась думать позже, после лечения и всего, что с этим связано, поэтому мысли о своём отношении к Канде постаралась выкинуть из головы. Но и так уже было ясно — от ответа она бежала. Бежала, потому что многое ещё нужно решить. Бежала, потому что Эрин не могла позволить себе одним махом поставить на карту всё, что есть, против…       Против мужчины, рядом с которым было спокойно. Тепло. Уютно.       Эрин сглотнула, чувствуя, как пересохло в горле от воспоминания о том, как он её целовал, как крепко прижимал к себе и как горячо от этого становилось. Трудно было отрицать, что ей, уже много лет не знавшей мужской ласки, хотелось снова ощутить себя желанной… любимой. Во всех смыслах. И сколь бы ни были крамольны эти мысли, Эрин понимала: от них никуда не деться. Это то, что она ощущала уже сейчас.       Она выдохнула, заезжая на подземную парковку и останавливаясь на своём месте. Прижала ладони к щекам и несколько минут сидела так, успокаивая мысли и сердце. Нельзя было спешить, нельзя. И даже то, как реагировало её тело на присутствие рядом красивого сексуального мужчины, не должно было замутить ей рассудок. Эрин всегда славилась спокойствием и сдержанностью, и стоило применить эти способности именно сейчас, когда всё так нестабильно и грозило вот-вот выйти из-под контроля.       Наконец, собравшись с мыслями, она вышла из машины и поднялась на этаж. Привычным жестом закинув рюкзак на одно плечо, она нажала на кнопку звонка, ловя себя на том, что сердце стучит быстрее. Во имя Бездны, она же не глупенькая школьница, которая только что влюбилась!.. Взрослая женщина, прекрасно понимающая, что даже такие чувства имеют цену. И она ещё не решила, готова ли эту цену платить.        — Привет.       Канда распахнул дверь и Эрин вздрогнула, отвлекаясь от собственных мыслей. На нём не было футболки, а волосы, кое-как затянутые лентой в низкий хвост, грозили вот-вот рассыпаться по плечам в беспорядке. Она невольно задержала взгляд на одной из прядей, подумав о том, что она, должно быть, очень мягкая.        — Эрин?..       Канда смотрел на неё с беспокойством, и она с трудом удержалась, чтобы в смущении не отвести взгляд. Он вряд ли знал, о чём она думала, считая её, как и все, холодной и сдержанной. Наверное, стоило поддерживать такой образ, чтобы не создать ни себе, ни ему лишних проблем.        — Извини, — она покачала головой. — Я задумалась.       Канда ещё пару секунд пристально смотрел на неё, словно подозревая во лжи, и посторонился.        — Проходи. Ужин…       Что там с ужином, Эрин узнать не успела. Всё произошло настолько стремительно, что она, даже вспоминая позже, не смогла толком сказать, что именно случилось и в какой момент. Эрин сделала шаг вперёд, собираясь войти — и в эту же секунду Канда почти мгновенно побледнел и согнулся в кашле. Приступ был страшным: лающие, хриплые звуки, которые, казалось, вот-вот разорвут ему глотку. Эрин, на миг оцепеневшая, сбросила рюкзак на пол и бросилась к нему. Безумной тревогой окатило с головы до ног, и всё, чего она хотела — помочь ему.        — Юу! Юу, что с тобой? — она поддержала его за плечи, когда он едва не упал. Облизала вмиг пересохшие губы и попыталась помочь ему разогнуться, чтобы посмотреть в лицо. — Юу!       Тот не отвечал, всё ещё сотрясаемый кашлем. Лишь спустя минуту, показавшуюся Эрин вечностью, он затих и с трудом выпрямился, облизав губы — бледный и взмокший. Ладонь, которой он прикрывал рот, Канда спрятал за спину, и взглядом с Эрин встречаться отказывался, всё время глядя куда-то в сторону.       Чем больше времени проходило, тем меньше всё это нравилось Эрин. Она чувствовала — что-то не так. И обычно чутьё в таких вопросах её никогда не обманывало.        — Юу, — она перехватила его за подбородок и заставила посмотреть на неё прямо. Он нехотя поддался, но молчал, и она чувствовала, как напряглась челюсть под её ладонью. — Что это было? Что с тобой? Чем ты болен?        — Ничем, — он дёрнул плечом, пытаясь освободиться от её рук, но сил ему явно не хватало: приступ выпил из него львиную долю. — Я просто простудился. Через пару дней пройдёт.       Он снова отвернулся и собрался, вырвавшись из её рук, уйти. Канда так спешил, словно от этого зависело что-то безумно важное, быть может, даже его жизнь. И Эрин, прекрасно это видевшая, не собиралась давать ему и шанса. Потому что то, что она увидела, явно доказывало одно — он от неё что-то скрывал.        — Канда, — голос её прозвучал максимально спокойно и холодно. Она знала, что он ненавидел, когда она так делала, но другого выхода он ей просто не оставил. — Я помню, как ты обещал больше мне не врать. И если ты сейчас же…        — Да в порядке я! — неожиданно вспылил Канда, взмахнув рукой — той самой, что прятал за спиной. — Почему ты вечно подозреваешь меня во лжи?       Эрин не ответила на вопрос, в один миг ощутив, как сердце пропустило удар. Резко подавшись вперёд, она цепко перехватила его руку и развернула ладонью вверх, про себя молясь Бездне о том, чтобы есть показалось. Всевеликая Бездна, если ты слышишь своё дитя, сделай так, чтобы я ошибалась, повторяла Эрин, уже понимая, что это бессмысленно. Бездна не отвечала.       А на ладони Канды ярким пятном притягивала взгляд кровь.        — Вот поэтому, Канда. Вот поэтому я подозреваю тебя. Потому что после всего, что было, ты до сих пор не доверяешь мне.       Эрин говорила, чувствуя, как стягивает грудь холодом дурного предчувствия. В голове сразу всплыл вчерашний приступ и момент, когда она застала Канду. Его рука лежала на бедре сбоку — на чёрной ткани сложно было различить пятно, если не знать, куда смотреть. Она стиснула зубы, ощущая невыносимую злость. Он знал! Знал и прятал это от неё!        — Кем ты, во имя Бездны, себя возомнил? — она подняла голову, стиснув его запястье так, что одно неосторожное движение — и оно сломается. — Решил умереть? После всего, что было, после той пропасти, откуда ты выбрался, решил, что так лучше?       Эрин судорожно выдохнула, стараясь сдержать эмоции, но они рвались наружу, как цепные псы, которых выпустили впервые за много лет. Она прекрасно знала, что за ними пряталось, но сейчас даже не пыталась думать об этом.        — Ты чёртов лицемер, — процедила она, с каким-то садистским удовольствием отметив, как расширились глаза Канды, который ничего не говорил. — Ты признался мне в чувствах, чтобы потом мне было ещё больнее тебя терять? Ты так сильно меня ненавидишь?        — Я не… — голос Канды был полон растерянности, но Эрин даже не стала дослушивать.        — Мы едем в больницу. Немедленно.       Ничего больше не добавив, она развернулась и потянула его за собой, согласившись только дать ему одеться и взять документы. Остановившись на пороге, чтобы он закрыл дверь, Эрин протащила его за собой до машины и едва ли не силой впихнула внутрь. Злость придала ей энергии, и она решила пока её не подавлять. До тех пор, пока не будет ясно, что этот идиот с собой натворил. До тех пор, пока не станет ясно…       …пока не станет ясно, не потеряет ли она и его, едва обретя.       Всю дорогу до больницы она не говорила ни слова. Только когда она затормозила у входа и быстрым движением отстегнула ремень, Канда коснулся её руки, явно собираясь что-то сказать. Эрин вскинулась и отдёрнула руку, не позволяя себе отступить.        — Поговорим потом, — бросила она. — Выходи.       Он не стал спорить. Молча подчинился и не произнёс ни слова до тех пор, пока Эрин не отыскала доктора и не добилась, чтобы их приняли. Она действовала быстро и решительно, стискивая зубы и ладони в кулаки, пока Канда безразлично отвечал на вопросы доктора и позволял себя осматривать. Так же покорно он ушёл вслед за ним на анализы, а Эрин осталась в коридоре одна, наедине со своими мыслями.       И страхом. Страхом настолько сильным, что он затопил собой почти всё, и ей было трудно дышать. Казалось, Эрин задыхалась в непроглядных мутных водах, пыталась всплыть, но ещё больше тонула. Это пугало, причиняло боль и лишало сил. Только злость позволяла ей оставаться в сознании, быть собранной, а не сползти по стенке в рыданиях, которые стягивали горло.       Всевеликая Бездна, если ты слышишь своё дитя…       Когда врач вышел, Эрин на миг стало страшно до такой степени, что она едва не отступила. Хотелось сбежать, чтобы только не слышать страшной правды. Глубоко вдохнув, она заставила себя шагнуть к нему и посмотреть в уставшие карие глаза под кустистыми бровями. Пожилой мужчина поправил очки в толстой пластиковой оправе и покачал головой.        — Вы обратились к нам очень вовремя, — ответил он чуть хрипловатым басом на невысказанный вопрос. — Я подозревал пневмонию или туберкулёз, но результаты отрицательные. Вероятность наличия опухоли тоже мала, мы это проверим, но позже, на это нужно чуть больше времени. В целом его лёгкие в порядке, хоть и нуждаются в серьёзном лечении. Курение очень неблагодарная вещь.       Эрин, не дослушав, облегчённо выдохнула опустила плечи. Страх, едва не утопивший её, отступил, и это не укрылось от внимания доктора.        — Меня тревожит хрупкость его сосудов, — добавил он. — Мы ещё проведём некоторые анализы, хотя уже сейчас я думаю, что кровь появляется из-за этого. Я направлю его к специалисту. Может потребоваться операция. Несложная, но всё же…       Эрин очень старалась слушать и вникать, но остаток речи доктора просто бездумно кивала головой, думая о том, что ещё немного — и стало бы поздно. Что бы с ним было? Он мог захлебнуться кровью?.. Или ещё что-то хуже? Варианты один страшнее другого мелькали в голове, и ей потребовалось усилие, чтобы изгнать их. Доктор сказал, что всё в порядке, что проблемы, которые есть у Канды со здоровьем, можно решить.        — И главное, — доктор, ничуть не смущённый тем, что Эрин толком не отвечала, поднял палец, — вашему молодому человеку срочно нужно бросать курить. Сигареты убьют его быстрее, чем всё остальное. Я понимаю, что это сложно, но есть средство, которое может помочь. Я выпишу рецепт, но…       Он замялся, и Эрин впервые за весь разговор внимательно посмотрела на него.        — Что?        — Понимаете… — доктор понизил голос. — Это средство гораздо слабее другого препарата. Но в Софии оно под запретом. Это не наркотик, не подумайте. Просто если у вас есть знакомые, способные его достать…       Он помолчал и добавил ещё тише, серьёзно глядя на Эрин:        — Оно спасёт вашему молодому человеку жизнь.       Эрин даже не раздумывала.        — Дайте мне название. Я найду лекарство.       Это, конечно же, было не совсем законно, но внутренняя фармакологическая политика Софии была весьма странной вещью. Очень многие лекарства, не имеющие аналогов, были запрещены к ввозу из некоторых государств, оказывавших поддержку Лларре во время войны. Поэтому не было ничего удивительного в том, что врач мог посоветовать пациентам обратиться к подпольным торговцам.       Через пятнадцать минут она выходила из кабинета доктора, в кармане жакета спрятав записку с названием запрещённого препарата. Видимо, сама Бездна распорядилась так, что в её друзьях был умелый контрабандист, который мог достать всё, что угодно, откуда угодно. Эрин собиралась позвонить ему, но сначала нужно было зайти к Канде. Доктор сказал, что его госпитализируют на пару-тройку дней для дополнительных обследований, и ему нужны были вещи.       Подойдя к одноместной палате, которую она оплатила, Эрин замерла. Она знала: всё, что она ему сказала, было правильно. Но в глубине души она жалела, потому что сказанное ею причинило ему боль. Канда никогда бы не признался в этом открыто, но она видела это по его взгляду и по безразличию, за которым он прятался всякий раз, когда ему было плохо. И им нужно было поговорить.       Сможет ли она?..       Выдохнув, Эрин решительно повернула ручку и вошла в палату, застав Канду за тем, что он выдирал капельницу из руки и явно намеревался уйти.        — Что ты делаешь?!       Она стремительно приблизилась к нему и перехватила его руки. Канда дёрнулся, но Эрин не позволила ему вырваться.       — Я здесь не останусь, — с мрачной решимостью проговорил он. — Если надо будет, выйду в окно.       Наверное, только небесам было известно, сколько сил понадобилось Эрин, чтобы не залепить Канде пощёчину. Вот этого они добивались терапией? Такого исхода хотели для пациента, который только-только начал жить? Неужели все усилия, которые они с Неттой приложили для его спасения, были напрасны? Неужели всё это было зря?       А его слова?..       Нет. Эрин отказывалась в это верить.       Она подалась вперёд и, обняв его за плечи, притянула к себе. Прижала к груди и погладила по растрёпанным волосам, чувствуя, как горяча его кожа под её пальцами.        — Ты обещал дать мне время, — негромко проговорила она. — Ты сказал, что я тебе нравлюсь, и ты хотел услышать ответ. Я дам его тебе, но до тех пор, пожалуйста, не смей умирать. Не смей вредить себе, Юу Канда. Я тебе этого никогда не прощу.       Эрин и сама не знала, почему вместо обвинений в трусости и вранье говорила с ним ласково и спокойно. Но ей не хотелось, чтобы пропасть непонимания и холода снова разверзлась между ними. Ей больше не хотелось воевать, а доспех, который она до сих пор носила, казался невыносимо тяжёлым. Эрин готова была сложить оружие, потому что только так правильно.        — Я наговорила тебе много всего, — она снова погладила его по голове. — Извини, я не хотела тебя обидеть.       Всё это время Канда сидел без движения, и только по его участившемуся дыханию она понимала, что он ещё в сознании. И лишь услышав последние слова, он дрогнул и вдруг притянул Эрин к себе, крепко обняв.        — Прости меня, — невнятно прошептал он. — Прости…       Эрин улыбнулась, закусив дрогнувшую губу. Почему-то эти слова тронули её до глубины души. Она порывисто стёрла скатившуюся по щеке слезинку, радуясь, что Канда не видел её лица.        — Всё хорошо, Юу.       «Всё будет хорошо».       Она ещё немного постояла так, не желая лишаться его тепла. Лишь когда в палату заглянула медсестра, Эрин нехотя отпустила Канду, пообещав позже приехать с его вещами. Вернувшись в его квартиру, она собрала сумку и, собираясь уходить, замерла у двери. Собаки всё это время ходили за ней, только Хана флегматично следила взглядом, а Сэт, который всегда радовался её приходу, норовил заглянуть в глаза и тыкался носом в ладонь, когда доставал. Выдохнув, она поставила сумку на пол и, пройдя на кухню, насыпала им корм, а потом, вдруг ощутив себя безумно уставшей, села рядом. Прислонилась затылком к стене, пообещав себе, что через пару минут обязательно поднимется.       Канда ждал её. Он ждал. Когда она уходила, он смотрел на неё глазами, полными тоски и вины. И Эрин не могла на него злиться. Но пережитый страх сменился усталостью, которая навалилась огромным камнем. А к ней спустя мгновение добавилась и та, что она усердно прятала от себя на работе.       Эрин устала. Устала до безумия и хотела лишь одного — покоя.       Сэт, почти не евший, улёгся рядом и положил большую голову на её вытянутые ноги. Открыв глаза, Эрин наткнулась на полный обожания взгляд, и усмехнувшись, погладила его между ушей — так же, как гладил Канда Хану. Сэт довольно зажмурился и лизнул её в ладонь, когда та отняла руку. Он хотел, чтобы Эрин продолжила ласку.       А Эрин осознала, что больше нет смысла откладывать и бежать от самой себя.        — Подожди немного.       Она покачала головой и достала из кармана телефон. Набрала номер Юноны, с замиранием слушая гудки в трубке. Ответили после четвёртого.        — Милая, что-то случилось? Ты никогда не звонила так поздно, — голос Юноны полнился волнением.        — Ничего не случилось, тётя, — Эрин говорила бодро, стараясь не показать, что ещё немного — и она расплачется от усталости. Немного помолчала и произнесла: — Я согласна на лечение. Приеду через две недели. Предупреди доктора, пожалуйста.        — Я рада, девочка моя, — будь Юнона здесь, она непременно бы обняла Эрин, а так лишь старалась вложить в голос как можно больше теплоты. — Мы будем ждать тебя. Всё будет хорошо.       У Эрин не было причин не верить ей.       Всё получится. А иначе…       …какой в этом смысл?